***
Пятница, 13 июля Джихён не знала на что именно похоже похищение, но интуитивно, сидя у какого-то незнакомца в машине с заблокированными дверьми, уже могла предположить, что выглядит оно схожим образом. При всём при этом не было никакой тряпочки пропитанной хлороформом, что, впрочем, всего-навсего киношный миф, не было металлической изоленты для рта, не было жгучих верёвок на руках, а тем более не было чёрного и страшного багажника. Нервно вжавшись в мягкое кожаное сидение, она то и дело пыталась воспроизвести в голове обстоятельства случившегося, которые должны были насторожить её с самого начала. Но слишком дорогая машина для таксиста и отсутствие какой-либо шашечки, отчего-то не вызвали в ней опасения, но зато, со временем, опасения в ней вызвали неправильно выбранное направление и немногословный водитель, который категорически не захотел отвечать на её вопросы. Дорога заняла около двадцати минут — машина остановилась напротив одного из самых дорогих ресторанов города, в который в вечернее время попасть было практически невозможно, поэтому столики приходилось бронировать не то что за неделю, а за целый месяц. Швейцар в красно-чёрном облачении открыл перед растерянной Джихён дверцу и жестом пригласил следовать за ним. Зал встретил прохладной и тихой классической музыкой. В послеобеденный будний день народу в заведении было немного. Всё вокруг сверкало и рябило: высокие потолки, хрустальные люстры, позолоченная лепнина, причудливые стулья из красного дерева, покрытого тёмно-зелёным сукном. Переступив порог, Джихён с ужасом осознала, что даже на чашечку кофе у неё здесь вряд ли когда-нибудь хватило бы денег. Официант в идеально белой рубашке, которая, кажется, чуть ли не хрустела от каждого его движения, почтительно склонившись, указал рукой на дальний угол зала. – Больше никогда так не делай, – обратилась девушка к Исину, который, как всегда, галантно отодвинул перед ней стул. Он снова был идеален в своём тёмно-синем костюме, отливающим пурпурным цветом, как мантия какого-нибудь европейского короля. Она не видела его долгое время и с радостью про себя заметила, что готова была не видеть его ещё столько же. – Признаться честно, – склонился он к её уху, – хотел выкрасть тебя точно так же, как Аид выкрал Персефону. – Губы невесомо коснулись чужого виска, оставляя влажный отпечаток. Джихён уже давно привыкла к подобным действиям, но смущаться от этого всё равно не перестала. В последнее время ей даже начало казаться, что с чужой невоспитанностью она могла бы смириться, а вот с лживой благовоспитанностью — не могла. Изначально манеры сдержанные и мягкие ставили на Исине печать аристократа, но после, когда она узнала о его настоящей личности, всё сразу показалось ей фальшивым, как картонные театральные декорации, которые меняются через каждый антракт. Его обаяние тут же стало не врождённым, а специально приобретённым, улыбка перестала быть искренней, слова перестали быть честными, а поступки так и вовсе начали носить скрытый мотив. Но Джихён снова упускала суть. Разочаровавшись в человеке однажды из-за своих же собственных иллюзий, она теперь не могла увидеть в нём что-то хорошее. Исин действительно, симпатизируя девушке, хотел к ней приблизиться, но нарочно, выбрав самый привычный для себя способ, потерпел крах. К несчастью, молодой человек поздно понял, что Джихён способна принимать всех такими, какие они есть, но только в том случае, если они не обманывают её же собственные ожидания. Для девушки было важно видеть людей настоящими. Вот Чонин не пытался казаться идеальным. Напротив, он зачем-то специально пытался выставить себя не в самом лучшем свете. Удивительно, но Исин пытался её нарочно притянуть, когда Чонин наоборот — оттолкнуть. Происходящее напоминало ей своеобразную игру. Она ищет в Исине недостатки и не находит. Она ищет в Чонине достоинства и тоже их не находит. Но стоит только одному из них на личном примере показать, что не всяк монах, на ком клобук — и всё тут же становится на свои места: оказывается при желании можно в каждом человеке найти качества, которые он старается ото всех скрыть. – Тогда где же мой прекрасный цветок, который затянул меня в преисподнюю? – Вот здесь, – нашёлся он что ответить, доставая со стула букет нежно-розовых роз. – Зачем тебе всё это? – Нравишься ты мне. Безумно. Ничего не могу с этим поделать, – улыбнулся он, перемещая цветы на стол. – Ты мне даже снишься временами. – Даже не хочу знать подробности, – отозвалась Джихён, утыкаясь в меню для вида, чтобы только не видеть нечестных глаз собеседника. Хотя и цены блюд её смутили не меньше, чем молодой человек. Как она и предполагала, каждый отдельно взятый шедевр стоил столько же, сколько и ежемесячная аренда её дома. – Не думаешь, что люди, которые снятся друг другу, должны просыпаться вместе? – Не думаю. Ты же мне не снишься, – перевела она на него глаза, – если только не в самых жутких ночных кошмарах. Через пару минут подошёл официант, после чего Исин сделал заказ на свой вкус, предполагая, что Джихён точно не осмелиться сама что-то выбрать. Девушка же, аккуратно развернув чехол со столовыми приборами, которые ей любезно преподнесли, пробежалась по ним глазами. Серебряные ложки и вилки были настолько изумительно отполированы, что она могла видеть в них даже своё собственное отражение ничуть не хуже, чем в зеркалах, висевших в холле. Взгляд зацепился за единственный пустой кармашек. – Тут нет ножа, – ухмыльнулась девушка, – какая-то тонкая ирония? – Побоялся, что в твоих руках он будет выглядеть опасно в связи с последними событиями. – А тебя не смущает, что здесь есть вилка? – Меня больше смущает, что там есть ложка, которой ты сможешь начать черпать моё здравомыслие. – Ладно, отбросим любезности, к чему было это недопохищение? – Соскучился по тебе. Очень сильно, – пожал он плечами. – Сладко поёшь, соловушка, забывая, что на самом деле ты просто хитрый скворец*. – Кто старое помянет — тому глаз вон, – сделал он глоток красного вина. – А кто забудет — тому оба вон. – Один — один. – Исин, – вздохнула Джихён, пытаясь подобрать слова, но слова никак не подбирались. – Нет шансов? – Никаких, – покачала она головой. – Если бы я так быстро сдавался, то у меня и половины того, что я имею сейчас, не было, – рука, отставив в сторону бокал, потянулась к ладони Джихён, спокойно лежащей на столе — девушка, будто бы ужаленная, её тут же одёрнула. – Что мне сделать, чтобы в следующий раз ты сама захотела ко мне приехать? – Позвони, когда в твой дом вломятся приставы. – Уже жалею, что так рано раскрыл все карты, – покачал он головой. – Знаешь, на Тайване в прошлом веке мужчины одного племени, чтобы доказать женщине свои серьёзные намерения, преподносили ей голову убитого врага. – И? – Хочешь голову Кая? – поинтересовался Исин, постукивая пальцами по красной скатерти. – Ты серьёзно? – Абсолютно. Мы до сих пор не можем поделить территорию на Андоне. – Я против таких методов, – нахмурилась Джихён подобно морю в штормовую погоду. – Помню-помню. Повестка, арест, суд, приговор, заключение, – вздохнул молодой человек, медленно прокручивая бокал в руках и следя за багровыми разводами на стекле. Официант снова вернулся, расставляя блюда и давая паузу для раздумий. – Ты