Точка невозврата

      Эта была первая спокойная ночь за весь месяц. В этот раз Джихён не мучили навязчивые кошмары, напротив, — в её сновидениях было что-то прекрасное и согревающее, отчего с непривычки она проспала точно больше десяти часов. Прошлая ночь казалась ей похожей на марафон, только вот она до сих пор не могла понять, кому же всё-таки посчастливилось выиграть главный приз и взобраться на пьедестал почёта. Время от времени она ворочалась, переваливаясь с одного бока на другой, но даже в полудремлющем состоянии чувствовала чьи-то крепкие руки, скользящие то по её талии, то по её бёдрам. Часовая стрелка близилась к обеду, когда Джихён, потянувшись, наконец-то проснулась. Спустив ноги на тёплый пол, девушка огляделась в попытке выискать свои вещи, но при этом ничего кроме мужской футболки и рубашки, наскоро брошенных Каем с утра в кресло, ей найти так и не удалось. Приняв душ, она спустилась на первый этаж, предполагая встретить там хозяина дома, что, впрочем, так и не увенчалось успехом, поэтому она не знала: то ли ей радоваться, то ли огорчаться. Недолго переживая на счёт чужого отсутствия, Джихён побрела на кухню в надежде разжиться едой. И несмотря на то что в холодильнике ничего толком найдено не было, обнаружить на кухонных полках рамен ей всё-таки получилось. Есть лапшу, от частого вида которой воротило уже несколько недель кряду, не хотелось, но за неимением другого варианта ставить кастрюлю на плитку всё-таки пришлось.       Прошлая ночь была странной. Она не то чтобы помнила, она до сих пор чувствовала всё, что с ней произошло. Чужие губы, горячее дыхание, настойчивые касания. Всё слилось на теле разноцветными ощущениями, похожими на северное сияние. Сначала была какая-то какофония, но стоило ей только закрыть глаза, как всё вокруг становилось четырнадцатой сонатой Бетховена. Поэтому она толком и не знала, как относиться ко всему произошедшему и как теперь себя вести в присутствие Кая. До вчерашнего дня ей казалось, что молодой человек всегда слушал только себя и свои желания. Но сколько бы она ни размышляла, ей становилось очевидно, что вчера он прислушивался и к ней, стараясь доставить ей минимум дискомфорта. Он не был мягким, но ведь и грубым, как ей казалось, был только случайно забывшись.       Медленно круговыми движениями накручивая длинную лапшу на палочки, Джихён понимала, что даже здесь Кай не оставляет ей выбора. Весь рамен в доме был исключительно острый, а острые блюда она никогда не любила, отчего приходилось довольствоваться только солью и нейтральными специями, не добавляя жгучую приправу, которая шла в комплекте, и только от этого лапша была пресной и безвкусной. Спасало только то, что ей нужно было не так много пищи, чтобы насытиться. Покончив с невкусными макаронными изделиями и с мытьём немногочисленной посуды, Джихён в поисках чего-нибудь вкусного нашла на полках глиняный заварник и зелёный китайский чай. Находка была неожиданной, и обрадованная щедростью Бодхидхармы* девушка решила провести что-то похожее на чайную церемонию, наподобие той, что обычно устраивала её бабушка. У Джихён не доставало почти всех аксессуаров для таинственного ритуала, начиная от чайной доски — чабань, заканчивая мерной ложкой — чачи, но её больше всего огорчало то, что у неё не было самого главного, а именно: высокого стакана — вэнсянбэй и низкой пиалы — чабэй, которые символизировали мужское и женское начало. Она ясно помнила, что чай должен наливаться в мужской стакан, а потом накрываться сверху женской чашей, после чего напиток должен переворачиваться. Вэнсянбэй — это небо, а чабэй — это земля. И в тот самый момент, когда мы переворачиваем две ёмкости, чай спускается с небес на землю, принося нам божественную благодать.       Согрев воду, Джихён обдала кипятком глиняный заварник и найденные на кухонных полках низенькие фарфоровые чашки. Следом отмерила чайной ложкой свернувшиеся спящие листья, опустив их в глиняную ёмкость, потом, подождав, пока кипяток немного остынет, залила его в заварник. Омыв проснувшиеся чайные листья, девушка слила первую пыльную воду, после чего заварила их второй раз. Чай был душистый, с нотками лимона и женьшеня. Прикрыв глаза, Джихён полной грудью вдохнула пряный аромат, напомнивший ей запах потерянных воспоминаний из детства. Осушив чайник, она долго глядела на размокшие в заварнике листья, пока не решилась перевернуть их на фарфоровое блюдце. Гадалка из неё была теперь так себе, но любопытство всё равно взяло вверх. Если раньше в школе она с лёгкостью, зная только имя и какие-то странные математические алгоритмы, могла на полях школьных тетрадей вычислять, что чувствовали к ней мальчики из параллельного класса, то теперь она и половины не помнила всех тех безобидных шалостей.       – Развлекаешься? – услышала она со спины мужской голос и от неожиданности вздрогнула. Удивительно, но чужих шагов она так и не расслышала — то ли от того, что была увлечена разглядыванием рисунка, то ли от того, что молодой человек действительно временами умел ходить бесшумно.       – Не то чтобы, – тяжело вздохнула Джихён, ощущая, что чужие руки обнимают её со спины, а нос утыкается в затылок, вдыхая аромат тела.       – Гадаешь на чайных листьях? – ухмыльнулся Кай, через девичье плечо переводя взгляд на блюдце в чужих руках.       – Да, но провидица из меня так себе, ты бы ко мне вряд ли на сеанс записался, – попыталась натянуть девушка на лицо улыбку. – Как думаешь, на что похоже?       – На перевёрнутый треугольник, – ладонь потянулась к блюдцу, поворачивая его в девичьих руках на пару градусов, – а вот так на цифру четыре. Что это значит? Любовь, ненависть, дальняя дорога? – поинтересовался собеседник, ещё не подозревая, что всё это действительно скоро должно было выпасть на долю девушки.       – Не имею представления, – отставила Джихён в сторону блюдце. – Но могу предположить, что треугольник — это неопределённость. А четвёрка, даже не знаю. Дай подумать. Может быть, смерть?*       – Я понимаю, что в древние времена, когда люди не могли что-то объяснить, они обращались к оккультным наукам, но сейчас со стороны это выглядит достаточно глупо. Согласись.       Джихён перевела взгляд на чайные листья, раскрывшиеся и потянувшиеся ото сна. Она тоже мало во всё это верила и скорее просто скрашивала свой досуг, нежели пыталась по-настоящему заглянуть в будущее. Но знай Джихён наперёд, что именно могла бы она исправить. Прислушайся она сейчас хотя бы к внутреннему голосу своего разума, порви она сейчас со всеми преступными связями, то через какие-то считаные дни она бы не пыталась собрать своё разбившееся сердце, рассыпавшееся осколками и стелющееся по всему звёздному небу.       – Кстати, куда ты дел мои вещи? – возмутилась девушка, отрывая мужские ладони от своей талии и спрыгивая со стула. Руки неловко одёрнули всё время норовящую приподняться ткань. Чужая рубашка смущала. Даже когда Кая не было рядом, ей казалось, что он её душит в своих объятиях. Рубашка пахла им. Она не имела запах кондиционера для белья или порошка, как обычно бывает после стирки. Она пахла исключительно чем-то цитрусовым и табачным. Струящаяся по телу ткань была приятна на ощупь, классический принт с нежно-голубыми полосками на белом фоне не раздражал её глаза, как обычно все элементы чужого гардероба, но Джихён всё равно чувствовала, что на ней что-то инородное, в тот самый момент, когда ей очень хотелось не чувствовать этот дискомфорт и дисбаланс.       – Я их засунул в стирку рано утром. Они сейчас в ванне на первом этаже сушатся. Не хотел, чтобы ты куда-нибудь улизнула в моё отсутствие. Но, как видишь, я оставил тебе альтернативу, – подёргал он её за рукав рубашки.       – Альтернативу? Как же, короткая рубашка и ещё более короткая футболка.       – И я расстроен тем, что ты не выбрала последнее, – надул он губы, склонившись к чужому лицу.       – Ты мне как-то сказал, что не позволяешь девушкам, даже самым миленьким, носить свои вещи.       – Правда? – нахмурился Кай, задирая голову к потолку, как будто это могло помочь ему вспомнить. – Я серьёзно говорил с тобой о таком?       – Ты был пьян, очевидно, поэтому ты не можешь вспомнить.       – Обычно алкоголь не вызывает во мне приступов амнезии. Ну, да ладно. Ведь я и правда, не люблю, когда девушки так делают. Меня раздражает видеть свою одежду на ком-то другом. Всегда, когда её кто-то надевает, я больше к ней не прикасаюсь. Это для меня сравнимо с тем, что кто-то решил воспользоваться моей зубной щёткой. Я никогда не делюсь своими любимыми вещами, а всё, что я имею, для меня в той или иной степени любимое.       – Значит, после меня эта рубашка за несколько миллионов вон полетит в утиль? Вот почему ты решил пожертвовать для меня что-то классическое, а не подсунул, скрепя сердце, что-то с пальмами и ананасами.       – Нет, – покачал он головой. – Похоже, теперь эта рубашка станет моей самой любимой, я даже стирать её не буду как можно дольше, зная, что ты носила её на абсолютно голое тело. – Рука, потянувшись к воротнику, расстегнула несколько пуговиц, дойдя до ложбинки между грудей. – Твой внешний вид не вызывает во мне отвращения. Когда я заходил на кухню, я всё ещё пытался понять: нравишься ли ты мне такая или нет? Но сейчас я абсолютно уверен в том, что тебе идёт. Не думал, что скажу это когда-нибудь, но с тобой я готов делиться, хотя я та ещё жадина.       – Ничего себе, какая честь, – закатила глаза Джихён. – Как приятно быть первой.       – Ну, ещё чего, – ухмыльнулся Кай, – слишком жирно для тебя быть первой, зайчик.       – И какой же ещё проститутке посчастливилось делить с тобой одежду? – фыркнула девушка, замечая, как губы молодого человека расплываются в улыбке, и он задорно начинает смеяться.       – Это, конечно, забавно, что ты теперь относишь себя к шлюхам только после одной ночи проведённой с мужчиной, но то, что ты теперь относишь и Сехуна к ним же, вызвало бы у него сердечный приступ.       – Ваши стили отличаются, – уточнила Джихён, представляя Сехуна в яркой гавайской рубашке вместо обычной тёмной и ничем не выделяющейся. Она была уверена, что ему бы определённо пошло, но выглядел бы он точно странно со своим холодным и печальным лицом. Зато на Кае она теперь и представить не могла что-то иное. Его лицо, как будто всегда было облизано солнцем, а каштановые волосы, слегка выгоревшие, отливали закатом Доминиканских островов. И только сейчас Джихён поняла интересную закономерность. Сехун всегда был мрачный и отрешённый, и только в редкие моменты своей жизни можно было увидеть, как он улыбается и смеётся, а Кай же, напротив, всегда был весёлый и жизнерадостный, отчего Джихён могла найти его опечаленным и грустным, только тогда, когда он подолгу уходил в себя и свои мысли. В этом даже была какая-то прелесть, как будто каждый из них прятал то качество, которое считал своей слабостью.       – Это было давно, если не ошибаюсь в средней школе, – сощурил Кай глаза, прикидывая, стоит ли просвещать девушку, рассказывая о своём трудном прошлом. – У моей семьи не было денег на новую школьную форму, и Сехун решил поделиться своей.       – Вы носили её по очереди что ли? – удивилась Джихён.       – Не, он сделал вид, что порвал свою, и ему купили новую. Признаться честно, в его форме я выглядел по-идиотски, она была огромная в плечах, да и штаны всё время приходилось закатывать. Он тогда был намного выше меня, я даже переживал, что никогда до него не дорасту.       – Как давно вы дружите?       – Даже и не сосчитать уже.       – Это ты погубил его, затащив в свой гнилой мир?       – Я спас его, Джихён, – склонился молодой человек к чужому лицу, обхватив его двумя руками, – в тот самый момент, когда по нему тюрьма плакала. Тебе с твоим мышлением этого явно не понять, но пусть он лучше срывает свою злость на конченых и аморальных ублюдках, нежели на обычных и ни в чём не повинных людях.       – Сехун не такой, – нахмурилась девушка. – Он бы никогда не стал трогать мирных граждан.       – Это ты так думаешь. У каждого человека в жизни бывают переломные моменты, но не все с ними справляются правильно.       – Сехун справлялся неправильно?       – Он не будет в восторге, если узнает, что я рассказал тебе нечто подобное, – ухмыльнулся Кай, после чего Джихён почудилось, что она слышала нечто подобное раньше. Нет, она точно должна была слышать нечто подобное раньше. – Но он вроде бы тебе нравится, так что, так уж и быть, приоткрою тебе занавес тайн о его личности, он ведь явно с тобой этим не поделится никогда. – Длинные пальцы медленно скользнули в чужие волосы, перебирая их. Ей показалось, что какое-то мгновение он всё ещё сомневался, взвешивая все «за» и «против», но это сомнение было столь же недолгим, как порыв его мимолётной нежности. Резко одёрнув руку, молодой человек отошёл в сторону кухонного уголка и, недолго поковырявшись на полках, выудил новый блок сигарет. – Он не знал своих родителей с рождения, – отозвался Кай, грубо и с усилием разрывая шуршащую полиэтиленовую плёнку, от того что найти золотой хвостик на ней так и не удалось. – Отец вроде бы был обычным трудягой, которого на стройке придавило бетонной плитой. Его матери, кажется, тогда даже компенсацию не выплатили. Производственная компания, на которую он батрачил, как-то просто и без особого труда замяла это дело. Ты ведь уже поняла, что деньги и связи в этом мире решают всё? Мать его во время родов скончалась от халатности врачей: когда женщина поступила в больницу, возникла какая-то неувязка с оплатой счетов. Её долго не могли доставить в отделение, а когда всё-таки доставили, выяснилось, что долгие схватки привели к осложнениям. Словом говоря, ещё не родившись, Сехуни стал частью этой убогой и прогнившей системы, где правят только те у кого есть деньги, – облокотившись о столешницу, Кай глубоко затянулся, выпуская белый сгусток дыма. – Было бы замечательно, если бы на этом грустная история закончилась, но на самом деле она вроде бы даже и не начиналась. На воспитание Сехуна забрал к себе дед. У него была своя школа боевых искусств, и, следовательно, как только внук встал на ноги, его решили приобщить к общему делу. Ты ведь видела, как он дерётся? Так, как будто в последний раз. Я ещё не встречал на своём веку ни одного настолько профессионального бойца.       – Ты дерёшься так же, – попыталась припомнить Джихён день в бойцовском клубе, – ничуть не хуже.       – Это тебе так кажется, – снова затянулся молодой человек. – Со мной он никогда не дерётся на пределе своих возможностей. Эта падла всё время мне поддаётся, но при этом тщательно это скрывает, как будто я ничего не вижу. Говорят, ученик обычно превосходит своего учителя, но это явно не про меня. Я начал заниматься этим на десяток лет позже, но даже если бы нас обучали вместе, он бы все равно меня превосходил. Одним словом: талант. Так вот, до совершеннолетия Сехуна воспитывал дед, пока парочка обкуренных придурка не засадили в него ножичек в подворотне, когда тот по своему великодушию пытался заступиться за такого же придурка, который вместо благодарности удрал с места происшествия и тем самым убил все шансы деда на выживание.       Где-то в груди Джихён, оцарапав сердце, что-то раскололось точно так же, как раскололась бы хрустальная ваза, ударившись о керамический пол. Девушке вдруг показалось, что она долгое время шла с картой и искала истоки зарождения чужой ненависти, и наконец-то её нашла. Но была ли она рада тому, что узнала? Показалось, что бремя на её плечах стало совсем непосильное и гнетущее.       – Знаешь, Сехун всегда был достаточно закрытый. Временами, ни с того ни с сего мог уйти в себя и ни с кем не разговаривать. Порой уставится в окно на уроке, и пока учитель указкой не треснет, он его не услышит. Хотя даже несмотря на то, что его закрытость была чудной, она не была отталкивающей, напротив, у него было очень даже много обожательниц. Бывает, откроет свой шкафчик, а оттуда горы писем льются, рассыпаясь по полу. Представляешь, он их никогда не выкидывал, его дико раздражало чужое внимание, но он всегда находил адресата и, извиняясь, возвращал ему его шедевр. Он даже посещал дома престарелых, – на минуту задумавшись, Кай вдруг рассмеялся, закрывая глаза рукой и не выпуская из пальцев сигарету. – Ты только ему не проболтайся, но он ведь даже с бабульками на танцы ходил. Ну, знаешь, такие, социальные, что обычно бывают каждую пятницу. Придёт он, значит, к ним на помощь днём после уроков, а они его просят остаться до вечера и составить им компанию. Он даже меня на них как-то затащил, под каким-то тупым предлогом.       – Шутишь? – выгнула бровь Джихён, представляя как два друга развлекаются в компании аджум.       – Нет, – покачал он головой. – А ещё вот какой случай был. Однажды он от руки настрочил чуть ли не сотню объявлений, чтобы пристроить бездомного хромого кота, но в итоге оставил его себе, потому что кто ещё захочет брать взрослое наглое чудовище? Всем ведь нужны милые котятки. Охуеть, не находишь, что это достаточно жизненно? Никто ведь не хочет приручать безмозглую и злую скотину. Я вот, до сих пор помню эту суку, которая мне в кеды всё время ссала, – затушив сигарету в раковине, Кай выбросил окурок в урну, после чего запрыгнул на барный стул. – Только с одним человеком Сехун чувствовал себя открыто и свободно, и только одному человеку он мог доверять. Когда деда не стало, он медленно начал сходить с ума. Знаешь, я бы и рад был это остановить, но меня не было рядом, я жил в другой стране, и не понимал насколько нужен здесь кому-то, – пытаясь сформулировать предложения, Кай уставился на пол, как будто эти самые предложения лежали у его ног и он как ребёнок из кубиков должен был составить слова. – Наверно, я плохой лучший друг, раз допустил такое. Но, когда я впервые его случайно встретил, я понял, что... он дикий. Это даже не описать словами. Вот бывает, забьют злые дети в подворотне щенка, а этот самый щенок потом, вырастая, кидается на каждого встречного, кто посмеет к нему подступиться. Нет у него больше доверия к людям. Понимаешь? Сехун нарывался чуть ли не на каждую драку, провоцировал людей на выпады, а потом дубасил их в подворотне. Порой зацепиться с кем-нибудь плечом, а потом кости человека не соберёшь. На момент нашей встрече у него было несколько приводов в полицию за драки. Тогда я подумал: если хочет кого-то дубасить, то пусть дубасит тех, кто на него точно заяву не накатает, а это как ты понимаешь те, у кого тоже с законом дела не в порядке.       – Не считаешь, что не самый лучший выход ты ему из ситуации подкинул?       – А другого варианта даже и не было, милая. Если ты имеешь в виду реабилитацию или какую-нибудь другую ерундень: я не хотел получить из друга овоща. Для меня было более важно, чтобы он делал больно другим, нежели самому себе.       Джихён перевела взгляд на руки Кая, пытаясь представить сколько именно на них было крови и сколько именно предстояло ещё появиться. Она знала, что руки Сехуна были такими же, и впервые чувство сожаления за две кем-то погубленные жизни стало ощутимым и болезненным. Впервые Джихён почувствовала чью-то тяжесть на своих плечах. И тоску. Такую безысходную и беспросветную. Что она не переставала рвать ей сердце. Нахмурившись, Кай уловил в чужом взгляде уныние, после чего мужские руки притянули к себе девушку.       – Ладно, всё это уже явно что-то давно забытое. Ты мне лучше скажи, скучала ли ты по мне?       – Не успела, – пробурчала Джихён, собираясь сделать шаг в сторону, но настойчивая ладонь, обхватив её за спину, придержала на месте.       – Знаешь, в древние времена в Персии, когда султаны оставляли своих жён на долгое время, они давали им, так называемые вазы для слёз. Та, что больше слёз наплачет, получала милость от правителя, а ту, что не горевала, ждало серьёзное наказание, вплоть до избиения палками.       – К чему клонишь? Я снова что-то не то сделала? Наказать, что ли хочешь?       – Просто рассказываю интересный исторический факт.       – Ты мне лучше скажи, когда я увижу Чонён?       – В конце лета, – прошептал Кай, поддаваясь вперёд и касаясь кончиком носа чужого виска.       – Чего? – возмутилась девушка, упираясь руками в мужскую грудь, чтобы отстранить от себя молодого человека и посмотреть в его бесстыжие глаза. – Мы так не договаривались.       – Мы вообще никак не договаривались, – пожал он плечами. – Ты просто пришла ко мне без разрешения и начала чего-то требовать. Изначально условия были такими: склад взамен на Чонён и твою свободу. – Женские руки, как обрубленные лианы, перестав сопротивляться, резко упали вниз.       – Неужели всё в силе? – хрипло прошептала девушка. – Ты всё ещё будешь требовать от меня склад?       – Расслабься, – отозвался Кай, притягивая Джихён ближе к себе и целуя её в шею. – Я достал его адрес. Просто хочу чтобы ты осталась в этом доме до конца лета. Если я отдам тебе твою мелкую, тебе придётся вернуться в свою дыру, которую ты называешь домом. Я пока этого не хочу. Всего лишь две недели до начала учебного года. Не так то и долго меня нужно терпеть. Согласись? К тому же у моря в компании семьи Ву, ей куда веселее, чем было бы сейчас с тобой. Если будешь хорошо себя вести, можешь навещать её, но каждую ночь ты должна возвращаться только сюда.       – А что потом?       – Потом? – переспросил Кай, теряясь в происходящем под воздействием вкусно пахнущего чистого тела.       – Через две недели, – тяжело сглотнула Джихён.       – Можешь делать всё, что тебе заблагорассудится, – прохрипел глава мафии, пробираясь рукой под хлопковую рубашку снизу.       – Могу уйти? – обречённо и не веря чужим словам, всё же решила уточнить Джихён.       – Можешь, – отрываясь от чужой шеи, подтвердил он, заглядывая в растерянные глаза, – но, если тебе вдруг захочется, то ты можешь и остаться.       – Остаться?       – Если вдруг ты поймёшь, что тебе не хочется никуда уходить, то ты можешь остаться здесь, Джихён, – снова повторил он.       – Ты думаешь, что я способна остаться?       – А могла ли ты помыслить, ещё месяца два назад, что проведёшь со мной ночь.       – Нет, – покачала Джихён головой.       – Вот видишь, – ухмыльнулся он, неожиданно убирая руку с чужой спины и прекращая интимную близость. – Ты ведь слышала о мысленных экспериментах?       – Да, это те, что невозможно реализовать из-за сложности выдвигаемой гипотезы.       – Всё верно, существует множество разных видов. Например, кот Шрёдингера в квантовой механике показывает нам, что пока ты не заглянешь в ящик с ядом, который может убить животное с вероятностью в пятьдесят процентов, ты не сможешь понять, жив кот или мёртв, а ведь на самом деле пока ты не заглянул в этот чёртов ящик, кот находится в состоянии и жив, и мёртв одновременно. Или проблема вагонетки в этике, когда у машиниста отказывают тормоза, и есть выбор: убить пятерых или перевести с помощью рычага рельсы и убить только одного, – пояснил молодой человек, сделав глоток остывшего чая из стакана Джихён и заметив, что всё-таки девушка переборщила с листьями, отчего напиток вышел слишком горьким и тяжёлым. – Но нас сейчас интересует кое-что другое, а именно корабль Тесея. Один из самых древних мысленных экспериментов, который был описан ещё в работах Плутарха. Представь себе, что существует корабль, держащийся на плаву уже сотни, а то и тысячи лет. Так вот, когда одна из досок на посудине устаревает и начинает гнить, её заменяют новой и так продолжается до тех пор, пока все части корабля не меняются. А теперь вопрос: является ли этот уже отремонтированный корабль всё тем же кораблём Тесея или нет? Но если это не тот же самый корабль, то в какой именно момент в нём произошли изменения? А если взять все старые доски и смастерить из них всё тот же корабль, то будет ли он называться первоначальным? То же самое можно спроецировать и на тебя, Джихён. Значит ли, что после всего случившегося ты совершенно другой человек? Изменилась ли ты? Или осталось той же?       – Мне кажется, корабль поменялся. Как не посмотри, но ведь это уже новый объект, то же самое происходит и с человеком. Обстоятельства и окружение влияют на нас, меняя наши убеждения в худшую или лучшую сторону.       – Но ведь корабль остался тем же, и я сейчас про форму. Она ведь не поменялась, поменялись только изношенные части. Треугольник, выложенный из трёх спичек, не может неожиданно стать квадратом, точно так же, как и квадрат, собранный из четырёх спичек, не может вдруг стать треугольником.       – А что если эти изношенные части были из другого вида дерева? Более качественного? Форма действительно может быть и осталась той же, но содержание то всё равно изменилось, – Джихён поднялась со своего места и, открыв кухонный шкафчик, достала пузатую стеклянную банку, поставив её перед Каем. – Вот тебе пример формы и содержания. Внутри сахар, но могла ведь быть и соль.       – Но прежде чем понять, тебе потребовалось попробовать, – откупорил он банку, засовывая палец и предварительно его облизывая, чтобы белые крупинки без проблем смогли прилипнуть к коже. – Но ты ведь не сахар и не соль, в данном случае ты просто банка, Джихён, – постучал он перебором по стеклянной посуде. – На корабль можно посадить как пиратов, так и военных, что уже изменит предназначение судна. Я ведь прав? Но получается это уже другой вопрос. Не так ли?       – То есть стоит разграничивать форму и содержание? Моя теория неправильная?       – В том то и дело, что твоя теория правильная только в том случае, когда ты берёшь что-то за форму и содержание и отталкиваешься от них. В нашей загадке всё будет зависеть от контекста вопроса и определения его тождества. Например, в корабле могут ведь и не заменяться доски, он просто резко может поменять направление на воде, поэтому и тут изменения будут неизбежны. Его цель меняется, следовательно, меняется и предназначение, и это уже не корабль Тесея. Теперь вместо формы и содержания, мы взяли за основу его цели и предназначения.       – Так где же истина? Где ответ на вопрос?       – Ты же сама недавно мне сказала, что истины — нет. Это философия, малыш. В ней не бывает ответов, одни сплошные вопросы. Тебе самой придётся разбираться в себе, потому что никто не знает тебя лучше. Кто ты? Какая ты? Что в твоей банке: соль или сахар? Но пробовала ли ты, чтобы точно сказать, или просто всё это время оценивала со стороны? – покрутил он в руках стеклянный сосуд. – Тебе будет казаться, что люди нарочно впихивают в тебя что-то. Свои убеждения или ценности. Но они часто будут переоценивать свои силы. Это неизбежно, потому что каждому новому поколению кажется, что оно уникальное и непревзойдённое, – тяжело вздохнув, Кай спрыгнул со стула. – Порой люди забывают, на чьих именно ошибках учились и откуда черпали свои знания. Даже я порой несу всякие глупости, так что не принимай это всё за чистую монету, – с шумом пододвигая стул к столешнице, закончил молодой человек. – Я заехал ненадолго, мне нужно в офис к Бэкхёну. Вернусь ближе к вечеру. Съездим с тобой в магазин, завтра будет одно торжественное мероприятие, хочу взять тебя с собой.       – Мне не нужен никакой вечерний наряд, у меня всё есть, – нахмурилась Джихён, не желая принимать от Кая никакие вещи.       – А я и не собираюсь тебе его покупать, – пожал он плечами. – Меня не волнует, какое на тебе будет платье, меня волнует только то, что будет под ним.       – Что, прости?       – Мы едем покупать тебе белье, зайчик, – подмигнул он ей, направляясь в сторону выхода.       – А кто ещё будет на этом торжественном мероприятии? – решила уточнить Джихён, не озвучивая конкретное имя вслух, которое её интересовало.       – Научись формулировать вопросы правильно, если хочешь получить ответы, которые тебя интересуют, не все умеют смотреть в корень, – через плечо бросил Кай в её сторону. – Сехун тоже придёт, – услышала она уже из холла и ей на миг показалось, что глава мафии знает больше, чем знает она.       – Стой, – крикнула Джихён, намереваясь задать неожиданно пришедший в её голову вопрос. Вылетев из кухни, она обнаружила молодого человека, методично шнурующего свои ботинки, как всегда дорогие и блестящие, словно бы у него был свой личный мальчишка полировщик, как в американских фильмах. – Но, а кем бы ты был в банке? Солью или сахаром? – Кай выпрямился, удивляясь поставленному вопросу, после чего тихо и как-то грустно рассмеялся.       – А я был бы горькой тыквой.       – Горькой тыквой?       – Один монах дал своим ученикам в паломничество горькую тыкву и сказал им, чтобы они опускали её в каждую святую реку и вносили в каждое святилище мира. Вернувшись, учитель приказал сварить из тыквы суп, а когда все сели за трапезу, он мягко улыбнулся и прошептал: «Надо же, во скольких храмах она побывала, сколько святых вод её омыли, а ведь в итоге она всё равно осталась горькой тыквой».       В отделе нижнего белья посетителей не было, что уже не могло не радовать Джихён. Она и так готова была сгореть со стыда, пребывая здесь в мужской компании. Продавцы встретили их со сдержанной улыбкой, почтительно склонив головы, но склонив их не перед девушкой, а перед молодым человеком, поэтому ей ещё на входе показалось, что они с самого начала решили разграничить их роли, где Кай явно выступал спонсором, а Джихён явно выступала содержанкой. Блестящий и сверкающий со всех сторон отдел нисколько не впечатлил девушку, напротив, кажется даже, оттолкнул своей роскошью и богемностью. Находиться здесь было неуютно. Складывалось ощущение, что приходили сюда чаще всего не за покупками, а за тем чтобы подтвердить свою значимость и влияние, но при этом вся эта значимость и влияние были какими-то наигранными. Да, можно было восхищаться зеркалами с причудливой росписью и искусно оформленными рамами с розами из холодного фарфора. Да, можно было любоваться глянцевыми стенами, переливающимися как розовое шампанское, которое им подали в момент, когда Кай упал на махровый бежевый диван с забавными рюшами по низу, напоминающими женскую юбку. Да, всё здесь было изыскано и со вкусом, но следом за восхищением тут же приходило осознание, что всё это какое-то напускное и ненатуральное, как будто кто-то нарочно позолоченную бронзовую скульптуру льва пытался выдать за монолитный кусок золота, но стоило только потереть животному нос или лапу напыление тут же окислялось и являло миру ржаво-рыжий налёт       Подойдя к напольной вешалке, Джихён из любопытства пролистала бюстгальтера. Рука зацепилась за картонный ценник, дорогая бумага и золотые буквы на котором уже кричали о баснословной стоимости самого клочка ткани. Моргнув, девушка пару раз пересчитала нули, количество которых никак не хотело уменьшаться.       – И часто ты бываешь в подобных местах? – фыркнула девушка, рассматривая прозрачную ночную рубашку, предназначенную, скорее всего, не для сна, а для эротических прогулок по дому.       – Первый раз. Не хожу я с девушками по магазинам, если им что-то нужно, то они просто берут деньги. С тобой же это явно не прокатит, заставь тебя взять карту, ты всё равно купишь что-то странное, – заключил Кай, вдыхая аромат шампанского и морща нос.       – У нас есть джин, – стремительно подлетела к молодому человеку консультант салона, видимо, не так давно здесь работающая, потому что все остальные сотрудники глянули на неё с явным недовольством, после чего она более сдержанно добавила: – если хотите.       – Хочу, – сухо произнёс глава мафии, откидываясь на диван и отставляя на стеклянный столик бокал.       Подсуетившись, девушки принесли Джихён в кабинку пару десятков красивых комплектов. Накидки из лёгких тканей с вставками из атласных лент, расшитые стразами корсеты, разноцветные шёлковые трусики и бюстгальтера. При этом никакого перебора с рюшами и оборками, никакой романтики и невинности. Только тёмные полупрозрачные струящиеся по телу ткани с пикантными вырезами.       – Джихён, ты уже там пятнадцать минут, я устал ждать, выходи уже, – раздражённо проговорил Кай и, не дожидаясь пока ему ответят, дёрнул в сторону шторку. Девушка, сидя на кожаном розовом пуфике, к которому уже успела прилипнуть попа, приподняла недовольное лицо, так и не покончив с натягиванием на ногу чёрного чулка.       – Я не могу быстро, – пробубнила она, аккуратно натягивая широкий кружевной борт вдоль ноги, – потому что эти чулки стоят две с половиной тысячи долларов, а это почти три миллиона вон, Кай. Смотри, у меня даже пальцы дрожат, я их лишний раз ногтем задеть боюсь.       