Точка невозврата

      Когда в доме кто-то встаёт не с той ноги, не с той ноги автоматически встают и все его жильцы. Но если ты проживаешь в отеле, имея безграничное влияние и почти признанную всеми власть, то под горячую руку может попасть и вся обслуживающая часть персонала, которая даже возразить тебе права не имеет. Что именно случилось у Кая с утра, девушка так и не поняла, но ощутить весь яд, сочащийся из чужих уст, на себе сумела. Слова кусались, как шершень, и, несмотря на то, что досталось ей меньше, чем консьержу, метрдотелю, повару и горничной, которую даже сумели довести до слёз, Джихён сполна сумела испытать на своей шкуре всю палитру бранных слов и едких издевательств, которые, к слову, не коснулись её даже в тот момент, когда она в главу мафии стреляла. Но сейчас отчего-то, когда она не имела к чужим неприятностям никакого отношения, грязь и злая сатира сочилась из мужских уст подобно крови на свежих белых бинтах, которые Джихён, как неопытная, но очень трудолюбивая сестра милосердия, не переставала менять. Её уже давно перестала удивлять резкая смена настроения главы мафии, но при этом она всё ещё не могла свыкнуться с его поведением, которое притупляло все светлые чувства, оставляя только жгучую и режущую боль.       Джихён помнила слова Сехуна о том, что если Кай не в настроении, то на глаза ему в течение всего дня попадаться не стоит, но, ища встречи с первым, ей поздно ночью со вторым столкнуться всё-таки пришлось. Сидя в приватной комнате, Джихён недолго радовалась тому, что осталась с преступником наедине: не прошло и получаса, как молодому человеку по внутренней связи сообщили, что Кай находится на подступах к клубу.       Пару недель кряду Сехун со своими людьми гонялся по городу за наёмными убийцами, которым за последний год тихо и без следов удалось выпотрошить несколько верных приближенных Кая и даже совершить на главу мафии покушение. После долгих и чудовищных пыток один из наёмников всё-таки выдал имя одного из двух заказчиков с преследуемыми целями в надежде всё ещё спасти свою шкуру: хотя негласно все и так уже знали, чем это всё для него закончится. Убийц давно уже не было в живых, а вот их работодатель, дожидаясь своей участи, сейчас находился в одной из комнат в окружении союзников преступного клана, которые тоже понесли свои убытки, отчего желали теперь своими глазами увидеть кончину одного некогда известного толстосума. Возмездие, как и полагалось, было возложено на самого главного здесь человека, которого заждались ещё с обеда.       – Сиди здесь, – зло бросил молодой человек девушке, собирающейся последовать за ним. Он догадывался, что она не захочет слушаться и, скорее всего, поплетётся хвостиком, но при этом попробовать припугнуть для надежности всё-таки стоило. – Тебе со мной нельзя.       – Почему? – растерянно спросила Джихён, помня пугающие её обрывки чужого разговора по телефону, из которого она мало что поняла, но то, что поняла, уже говорило ей о том, что Сехун намерен идти в подвал для осуществления, кажется, публичной казни.       – Просто нельзя. Нет никаких «потому что», – раздражённо проговорил он, выходя из комнаты и хлопая дверью.       Не удовлетворив свой интерес ко всему происходящему сухим ответом, через пару минут девушка всё-таки осмелилась выскользнуть следом, отыскав место, куда ушёл Сехун, чисто интуитивно, а не следуя по пятам.       Спускаясь в подвал, Джихён ожидала увидеть что-то нехорошее и даже практически не удивилась, когда на полу в тёмном помещении различила избитого до полусмерти взрослого мужчину, над которым возвышался глава мафии. Сразу вспомнилась ночь на заброшенном складе. Мурашки забегали по коже. В этот раз на её глазах никого не пытали. Пытки случились раньше, задолго до того, как Джихён вообще решила переступить порог клуба. В этот раз помимо Кая в помещении находилось ещё несколько влиятельных человек. Кажется, шесть. Разных как по комплекции, так и по возрасту. Девушка сразу поняла, что все они точно были не из местной «службы безопасности»: одеты все были дорого и не под копирку. Она знала, что будь они тут с главой мафии одни, она точно бы решилась ему что-нибудь высказать, но окружающие незнакомцы её пугали, заставляя держать рот на замке и не привлекать к себе внимания.       – Ты умеешь слушаться вообще? – поймал её за руку Сехун, как только она высунула нос из-за двери. Он знал, что она снова будет перечить и поэтому, не спустившись по лестнице ко всем присутствующим, остался ждать её у входа: он понимал, что если что-то долго и усиленно запрещать делать ребёнку, то он рано или поздно всё равно, пойдя на поводу у своих желаний, перешагнёт через запретную черту. Для Сехуна Джихён тоже всё ещё была ребёнком. Неразумным и наивным. Было глупо теперь зачем-то стараться начинать отгораживать её от грязи преступного мира, чего он раньше не делал — неизбежно ей всё равно когда-нибудь пришлось бы изучить грани этого мрачного многоугольника. Именно поэтому сегодня он принял решение, что Джихён уже пора повзрослеть, наконец-то увидев то, что происходило у них повсеместно.       – Кто все эти люди? Тоже преступники? – прошептала она. – Что Кай собирается делать с тем мужчиной? – вцепилась девушка в рукав Сехуна, силой оттягивая его на себя.       – Джихён, – накрыл он её кулак грубыми пальцами, после чего оттянул в тень, чтобы они оба не были заметны снизу, – я думаю, тебе следует вернуться домой, если ты не готова начинать принимать окружающую тебя реальность.       – Домой? – глухо прохрипела она, впервые не понимая значение этого слова. Где теперь он у неё, этот самый дом? – Нужно остановить его, – поддалась девушка вперёд, но крепкие руки, обхватив её за талию, прижали к своей груди спиной.       – Ничего ты останавливать не будешь, – зло проговорил молодой человек, и она, кажется, сумела различить над самым ухом скрежет чужих зубов. Его бесила её твердолобость и упёртость, которая позволяла ей думать, что она в силах была на что-то повлиять и в силах была что-то исправить. – Ты снова забываешься, – начал он шептать её на ухо, щекоча кожу своим дыханием, – считая, что у тебя есть здесь преимущества, потому что вы стали близки, но это иллюзия, в которую ты сама решила поверить. Если ты сейчас вмешаешься, то окажешься на месте того мужчины. Джихён, сейчас не время и не место показывать, какая ты смелая. Понимаешь, раньше он мог спускать тебе всё с рук только от того, что вы были наедине. Раньше вас никто не мог видеть, ты могла говорить ему всё, что тебе заблагорассудится, но сейчас, оглядевшись по сторонам, открой наконец-то глаза. Там внизу стоят очень опасные люди, контролирующие разные преступные районы города. Тот мужчина в крови перешёл им дорогу, поэтому сейчас они хотят только мести. Ты и правда решила, что они захотят слушать какую-то странную и непонятно откуда взявшуюся девицу? К тому же, как думаешь, разрешит ли тебе Кай так просто подорвать свой авторитет? Насколько бы ты ни была ему интересна, он никогда не признается об этом на публике. Ему проще будет заживо тебя закопать, иначе все решат, что он размяк и пошёл на поводу у своих чувств. Ты даже не представляешь, что случится, если кто-нибудь узнает, что в него стреляла женщина, которая мало того, что осталась жива, так ещё и имеет какие-то привилегии в его доме. Ты даже помыслить не можешь, сколько человек хотят занять его место и сколько из них решит, что сейчас самый подходящий момент.       Джихён тяжело сглотнула, только сейчас осознавая, что находится среди преступников в совсем невыгодной для себя ситуации. Но можно ли так просто было наблюдать за публичной казнью?       – Что он сделал? – едва слышно и безнадёжно спросила девушка, пытаясь представить, что она находится в камере смерти, где обычно лишают жизни самых кровожадных преступников. Мозг с усилием начал подбирать подходящие сложившейся ситуации уголовные статьи, но, резко одёрнув и заругав себя, Джихён поняла, что не готова искать такое обоснование сложившейся ситуации. – Хотя не говори, это не имеет значения, чтобы он ни сделал — это не позволяет Каю вершить над ним правосудие.       – Джихён, пусть это выходит за рамки твоего понимания, – снова защекотал он её скулу своим дыханием, – но не всегда правосудие должны вершить лица, имеющие надлежащие корочки с печатями.       Девушка попыталась сфокусировать взгляд на разношёрстной группе людей, действительно вызывающей сейчас только опасения за свою жизнь, как из тех фильмов про гангстеров, которые ей часто удавалось краем глаза зацепить на экране телевизора. Она видела, с какой лёгкостью герои таких фильмов лишали жизни других людей и с каким пафосом произносили свои назидательные речи. Она знала, что обычно зрители сочувствуют главным героям таких кинолент, узнав подробнее об их сложной жизненной ситуации или детских травмах, которые осознанно или неосознанно привели их на скользкую дорожку. Она знала также, что стоит только таким героям сделать какой-нибудь сентиментальный жест, подобрав на улице котёнка или защитив в тёмном переулке от хулиганов девушку, как зрители тут же принимались их любить, без зазрения совести сердобольно оправдывая их месть с кучей трупов, которые становились делом их же рук. Но сложившаяся ситуация мало походила на фильм с красивыми декорациями, а если даже и походила, то обелять поступки её персонажей Джихён не хотела, потому что искреннее в душе не понимала, зачем внушать кому-то, что любой нехороший поступок можно оправдать. И самым отвратительным в сложившейся ситуации было то, что последнее время она сама ловила себя на мысли, что уподобляется этим глупым зрителям, ища в окружающих её отрицательных персонажах что-то положительное. Она помнила и ни на секунду не забывала, что человек, прижимающий её сейчас к себе, был убийцей, но также она не могла не помнить, что у этого убийцы было сломанное и искалеченное детство с юностью.       Неосознанно наворачивая круги вокруг мужчины, Кай то и дело мимо уха слушал чужой невразумительный лепет, сосредоточенно пытаясь выкинуть из головы произошедшее час назад. Его сейчас совершенно не волновали чужие попытки оправдаться, он и так знал, что человек напротив уже труп, и стал он им и задолго до того, как его сюда привели. Потерев виски косточками на запястьях, он вдруг пришёл к выводу, что в череде светлых и беззаботных дней пролегла какая-то чёрная полоска, совсем не к месту и не к времени пришедшая. Устав слушать чужое противное жужжание, Кай протянул руку в сторону одного из своих людей, как хирург в операционной, прося скальпель у своего ассистента. Только молодому человеку нужен был явно не скальпель, а что-то более смертельное и чаще оставляющее на руках не кровь, а порох. По запарке он забыл в машине куртку, в кармане которой и покоился у него пистолет, без которого обычно он никуда не выбирался, но с утра в принципе всё пошло наперекосяк.       Выстрел был одинокий и точный, оборвавший чужую фразу на середине слова, которым было то ли «сын», то ли «дочь», но он толком и не разобрал, всё ещё пребывая в каких-то тяжёлых думах. Мужское тело в нелепой и неестественной позе грохнулось рядом. У самых ног. Тёмно-красная кровь лужей растеклась по такому же тёмно-красному полу, отчего Кай, не заметив разницы, намочил в ней ботинки. Мимолётом глянув на труп с выкатившимися глазами и приоткрытым ртом, молодой человек перекинулся парой фраз с незнакомцами, после чего направился к себе в кабинет. На лестнице он столкнулся с Сехуном, всё ещё придерживающим от необдуманного поступка напуганную до безумия девушку. Он в очередной раз был рад тому, что друг, явно обладая телепатией, понял его без слов и лишних взглядов. Разбираться сегодня и с Джихён не хотелось. Если бы она вмешалась тихо, не доставляя неудобств, пришлось бы её на время вырубить, а если бы решила встрять, завопив о справедливости и законе, пришлось бы её вырубить на подольше. Если вообще не навсегда.       Поднявшись к себе, он вытащил не глядя с полки какую-то бутылку, после чего, не найдя в поле зрения стакана, решил пить из горла. Отхлебнув приторно-сладкого алкоголя, которым по итогу оказался ликёр, Кай поперхнулся, выплёвывая остатки содержимого изо рта. Глаза зло уставились на этикетку, жаждая её испепелить от непонимания того, как такая слабоалкогольная и бабская, по его мнению, хуйня могла оказаться у него на полке. Вернувшись к импровизированному бару, он более внимательно начал изучать маркировку, ища что-нибудь больше пятнадцати градусов.       На середине бутылки с коньяком, на пороге возник Сехун с девушкой, фигуру которой за другом было не видно, но он точно знал, что она там: теперь Пён Джихён без морализаций даже ему было сложно представить.       – Убрали тело и следы? – потирая глаза, без особого интереса спросил Кай, помня, что сервис в его заведении превыше всего, поэтому гости не должны любоваться последствиями его разборок.       – Осталось только оттереть кровь, – поделился положением дел Сехун.       Джихён выглянула из-за чужой спины, начав внимательно наблюдать за главой мафии, который, задрав голову, с наслаждением принялся курить, выпуская белый дым в потолок. Она не знала, можно ли было в таком положении поперхнуться, но ей очень хотелось, чтобы он почувствовал каково это — пребывать на грани жизни и смерти. Отчего-то в её голову никак не могла прийти мысль, что он делал это ежедневно.       – Обязательно было его убивать? – прошипела девушка.       – Обязательно. Ещё будут тупые вопросы? – смерил он её усталым взглядом, который уже должен был намекнуть на то, что говорить ему сейчас меньше всего с кем-то хочется.       – У него была семья, которая, возможно, сегодня ждёт его дома за ужином.       – У многих есть семьи, – пожал он плечами, отрываясь от спинки дивана и упираясь локтями о колени. – Прости, не совсем тебя понимаю, это что аргумент в пользу того, что на него наложено какое-то твоё вето и поэтому его нельзя убивать?       – Как только все те невинные люди, которых ты погубил, позволяют тебе спокойно спать по ночам? – пробубнила себе под нос девушка.       – То, что ты прячешься за спиной Сехуна, не значит, что он не разрешит мне тебя выпороть за то, что ты снова надоедаешь мне своими нравоучениями.       – Ни за кем я не прячусь, – сделала она шаг в сторону, пытаясь опровергнуть чужие слова. Спорить было глупо. Младшая сестра, находящаяся по её мнению в заложниках, но на самом деле объективно очень даже в безопасности, была дороже всяких пререканий и всяких застреленных бандитов.       – Быстро успокоилась, – лениво приподнялся он с дивана, пытаясь дотянуться до пепельницы на краю стола. – В чём подвох? – склонил он голову, находя причину самостоятельно, как только встретился со свирепыми глазами. – Точно, – щёлкнул он пальцами. – Чонён. Нужно было сделать так с самого начала, может быть тогда бы ты стала покладистой. Шантаж, как выяснилось, — хорошая штука в решении наших с тобой проблем. Мне вот стало даже интересно: на многое ли ты готова пойти ради неё? На убийство бы смогла?       – Мысленные эксперименты? – нахмурилась девушка, наблюдая за тем, как её защита в лице Сехуна становится призрачной, потому что молодой человек, отдаляясь от неё, падает на диван и оставляет её одну в центре комнаты. Вспомнились студенческие конференции, на которых она вот также должна была, выйдя на сцену, выступать перед чаще всего скучающей публикой.       – Мысленные эксперименты — это то, что практически всегда невозможно реализовать, а вот подобная ситуация может произойти с тобой в любой момент. Допустим, или ты убиваешь Сехуна, или он убивает Чонён. Что выберешь?       – Он бы так не поступил, – как заведённая начала мотать головой девушка.       – Уверена? – ухмыльнулся он. – Ладно, или ты убиваешь меня, или я убиваю Чонён. Как в этом случае поступишь?       – Мне не нравятся твои вымышленные ситуации.       – Джихён отвечай на вопрос, хватит уходить от ответа.       – Разве я тебя не пыталась недавно убить? Это не считается?       – Не считается, потому что ты не приходила за тем, чтобы меня убить. Ты хотела просто попугать, но всё пошло не по плану, потому что руки у тебя из жопы растут, и прежде чем хвататься за пистолет, нужно было вбить в поисковике, что такое курок и как он работает. Возвращаемся к вопросу. Я дал тебе конкретную модель. Ты или тебя. Решай.       – Я убила бы тебя, – выдавила из себя Джихён, зная, что глава мафии обрадуется такому ответу, потому что по его логике она была такая же как он, и как все в его окружении.       – Вот видишь, – оскалился Кай, вставая с дивана и подходя к Джихён ближе. – Ты тоже запачкала руки. Ты не дождалась правосудия, ты решила вершить его самостоятельно.       – Доволен тем, что оказался прав в очередной раз?       – Признаться честно, мне пофигу, как бы ты поступила. Просто, захотелось спросить, – пальцы скользнули в волосы на чужом затылке, подталкивая девушку к себе ближе и касаясь губами её губ. Язык попытался раскрыть рот, проникнув внутрь, но Джихён грубо, не разрешив этого сделать, оттолкнула от себя молодого человека, после чего уставилась на него дикими глазами. К чему было это спонтанное желание она не поняла и даже начинать понимать не захотела. – Перепихнёмся?       – Чего? – возмущённо выдохнула девушка воздух вместе с вопросом из своих лёгких.       – Пиздец, – пальцы, сжимаясь в кулак, зацепились за вырез на светло-розовой в мелкий белый горошек рубашки, потянув её на себя. Ткань жалобно затрещала. – Ты слова такого что ли не знаешь? Потрахаемся, переспим, совокупимся, поддадимся грехопадению, вступим в интимную связь. А-а-а, забыл, ты же у нас юрист, – усмехнулся он, дотрагиваясь второй рукой до рубашки и дёргая её по краям. Пуговицы разлетелись в разные стороны и, приземлившись на пол, ещё долго, резонируя, подскакивали на месте. – Как насчёт того, чтобы совершить половой акт?       – Ты пьяный или обдолбанный? – снова попыталась оттолкнуть его Джихён, когда он, притянув её к себе за талию — то ли укусил, то ли всё-таки поцеловал в шею, оставив след от зубов.       – Я жаждущий снять перенапряжение после уёбищного дня.       – Тогда, если не в меру жаждущий, иди и сними какую-нибудь шлюху в борделе.       – Я уже снял одну в безграничное пользование до конца лета, – ядовито бросил он, разумом понимая, что нужно замолчать и перестать вымещать злобу, которая льётся на Джихён с самого утра, но слова о шлюхах и борделе заставили его ещё сильнее разозлиться. – Или ты насчёт Сехуна переживаешь? – оглянулся он через плечо на друга, который медленно из стороны в сторону покачивал головой, прося его даже не начинать разговор, о котором он завтра будет сожалеть. – Если очень хочешь, мы можем и его позвать, – схватил он её за подбородок. – Хотя чего я тебя спрашиваю? Ты ведь хочешь. Хочешь ведь с ним потрахаться? Я ведь прав? А знаешь, почему я прав? Всё элементарно: у тебя на лице это написано, – ткнул он её пальцем в лоб. – В сексе втроём есть свои преимущества, правда, как мне кажется, только для одного человека, а именно для того, чья половая принадлежность обычно выступает в меньшинстве. Ты хочешь, я не против. Осталось только спросить у Сехуна. Кто это сделает — ты? Или я?       – Прекрати, – стукнула она его в грудь кулаком, когда он в очередной раз близко наклонился к ней, нарушая выстроенную ею же интимную границу. С самого утра он был очень странный, постоянно перепрыгивая с темы на тему, и даже сейчас вёл себя слишком вызывающе. До этого он никогда не старался так сильно смутить её при свидетелях.       – А ты что думаешь? – на время оставляя в покое девушку, вернулся он к другу.       – Думаю, что ты дебил, – отчего-то весело усмехнулся Сехун, закидывая левую, согнутую в колене ногу на правую, вытянутую и расслабленную.       – Это для меня не открытие, – махнул он рукой в воздухе, после чего схватил Джихён за запястье и выволок перед собой. Горячие пальцы дотронулись до голого живота, прижимая девушку к себе спиной и от этого отрывая другу вид на её нижнее бельё. – Так примешь участие или будешь лицезреть с дивана? А если всё-таки примешь участие, то где хочешь быть сзади или спереди? Правда, сзади у неё нихуя не разработано. Но это ведь плюс кажется?       – Тебе лечиться надо, – вцепилась ногтями девушка в чужую руку, пытаясь её одёрнуть. Взгляд упал на Сехуна, сидящего напротив, почти что в трёх шагах. Ей хотелось, чтобы он вмешался, но он продолжал молча наблюдать, по её мнению вообще думая о чём-то своём в такую постыдную для неё минуту. Усталые больше от жизни, нежели от трудового дня тёмно-карие глаза скользнули по Джихён, отчего, зардевшись, она забыла о Кае, который, дотронувшись до колена, скользнул вверх по ноге, приподнимая чёрную юбку.       – Мне кажется, он тебя не хочет, – шепнул ей мучитель на ушко. – Я сказал ему накануне, что если он тебя хочет, то пусть имеет. Но он, как видишь, что со мной, что без меня не жаждет даже. Я ведь прав? Скажешь Пён Джихён, чтобы она в дальнейшем не строила прекрасных иллюзий и совместных детей, то, что сказал мне или это останется нашим маленьким секретиком?       – Нет, это не секрет, – мягко улыбнулся он, встречаясь с глазами на миг дрогнувшей всем телом девушки. – Вчера Чонин сказал, что я всё ещё могу забрать тебя с его виллы к себе домой, а я сказал, что не хочу тебя как женщину. Прости, Джихён.       – Надеюсь, ты не сильно расстроилась, зайчик? – поводил Кай кончиком носа по чужой бледной шее. – Что поделать? Ну, не встаёт у мужиков на баб порой, которые им не нравятся.       Дёрнув плечами и скинув мужскую руку, Джихён на пятках развернулась лицом к главе мафии, с силой ударяя его по лицу. Кусочек зеркальной стены отразил пощёчину, после чего поймал движение мужской руки, которая тоже взметнулась в воздухе. Девушка зажмурилась, ожидая, что на этот раз он точно оставит на её щеке красно-багровый след. Но вместо этого рука, остановившись на полпути, схватилась за чужую шею, больно надавливая на неё пальцами.       – Джихён, не обязательно продавать своё тело, чтобы зваться шлюхой. Шлюхой можно быть даже в душе, будучи абсолютно нетронутой, – губ коснулась презрительная полуулыбка. – Подумай об этом на досуге. Ведь всё начинается с души, и, став шлюхой в душе, ты незамедлительно станешь ей и наяву, – пальцы обмякли и, расслабившись, скользнули вниз. – А теперь вот тебе диван, вот тебе Сехун и делай с ним всё, что хочешь, а хочешь, как я вижу, ты очень многое. Кто знает, может быть, когда меня не будет рядом, он тоже сможет услышать свои настоящие желания.       – Куда ты собрался? – нахмурился Сехун, когда Кай уже наполовину вышел из комнаты.       – Кто знает, – пожал он плечами, – напиться или обдолбаться, как предложила наша моралистка, или найти себе законченную модель шлюхи, у которой уже и тело, и душа измараны настолько сильно, что даже не оттереть.       Дверь захлопнулась. Сильно и звонко. Поставив точку в неприятном разговоре. Молчание показалось долгим, как путь странника по жаркой пустыне. Говорить не хотелось, рот будто бы наполнили зыбучим песком. Да и слова были лишними, ненужными и какими-то незначительными сейчас. Джихён не поняла, что это было и для чего всё это было. В какой-то момент ей почудилось, что Кай хочет, чтобы она разгадала заданную им загадку, но загадка показалось ей слишком сложной, чтобы попытаться решить её без сторонней помощи.       – Иди к нему, – качнул Сехун головой в сторону двери.       – Спятил? Чего ещё умного предложишь? – разгневанно выпалила Джихён в накалившийся до предела воздух. Грубых пальцев уже давно не было на горле, но ей всё ещё было тяжело дышать. Пространство давило: в спину, грудь и макушку. Ей вообще давно уже начало казаться, что стены с каждой минутой становятся непозволительно ближе друг к другу, казалось, что вот-вот они сомкнуться, расколов её как грецкий орех.       – Просто иди и ничего не спрашивай, – нахмурился Сехун, приподнимаясь и стягивая со своих плеч кожаную куртку.       – Не хочу, – сквозь зубы бросила в его сторону Джихён, буравя глазами пол. – Кто я ему? Закон всея Кореи, который он то и дело затыкает, показывая, где именно его место. Зачем мне идти за ним? Смотреть, как он ещё кого-нибудь сегодня убьёт, потому что хочет, потому что может, потому что это ему в очередной раз сойдёт с рук.       – Просто ему одиноко, – отозвался Сехун, подходя к девушке ближе, – причём сегодня одиноко так, как не было ещё никогда, – ладони мягко коснулись чужого лица, отрывая его от пола. Джихён замерла. По телу прошлись мурашки, похожие на прибрежные волны. Сначала, когда касаешься босыми ступнями водяной глади, тебе холодно, но потом, со временем, когда привыкаешь, по телу начинает разливаться тепло. Шероховатые мужские губы мягко коснулись женских. От кого именно исходила робость, а от кого смелость, было не ясно, но она ответила. Самоотверженно и со всей доступной ей жадностью, почувствовав, что внутри всё натянулось, точно тетива лука. Сильно и болезненно, по неопытности раня подушечки пальцев. Ей не хотелось выпускать стрелу, и она готова была терпеть боль до последнего, но Сехун всё-таки решил выстрелить за неё. Он отступил. Джихён резко дёрнулась вперёд, обхватывая чужую шею и прижимаясь плотнее к мужской груди. На глазах навернулись слёзы. Ей казалось, что он не должен её отпускать, что он не имеет права. Она видела, что он нечестно пользуется её чувствами по отношению к нему, прося об одолжении. Об одолжении для друга, но не для себя.       – Не хочу, – крепко вцепились в его чёрную футболку на спине её пальцы. Слёзы застыли на глазах, так и не решаясь упасть вниз. Перед глазами всё плыло, но она знала, что если моргнёт, то к её стыду на чужой одежде останутся мокрые следы от её внутреннего смятения. – Не хочу к нему возвращаться. Тяжело. Понимаешь, с ним тяжело. Порой кажется, что можно попробовать построить что-то новое среди руин, а потом ты вспоминаешь, что кругом сейсмическая зона — и в стараниях твоих нет никакого смысла. Ничего. Абсолютно ничего не способно продержаться рядом с ним долгое время. Это нечестно. Ты сам просил меня к нему не подходить, а теперь гонишь? В чём логика, Сехун?       – Джихён, – медленно начал он гладить её по голове, – случаются в жизни происшествия, с которыми одному справиться очень сложно. Даже невозможно. Бывает настолько больно, что начинаешь сходить с ума, нарочно пытаясь забыться, но, когда даже забытье не приносит облегчение, тебе начинает казаться, что облегчение способна принести тебе чужая боль, – рука скользнула по гладким волосам, по пути накручивая их на пальцы. – Я знаю, о чём я говорю. Ведь я делаю то же самое, просто ты этого не видишь, – свободная рука обхватила девушку за талию, прижимая к себе. Встав на носочки, Джихён уткнулась носом в крепкую шею, ощущая хмельной аромат мужского тела. Её не смущала разодранная рубашка, открывающая вид на тёмно-фиолетовый бюстгальтер. Она вообще уже давно перестала пытаться отгораживаться и прикрываться, скрещивая на груди руки, прекрасно понимая, что он и так, если хотел, уже увидел всё, что его интересовало. – С утра ему позвонили врачи и сказали, что мать сбежала из госпиталя, – начал он уверенно, но в итоге всё равно сошёл на шёпот, от которого в горле запершило и пришлось даже прокашляться. – Два часа назад он был в морге. Опознавал её тело. Очередная передозировка, только в этот раз его не было рядом, чтобы её откачать. – Джихён вздрогнула. Её сердце в последние несколько месяцев не переставало болеть и мёрзнуть. Она даже специально пару дней кряду старательно вязала на него свитер, но похоже Сехун потянул за красную нитку, нарочно распуская его. – Как думаешь, каково это всю жизнь выпрашивать любовь у родного человека? У кого-то, кто готов делиться ею с каждым встречным, но при этом считать тебя единственным недостойным. Любовь, что он каждый раз искал в глазах матери, была для неё чем-то запретным, недопустимым, постыдным. Он бы и хотел её ненавидеть, но ему проще было ненавидеть весь мир. Я думаю, это должно быть очень больно, когда любовь к кому-то одному живёт в ненависти ко всем другим, – руки потянулись к плечам, слегка отстраняя девушку от себя и заглядывая ей в глаза. – Мне было бы всё равно, если бы он пошёл делать сейчас больно первым встречным, неудачно подвернувшимся под руку. Мне было бы даже плевать на то, что он мог бы перестрелять сегодня всех, кто на него косо посмотрит. Только вот знаешь, ведь на самом деле сейчас он пошёл делать больно не кому-то. На самом деле он пошёл делать больно самому себе. Именно поэтому я хочу, чтобы ты пошла к нему. Я понимаю, что это эгоистично, и знаю, что если ты пойдёшь следом, то тебе придётся разделить его боль. Я правда хотел бы пойти вместо тебя, но, к сожалению, есть вещи, которые подвластны теперь только тебе, Джихён. Понимаешь?       – Почему я? – взволнованно отозвалась девушка, чувствуя его сухие и лихорадочно-холодные губы на своём лбу.       – Я могу только предполагать, – хрипло проговорил молодой человек, лишая Джихён тёплых объятий. Руки, переплетя между собой края женской рубашки, которую на пуговицы уже вряд ли можно было застегнуть, ловко завязали узел, стягивая одежду к верху и приоткрывая живот. – В любом случае, даже моё предположение имеет право озвучить тебе только он, но никак ни я. – Кожаная куртка легла на плечи, Сехун помог её рукам пролезть в отверстия. Металлическая змейка со звонким скрежетом медленно поползла вверх. Джихён слабо улыбнулась, чувствуя, что ей хотелось бы, чтобы он так же мягко и трепетно раздевал её, а не одевал. Хотя всё это было слишком неуместно в данной ситуации. Настолько неуместно, что она даже побранила себя за такие откровенные мысли. Если кому-то сегодня и суждено было её раздеть, то это явно был не О Сехун.       – Заказывай такси, – холодно проговорила девушка, разворачиваясь и неуверенно идя в сторону выхода. Пальцы неловко натянули чужую кожаную куртку на костяшки. – Если ты меня больше не увидишь, значит, операция по реанимированию чужого сердца провалилась, поэтому в отместку мне решили вырвать моё, – Джихён запнулась, касаясь ручки двери. – Однако ты должен знать, что пока оно билось, оно хотело принадлежать тебе.       Огни. Красные, синие, жёлтые. Разноцветно вспыхнувшие на небоскрёбах, дорогах и мостовых. Раскатисто переливающиеся волнами на фонарях и деревьях. Растянувшиеся радугой на входе в метро и на вывесках круглосуточных магазинчиков, подобно звёздам сверкающие на рекламных плакатах и щитах. Она любила смотреть на город глубокой ночью, прильнув щекой к стеклу городского транспорта, но сейчас её абсолютно не интересовал вид снаружи. Продев руки в противоположные им рукава куртки, как будто это была муфта, девушка попыталась согреть пальцы, онемевшие больше от страха, нежели от холода.       Джихён была способна не только понимать чужую боль, но также, будучи эмпатом, могла примерять её на себя. Но сегодня, к сожалению, был тот редкий случай, когда ей казалось, что её сопереживание не способно было кого-то утешить или приободрить, а уж тем более утешить и приободрить оно не способно было такого человека, как Ким Чонин.       В этот раз охранники, лица которых сменились сразу после того, как девушка несанкционированно проникла на виллу, не задали никаких вопросов, впустив её молча: всего пару дней назад Джихён была внесена в список тех, кто мог спокойно проходить без какого-либо внешнего контроля.       В доме стояла мёртвая тишина. Небрежно разувшись на входе, по привычке смяв пятки на кроссовках и стянув носки, Джихён медленно побрела по холлу, поочерёдно заглядывая во все подряд комнаты.       – Ну, и какого хуя ты за мной попёрлась? – прошипел Кай, вальяжно выныривая из-за угла гостиной и пугая своим резким появлением девушку. Он узнал о приближении Джихён ещё минут тридцать назад, как только она ступила на его территорию — уже тогда у него чесались руки вышвырнуть её, пока он не вспомнил, что собирался сегодня поразвлечься как-нибудь извращённо. Идти в клуб к шлюхам было лень, вызывать сюда, им же было запрещено, поэтому Джихён похоже для него была замечательным решением всех проблем.       – Ты же сам недавно сказал, что я каждую ночь должна возвращаться только к тебе, до конца лета, – тяжело сглотнула девушка, наблюдая со стороны за молодым человеком, который стоял, облокотившись о дверной проём. Одна его рука зажимала между указательным и средним пальцем медленно тлеющую сигарету, а другая, обхватив узкое горло полупустой бутылки с бренди, бултыхала её из стороны в сторону.       – Хочешь сказать, что ты у нас стала послушной девочкой? – усмехнулся он, замечая на Джихён знакомую им кожаную куртку друга. Голова запрокинулась назад, вливая в себя ещё одну добрую треть содержимого стеклянного сосуда.       – Стараюсь, – натянуто улыбнулась девушка, стягивая чужую верхнюю одежду, вид которой, как ей привиделось, не понравился главе мафии.       – Отсосёшь мне? – просто и обыденно произнёс он, вытирая рот рукавом шёлковой чёрной рубашки. Ей показалось, что интонация должна была быть вопросительной, но по итогу она всё равно получилась у него какой-то повелительной и не требующей возражения.       – Только по принуждению, – сдержанно произнесла Джихён, осознавая, что язвить не стоит, а то снова будет больно. Хотя она была уверена, что, даже если она не будет спорить, ей сегодня сделают больно. И не один раз.       – Тогда будет по принуждению, – долго и тяжело затянулся он, выпуская дым ртом и носом. – Что собираешься делать: убегать или драться? – поинтересовался он, допивая и ударяя пустую бутылку о стол, после чего сминая только начатую, до конца недокуренную сигарету в пепельнице. В другой раз его покоробило бы такое расточительство, но с его приезда эта, кажется, была уже шестая. – Только умоляю, не плачь. Ненавижу бабские слёзы. Увижу, что ревёшь — высеку.       – Уверен? До этого ты только и мог, что пугать, – покосившись на дверь, пыталась придумать Джихён пути к отступлению. Показалось, что по всем законам джунглей жертва должна вымотать хищника, сделав его более пассивным и уставшим. Но будет ли от этого в случае Кая толк?       – Считаешь меня нерешительным или из глупости дразнишь? – нахмурился молодой человек, расправляя широкие плечи и разминая шею. – Больше похоже на последнее.       – Раньше думала, что ты давно скатился на дно аморальности, но, присмотревшись, со временем поняла, что не всё так плохо, как может показаться на первый взгляд. Осталось в тебе ещё что-то хорошее.       – И что же? – поддаваясь вперёд, попытался он ухватить девушку за запястье, но она, ловко выскользнув, кинулась от него наутёк. Попади она на виллу впервые, шансы скрыться были бы равны нулю, но она хорошо помнила все перегородки и смежные комнаты, поэтому петлять по знакомому уже помещению было выигрышнее. Она мысленно прикинула и поняла, что у неё есть минут пять, чтобы вразумить молодого человека не делать с ней то, что он собирался. А потом она могла бы выпить с ним чаю и поговорить о жизни или другой философской ерунде. Помня, что он отходчивый, ей всё ещё хотелось верить, что его настроение может резко поменяться — и она надеялась, что всё-таки в её пользу.       – Ты хороший друг, – крикнула она ему из соседней комнаты, отчётливо слыша, что он лениво, почти что не отрывая ног от пола, шаркает босыми ступнями в её сторону. – Ты любишь детей и даже своих завести хочешь, следовательно, когда они у тебя появятся, ты и их любить будешь, – долетел до него её приглушённый голос, после чего он презрительно фыркнул, закатив глаза. – Ты дорожишь сёстрами, – встретился он с ней в кабинете, – оберегаешь их, стараясь отгородить от неприятностей, и мне даже кажется, что и от своего мира, – тяжело сглотнув, Джихён прошептала: – после случая с Момо.       – Заебись, есть ещё что-нибудь в твоём списке? – спросил он, обходя диван и по пути грубо пальцами сминая его кожаную спинку, тут же начинающую издавать протяжный треск.       – Ты делаешь много чего противозаконного, – ускользнула Джихён в смежную комнату, на этот раз в библиотеку, – думаю, в уголовном кодексе на тебя можно завести каждую вторую статью, но в чём я уверена точно, так это в том, что обвинить тебя по статье двести девяносто седьмой до сегодняшнего дня было нельзя. И я бы хотела, чтобы всё так и оставалось.       – Что это? – усмехнулся Кай, облокотившись о дверной косяк.       – Изнасилование, – сглотнула Джихён, поджав губы.       – Милая, оральный секс может относиться только к насильственным действиям сексуального характера, – пожал он плечами, – нам нужна другая статья.       – Уверена, что на этом ты не остановишься.       – Ты не хочешь сегодня со мной заниматься сексом? – изогнул он бровь. – Тогда ещё раз спрошу: какого хера ты здесь забыла? – растягивая слова, произнёс он, делая свои шаги навстречу девушке шире. – К слову, как я помню, у нас уговор: я делаю всё, что захочу с твоим телом, и делаю это тогда, когда захочу.       – Но сегодня ты не хочешь этого, – выбежала Джихён снова в холл. – Сегодня ты хочешь просто поговорить с кем-нибудь по душам.       – Чё за бред ты несёшь? – начиная сердиться, огрызнулся он из гостиной: пора было заканчивать весь этот фарс.       – Давай поговорим, Чонин, – настоятельно произнесла девушка и ошибочно сделала это голосом психотерапевта, отчего зубы молодого человека заскрипели. – Расскажи мне, – крикнула она в соседнюю комнату, дожидаясь, когда же он оттуда выйдет. – Расскажи мне о своей матери, – прошептала Джихён в пустоту, прижимаясь к холодной стене спиной и чувствуя, что по ту сторону так же, прижавшись спиной, стоит он.       Если бы он был зданием, она готова была бы стать на эту ночь его опорами, его сводами, его колоннами. Если бы можно было, она хотела держать его на своих руках, как маленького мальчика, завёрнутого в цветастую простынку. Если можно было, она хотела бы петь ему колыбельные на ночь, расчёсывать его непослушные волосы спросонья, целовать его в веки, когда он плачет, дуть на его разбитые коленки, варить ему невкусную кашу с комочками и читать по ночам сказки о хороших целомудренных принцессах и таких же целомудренных принцах. Если бы можно было, она хотела бы сделать для него всё то, что для него должна была сделать его мать. Она хотела стать его Альтаиром*, когда он заблудится во тьме, когда решит, что нет уже выхода. Она хотела бы стать для него матерью, если бы он разрешил. Хотя бы на одну несчастную и жалкую ночь. От переизбытка эмоций горячие слёзы скатились по лицу. Зажмурившись, Джихён решительно смахнула их, кулаками потирая раскрасневшиеся глаза и пылающие щёки.       – Сука, ты издеваешься что ли? – вынырнул он из-за угла, хватая за локоть потерявшую на время бдительность девушку.       – Чонин, давай поговорим о том, что важно, – шмыгнула она носом, пытаясь оттянуть чужую руку, причиняющую ей боль. Похоже, сегодня она готова была стерпеть всё, зная, что её физическая мука никак не сравнится с его душевной, – о том, о чём ты хочешь поговорить, но о чём боишься.       – Ты опять лезешь туда, куда не следует, – резко и болезненно ударил он её о стену, пытаясь вразумить силой. – Пиздец, как же ты меня бесишь, – замахнулся он на неё рукой, но она даже не зажмурилась, зная, что ударить он её так зло и остервенело не сможет. Кулак с силой врезался в стену, оставляя на белой краске кровавый след от сбитых до мяса костяшек. Пальцы, вцепившись в корни волос, поволокли девушку наверх по крутым ступенькам, на которых она пару раз даже споткнулась, норовя полететь вниз. – Психоанализом пришла заниматься? – отбросил он её на кровать. – Решила переквалифицироваться из юриста в мозгоправа? – руки дотянулись до бережно завязанного Сехуном узла на рубашке, который в одночасье был разорван резким движением. Ткань лоскутками отлетела в сторону, открывая вид на маленькую грудь под лифчиком. Джихён попыталась отползти, скребя пятками по достаточно скользкому покрывалу, но Кай, схватив её за икры, потянул на себя. Пальцы зацепились за край юбки, разрывая и её в клочья.       – Перестань, – принимая сидячее положение и хлопая молодого человека по груди, провыла девушка. – Если ты сейчас доведёшь начатое до конца, то это не сделает тебя счастливее. Ты будешь только себя ненавидеть завтра. Послезавтра. И всегда, – на глазах выступили слёзы, когда он очередным рывком сорвал с неё бюстгальтер, полностью оголяя грудь. Грубые пальцы, дотянувшись до тонкого запястья, выдернули девушку на пол, ставя на колени.       – Откуда тебе знать, что я буду чувствовать завтра? – усмехнулся Кай, звучно расстёгивая ширинку и доставая набухший, ноющий и уже давно истосковавшийся по ласке член. Мужская рука пару раз прошлась по половому органу, заставляя его окончательно затвердеть, пока Джихён, отвернувшись, пыталась смириться с происходящим. Ладонь, слегка стукнув по лицу, заставила девушку по инерции повернуться и уставиться на напряжённый половой орган. – Только попробуй прикусить, даю тебе слово, что ты у меня точно тогда затрещину словишь и такую, что синяк ещё несколько недель заживать на щеке будет, – прошипел он, кладя руку на чужой затылок и привлекая пытающуюся всё ещё сопротивляться девушку к своему члену. В закрытые губы упёрлась горячая головка, после чего Джихён сумела почувствовать выступившую на ней смазку. – Открой рот, – больно сомкнул он пальцы на шее, – или мне стоит зажать тебе нос? – зло выдавил он из себя.       Пальцы ещё сильнее сжали горло, не давая нормально дышать. Губы машинально разомкнулись, впуская внутрь член, который резко и неожиданно, дойдя до гортани, заставил девушку поперхнуться. Обе мужские руки переместились на девичий затылок, начиная насаживать рот, без её на то согласия, на свой фаллос. Слёзы в очередной раз от постыдной ситуации, в которой пришлось оказаться, навернулись на глазах. Сомкнув глаза, Джихён не хотела больше смотреть на происходящее. Было мерзко. Она чувствовала, как о её мокрый язык трётся что-то инородное и совсем не помещающиеся во рту. Казалось, что Кай нарочно доходит до конца горла, пытаясь впихнуть в неё член полностью, отчего сдержать рвотные порывы удаётся только благодаря невероятным усилиям. Насадив девушку в очередной раз до основания, молодой человек замер, наблюдая за тем, как краснеет, а потом синеет чужое лицо от недостатка кислорода. Женская рука вцепилась в штанину, дёргая и прося остановиться. Хриплый кашель с накопившимися слюнями и смазкой сорвался с губ, когда он всё-таки вытащил член, разрешая девушке глотнуть воздуха.       – Даю второй шанс, – раздался над ней голос главы мафии, который не переставая потирал свой половой орган, пока девушка протяжно сопела, пытаясь надышаться вдоволь, – или ты мне отсасываешь сама — и я не распускаю руки, или я продолжаю так же трахать твой рот, не давая нормально дышать. Так что ты выбираешь, Джи? – ухмыльнулся он, снова хватая её за волосы и разворачивая к себе. – Говори уже, – схватил он её за подбородок, вдавливая щёки внутрь. – Сама или не сама?       – Сама, – сипло, как после долгой и изнурительной болезни, откликнулась девушка, – только не делай больше так.       – Не буду, – выдохнул он, снимая накопившееся в лёгких перенапряжение.       Мужская ладонь, перехватив женскую, точно так же, как совсем недавно в машине, заставила обхватить член, заскользив по нему. Без слов показав, что нужно делать, Кай убрал руку, ожидая, что Джихён продолжит без него. Светло-карие глаза исподлобья посмотрели на главу мафии, после чего девичьи губы изобразили подобие печальной полуулыбки. Маленькая ладошка несколько раз, прямо как он и хотел, прошлась вдоль по половому органу, после чего, поддавшись вперёд, Джихён неуверенно заглотила головку. Язык очертил круг. Один, второй, третий. Кай закрыл глаза, тяжело вдохнув и выдохнув. Вынув член изо рта, девушка ещё раз прошлась по нему рукой, после чего взяла его губами более уверенно, заглатывая теперь до середины. Мокрый язык снова прошёлся по стволу. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Потом она снова вынула его наружу, начав натирать рукой. Кай всё также не открывал глаз, довольный чужими неопытными, но отчего-то от этого ещё более приятными движениями. Пройдясь большим пальцем по головке, Джихён снова наклонилась к члену, но в этот раз вместо того, чтобы взять его в рот, запечатлела на нём мягкий и нежный поцелуй. Следом на головку лёг ещё один, а потом ещё. Последовательно губы спустились к самому основанию. Кай открыл глаза. На нормальный минет сложившаяся ситуация мало походила. Сначала было грубое принуждение, потом принудительно-добровольное согласие, а теперь всплеск какой-то странной нежности. Мужская рука коснулась лица, надавив кончиками пальцев на щёку.       – Хочу кончить тебе в рот. Разрешишь?       – С какого времени тебе стало важно знать моё мнение? – откинула Джихён назад голову.       – И правда, – ухмыльнулся он, – с чего это я вдруг расщедрился? – снова скользнул он пальцами в волосы на чужом затылке, только на этот раз аккуратно и плавно привлекая девушку к себе и без слов настаивая том, чтобы она продолжила. Член снова заскользил во рту, пока Кай, дойдя до пика, не кончил ей в рот. Густая вязкая сперма ударилась в нёбо, растеклась по внутренней стороне щёк и только после этого скатилась на язык. Пальцы, обхватив шею, не дали голове склониться вниз. – Глотай, – приказал он, наблюдая за тем, как Джихён послушно заглатывает солоноватую и склизкую жидкость вместе со слюной.       – Мерзкие у тебя всё-таки фетиши, – презрительно глянула она на него снизу, тыльной стороной ладони брезгливо вытирая губы.       – И мы только начали, – расплылись его губы в чудовищной улыбке, – осуществлять мои фетиши, – руки легли на плечи, резко выдёргивая Джихён с пола и разворачивая к себе спиной.       Рука сжала ягодицы под тёмно-фиолетовыми шёлковыми трусиками, после чего скользнула вверх по спине, застыв между лопатками. Сильный толчок принудил девушку упасть на кровать, предварительно заставив по инерции выставить вперёд руки. Джихён нервно глянула через плечо, ожидая, что последует дальше. Растерянные глаза уловили мимолётную и психически нездоровую улыбку, которая в очередной раз заставила насторожиться и даже испугаться. Крепкая мужская грудь то поднималась, то опускалась, напряжённо вдыхая и выдыхая. Пальцы зацепились за крайнюю позолоченную пуговицу, после чего медленно, снизу вверх, начали расстёгивать застёжки на струящейся чёрной шёлковой ткани. Тонкая вертикальная полоска приоткрыла смуглую кожу, которая в плохо освещённой комнате выглядела ещё темнее, чем была на самом деле. Предчувствуя что-то нехорошее, Джихён руками и ногами засеменила по покрывалу, пока Кай снова не притянул её к краю кровати, схватив за лодыжки.       – Чтобы ты сейчас ни удумал — знай: я против, – обречённо произнесла девушка, сжимая под пальцами покрывало.       – Ты всегда против, – издевательски заметил он, – и не важно, будет ли это что-то невинным или аморальным.       Тёплая рука прошлась по чужой спине, щекоча покрывшуюся мурашками кожу и вставшие дыбом волоски. Намотав на кулак длинные волосы, молодой человек заставил Джихён выгнуться в спине и поддаться ему навстречу. Обжигающий поцелуй лёг на шею, после чего это же место прикусили, оставляя багровый отпечаток. Девушка зажмурилась, ощущая, как мокрый и скользкий язык ползёт вниз. Звонкий шлепок лёг на всё ещё спрятанную под тканью ягодицу. Сначала на одну, потом на вторую. Следом рука помассировала саднящий участок. Раздался ещё один шлепок, и в очередной раз кожу под тканью погладили. Движения повторялись снова и снова, пока Джихён не почувствовала, что причинное место начинает ныть. Пальцы зацепились за резинку трусиков, собираясь оттянуть их вниз, но девушка, резко дёрнувшись, завалилась на живот и так же резко и быстро перевернулась на спину.       – Не хочу, – сглотнула она, – это отвратительно, – взгляд прожёг главу мафии, который так и не удосужился раздеться, успев за всё то время, что они провели в комнате, только расстегнуть рубашку.       – Что поделать? – облизнул он губы. – Не повезло тебе встретить такое чудовище как я, которое собирается иметь тебя этой ночью везде, где только вздумает.       