не пьёшь? – снова попытался он найти хоть какую-нибудь тему для разговора глядя на полный бокал Джихён, в котором было, пожалуй, самое душистое и редкое вино, подаваемое в этом заведении, на выбор которого молодой человек потратил не меньше получаса. – Или принципиально со мной этого делать не хочешь? – Стараюсь лишний раз даже не пробовать, в моем случае это не всегда заканчивается хорошо. До недавнего времени не совсем понимала значение фразы «истина в вине». Но со случаем, который произошёл со мной накануне, кажется, убедилась в правдивости высказывания. – Совершила что-то предосудительное? – Скорее из-за развязавшего языка разрешила сделать это кому-то другому, – прошептала Джихён и только тогда, когда она это прошептала, до неё дошло насколько всё-таки её фраза имела скрытый подтекст. – Сожалеешь о чём-то? – Нет, – покачала она головой. – Сожаление — это чувство упущенной возможности. Но о моей возможности глупо было бы сожалеть, – печальная улыбка тронула губы. – Переезжай ко мне. – Что? – опешила Джихён. – Я серьёзно. – Знаешь, люди сначала присматриваются, потом начинают ходить на свидания, следом объявляют друг другу о серьёзности своих намерений, а только уже потом думают о совместной жизни. – Я решил перейти сразу к последнему пункту, боясь потерять время. – Исин, – простонала девушка, неловко пальцами присобирая скатерть. – Хочешь скажу, чем закончатся ваши с ним взаимоотношения? – нож вонзился в кусок сочного непрожаренного стейка, выпуская кровь. – Рано или поздно это приведёт к тому, что кто-то умрёт. Не обязательно ты или он, это просто может быть кто-то сторонний, случайно подвернувшийся вам под руку в самый неподходящий момент, – кусочек мяса был закинут в рот. – Очевидно, что после случившегося, ты будешь ненавидеть и винить его, но ещё больше ты будешь ненавидеть и винить себя из-за привязанности, которая способна будет оправдать все его мерзкие поступки. Сейчас ты уверена, что такого просто не может произойти, но знаешь, женщины ведь очень падки на сострадание. Стоит ему только рассказать о себе что-нибудь животрепещущие или будучи окровавленным приползти к твоим ногам — всё, девочка моя, ты погибла, и он вместе с тобой. Поэтому вот мой совет: беги от него прямо сейчас и избавляйся от его влияния, чтобы ни о чём не горевать в будущем. – И на твой взгляд выход только один? Поменять одного преступника на другого. Гениально. Ничего больше не скажешь. – У моего предложения нет срока годности, ты можешь думать сколько тебе захочется. Только смотри, чтобы не стало слишком поздно, потому что тогда я уже не в состоянии буду тебе помочь, – ухмылка, вырисовывая ямочку на щеке, окрасила губы. – Составишь мне компанию на одно мероприятие в воскресенье? Я мог бы познакомить тебя с полезными людьми. – С преступниками? – С политиками, юристами и другими влиятельными государственными служащими. Ты ведь не передумала строить свою карьеру? Я думаю, тебе интересно будет с ними пообщаться. – Откажусь. То, что они знакомы с тобой, уже говорит мне о том, что они нечисты на руку. – Могу тебя уверить, что все влиятельные люди в этой сфере нечисты на руку. Я уже много лет вращаюсь в этих кругах, и порядочных людей ещё тут пока не встречал, но, признаться честно, я бы рад был познакомиться хоть с кем-нибудь. Может быть от этого я и сделал ставку на тебя, милая, – подмигнул он ей. – Жду не дождусь, когда ты станешь этим честным и чистым адвокатом.***
Как всегда в клубе Кая было шумно, но Джихён уже свыклась с окружающей её обстановкой, поэтому возвращаться в ночное заведение из раза в раз было уже не так неприятно, как в первое время. Поднимаясь по лестнице, девушка думала, какую стоило бы придумать отговорку, почему она задержалась на целых пять с половиной часов. Но отговорка никак не находилась, а говорить правду не хотелось. Она чувствовала, что Каю не нравится Исин, и от этого не могла предугадать его реакции на их совместное времяпрепровождение. Днём по телефону молодой человек был слишком раздражённым и грубым, чем уже наводил тоску на сердце. Остановившись у входной двери в кабинет для переговоров, Джихён, набираясь смелости, неосознанно глянула на пол. Рука повисла в воздухе, так и не решаясь дотронуться до ручки. Мелкие брызги крови усеивали серебряный ковёр, цвет которого позволял выделять их ещё сильнее, акцентируя на себе внимание. Девушка поёжилась, пытаясь прислушаться к звукам за непроницаемой дверью, но всё, что она могла сейчас расслышать, был звук собственного сердца, который бил в ритм клубной музыке, доносившейся снизу. Ярко-алая кровь была ещё свежей, не успевшей запечься и полностью впитаться в шерсть. Заходить не хотелось. Отступив на шаг, Джихён решила для себя, что лучше переждёт какое-то время внизу, но дверь неожиданно распахнулась, и на пороге показался рослый мужчина. Девушка уже несколько раз видела его в этом месте и считала личным головорезом Кая. Ухмыльнувшись, мужчина отступил в сторону. Залитый кровью пол тут же предстал перед глазами. Белоснежный кожаный диван был весь в красных отпечатках чьих-то рук, хотя белоснежным его теперь с трудом можно было бы назвать. Откуда-то сбоку показался Кай, входя в поле зрения Джихён. Молодой человек протирал руки маленьким махровым полотенцем, которое тоже до недавнего времени должно быть было белым. Почувствовав чей-то взгляд, он развернулся в сторону входной двери, встречаясь с испуганными глазами девушки. Ухмылка коснулась губ, и он без слов, вытянув руку, приказал Джихён войти жестом, которым обычно подзывают собак*. Помедлив, девушка переступила порог комнаты, чувствуя, что дверь за ней резко закрывается. Глаза быстро нашли какого-то перепачканного кровью мужчину, который, согнувшись пополам, лежал на полу, время от времени глухо хрипя и заставляя сердце сжиматься от жалости. Где-то поодаль стоял Сехун, облокотившись о стену спиной и сомкнув на груди руки. – Я говорил тебе заехать утром, – нахмурился Кай, пытаясь оттереть кровь на руках, которая только и делала, что просто размазывалась. Подойдя к столу, он схватил почти полную бутылку дорогого виски. – Утром мне нужно было закончить дела в адвокатской конторе. – Лей, – сунул Кай ей в руки бутылку, выставляя вперёд ладони. Девушка перевела взгляд на запачканные кровью пальцы и сбитые в некоторых местах костяшки. Живот скрутило. Неожиданная тошнота подступила к горлу. – Тогда почему не приехала днём? – Исин неожиданно захотел увидеться, – продолжала оправдываться она, обливая его руки крепким напитком, который, должно быть, щипал неглубокие царапины. Хотя даже эта боль была несравнима с болью человека, который сейчас лежал на полу и стонал, захлёбываясь своей же кровью. – А потом вызвали в университет, нужно было заполнить кое-какие бумаги для дипломной работы. – Исин? – удивился Кай, приподнимая брови и игнорируя её информацию об университете. – А предупредить сложно было? – Я не успела. – Или не хотела, – раздражённо проговорил он, избавляясь от лёгкой кожаной куртки, на которую попали случайные брызги. – Извини, я правда не успела, – пробормотала Джихён, наблюдая за тем, как Кай медленно направляется к рабочему столу, после чего начинает ворошить там какие-то бумаги. Переведя взгляд на раненного мужчину, девушка