Вид сверху ему нравился. Через чёрный ажурный бюстгальтер с цветочным рисунком проглядывались розовые соски. Потянув девушку за руку, он поставил её на ноги. Ладонь, отбросив за спину пряди волос, коснулась шеи сзади. Чтобы там Джихён о себе ни говорила и какой бы она себя там ни считала, вчера ночью он понял, что внешне она ему определённо нравится и даже очень. Её бледная кожа, которая казалась ему раньше какой-то нездоровой, начала теперь отливать белым жемчугом, а длинные тёмные волосы стали похожи на ариаднову нить. Тонкие запястья приятно было сжимать, а острых ключиц касаться. Не глядя Кай потянулся к шторке, резко и с лязгом её задёрнув. Джихён нахмурилась, отступая назад и впечатываясь ягодицами в ранее отполированное зеркало. Мужская рука, поддавшись вперёд, несколько раз импульсивно сжала девичью грудь под лифчиком.       – Ты чего удумал? – прохрипела девушка, пытаясь отделаться от чужих нахальных касаний.       – Твоя грудь, – прохрипел Кай, делая пару шагов и нависая сверху, – стала чуть больше, чем была раньше. Ты заметила? – губы расплылись в глуповатой улыбке, как у пластического хирурга, довольного своим результатом, только вот он прошлой ночью точно орудовал не скальпелем.       – С чего ты взял? – задыхаясь от интимной близости чужого тела, вдавившей её в зеркало, прошептала девушка.       – У некоторых тело меняется после первого секса, – подмигнул он ей, проводя тёплыми кончиками пальцев от шеи до ложбинки между грудей. Опустившись на одно колено, Кай дотронулся до так и не надетого чулка, после чего ладони скользнули вверх, согревая ногу. Томительно медленно. Джихён задержала дыхание, как часто делала в школе на уроках по плаванию, прежде чем прыгнуть в хлорированную и холодную воду. Красивые пальцы касались прохладной кожи. Вчера он подумал, что они идеально сочетаются в постели. Он всегда горячий, а она всегда холодная. Он был уверен, что летом она спасала бы его от зноя, а зимой он спасал бы её от стужи. Хотя отчего-то он был уверен, что до декабря их отношения точно не доживут. Губы коснулись внутренней стороны бедра до того, как ткань не закрыла светлой участок кожи и руки ловко не продели атласный ремешок через петельку на поясе, завязав на ней аккуратный бантик, чтобы чулок снова не скользнул вниз. И Джихён уже сейчас, с усилием протолкнув в горло слюну, могла поклясться, что он не только умел сексуально раздевать женщин, но и одевать их.       – Стой, здесь нельзя, – испугавшись, сипло отозвалась Джихён, наклоняясь к молодому человеку и хватая его за плечи.       – Что нельзя? – облизнул он губы, сощурив глаза. Обычно его это слово не останавливало, как сигнал светофора, напротив, он словно дальтоник мог принять красный за зелёный.       – Заниматься здесь чем-то подобным, – ещё сильнее сжала девушка рубашку на его плечах. Ей не нравились его спонтанные желания. Они её пугали. Но ещё больше её пугала реакция собственного тела, которое он, видимо, знал намного лучше, нежели она. Джихён чувствовала, как подкашиваются ноги, как внутри что-то стягивается в тугой и тяжёлый узел. Она хотела сбросить его с себя, отцепить, но ничего не получалось, как будто она плохо старалась, и как самая лучшая ученица в классе в тайне давала списывать второгоднику.       – Чем-то подобным — это чем? – передразнил её Кай, двумя руками поглаживая чужие ноги. Дрожь. Джихён била мелкая дрожь, как будто она подхватила какую-то непонятную ей до сегодняшнего дня тропическую лихорадку. Нос жадно втягивал воздух не переставая до боли прикусывать нижнюю губу. Его твёрдый и уверенный взгляд растекался по её телу, отчего ей показалось, что это не он сидит подле её ног, а она падает перед ним ниц. Она давно поняла: как бы и что бы в итоге ни происходило вокруг, он всё равно выходил королём       – Перестань дразнить меня, – простонала девушка, всё-таки вытягивая его крепкое тело с пола.       – Это ты дразнишь меня, – прошептал он в чужие губы, отрывая девушку от зеркала и сжимая ягодицы. – Тебе ведь было приятно вчера?       – Не самое подходящее место обсуждать подобное, – Джихён старалась не обращать внимания на чужие посягательства. Её больше волновало то, что о ней подумают консультанты, поэтому выглядывая из-за чужой спины, она старалась уловить хоть какие-нибудь признаки перешёптываний в зале.       – Они не зайдут, не переживай. Я слишком много плачу за это.       – Кай, – с силой надавила девушка на грудную клетку, едва касаясь кончиками пальцев открытого участка тела у выреза, – пожалуйста, прекрати.       – Ответишь на вопрос честно с подробным описанием, может быть прекращу, – ухмыльнулся он, пробираясь за спину и расстёгивая длинный ряд петелек на бюстгальтере.       – Не знаю, – нахмурилась Джихён, пытаясь вспомнить вчерашние ощущения.       – Врунишка, – язык прошёлся по тонкой и напряжённо выступающей на шее венке. – Даю второй шанс, – большие пальцы зацепились за бретельки и потянули их вниз по худеньким плечам. Без особого сопротивления, но с явно читаемым в девичьих глазах недовольством мужская рука повесила бюстгальтер на высоко прибитый золотой крючок. И, как заметила про себя девушка, достаточно высоко прибитый, для того чтобы молодому человеку приходилось тянуться, но недостаточно высоко прибитый, чтобы на нём повеситься.       – А что чувствовал ты? – прикрыла Джихён двумя руками свою оголившуюся грудь, сжав её ледяными пальцами, от чего тело тут же покрылось мелкими мурашками.       – Мне казалось, что я похож на старого извращенца, – ухмыльнулся он, берясь за чужие запястья и с силой дёргая их в стороны. Мужская грудь в очередной раз прижалась к женской. Только в этот раз было куда приятнее. Через тонкую хлопковую рубашку он чувствовал её твёрдые от холода соски на своём теле, как будто она всего пару минут назад вышла из ледяного душа.       – Почему на старого? – отозвалась девушка, пытаясь выкрутить свои руки из его крепкой хватки.       – То есть тот факт, что я извращенец отрицать не стала? – тихо рассмеялся он, поддаваясь вперёд и касаясь чужого лба своим. – Мало того, что между нами разница почти что в восемь лет, так ещё и каждый из нас не выглядит на свой возраст. Я явно старше, а ты явно младше. Порой мне кажется, что я похож на учителя, которого перевели работать в школу, где ты учишься. Я бы и рад тебя учить, насильно впихивая знания, но каждый наш урок сводится к тому, что я безумно хочу тебя трахнуть.       – Не думаю, что учителям позволено так выражаться, – сморщилась Джихён, потирая наконец-то спасённые запястья. – Но ты молодец, как мы оба видим, цель достигнута.       – Не совсем. Знаний в голове у тебя ещё пока маловато, – больно сжал он её талию и постучал указательным пальцем по виску. – Мне понравилась наша близость, и я ни капельки не разочаровался. Признаться честно, – склонился он к чужому уху, опалив его своим дыханием, – ты охуенно стонешь, когда кончаешь. Протяжно и очень возбуждающе. Твой грудной голос настолько томный, что хочется засадить тебе ещё. – Джихён показалось, что дым клубком начал выходить из ноздрей. Забрыкавшись, она попыталась выскользнуть из грубой хватки, но вместо этого ещё плотнее была прижата к зеркалу поцелуем. На какое-то время ей показалось, что стекло под их напором точно треснет и вопьётся прямо в спину осколком, поэтому, перестав сопротивляться, она приняла чужой влажный язык, который снова без спроса, посасывая, начал исследовать её рот, затягивая в какое-то непонятное торнадо. Насытившись вдоволь чужими губами, Кай отступил назад, зачёсывая волосы. Кажется, ему уже не нужен был ответ, он и так всё понял.       – Одевайся, мне через полтора часа нужно быть в другом месте. Откладываем близость на потом.       Углядев на выходе из торгового центра аптечный отдел, Джихён уверенно направилось в его сторону. Внутри пахло сухими травами, тальком и чем-то спиртовым от только что помытого пола. С непривычки в носу щекотало из-за смеси натуральных и химических запахов, оседавших на внутренних рецепторах. Фармацевтическая лавка была светлая и белая. Вдоль широкого зала тянулись длинные ряды с продукцией, которую можно было приобрести без рецепта врача. В основном это были товары для младенцев, какие-то пищевые добавки и наборы для правильного питания. Недолго думая, Джихён схватила самый дорогой тест на беременность, руководствуясь тем, что в её случае, чем дороже, тем лучше и точнее.       – Может быть, что-нибудь ещё? – мило поинтересовалась кассир, пробивая товар и рассматривая девушку со всех сторон. От неё не утаилось, что покупательница была слишком юной, для того чтобы так скоро становиться мамой — её так и подбивало заглянуть в чужие документы.       – И правда, может быть, что-нибудь ещё? – ухмыльнулся Кай, доставая из заднего кармана брюк бумажник.       – Ещё? – зло блеснули глаза Джихён, прожигая молодого человека. Чужая беззаботность поражала. Женская рука нервно потянулась к высокому стенду с презервативами и без смущения и разбора начала откидывать в сторону аптекаря разноцветные коробочки. Прочитай девушка хоть пару названий на пачках о свойствах вещей доселе ей незнакомых, она бы точно смутилась и сварилась бы, как рак, только от упоминания слова ребристый и со вкусом вишни, но сейчас маркировка была последним, что её интересовало.       – Мне вот стало любопытно, – ухмыльнулся Кай, дотрагиваясь до одной коробочки и прокручивая её в руке, – со сколькими мужчинами ты планируешь в ближайшее время переспать?       – Чего? – возмутилась Джихён, не понимая, к чему он клонит.       – Тут размеры разные, радость моя, – постучал он по пачке, указывая девушке на римские цифры. – Нам нужны вон те, – снова перевёл он взгляд на стенд, – в синем цвете. – Продавец тихо хихикнула за кассой, прикрывая рот ладошкой.       – Извините, не успела рассмотреть, – выплюнула она напоследок, разворачиваясь в сторону выхода, – видимо, не очень был примечательный.       – Ничего ночью рассмотришь, потрогаешь и даже попробуешь, – притянул он девушку к себе, нашёптывая ей слова на красное от стыда ушко.       – Ещё чего, – прорычала Джихён, – сам трогай, сам пробуй.       – Только если тебя, – коснулся он губами виска, выпуская девушку из своих рук и обращаясь уже к продавцу за прилавком: – У вас есть витаминки?       – Витаминки? – решили у него уточнить.       – Ага, с животными. Слоники, жирафики в разных вкусах, – натянул он улыбку, и только от этой улыбки фармацевт готова была признаться ему в симпатии. Не часто к ней наведывались настолько красивые люди, и от этого она не понимала, как его спутница могла на него дичиться.       – Да, есть. Для какого вам возраста?       – Нам для школьницы, – хитро перевёл Кай глаза на рассерженную Джихён, которая уже стояла у выхода, – старших классов. Стресс у неё, никак не может поладить со своим учителем.       – Моя бабушка всегда говорит, что медведь умирает из-за желчи, а человек умирает из-за языка*, – с конца зала зашипела девушка. – Надеюсь, и он тебя когда-нибудь погубит.       – Твоя бабушка мудрая женщина, жаль, что тебе по умишку до неё ещё далековато.