Забравшись на кровать, Кай навис сверху, упираясь ладонями по обе стороны от головы Джихён. Губы жадно впились в чужие уста, закусывая и стягивая их болезненно зубами. Девушка поморщилась от вкуса крови на языке, догадываясь, что она принадлежит именно ей. Оторвавшись, глава мафии скользнул в чужой рот пальцами, смачивая их слюной, после чего эти же самые пальцы спустились вниз к приоткрывшейся из-под края трусиков промежности. Интенсивно помассировав клитор и половые губы, Кай по очереди ввёл сначала средний, а потом указательный палец, натянув её изнутри. Девушка протяжно застонала, чувствуя напряжение всем телом. Приподнявшись, молодой человек просунул свою руку под чужие коленки, поднимая ноги Джихён и перенося всю её опору на спину. Женские руки, дёрнувшись вверх, инстинктивно сжали изголовье кровати, пытаясь сбалансировать тело и не завалиться. Пальцы, всё ещё не выходя из влагалища, хлюпая, продолжали мучить тело, провоцируя его на большое количество выделений. Выйдя из влагалища, Кай подставил мокрый палец к анальному входу, слегка надавив на него. Джихён забрыкалась, одной пяткой уперевшись в мужскую грудь, а второй заехав по чужому лицу.       – Чёрт возьми, – прорычал Кай, потирая ушибленную щёку и скулу, – перестань дёргаться.       – Грязно, – оттолкнула его девушка, отчего он, потеряв равновесие, пошатнулся и упал на локти, – грязно настолько, что приходится несколько часов стоять под горячим душем и скрести по телу ногтями в надежде смыть все твои откровенные касания и фразы. Но вода не приносит ощущения чистоты, потому что грязно не телу. Грязно становится душе, как будто в неё плюнули. Не важно, что ты делаешь, важно то, как ты это делаешь, – прокричала она, пытаясь отодвинуться от него подальше, но в итоге упираясь лопатками в спинку кровати, – поскольку даже то, что ты делаешь, можно делать иначе.       – Опять решила поделать мне мозги? – оскалился он, зачёсывая непослушные волосы назад. Руки, вцепившись в бёдра, снова подмяли Джихён под себя. Губы коснулись твёрдого соска, требовательно обхватывая его зубами, свободной же груди коснулись пальцы, сминая кожу и закатывая сосок внутрь. Край трусиков снова оттянулись в сторону, после чего Кай резко и во всю длину вошёл во влагалище, заставляя Джихён взвизгнуть от неожиданности. Грубые толчки последовательно и ритмично начали вбивать девушку в кровать, которая, если бы не была дизайнерской и не стоила баснословных денег, точно бы жалобно заскрипела под чужими разгорячёнными телами. Устав от чужих сопротивлений, которые мешали получать удовольствие, сбивая ритм и вынимая член, Кай зло одной рукой прижал шею кусающейся девушки к подушке, а другой пригвоздил запястья к изголовью. – Будешь так же продолжать остервенело кусаться и царапаться, я тебя до рассвета трахать буду, но кончить так и не разрешу, – выпалил он, и ей показалось, что он нарочно пытается сделать ей больно.       – Прекрати, – попыталась она в очередной раз оттолкнуть от себя крепкое тело. – Перестань вести себя со мной так, как будто я шлюха из придорожного мотеля, к которой ты заскочил перепихнуться на отвратительных и грязных простынях, на которых до тебя побывала ещё ни одна сотня человек, – выпалила Джихён, по неосторожности забывая о чужом прошлом, которое больно полоснуло его по сердцу, оставляя кровоточащую рану.       – Шлюха? – огрызнулся он, больно хватая её за плечи. – А что если это не ты, а я шлюха из придорожного мотеля? – ядовито бросил Кай, обхватывая двумя руками девичье лицо и заставляя Джихён неотрывно смотреть ему в глаза. – Что если это я шлюха, к которой ты соизволила заскочить на огонёк ради забавы, но в итоге, увидев грязные простыни, передумала? – Кай несколько раз моргнул, пытаясь прийти в себя и успокоить бешено бьющееся сердце.       – Однажды, – хрипло отозвалась девушка, – погрузившись в древнегреческую философию, я пришла к выводу, что при рождении человек получает два сосуда. Полный — это тело, а пустой — это душа. Полный сосуд наполнен водой, прозрачной и родниковой, потому что приходим мы в этот мир чистыми и нетронутыми. Сосуд этот нам даётся для того, чтобы наполнять чужие сосуды, делясь содержимым своего. Но родниковая вода, выбрав неправильное устье, тоже может стать грязной. Понимаешь? На протяжении всей жизни мы ищем тех, кто способен помочь нам заполнить наш сосуд, не весь сразу, а помаленьку. Что-то мы берём от родителей, что-то от друзей и любимых, а что-то вообще от незнакомцев. Но, к сожалению, не всегда мы выбираем правильных людей. Сейчас глядя на тебя, мне хочется процедить содержимое твоего сосуда. Выплеснув из него всю мерзость, которая успела в нём накопиться за долгое время. Чонин, ты ведь пытаешься меня понять? Я очень хочу, чтобы ты меня понял, – женская рука дотронулась до мужского живота и, медленно скользнув вверх по тёплому телу, обхватила Кай за шею сзади, притягивая к себе лицом. – Я хочу сказать, – начала она шёпотом, уставившись на мужской кадык, который после тяжело глотка, напряжённо поднялся и опустился, – хочу сказать, что ты можешь ненавидеть свою мать. Потому что тебе есть, за что её ненавидеть. Не обязательно всё время любить. Слышишь? Не обязательно всё время прощать, когда прощать не хочется. Не ругайся только, не говори, что я снова лезу куда-то не туда, что не моё это дело, и я тебя не понимаю, потому что на самом деле я тебя прекрасно понимаю, Чонин, – дрожащим голосом отозвалась Джихён, большим пальцем успокаивающе продолжив гладить чужую шею, – потому что я тоже раньше считала, что мать ненавидеть нельзя. Но я разрешила себе. Разрешила себе её ненавидеть. Если ты не хочешь, чтобы я говорила о тебе, давай я буду рассказывать о себе, – возбужденно и лихорадочно на одном дыхании проговорила она. – У меня нет праздничной фотосессии по случаю первого годика*, понятное дело, что я бы не запомнила подобное событие, но ты не представляешь, насколько сильно мне всегда хотелось иметь этот долбаный альбом со снимком, который был у каждого в классе, – закусив нижнюю губу, девушка опустила взгляд на мужскую грудь, боясь встретиться с разгневанными и испепеляющими, как ей казалось, глазами. Но пока она решилась, ей важно было договорить всё, что она сейчас думала и чувствовала. – У меня не было той, что заплетала бы мне косы, сердилась, когда я просыпала школу и, не позавтракав, выбегала из дома, на ходу перепутав правый и левый кроссовок. У меня не было той, кому бы я могла признаться, что мне нравится мальчик из параллельного класса, и той, что потом бы вытирала мои слёзы, узнав, что этот самый мальчик из параллельного класса отверг мои к нему чувства. Этот список можно продолжать бесконечно. Но зачем? Зачем убиваться по тому, что могло бы произойти, но так и не состоялось, – на глазах выступили слёзы. Горькие и жгучие, размытой полосой вставая поперёк глаз. Она почувствовала, что подушку, на которой она лежит, сжали мужские пальцы. Нервно и сильно. Настолько нервно и сильно, что ткань начала трещать. Нужно ли было бередить чужую рану, она не знала, но чувствовала, что если он не отпустит всю эту ситуацию, то она до конца дней будет его преследовать. Ей хотелось бы заштопать его сердце, но там было так много дырок, что проще было подарить ему новое. Ей не жалко было бы даже отдать ему своё, но она уже, к сожалению, поняла, что отдала его другому. – Чонин, мы не виноваты в том, что нас не любили. В этом нет нашей вины. Мы не делали что-то неправильное, что-то такое, за что не заслуживали получить эту самую любовь, – слова повисли в воздухе, слёзы так и продолжали стоять в девичьих глазах, не решаясь скатиться вниз. Она знала, что нужно моргнуть и тогда станет легче. Тогда не только глаза, но и сердце перестанет щипать. Одинокая слеза упала вниз, обжигая щёку. Но она была не её. Джихён подняла глаза на Кая. Она точно была не её. Влажная дорожка блестела на смуглой коже. Стеклянные глаза смотрели безжизненно и тускло. Джихён показалось, что если бы в душе каждого человека находился фонарь, который время от времени можно было бы зажигать и гасить, то она точно разбила бы уже чужой. Одними только своими словами. Фонарь точно больше уже не горел. Но может быть следовало попробовать вставить новую лампочку? Девичья рука, потянувшись вверх, дотронулась до чужой щеки, большим пальцем стирая постыдный для него след. Резко оттолкнувшись, Кай отстранился, сползая и садясь на угол кровати. – Чонин, – с сожаление в голосе печально протянула девушка, подползая к нему и порывисто обнимая со спины, продев ладошки между обречённо висящими мужскими руками, – прости. Забудь всё, что я наговорила, – губы коснулись макушки, как если бы он был маленьким мальчиком. Хотя он, и правда, сейчас стал для неё маленьким потерянным мальчиком, а не ужасающе страшным преступником, которого боялись все в округе. Смотреть на разбитого Кая было куда больнее, чем смотреть на вспыльчивого и грубого. В первом случае она точно знала, что следует делать, а вот со вторым сталкивалась впервые. – Ругайся, если тебе хочется. Только не молчи, пожалуйста.       