подалась вперёд, но голос Сехуна заставил её замереть на месте: – Даже не думай. – Что он сделал? – обожгла она его взглядом. – Принёс нам неприятности, – сухо отозвался Сехун. – Поэтому заслужил того, чтобы его избили до полусмерти? – прохрипела Джихён. – Око за око, зуб за зуб? Равное возмездие? Вы в средневековье живете? – Ага, каждому грешнику по талиону, – ухмыльнулся Кай. – И где же тогда твои? – Не знаю, может быть копятся, чтобы свалиться всё разом. – Так что он сделал? – Занимался... – начал было Сехун, но из-за грубости друга не успел договорить. – Заткнись, её это не касается. А ты, Джихён, стой на месте, если не хочешь к нему присоединиться. Я не шучу, – рявкнул Кай. Игнорируя услышанное и обходя стороной кровавые разводы, девушка напролом пошла в сторону раненной жертвы. Присев на корточки рядом с мужчиной, она попыталась определить, насколько серьёзно ранен незнакомец. – Пожалуйста, помогите, – прошептал мужчина. – У меня жена и дети, они не выживут без меня. – От последних его слов слёзы подступили к её глазам. – Ему нужна медицинская помощь, – перевела она взгляд на Сехуна, ища в глазах поддержку, но в итоге находя там только холодную сталь, обжигающую до самых костей. – Ага, конечно. Прямо сейчас лично доставлю его в центральную больницу, а ещё лучше вызову врача сюда, – услышала она разгневанный голос главы мафии. – Но он может умереть! – Да что ты говоришь, золотце! – отрываясь от поиска чего-то важного, снова разъярённо уставился он на Джихён. – Я тебя, чёрт возьми, приказал, не подходить к нему. Ты глухая? – Ты чудовище. Он же живой человек, точно такой же, как и ты, из плоти и крови. – Нет, не сравнивай меня с этим дерьмом, – прорычал Кай, впихивая какие-то бумаги в руки Сехуна. – Отпусти его. У него же дети! – Похуй, его проблемы, что зачем-то решил начать размножаться, – одёрнул он девушку за руку, заставляя подняться на ноги. – Кто знает какие у него там конченые ублюдки выродились, может, я им даже одолжение сделаю. Если сдохнет он — его вина, а не моя. Если сдохнут они — тоже его вина, а не моя. Он знал, кому переходит дорогу, – смерил он собеседницу взглядом с ног до головы. Джихён побледнела, стискивая зубы. Не контролируемая эмоциями рука поднялась вверх и со всей силы залепила Каю пощёчину. Пощёчину настолько сильную и неожиданную, что лицо его тут же дёрнулось куда-то в сторону, заставив покраснеть щёку и лихорадочно расшириться глаза. Минутная пауза погрузила комнату в опасную тишину. Сехун, наблюдавший за всем этим со стороны, нахмурился, переводя глаза на друга. Попятившись назад, девушка впечаталась спиной в дверь. – Считаю до пяти, Джихён. Если ты не успеешь убежать, то пеняй на себя, потому что, когда я тебя догоню, тебе будет больно. Очень больно, – глаза недобро блеснули в тусклом освещении комнаты, как перламутровая слюда, образовавшаяся при остывании раскалённой лавы. Джихён не понравился этот взгляд, он будто бы выжигал её изнутри. Захотелось спрятаться, забиться в какой-нибудь угол и скулить там до того момента, пока чужие чёрные глаза не перестанут тебя прожигать. – Раз, – раздался властный вкрадчивый голос, – два, – по комнате прокатилось пугающее эхо, – три, – сердце упало куда-то под рёбра, отозвавшись в солнечном сплетении, – четыре, – женские пальцы больно сжались в кулаки, ногтями впиваясь в кожу, ноги всё ещё не двигались, – пять, – одними губами прошептал Кай, – и мне даже не нужно тебя искать. – И как только это самое «искать» гулко срезонировало внутри Джихён, как музыкальный треугольник с алюминиевой палочкой, только тогда девушка, сорвавшись с места, вылетела из комнаты. – Закончи с ним, только за пределы комнаты кровь не выноси, а то и так здесь всё заляпали. К ней в больницу я подъеду позже. – Кай, – хрипло отозвался Сехун, подхватывая за локоть друга, когда тот размеренным шагом направился вслед за девушкой. – Тебе это не нужно... – на чужом лице вспыхнула и погасла чудовищная улыбка. Чем больше Кай задумывался о Джихён, тем удивительнее для него становился факт того, что им с Сехуном всё-таки нравится одна и та же особа, только вот удивление заключалось больше не в самом факте того, что она им обоим нравится, а в факте того, что она им нравится абсолютно за разные вещи. Милая, справедливая, вся такая правильная, готовая посочувствовать даже самому конченому ублюдку. Кай уже в голове представлял, как какой-нибудь пройдоха, а по совместительству её же подзащитный, мог с лёгкостью обвести её вокруг пальца во время суда, прикинувшись не извергом педофилом, а ангелом в седьмом пришествии. По его мнению, у Джихён напрочь была атрофирована интуиция, и, к сожалению, к двадцати двум годам она так и не научилась отличать порядочных людей от негодяев, если только они ей сами ей об этом не заявляли, как Кай с первой минуты их знакомства. Он был уверен, что посюсюкай он с ней с самого начала, она бы и в нём увидела что-то прекрасное. Впрочем, от этого он всё время и пытался себя застраховать, вываливая на Джихён всё самое мерзкое, что только прятал в своих чуланах. Ему только от одного мысли, что она может глядеть на него не только ехидно и с презрением, уже тошнило. Нет, не нужны были ему эти янтарные глаза библейской самаритянки, смотрящей куда-то глубоко в душу, которой у него, как он сам считал, и в помине не было. Ему нравилась другая Джихён. Решительная, язвительная и бойкая, готовая дать отпор, если кто-то на неё покусится. Но только вот такой решительной, язвительной и бойкой она становилась редко, причём, стоило ей только обнаружить в себе эти качества, как она их тут же пугалась и старалась спрятать. Кай считал, что если тебе так уж хочется быть милым и невинным, то будь им дома с тем, кто не ранит, и с тем, кому ты действительно можешь доверять. При этом не нужно напоказ выставлять свою невинность всем подряд, тогда, когда ранить тебя может совершенно каждый, кому это взбредёт в голову. Выбежав из комнаты, Джихён испуганно глянула в разные стороны, оценивая куда лучше всего податься. Если вправо — то там винтовая лестница вниз, ведущая в танцевальный зал, если влево — то там VIP-комнаты, служебная и лифт, на котором можно было подняться выше или спуститься на подземную парковку. Идея с парковкой ей нравилась больше, чем идея встретить грозных охранников на выходе. Хотя ноги всё равно понесли её куда-то не туда, но куда бы они её сейчас ни понесли, всё было бы неправильно, потому что всё сегодня было не на её стороне. Длинная ковровая дорожка, абсолютно не предназначенная для бега, то и дело сбивалась под ногами, образуя волны. Джихён даже чудилось, что кто-то тянет её на себя, призывая упасть ничком. Лифт, как назло, был где-то внизу и даже не торопился подниматься — насиловать металлическую кнопку было бессмысленно. На лестнице, к несчастью, ей встретилась какая-то бригада служащих, которые, взгромоздив на себя пирамиду из коробок, медленно поднимались вверх, заняв при этом всю ширину лестницы. Залетев на третий этаж, Джихён с радостью запрыгнула в кабину лифта с какими-то раздухарёнными и размалёванными девицами. Но радость её продлилась недолго, потому что на втором этаже двери лифта расползлись в стороны. Засунув руки в карманы брюк, Кай стоял, вальяжно покачиваясь вперёд-назад. – Слишком предсказуемо, малыш, – грубая рука одним резким движением выдернула её в коридор, затаскивая в первую попавшуюся комнату и больно откидывая её на пол. В помещении стоял полумрак, но за счёт приглушённого света, который доходил от настенных светильников, разглядеть своего партнёра было возможно. Вокруг было сухо и зябко. В воздухе витал запах какого-то эфирного масла, что-то похожее на миндаль и корицу. Замок глухо щёлкнул, словно курок огнестрельного оружия, выстрелив прямо в сердце. Джихён, попятившись назад, нервно начала скользить ногами и руками по глянцевому полу, пока спиной не наткнулась на сидение бархатного дивана. – Зачем ты закрыл дверь? – раздался в тишине сиплый голос. Глаза пробежались по небольшому бару и низкому столику с пустой хрустальной пепельницей. Ей не нужно было говорить, для чего была создана эта комната, она и так уже догадывалась. – Чтобы нас никто не потревожил. Не хотелось бы, чтобы кто-то помешал нашему веселью на самом интересном месте, – ухмылка тронула лицо, а руки потянулись к ремню на джинсах. – Ч-что ты хочешь сделать? – надрывно простонала Джихён, сама не узнавая свой голос, жалобно разносящийся по помещению. – Кто знает, – пожал он плечами, после чего металлическая пряжка звонко щёлкнула, ослабляя петлю на талии. – Может быть, оттаскаю тебя за волосы, может быть, заставлю мне отсосать, может быть, отымею в разных позах, а, может быть, сделаю всё это по очереди. Зачем мелочиться? У нас же целая ночь впереди. – Нет, – как заведённая начала мотать головой девушка из стороны в сторону. – Нет? – переспросил он. Брови слегка нахмурились. – А разве не я здесь устанавливаю правила? – ремень сложенный пополам, взметнувшись вверх, хлёстко ударил по мужской руке. – Не подходи, – вытянула Джихён вперёд руку, ноги беспокойно со скрипом начали шоркать по полу. Мгновение — и сильная рука одним резким движением поставила девушку на ноги. Горячие ладони через хлопковую футболку обожгли тонкую талию. Душно и близко. Настолько душно, что нечем дышать. Настолько близко, что она чувствует своим телом железные кнопки его рубашки — он будто бы вбивает в неё их подобно гвоздям. Губы касаются сонной артерии. Он знает, что можно перекусить её одним точным движением, и тогда они оба перестанут страдать. Один укус — и она исчезнет из его жизни, как страшный сон, после чего одним ночным кошмаром точно станет меньше. Но вместо этого он языком скользит вниз по солоноватой коже, по пути не переставая её втягивать и оставлять маленькие фиолетовые засосы. Кажется, она пытается вырваться. Но он этого не ощущает. Слишком слабые попытки. Слишком мало силы в руках. Но слишком много власти над ним. Только вот не знает она пока об этой власти. Но захотела бы она распоряжаться ею, если бы узнала о её существовании и он бы ей разрешил? А он отчего-то был уверен, что разрешил бы. Мужские губы коснулись женских. Терпкий привкус табака с примесью сладких мятных леденцов, которыми он не так давно пытался заглушить табачный запах, чувствуется где-то на языке. На языке, который не хочется впускать в свой рот, но который врывается без предупреждения, как завоеватель на чужие земли, пытаясь силой подчинить местных жителей. Рука легла на затылок, углубляя поцелуй, который углубить казалось было уже невозможно. Страстный, влажный и горячий. Но совершенно не её. Не разрывая своих посягательств на чужие губы, Кай оторвал Джихён от пола, обхватывая её чуть ниже ягодиц. Болезненный удар пришёлся куда-то на спину: не рассчитав силы, молодой человек ударил девушку о гладкую стену. На пару секунд она снова чувствует под ногами пол. Или всё-таки не чувствует? Руки скользнули вверх под юбку, сжимая бёдра грубыми пальцами. Он ещё сильнее прижимает её к стене, ладони где-то под коленками разводят ноги в стороны. Ей показалось, что она сейчас упадёт, но в нужный момент она почему-то обхватывает чужой торс. Нет, это он заставляет её обхватить его, грубо и настойчиво. Женские руки попытались оттолкнуть от себя чужое тело. Чужое. Чужое. Чужое. Всё бесполезно. Ей так обидно, что она такая слабая и никчёмная, что слёзы наворачиваются не от обиды на него, а от обиды на саму себя. Ногти скребут мужские плечи, даже не царапают, а именно скребут по-кошачьи, как это обычно делает расстроенное животное, сидя на пороге любимого дома, из которого его выгнали за провинность, и теперь не пускают, пока оно не осознает свои ошибки. От этого неуверенного сопротивления его распаляет ещё больше. Она заводит. Ей даже делать ничего не нужно. Ему только стоит на неё взглянуть, и она уже его заводит. Будь она сейчас одета, как пингвин, в сто одёжек, она бы и в этом случае, он был уверен, заводила бы его. Заводит. Заводит. Заводит. И зачем она вообще сегодня надела юбку, когда он так просто может теперь исследовать её ноги? Джихён чувствует его возбуждения. Лихорадочное и неистовое. В районе ширинки горячо. Безумно горячо. Она чувствует непонятную и страшную для неё сейчас пульсацию. Ей кажется, что они уже как будто совокупляются, не раздеваясь. Она чувствует его слишком близко, потому что юбка задралась, а её нижнее белье соприкасается с его брюками, там, где нельзя соприкасаться, там, где интимно, и там, где слишком запретно. Он видит, как поднимается и опускается её грудь, как слегка приоткрываются её губы, как она шепчет что-то нечленораздельное, прося его остановиться. Но он не хочет останавливаться. Кажется, у него идёт кругом голова и он мало, что понимает. Он даже не замечает, как на его руку падает что-то солёное и мокрое. Солёное и мокрое. Солёное и мокрое. Свободная рука пробирается за спину, ныряет под футболку, пальцы находят застёжку лифчика. Он слышит, как колотится её сердце. Быстро и гулко. Но, что удивительно, его бьётся точно так же, не уступаю чужому по ритму. Всё происходящее напоминает ему передачу на канале Дискавери, где гепард гонится за своей очередной антилопой. Только она не очередная. Не очередная. Потому что особенная и не такая, как все. Не такая, как все. Его. Но Его ли? Как назло, пришедшаяся снова на ту же щёку болезненная пощёчина, в которую, кажется, была вложена вся оставшаяся сила, отрезвила чужой затуманенный рассудок. Голова дёрнулась в сторону, прикрывая лицо чёлкой. Он тяжело дышит — то ли пытаясь прийти в себя после поцелуя, то ли пытаясь умерить гнев. – Не боишься, что теперь я захочу тебя ударить, – перевёл он на неё переполненные злобой глаза, радужка у которых слилась с расширившимся зрачком, до дрожи напугав Джихён. Снова она на полу. Правда ненадолго. Кай тянет её за собой на диван, наматывая волосы на кулак. Она неуклюже сопротивляется, но всё равно оказывается поперёк его колен. Снова стыдно. Стыдно. Он чувствует её неловкость, но не может сдержаться. В каждой своей фантазии на протяжении нескольких недель, она является к нему и чего там только не вытворяет. Он хочет закончить наконец-то свою пытку, а для этого им просто нужно переспать, чтобы она вышла из его головы. – Прекрати сейчас же! – надрывно кричит Джихён, при этом силясь не заплакать. Или она уже плачет? Женская ладонь потянулась к мужской, но тут же была перехвачена. – Святые Будды, тебе лечиться надо. – Рука задрала юбку, оголяя ягодицы в кружевных