Опустив голову и посмотрев на девичьи руки, опоясывающие его вокруг тела, молодой человек аккуратно стянул их с себя. После чего, встав с кровати, хотел выйти. Ему не нравилась жалеющая его Джихён, он мог принимать её только ненавидящую... или? Или ту, которой она может быть только в его фантазиях. Он не хотел, чтобы к нему лезли в душу. Не хотел делиться своим бременем. Он знал, что люди коварны и лживы, что стоит тебе на миг расслабиться, как они тут же без зазрения совести вонзят нож тебе в спину. Внутри было тошно. Казалось, что кто-то решил достать со дна его души покрытый ржавчиной сундук, а потом охотник за сокровищами, думая, что в сундуке хранятся исключительно золотые монеты попытался его открыть, безжалостно ломая гвоздодёром. В итоге стоило только замку поддаться, после титанических усилий, как стало понятно, что нет в нём никаких золотых монет. Всего лишь жалкая медная горсть на дне, которая и даром никому не нужна.       – Чонин, – поймала она его руку и, потянув на себя, снова усадила на кровать. Ладони обхватили голову и, уложив её себе на колени, начали медленно перебирать пальцами взлохмаченные волосы, – куда ты бежишь?       – В кабинет, – с надрывом глухо проговорил он, закрывая глаза и впервые полностью кому-то доверяясь. Пусть втыкает нож, если ей так хочется. Он и так давно уже мёртв. – В столе, в третьем ящике справа лежит пистолет.       – Зачем он тебе? – склонилась Джихён над мужским лицом, после чего он почувствовал нежный запах полевых цветов и обрадовался тому, что это были не розы. Он ненавидел розы. Его мать всегда душилась только этим мерзким парфюмом.       – Пристрелить тебя, – сухо отозвался он, всё ещё не открывая глаз.       – За то, что знаю и видела больше, чем должна была? – прошептала девушка, обхватывая лицо Кая и касаясь его губами. Тёплое дыхание защекотало каждый миллиметр кожи, блуждая вместе с губами по лбу, щекам и носу, а в конце добравшись до мужских губ. Раскрыв уста, Джихён сама робко прикоснулась языком к чужому языку, и Кай, оторвавшись от её коленей и поддавшись ей навстречу, готов был сойти с ума, если бы уже не считал себя сумасшедшим. Женские руки, мягко дотронувшись до плеч, стянули рубашку и, переместившись на спину, начали блуждать по ней.       – Жалкий я? – нахмурился Кай, отрываясь от девичьих губ. – Решила благородно пожалеть?       – Нет, – руки обхватили шею, и, прижавшись щекой к мужской груди, Джихён услышала размеренное биение чужого сердца. Вот и развеялся миф. Она не считает больше его каменным. – Хочу стать соучастником. Хочу разделить неподъёмную казалось бы ношу, – губы мягко коснулись груди.       – Как вижу, самым бабским из всех бабских способов.       Надавив на грудь самыми кончиками пальцев, девушка уложила Кая на кровать, забравшись сверху. Поцелуй снова лёг на губы, потом на подбородок, потом спустился на шею. Поколебавшись, Джихён приоткрыла рот и, как всегда это делал Кай, скользнула языком по грудной клетке, время от времени тяжело и нервно подрагивающей. Молодой человек снова прикрыл глаза. Пусть всё это было иллюзией, и он ей на самом деле не нужен был, сегодня он готов был обманываться. Пусть испытывает к нему жалость или ещё что-нибудь настолько же мерзкое. Оторвавшись от груди, Джихён заправила за уши спутанные и норовящие всё время щекотать чужую кожу волосы, после чего руки расслабили ремень и, потянув на себя, стянули чёрные брюки с боксерами. Впервые девушка обратила внимание на то, что глава мафии сегодня весь в чёрном и куда-то делись его разноцветные раздражающие глаза гавайские рубашки, которые теперь почему-то перестали быть для неё раздражающими. Ей казалось теперь, что он носит их нарочно. Словно это его личная химера. Он искренне верил в то, что если сумеет согреть себя снаружи, то внутри будет не так промозгло и сыро.       Вернувшись на кровать, Джихён снова собиралась сесть сверху, но вместо этого он, обхватив её за талию, подмял под себя. В этот раз наступила его очередь дарить ей ласку. Губы мягко коснулись сначала шеи, потом ямочки между ключицами, а затем обхватили грудь и, девушка, натянувшись подобно струне, забеспокоилась о том, что он снова может стать грубым. Тогда, когда она была сверху, контролировать процесс ей нравилось больше. Но опасения не подтвердились, в этот раз не было в нём грубости, как будто вся она куда-то исчезла, растворившись подобно дыму в словах и фразах, с трепетом ею же произнесённых. Пальцы коснулись естества, медленно раскрывая и массируя его. Поцелуи спустились ниже. В какой-то момент ей даже показалось, что они стали робкими и неуверенными, как у подростка, пытающегося соблазнить взрослую и опытную женщину, которую удивить уже ничем было невозможно. Дрожь прошлась по телу, когда Кай преодолел живот, зацепившись за край трусиков. Он собирался стянуть уже и их, но Джихён в очередной раз, забеспокоившись о правильности всего происходящего, накрыла его руки своими, останавливая жест, который вызвал лишь непонимание и растерянность в чужих глазах — ей показалось, что он сразу понял, что она не хочет его касаний там, в тот самый момент, когда она не желала больше огорчать его этой ночью. Поэтому, переборов себя, Джихён сделала вид, что она просто помогает ему лишить её последнего элемента гардероба. Язык коснулся естества. Схватившись за изголовье кровати, девушка жадно вдохнула воздух, до крови закусив губу. Джихён не понимала, что происходит, но ей нравилось. Она не находила всё случившееся пошлым. Напротив, в этот раз всё было правильно. Потому что в этот раз никто не пытался ломать ей запястья — в этот раз их только мягко гладили. В этот раз никто не впивался зубами в кожу, кусая её до багровых синяков — в этот раз её только мягко целовали, растирая длинными пальцами. Правую ногу свела судорога, Джихён машинально заелозила ей по кровати. Казалось, что искры сыплются из глаз, когда всё внизу сгорало от перенапряжения. Она чувствовала, что вот-вот в небо взлетит салют, засияв там пёстрым разноцветным цветком. Вскрикнув, Джихён кончила, притягивая Кая за голову к себе. Мужские губы снова отыскали женские, после чего она снова почувствовала интимное прикосновение члена внизу, который в этот раз заскользил плавно, не пытаясь выбить из неё душу. Плотнее обхватив мужскую спину ногами, Джихён поддалась навстречу, ловя ритм и отвечая настолько, насколько было сегодня в её силах. Ей захотелось сделать его сегодня счастливым. Пусть и самым бабским, из всех бабских способов. Ведь она точно знала, что завтра, когда они проснутся рядом, всё вернётся на круги своя. Он не перестанет язвить и говорить ей грубости, а она не перестанет ненавидеть его в ответ. Уткнувшись в девичью шею, он сделал ещё пару движений, после чего, вынув член, кончил. Руки, обняв девушку со спины, прижали к себе ближе. Он не помнил, какой именно это был раз, когда они засыпали вместе. Возможно, шестой. Но какой бы раз это ни был, он точно был уверен в том, что это был последний этим летом. Но только ли этим летом суждено было стать ему последним?