чёрных трусиках. – Чонин! – Но он, кажется, не слышит, яростно сжимая в ладони противно скрипучий кожаный ремень. Сокрушительный и мощный удар разлетелся по комнате, заставляя Джихён вздрогнуть и вскрикнуть от испуга, инстинктивно дёрнувшись в сторону. К счастью, болезненный удар так и не достигает ягодиц, но при этом достигает деревянного стола, с которого в одночасье слетела пепельница, расколовшись вдребезги на тысячи мелких осколков, подобно звёздной пыли, стелющейся на млечном пути в момент, когда умирают небесные тела, мучаясь в бесконечной агонии. Она тоже сейчас мучается в его агонии. Или она всё-таки у них общая? Одна на двоих. Глухой удар об пол. Джихён уже у его ног, до сих пор ничего не понимающая и испуганная посторонним шумом. – Убирайся, – одними губами отзывается молодой человек, падая на спинку дивана и задирая голову к потолку. Грудь его всё ещё напряжённо поднимается и опускается, и он всё также жадно глотает ртом воздух. – Убирайся, пока я не передумал, – ещё злее шипит он, замечая, что время идёт, а Джихён всё также сидит на полу, не двигаясь. – Бесишь. Как же ты меня бесишь! – разъярённый голос достигает ушей. Подскакивая с дивана, он насильно ставит девушку на ноги. Рука больно хватает чужое запястье и силой заставляет следовать за ним. Она сопротивляется, упираясь пятками в пол. Опять звучит глухой щелчок замка, только в этот раз он больше походит на перезарядку пистолета, но отчего-то в этот раз его решила перезарядить сама Джихён. Отчаянная чужая хватка становится слабее — ей удаётся одёрнуть руку. Пятясь спиной назад, она снова возвращается к дивану. – Похоже, лечить надо тебя, а не меня. Убирайся сейчас же, – как змея продолжает шипеть Кай, проталкивая ремень на своё привычное место и затягиваясь как можно туже. – Ёбаная, Джихён, – руки зарываются в волосы, нервно перебирая их пальцами, после чего раздаётся какой-то нервный смех. Нет, Джихён назвала бы его сардоническим и полным какого-то отчаянного безумия. – Какая ирония, ты же у нас не ёбаная! Бесишь, сука. Бесишь. Убирайся сейчас же. Топчась ещё недолго у порога, Кай идёт в сторону бара, доставая первую попавшуюся под руки бутылку. Не замечая стакана, он резко откручивает крышку и пьёт прямо из горла. Томительно долго. Джихён замечает, как поднимается и опускается его кадык, как горькие капли, не сумевшие попасть к нему в горло, катятся по его крепкой смуглой шее, бесследно теряясь в рубашке. Злость утихает. Чем меньше становится в бутылке спиртного, тем расслабленнее становятся его плечи. Фарс. Всё похоже на фарс. Нелепо. Очень нелепо. Насильник и несостоявшаяся жертва, и Кай готов был спорить, каким именно из двух героев он сейчас в действительности является. – Будешь? – махнул он бутылкой в воздухе, улыбнувшись как-то печально и комично, как клоун у себя в гримёрке после очередного циркового представления, которое как всегда имело у публики успех, но которое ему кроме боли и разочарования от самого себя ничего не принесло. – Зачем? – одними губами произнесла она — тень тоски легла на его лицо, как тучи, наплывшие на и без того угрюмые горы. – Давай, иди уже отсюда, малолетка херова, – резко подошёл он к ней впритык, после чего импульсивно подтолкнул в спину двумя руками. – Зачем? – снова повторила Джихён, не решаясь обернуться и посмотреть главе мафии в глаза. – Зачем ты стараешься казаться хуже, чем ты есть на самом деле? Тебе же тоже больно от этого. – Не придумывай, малыш, ничего я не стараюсь и ничего мне не больно, – достиг её уха его мягкий шёпот. – Это только ты пытаешься увидеть свет под самой лампой, когда его там нет и в помине быть не может. Осмелев, девушка развернулась, находя глаза собеседника. Его зрачки всё ещё расширены и слегка пугают, но Кай, кажется, взяв ситуацию в руки, полностью себя теперь контролирует. – Почему ты всё ещё здесь? – глухо спросил он, самыми кончиками пальцев дотягиваясь до чужой руки. – Подумала, что если я уйду, то ты сорвёшься на ком-нибудь другом, сделав что-нибудь нехорошее. – Молодец, правильно подумала. – Мне показалось, что ты в таком состоянии можешь избить кого-то, как того мужчину, которого я успела уже увидеть или... – Или? – Или... – Договаривай, малыш. – Взять кого-то... – Взять кого-то силой? – ухмыльнулся Кай. – Ты про изнасилование? – Да. – И что теперь? Предлагаешь сорваться на тебе? – Нет, – покачала она головой. – И куда мне прикажешь теперь выплёскивать гнев? – потянул он её за руку, усаживая на свои колени. Ладонь коснулась шеи, перекрывая дыхание, но только на пару секунд. Губы снова коснулись чужих губ, но в этот раз не углубляя поцелуй, а просто целуя, холодно и мимолётно, так, как прощаются с покойником. – Твоё счастье, что я не насилую женщин, но твоё горе, что кто-то этим всё-таки занимается, – рука пригладила девичьи волосы, скользнув сверху-вниз по длинным прядям. Выудив из заднего кармана джинсов сотовый, он быстро набрал внутренний номер клуба, связавшись с администратором. – Достань мне девчонку в седьмую випку минут через десять, – без лишних вступлений начал Кай, машинально рисуя невидимые узоры на спине Джихён. – Не важно... – отвечал он собеседнику, голос которого девушка не могла расслышать на том конце провода. – Давай невысокую. На морду по фигу, в темноте не видно, – закончил он разговор, отбрасывая телефон на стол и обращаясь уже к Джихён: – В это воскресенье у тебя будет последнее задание, после чего я больше не буду заставлять тебя делать то, чего ты делать не хочешь. – Серьёзно? – нахмурилась девушка, не веря чужим словам: всё не могло быть так просто. – Тебе больше не нужны будут от меня никакие левые счета, никакие явки и адреса, мне не придётся запоминать досконально лица людей, с которыми Джеки общается на приёмах, и мне даже не придётся передавать ему ложную информацию, боясь, что он меня разоблачит и пристрелит на месте, – ухмыльнулась Джихён, вспоминая последние месяцы, которые ей пришлось провести в кругу одного из самых опасных преступников Сеула. – Неужели ничего из вышеперечисленного и ничего из того, что я не упомянула? – Тебе больше ничего не придётся делать, – подтвердил Кай. – Не верю, – покачала она головой, наблюдая, как собеседник закуривает, слегка отклонившись от неё в сторону. – Я хоть раз не сдержал свои обещания? – У меня было не так много времени, чтобы проверить. Кто знает, что у тебя там в голове творится. – Прости, не могу принести клятву на Библии. Хотя, предполагаю, что если бы я это сделал, ты бы всё равно не стала мне доверять. Но ты умница, всё делаешь правильно. Не доверяй мне до последнего моего вздоха, даже когда я на смертном одре буду лежать перед тобой в белом саване, даже тогда мне не доверяй. Кто знает, может быть, через сутки я решу воскреснуть, – рассмеялся он, растягивая верхние пуговицы на гавайской рубашке и приоткрывая смуглую кожу, блестящую и отливающую тёплым жидким золотом в тусклом освещении комнаты. – Вероятно, ты слышала о главе центральной сельской больницы. Его зовут Мун Инджэ. Он очень известен и любим в народе, часто светится по телеку, участвует в различных благотворительных акциях. А-ля посол доброй воли и все дела. Так вот этот мужик уже на протяжении лет двадцати занимается незаконной транспортировкой различных химических препаратов. Можешь считать, что это своего рода наркота, которая делает закос в сторону известных марок лекарств, что-то похожее на палёные пилюли и таблетки, от которых впоследствии страдают несведущие люди. Мун Инджэ занимается не только импортом, но и экспортом. Поговаривают, что у него есть даже своя лаборатория, в которой он химичит и изобретает каждый раз что-то новенькое, после чего получившимся снабжает какие-то отдельные участки Африки и близлежащей к нам Азии. Чаще всего он провозит и вывозит свои препараты на государственных судах вперемешку с обычными лекарствами, что уже отводит от него какие-либо подозрения, – придерживая одной рукой Джихён за талию, Кай потянулся к пепельнице, перемещая ту на подлокотник дивана. Быстрая и нервная затяжка — и пепел тут же падает в хрусталь. – Мун Инджэ сотрудничает с Джеки, а с недавних пор, думаю, что и Лэй в этом замешан. Они оба страхуют его и помогают изготавливать то, чем они в итоге и торгуют. Теперь о главном. Я хочу навсегда закрыть поставки этих лекарств. Это своего рода золотая для них жила, после которой они неминуемо потеряют, как минимум, процентов тридцать доходов от своего общего капиталовложения. В конце августа больнице стукнет шестьдесят, и в связи с этим замечательным событием руководство откроет несколько филиалов своей лечебницы за рубежом, даже вроде бы в благотворительных целях на территории Африки. Но это не суть. В конце августа Мун Инджэ по заверениям многих покинет территорию Кореи и будет заниматься всеми делами за рубежом, там, где достать мне его будет практически невозможно. У меня там не так много связей, поэтому осталось чуть больше месяца, чтобы разобраться с этим делом. – Так и при чём тут я? – Мун Инджэ сам нередко балуется тем, чем торгует, от этого временами у него сносит крышу. У него есть некий фетиш, – нехотя произнёс Кай, медленно выпуская дым похожий на растянувшиеся белёсые облака. – Ему нравятся несовершеннолетние. Причём не абы какие, а девственницы. Ты ведь догадываешься, что и такого вида бизнес в мире существует? Обращаешься к нужным людям, и они подгоняют тебе нужную девушку, – сухо отозвался он, сминая недокуренную сигарету в пепельнице. – Обычно после того как товар находят, он делает с ним всё, что ему заблагорассудится, а дальше его, этот товар, незаконно депортируют в другую страну и продают кому-нибудь в сексуальное рабство, чтобы замести следы. – Ты меня хочешь под него подложить? – глухо спросила Джихён, неотрывно рассматривая свои пальцы. – У меня есть знакомый человек, который занимается подобным бизнесом, через него я могу доставить тебя к нему. Тебе не обязательно с ним спать, просто достань мне информацию, где хранится вся его свежая партия. Хочу провернуть кое-какой трюк, чтобы на ближайшей таможне, когда судно будут обыскивать, эти десять процентов нелегального товара точно смогли бы найти правоохранительные органы. – А с чего ты решил, что он захочет поделиться со мной этой информацией? – тяжело сглотнула Джихён, встречаясь с глазами Кая. – Я же сказал: наркоту он свою херачит, которая ему мозги выносит. Не знаю, может не встаёт у него на тёлок от того, что старый хрыч, вот поэтому, перед тем как потрахаться с очередной целкой, он нахуяривается чем-то. После случившегося бабищу берут, связывают и депортируют. Следовательно, вытянуть ты из него можешь всё, что угодно: он будет уверен, что больше тебя никто в этой стране не встретит. – Это мерзко, – сморщилась девушка. – Никто не спорит, – пожал плечами Кай, опуская руку на чужую талию и большим пальцем разглаживая ткань на сбившейся футболке. – Нет, – качнула головой Джихён, поджимая и закусывая губы. – Я о твоих словах. Они мерзкие. – Я сам по себе мерзкий, если ты этого ещё не поняла, – сжал он между собой зубы, после чего девушка увидела, как напряглись его желваки. – Ты говоришь, что мне не обязательно с ним спать, но при этом ты ведь уверен, что с вероятностью в девяносто девять процентов это произойдёт? – ядовито выплюнула она ему в лицо. – Куда ты дела один процент? Я был уверен в ста, – растянулись его губы в саркастической ухмылке. – Поставила на то, что у него всё-таки не встанет. – А я как-то об этом даже и не подумал, – дотронулся он до чужого лица. – Ненавижу тебя, – прошипела Джихён, пытаясь одёрнуть его руку, которая была подобно кислоте, разъедающей кожу. – И я ненавижу тебя, – прошептал он ей в ответ. – Гармоничные у нас с тобой взаимоотношения. Не правда ли? – Я не делала тебе ничего плохого, а вот ты только и умеешь, что причинять боль. – Ошибаешься, может быть, как раз таки из нас двоих ты больнее всего умеешь ранить. – Я не буду этого делать, – покачала она головой из стороны в сторону. – Будешь, – прошептал Кай, переводя за спину волосы девушки, чтобы увидеть её шею и ключицы, на которых уже сейчас были заметные его укусы. – У тебя милая сестрёнка, ты ведь хочешь, чтобы она спокойно доучилась в средней школе. – Ты не посмеешь. – Посмею. – У тебя не поднимется рука на ребёнка. – Уже поднялась, – прошептал Кай, приближаясь губами к чужим ключицам, но так и не достигая их. Взгляд поймал расширившиеся зрачки Джихён. – Не переживай, верну тебе её, как только достанешь мне всё, что нужно. А пока обещаю кормить её пять раз в день, развлекать телеком, иногда выгуливать на балкон, но только если ты... Не успел он договорить, как девичьи пальцы вцепились в воротник его рубашки, резко дёрнув её на себя. Кажется, до этого момента Кай ещё ни разу не видел таких отчаянных и диких глаз Джихён. Диких, как у быка, перед которым тореадор машет красной тряпкой. Диких, как у раба, которого клеймят раскалённым железом. И диких, как у матери, которая потеряла своего ребёнка. – Куда ты её дел!? – прорычала девушка, комкая его рубашку. – Куда ты её, чёрт возьми, дел, Чонин!? – Спрятал, – шепнул он ей в губы, – в надёжном месте. В дверь постучались. Кай грубо приказал войти. На пороге появилась девушка. Маленькая и худенькая, с виду даже младше Джихён, но внешне совершенно на неё не похожая, только что ростом и комплекцией. – А теперь точно убирайся, – пробормотал молодой человек, подхватывая девушку в районе подмышек и сгоняя со своих коленей. – Если ты, конечно, не хочешь смотреть на то, как я ебусь с бабой, представляя, что это ты. Разноголосый гул сотрясал пространство. Казалось, что дым на площадке щиплет глаза. Хотя на самом деле всему виной были слёзы, резко подступившие к глазам, как только Джихён хлопнула дверью приватной комнаты. Всё вокруг смеялись и громко разговаривали. Музыка давила на барабанные перепонки. Девушка мало что видела в свете мерцающих лазеров, поэтому то и дело натыкалась на каких-то подвыпивших людей, которые, не теряя времени, пытались её облапать, в надежде вытянуть на танцпол. Хотелось на свежий воздух. Но ещё больше хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Очень крепкого. Пробираясь через толпу на танцевальной площадке, Джихён злилась. Снова Кай переступал границы дозволенного, стараясь выглядеть всемогущим. Стоило только девушке разглядеть в нём хоть что-то хорошее, как он тут же в противовес ставил что-то плохое. Да и такое, что оно тут же заставляло её ненавидеть его ещё больше. Он как будто был создан из противоречий: то притягивал, как магнит, то отталкивал, как пружина. Иногда смущал, нашёптывая что-то томно, опаляя горячим дыханием. Иногда бил словами, как кнутом, прожигая при этом ледяным взглядом. Бармен плеснул в стакан изрядную порцию чего-то светло-коричневого, предварительно оценив Джихён с ног до головы. Если бы она была в другом подобном заведении, у неё точно бы попросили документы, но здесь явно никто и никогда не проверял паспорта, поэтому бармен только и мог загадочно улыбаться, давая понять, что он всё понимает, но рассказывать точно никому ничего не собирается. Доказывать кому-то, что она уже взрослая, не хотелось, хотя она ощущала на себе косой взгляд. Одного стакана было мало. Забравшись на стул, она попросила ещё одну порцию напитка. Забыться. Захотелось забыться и навсегда выбросить из головы злые слова главы мафии. – Опять напиваешься, галчонок, – услышала она рядом с ухом чей-то голос, обладателя которого она тут же захотела послать куда подальше, но только вот глаза встретились с ним раньше, чем губы успели огрызнуться. – Помнишь меня? – Чондэ? – спрыгивая с барного стула, удивилась девушка, произнося имя государственного служащего, которое она бы, наверное, и не вспомнила на следующее утро после посиделок с одногруппниками, если бы у неё не сохранилась чужая визитка. – Старш... – не успела она договорить, как мужчина, резко наклонившись, моментально среагировал, боясь услышать то, что она собиралась озвучить. Горькие. Его губы были точно горькие как полынь. Едва касаясь, мужские губы накрыли девичьи. – Что ты делаешь? – возмутилась Джихён, когда он отстранился так же быстро, как и поддался вперёд. – Это наглость! Это называется... – растерявшись, она даже не смогла подобрать слово, но зато смог он, притянув её к себе за талию. – Домогательство, статья двести девяносто восемь уголовного кодекса Кореи. Непристойные действия в отношении другого лица подлежат наказанию в виде каторжных работ на срок не более десяти лет или оцениваются штрафом в размере не более пятидесяти миллионов вон, – прошептал он ей на ухо так, что даже она едва это расслышала. – Подышим вместе свежим воздухом? – со стороны прозвучало как предложение, но молодой человек, не дожидаясь ответа, всё равно потащил девушку за собой. Снаружи клуба тоже было многолюдно и шумно. Толпа посетителей, выстроившись в узкую шеренгу, ждала своей очереди досмотра, во время которого грозные охранники отсеивали посетителей, явно чем-то руководствуясь. Хотя Джихён не понимала чем именно, потому что всё здесь были на одно лицо: высокомерные и очень богатые. – Тоже нравятся такие места? – натягивая какую-то непонятную улыбку на губы, поинтересовался Чондэ, затаскивая Джихён за угол и проходя ещё пару десятков метров к месту совершенно безлюдному. – Нет, – покачала головой девушка, но осознав, что со стороны подобное звучит глупо, добавила: – просто иногда позволяю себе развеяться... – Развеяться? – приподнял Чондэ брови, лукаво улыбнувшись, как Чеширский Кот. – Что-то не так? – Думаю, вопрос следовало бы переадресовать. У тебя всё в порядке, Джихён? – оглядел парень едва красные глаза и потрёпанный внешний вид собеседницы. Рука потянулась к женской блузке и звонко защёлкнула три верхние пуговицы на чужой одежде, которая в расстёгнутом состоянии слегка приоткрывали ложбинку между грудей. – Так что ты здесь делаешь на самом деле? – улыбка плавно сошла с солнечного лица. – Это допрос? – Допросы я провожу только в участке, а это так... дружеская беседа. – А что в подобном месте делает старший инспектор по криминалистике? И откуда господин старший инспектор знает моё имя, когда я ему его не сообщала, – зашипела Джихён, находя человека с собой очень подозрительным, потому что она никогда не верила в случайные совпадения. – Что? Так просто прокололся? – Я слишком много лет работаю, чтобы так просто прокалываться, – ухмыльнулся он, засовывая руки в карманы джинсовой куртки и склоняясь над девушкой. – Не ходи вокруг да около, хочешь что-то сказать — говори прямо, а не увиливай. – Признаться честно, мне не очень интересно, но всё же хочу уточнить, что именно связывает вас с Ким Чонином вот уже на протяжении четырёх месяцев? – За кем именно следишь? За ним или за мной? Хотя не отвечай, тут и так всё яснее некуда. Чёрт, а ты точно наткнулся на меня тогда случайно? – запаниковав, Джихён резко рухнула вниз, присев на корточки. Руки нервно пробежались по волосам. – Впервые, когда я тебя здесь углядел, мне показалось, что с тобой что-то нечисто. Ты отличалась от его обычных пассий, и от этого больше походила на какого-то делового партнёра, но и тут какая-то несостыковочка, ведь с женщинами он деловых отношений не имеет. Скорее всего, ты оказываешь ему какие-то услуги, а он взамен предлагает тебе свои или, может быть, даже не предлагает, а просто шантажирует тебя чем-то. Но тут ещё покопаться нужно. У тебя есть моя визитка, перезвони мне, если вдруг захочется выговориться, – быстро проговорил он, нервно глянув на наручные часы, как будто куда-то торопился. – Ну, вот, уже задерживаюсь... Возвращайся тем же путём, что я тебя сюда вёл. След в след. Там на торце здания камера, но у неё ограниченный радиус охвата, она не достаёт около полутора метра. Мне не нужно, чтобы кто-то знал, что мы разговаривали. – С чего ты решил, что я не пойду сейчас к нему и не расскажу, что какой-то легавый за ним охотится. – А он знает, что я за ним охочусь, галчонок, – подмигнул он ей. – У нас с ним игра такая, уже пару лет как. Кто кого первым поймает, тот и пристрелит. – Не понимаю, – нахмурилась Джихён. – А тебе и не нужно, думай, что это просто мужские разборки, – бросил он в её сторону последнюю фразу. – Подожди, – попыталась схватить она его за рукав куртки, но он ловко увернулся, растворяясь в темноте. Не выкидывая из головы странный разговор, произошедший на улице, Джихён вернулась в клуб в надежде найти там Сехуна и узнать что-нибудь о сестре. – Нужно поговорить, – поймала она его на выходе за локоть. – Я сейчас занят, – стряхнул он её руку, но отойдя на какое-то расстояние, всё-таки обернулся и добавил: – Пойдём, подвезу тебя до центра, а там пересядешь на автобус. Добравшись до машины, молодой человек вдавил по газам насколько сильно, насколько это вообще было разрешено правилами, резко вылетев на проезжую часть: сразу стало понятно, что затягивать с разговором не стоит, потому что по её расчётам через каких-то жалких пять или восемь минут они должны были быть уже на месте. – Ты знаешь, что Кай хочет, чтобы я достала ему адрес склада Мун Инджэ? – Знаю, – сухо пробормотал Сехун. – Он рассказал мне с утра. Он хочет, чтобы я лично отвёз тебя к нему через сутки, а потом забрал. – И ты знаешь, где моя сестра? – Знаю, – подтвердил он её догадку. – Но не скажешь мне? – Не скажу, – резко крутанул он рулём на очередном повороте. – Не переживай, с ней всё в порядке. – Как с ней может быть всё в порядке, если её похитили? – возмутилась Джихён, хлопая по бардачку и заставляя тот раскрыться. – Это не похищение, точнее она его таковым не воспринимает. – В смысле? – Не могу сказать, – мягкая улыбка коснулась губ, заставляя девушку немного расслабиться. – А тот мужчина, что ты с ним сделал? – Тебе не следует об этом ничего знать, – покачал он головой. – Ты вообще хоть что-то можешь мне рассказать?! – вспылила Джихён. – Могу, – глянул он через зеркало заднего вида на девушку. – Только то, что я расскажу, должно остаться между нами. Хотя я сомневаюсь, что ты сможешь об этом молчать. – Думаешь, мой язык не умеет хранить секреты? – Думаю, что это не умеют делать твои глаза, – сбавив скорость, остановился он на красном свете, хотя девушка предполагала, что он его проскочит: улица была безлюдной. – Тот мужчина был барыгой, – начал он. – Почему был? – сглотнула Джихён, но Сехун проигнорировал её вопрос. – Он снабжал наркотиками людей. И это были некачественные наркотики, Джихён. Вызывающие зависимость и ломку. – Разве Кай не занимается тем же? Он ему, что дорогу перешёл? Не поделили клиентов? – зло усмехнулась девушка. – Чтобы ты не думала, но он этим бизнесом лично не занимается, – покачал Сехун головой. – Тао — да. Но точно не Чонин, ведь ему лично пришлось столкнуться в жизни с побочными эффектами. – Не понимаю. Он же сам шныряется. Кстати, поэтому он такой неадекватный? – Во-первых, шныряться — это вводить внутривенно с помощью шприца. И нет — он этим не занимается. Всё, на что он способен, так это выкурить косяк или втянуть в нос дорожку, которая не вызовет у него привыкания. Считай, что это его дурной способ справиться со стрессом. Уверен, если бы у него была альтернатива, он бы пользовался ей. Во-вторых, перемены его настроения берутся действительно от его характера, он всегда таким был, ещё с начальных классов, а тогда, хочу заметить, он даже сигареты не курил. Да и курить-то он их поздновато начал, и то, чтобы заглушить чувство голода. – Голода? – глухо переспросила Джихён, уставившись на напряжённый профиль водителя. – У него было не самое лучшее детство, – поморщился молодой человек, ещё не понимая стоит ли посвящать во всё это Джихён, – он родился и вырос в публичном доме. – Где? – зачем-то переспросила девушка, хотя точно расслышала, несмотря на то, что Сехун произнёс это почти что шёпотом. – В борделе, Джихён. Среди проституток, которые торгуют собой. Так понятнее? А знаешь, что самое ужасное? Самым ужасным было то, что его мать жила с ним в одной комнате, поэтому, когда приходил очередной клиент, она выгоняла его спать в чулан, в котором он засыпал, поверь мне, не под самые приятные звуки. Когда он был подростком, его мать выкупили из борделя. Подобного рода предложений всегда было много, но это был первый раз, когда кто-то согласился взять в довесок ещё и её сына. – А Дженни? – перебила его девушка. – Не забегай вперёд, – тяжело вздохнул он, – но можешь считать, что фактически у неё и Чонина были разные отцы. Дженни никогда не нуждалась в чьей-либо опеке, у неё всегда было место, куда можно было пойти. Так вот, со временем нашёлся мужчина, готовый взять женщину с взрослым сыном. Но у отчима, будем называть его так, изначально не сложились взаимоотношения с пасынком. Он часто бил то его, то его мать. Чонин пытался вмешаться и дать опор, но мать всё время слёзно просила его не лезть в их дела. Мужчину, который воспитал Чонина и которого он считает для себя чуть ли не самым родным для себя человеком, к этому времени уже не было в живых. В то время он часто сбегал из дому на улицу, ошиваясь непонятно где месяцами. А это уже к твоему вопросу о голоде. Знаешь, купить сигареты куда дешевле, нежели попытаться себя накормить... А теперь снова к теме наркотиков. Мать Чонина начала употреблять их ещё в борделе, сначала это было что-то безобидное, но со временем лёгкие порошки сменились тяжёлыми. После того, как она ушла от своего содержателя, ей пришлось вынужденно переехать в Пекин, оставив на попечение бывшего сожителя Момо, которая и появилась в результате этого союза. Чонин много лет боролся с её зависимостью. Таскал её по разным лечебницам, нанимал ей разных врачей, и как только он решил, что они смогли побороть её недуг, она снова сорвалась. Вчера её еле откачали. – Тот мужчина продал ей наркотики? – прошептала Джихён, начиная догадываться о вспышке чужой неконтролируемой злобы. – Всё верно. – Каю не понравится, если он случайно узнает о том, что ты решил со мной этим поделиться, – нахмурилась девушка, которая и хотела, и не хотела прийти к истокам становления чужой личности. – Ты права, – слабо улыбнулся он. – Не понравится, поэтому я и сказал, что хочу, чтобы это осталось между нами. Так что в следующий раз, когда встретишься с ним, не смотри на него глазами полными скорби и сочувствия, он сразу поймёт что тут что-то нечисто. – Он поэтому презирает женщин и считает их только своими подстилками? – Он их не презирает, – покачал он головой, сжимая руль. – Он их боится. – Что? Боится? Уж от кого, но от тебя, я не ожидала услышать такой чепухи, – нервно рассмеялась Джихён. – Зря ты так. Всю свою юность его окружали только проститутки, которые и сформировали в нём модель женщины. Он старательно и честно пытался разрушить её, но всё эти годы только и делал, что убеждался в её истинности. Он примерял свою модель на обычных девушках, но не находил отличий между ними и женщинами лёгкого поведения, они тоже продавали себя и свою внешность: за бриллианты, за дорогие машины и роскошные путешествия, просто делая это с комфортом, а не в грязном притоне. Они не называли себя проститутками, но со стороны выглядели точно так же, даже если в начале отношений казались недотрогами. Как-то он сказал мне, что боится того, что сможет привязаться к кому-нибудь из них. Потому что он тоже обычный человек, и ему тоже свойственно что-то чувствовать. Понимаешь, он боится собственных чувств, Джихён. Чувств, которые могут остаться безответными. Потому что любовь проститутки — это ничто. Сегодня она с одним, а завтра с другим. Это только вопрос времени, когда она найдёт кого-то моложе и богаче. – Зачем ты мне всё это рассказываешь? – Ты назвала его сегодня чудовищем, и что-то мне подсказывает, что твои слова задевают его последнее время за живое. Знаешь, будь это кто-то другой, он не предал бы этому никакого значения. Но поскольку это делаешь именно ты, его это ранит. Будь с ним мягче, не стоит задирать каждое его слово, не догадываясь о его происхождении. Признаться честно, мне кажется, что он хочет с тобой подружиться. – А-а-а, это так он дружит? – закатила глаза девушка, потирая шею и догадываясь, что на той, должно быть, сейчас виднеются маленькие синяки. – А каким было твоё детство? – попыталась Джихён ещё раз ближе подобраться к Сехуну. – Непримечательным, – остановился он у обочины дороги, – до скорой встречи, Джихён. Догадываясь, что девушку снова может потянуть на расспросы, он потянулся к чужому ремню безопасности. Глухой неожиданный щелчок заставил вздрогнуть. Крепкая грудная клетка плотнее впечатала Джихён в сиденье. Терпкий пьянящий аромат растёкся по телу. Не удержавшись, пока молодой человек не смотрел в её сторону, девушка украдкой потянулась рукой к его щеке. Мягкая и тёплая. Он казался таким холодным снаружи, но тело его определённо было тёплым. Впрочем, в последнее время она в этом даже и не сомневалась. – Джихён, – хрипло отозвался он, отстраняясь и возвращаясь на своё место, – это неправильно. – Для тебя? – попыталась натянуть она улыбку. – Для нас обоих.