Точка невозврата

      Чайная ложка беспокойно ударялась о стенки белоснежной чашки, наполняя рваным и сбивчивым звоном пространство вокруг. Молчание было похоже на суп из соевой пасты. Густой, вязкий и тягучий. Деревянный пол тлел, охваченный красно-оранжевыми искрами закатного солнца, успевшего всё-таки напоследок вырваться из-за облаков. В некоторых местах, где было превышено скопление естественного света, можно было различить кружащиеся и время от времени замирающие пылинки, сравнимые, пожалуй, с золотыми блёстками сказочной феи. Лучи нежно скользили по стеклянному буфету, играя бликами на фарфоровой и фаянсовой посуде. Босые ноги, не дотягиваясь до пола, нервно отбивали в воздухе беззвучный ритм. Джихён обвела помещение взглядом. Шторы, сжавшись, сиротливо висели в углу. Редкие фолианты на книжных полках из-за того, что к ним в последнее время не проявляли должной заботы, успели покрыться тонким слоем пыли. На диване в одиночестве лежала шёлковая подушка, остальные же отчего-то валялись рядом на полу.       – Сехун... – прошептала девушка, обхватив пальцами горячую чашку, в надежде согреть руки. Чай с кусочками лимона и имбиря был сладкий и душистый. Она знала, что в любой другой день он точно смог бы её успокоить, но только не сегодня.       – Джихён... – улыбнулся Сехун, подпирая лицо рукой и неотрывно следя за растерянной девушкой, сидящей напротив. С самого переезда ему почти никогда не было уютно в стенах этой квартиры, но в те редкие моменты, когда Джихён была с ним, всё резко менялось. Помещение переставало быть чужим и безжизненным.       – Я... – закусила она губу, сморщившись, отчего на лбу образовалась тонкая складка морщинок.       – Пришла поговорить, – закончил за неё молодой человек.       – Да, – кивнула она, делая глоток остывшего чая, – хотя и не знаю с чего начать. Впервые для меня слова перестали иметь силу. Чтобы я сейчас ни сказала тебе, это не сможет передать и половины того, что лежит у меня на сердце. Изначально мои чувства были похожи на семечко, которому не суждено было прорасти. Знаешь, все обстоятельства были не на моей стороне. Был не тот сезон, да и почва была совсем не плодородная. То дули одни ветра, то наступала засуха, а то шли сплошные ливни. Я и сама не заметила, как из семечка начало что-то прорастать. Для меня было удивительно: я ведь даже не помогала своему дереву. Оно росло совсем диким и неухоженным. Я не поливала его, не закрывала стеклянной колбой, не защищала от барашков и баобабов как Маленький принц. Я просто была сторонним наблюдателем. Всё время думала: выживет или нет?       – Неужели выжило? – одними губами спросил Сехун, отбивая пальцами по столу ритм, который сейчас очень походил на биение чужого сердца.       – И даже зацвело, – прошептала Джихён. – Говорят, если вишня цветёт не в сезон, то в лучшем случае она не принесёт плодов, а в худшем погибнет, – поддавшись вперёд и прижавшись грудью к столешнице, девушка схватила ладонь молодого человека, прижимая её к губам. На глазах проступили царапающие слёзы. – Я не хочу погибнуть, Сехун. Я боюсь, что это всё наваждение, что как только лепестки осыпятся, я останусь стоять с голыми ветками и никогда, слышишь, никогда больше не смогу зацвести.       – Глупости, – погладил он чужие щёки, – зацвести способен даже старый пень. Могу привести пример из собственной жизни. Раньше у нас с дедушкой был домик за городом. Мы часто ездили туда во время каникул. Дедушка любил физический труд, считая, что он закаляет тело получше любых тренировок. Так вот, однажды лопата, которой он часто работал, сломалась. Тулейка с полотном пришли в негодность, и остался один только черенок. Дедушка долго пытался найти ему применение, пока просто не воткнул его в землю в качестве опоры для только начавшего цвести вишнёвого дерева, которое было ещё очень слабым. Прошло время. Жаркое лето сменилось затяжной дождливой осенью. Вернувшись в загородный домик, мы обнаружили, что черенок расцвёл, покрывшись побегами и маленькими листьями. Ты можешь себе это представить, Джихён? Сухая шкуренная палка без корней возомнила себя деревом. Почему? Неужели эта чёртова палка нашла смысл своего дальнейшего существования? Заразилась чьим-то примером? Неужели ничего ещё не было потеряно?       – Никогда ничего не потеряно, – попыталась она его обнять через столешницу. Чайная ложка, звонко выпрыгнув из чашки, улетела куда-то на пол. Рука, нечаянно задев до краёв полную чашку, опрокинула на стол всё её содержимое. Липкая янтарная жидкость растеклась по деревянной поверхности.       – Утром он мне звонил, – признался молодой человек. Джихён вздрогнула.       – Что он тебе сказал?       – Цензурить нужно? – усмешка окрасила губы, после чего девушка утвердительно кивнула. – Тогда, пожалуй, и слов-то не останется.       – И всё же, что он тебе сказал? – сердце неистово забилось в груди.       – Если переводить с его бранного языка, то, думаю, он хотел, чтобы я был сегодня настолько же откровенен с тобой, насколько и ты будешь со мной.       – Это звучит невероятно, но всего пару часов назад Чонин кое-чему меня научил. Кое-чему очень важному. Похоже, всё это время я была как глупая рыба, которая, не справляясь с течением, решила перебраться на сушу. Я была рождена, чтобы плавать, но каждый раз пыталась уверовать, что у меня получится ходить. Я боялась себя. Хотела избрать другой путь, но у меня ничего не получалось. Я искала недостатки в других, но свои в упор не замечала. Как там говорил Сенека? Чужие пороки всегда перед нашими глазами, в то время как наши — за спиной. Так вот, последние месяцы я только и делала, что подменяла понятия.       – Что это значит? – спросил Сехун, аккуратно отцепляя руки девушки от своей шеи. Спрыгнув с барного стула, молодой человек направился в гостиную зону к стеклянному журнальному столику, на котором покоилась пачка сигарет.       – Люди часто путают любовь с привязанностью, – ей показалось, что его рука дрогнула, поднося фильтр к губам.       – Ты тоже путала? – сипло спросил он.       – Путала, – кивнула Джихён, стягивая с рейлинга, висящего под кухонными шкафчиками, бумажные полотенца, – пока не научилась быть честной с самой собой. – Белоснежным салфеткам понадобилось мгновение, чтобы впитать в себя разлившийся по столешнице чай.       – И как же у тебя это получилось?       – Похоже, применила какой-то запрещённый приём.       – Какой? – медленно затягиваясь, спросил Сехун.       – Воспользовалась чужой болью.       – Мучают угрызения совести?       – Да.       – Не стоит, – покачал он головой. – Не всегда же только тебе страдать.       – Но эта боль, кажется, не единовременная.       – Он сам выбрал такой путь. Чашу может отбросить только тот, что испил её до дна.       – Я научилась быть честной только благодаря Чонину, – ополоснув чашки, Джихён так и не смогла дотянуться до сушилки, оставив посуду сохнуть на столе. – Я считала себя обязанной ненавидеть его за злое и безжалостное сердце, но ведь на самом деле в этот момент моё становилось таким же. Таким же злым и безжалостным. Я извлекла хороший урок. На самом деле ненависть может породить только ненависть. Если нас в лесу нечаянно ударит ветка дерева, мы ведь не ответим ей тем же. Правильно?       – С какой стороны посмотреть, – улыбнулся Сехун, выпуская белый дым. – Люди часто обижают тех, кто не способен им ответить. Часто в отместку мы ведь начинаем ломать сучья. Хотя вроде бы это уже другой вопрос.       – Знаешь, чем чаще я тебе вижу, тем крепче мне хочется за тебя уцепиться, – подойдя к Сехуну, девушка бросила взгляд на тлеющую в мужской руке сигарету. Искра медленно сжирала фитиль, оставляя после себя один лишь пепел. Тело бросило в жар. Джихён показалось, что вокруг только тлеющие Помпеи — и не осталось ничего кроме руин.       – Чем крепче цепляешься, тем страшнее потом становится терять.       – Не важно. Я почти смирилась, – Джихён потянулась к чужой сигарете. Пальцы встретились. – Ищите — и вы всё равно потеряете, — говорил Будда.       – Он говорил так про смысл, а мы сейчас о людях, – разомкнув пальцы, разрешил он забрать у себя сигарету.       – Какая разница, – пожала она плечами, – на людях это тоже оказывается работает.       – Я расстроился, когда начал замечать в тебе признаки прагматизма, но потом я понял, что, наверное, настал период твоего взросления и тебе пора пройти через всё, чтобы найти настоящую себя.       – Помогает? – кивнула она в сторону сигареты.       – Найти смысл? – опустился он на диван.       – Расслабиться, – впервые за вечер улыбка коснулась девичьего лица.       – Нет, – покачал он головой, наблюдая за тем, как девушка подносит к губам сигарету. – Лучше не начинай.       – Почему? – удивилась Джихён, обхватывая губами фитиль, но так и не решаясь затянуться.       – От привычек бывает сложно избавиться.       – Есть привычки, от которых не обязательно нужно избавляться.       – От вредных точно нужно.       – А как понять что они вредные?       – Вредные — убивают нас изнутри.       – То, что нас не убивает — делает нас сильнее. Не ты ли это мне твердил, когда впихивал в мою руку стакан янтарного виски, когда я впервые появилась в этой квартире, – поинтересовалась девушка, сминая почти целую сигарету в пепельнице.       – Тогда ты меня боялась. А сейчас? Сейчас ты боишься меня, Джихён?       – А ты хочешь, чтобы я тебя боялась?       – Хочу, – отозвался он, протягивая навстречу к девушке руку, – и не хочу. Всегда по-разному.       – А сегодня? Сегодня я должна тебя бояться? – подошла она к молодому человеку впритык, так, что их босые ступни соприкоснулись.       – Думаю, это мне сегодня стоит бояться тебя, – руки аккуратно легли на талию.       – Накануне Чонин рассказал мне интересную историю: отдыхал как-то на земляничном поле человек, и вдруг из-за кустов к нему навстречу выпрыгнул тигр. Человек кинулся наутёк. Хищник следом. Добравшись до обрыва, человек уцепился за дикий корень лозы и начал карабкаться вниз. Дрожа, он бросил взгляд в пропасть и увидел ещё одного тигра. Только корень лозы удерживал его от смерти. Неожиданно из норы выбрались две мышки и начали грызть растение. Окружённый со всех сторон опасностью, человек начал оглядываться и увидел рядом с собой одинокий кустик земляники с единственной ягодой. Потянувшись, он сорвал её. Ягоду, которой не было слаще в его жизни.       – Обычно люди начинают ценить жизнь только тогда, когда подвергаются страшной опасности. Глупцы ценят тогда, когда теряют. Так давай начнём ценить нашу жизнь сейчас, – склонилась она к мужскому лицу. – Ты же говорил мне, что не хочешь ни о чём сожалеть. Так давай не будем сожалеть об упущенной возможности.       – Тогда скажи мне это. Скажи мне, Джихён, почему ты здесь? Почему ты здесь, а не где-либо ещё? Почему я прогоняю тебя, а ты всё время возвращаешься? – прошептал он в её губы, и она почувствовала терпкий запах табака. Ей не обязательно было курить, она и так могла ощущать горечь на своих губах — и, пожалуй, не только на своих губах, но и на своём сердце.       – Я люблю тебя, – обхватила она его лицо руками, заглядывая в потемневшие глаза. – Больше жизни люблю.       – Я тоже люблю тебя, – прижался он к холодному взмокшему лбу. – Никогда не думал, что эти слова бывает так сложно произнести.       Он не знал сколько они так простояли. Может быть пять минут, может быть тридцать. Впервые время перестало быть физическим процессом. Впервые секундную стрелку смогло заменить чьё-то равномерно бьющееся сердце. Они не знали, как долго шли к этому, что именно пришлось им потерять, а что найти по пути, но то, что путь их был тернистый и сложный они точно сумели прочувствовать сполна.       Ночь сгущала чёрные краски. Окна соседних домов уже давно вспыхнули ярко-жёлтым пламенем. Неоновые вывески поблёскивали от капель. Шпили башен-небоскрёбов всё ещё щекотали небо несмотря на то, что дождь уже пролился. Выложенные крупными плоскими камнями тротуары и мостовые были мокрыми и скользкими.       Сехун сидел на полу, вытянув ноги, а девушка, удобно устроившись головой на его коленях, лежала подле. Мужские пальцы медленно перебирали девичьи волосы. Пожалуй, если бы Джихён умела мурчать, она бы точно начала это делать. Но, к сожалению, глухую вибрацию из себя она извлекать не умела.       – Почему ты решила забрать Чонён завтра? Мы могли бы съездить за ней прямо сейчас.       – Я успела поговорить с ней. Завтра у семьи Ву за городом будет какое-то торжественное мероприятие. Она очень хочет присутствовать. До сих пор не знаю, какую лапшу навешал ей на уши Крис, – нахмурилась девушка.       – Всё ещё злишься на него?       – Злюсь, – проворчала Джихён, рассматривая широкие панорамные окна. Капли дождя, стекая вниз, сливались и превращались в единое целое. Неужели они теперь тоже могут стать единым целым? Целым. Перевернувшись с бока на спину, девушка посмотрела на молодого человека. Длинные пальцы, обхватив сигарету, оторвали её от губ. Белое облако дыма вырвалось наружу. Язык прошёлся по нижней губе. Всего дважды, когда Джихён набралась смелости, ей посчастливилось целовать эти искушённые жизнью губы. И впервые она смогла ясно понять и ощутить, что оказывается прикосновения для неё всегда были вторичны. Вот она. Её любовь. Основанная на платонических чувствах. Не обязательно было сливаться телами, когда можно было слиться душой. Любовь. Всего лишь два слога. Шесть букв и пять звуков. Но ни одно слово в мире, наверное, не является таким же ёмким. Ей казалось, что её любовь была такая же, как миллиарды других, но в то же самое время ей хотелось, чтобы она ни на одну из них не была похожа.       Женские пальцы потянулись к сигарете. Сехун отвёл руку в сторону.       – Всего пару часов назад ты не возражал.       – Пару часов назад может быть и не возражал, – закинув голову, молодой человек сделал ещё одну затяжку так, чтобы Джихён не смогла до него дотянуться.       – Что же изменилось?       – Ничего собственно и не изменилось, – наклонившись, выпустил он ей дым в лицо. Девушка зажмурилась, после чего тихо прокашлялась, пытаясь прочистить горло.       – Жадина, – проворчала Джихён, скрещивая на груди руки.       – Есть такое, – усмехнулся Сехун.       – Даже виски не предложишь?       – В этот раз тебя не одолевают кошмары, зачем зря переводить продукт? Ценитель из тебя так себе.       – Пытаешься выставить себя и Кая знатоками алкоголя? Мол вы его не хлещете от нечего делать, а дегустируете?       – Ой, ладно, – махнул он рукой в сторону кухни, – там на полках есть херес.       – Другое дело, – подскочила девушка со своего места.       – С какого момента ты начала пить? – изогнулась его бровь. – Как я помню, ты быстро пьянеешь и становишься отвратительным и наглым собеседником, распускающим руки.       – У меня есть антидот, – отозвалась Джихён, стуча дверцами кухонных шкафчиков в поисках крепкого вина.       – И какой же?       – Твои губы, как выяснилось, отлично помогают.       – Да неужели? – подкравшись сзади, прошептал он ей на ухо. От неожиданности и испуга волоски встали дыбом. Стеклянная бутылка выскользнула из рук, но у самого пола была ловко поймана. – Ты только что чуть не расхерачила напиток стоимостью в шесть тысячи долларов.       – Сколько?! – резко развернувшись на пятках, воскликнула девушка.       – В каждой капле напитка запечатлено солнце Херес-де-ла-Фронтера, города неподалёку от которого Христофор Колумб начал своё второе плавание к берегам Америки, Магеллан отправился в кругосветное плавание, а Франсиско Гойя творил свои шедевры. Столетнее вино со сложным букетом и насыщенным ореховым послевкусием. Присмотрись: даже бутылка ручной работы. Думаю подобных экземпляров осталось не больше пятидесяти штук в мире.       – Вау, столько всего знаешь, – удивилась Джихён, с упоением следя за чужими потрескавшимися губами.       – Вообще-то я с коробки читаю, которая стоит над твоей головой, – усмехнулся Сехун, закатывая глаза и кивая в сторону шкафчика. – Так что, поднимется рука? – опалил он её губы своим дыханием, после чего, выдвинув ящик, на ощупь вытащил штопор.       – Поднимется, – выныривая из-под Сехуна и выхватывая у него винтовой стержень, уверенно заявила Джихён. Близость чужого тела будоражила. Никогда ещё раньше она не чувствовала такого сильного напряжения рядом с молодым человеком. Казалось, что он нарочно её дразнит.       Пытаясь отвлечься от мужской фигуры, маячившей всё время перед глазами, девушка перебралась на другую половину кухни. Место расположения бокалов удалось найти с третьей попытки. Искусственного освещения в помещении не было, но даже в полумраке она могла видеть, насколько хорошо было отполировано тонкое стекло. Встав на носочки, девушка попробовала стянуть с полки бокалы, но после серии неудачных попыток всё-таки сдалась. Джихён украдкой из-за плеча глянула на молодого человека. Сехун стоял и, оперевшись о столешницу, изучал этикетку. Лунный свет вперемешку с мерцающими огнями падал на его фигуру. Домашние светло-серые хлопковые штаны свободно сидели на бёдрах, поддерживаемые, наверное, только шнуровкой пояса. Безразмерная белая майка с глубокими проймами на боках выделяла рёбра. Почувствовав чужой взгляд, он отставил бутылку в сторону и, нехотя клацая босыми ногами по тёплому полу, побрёл в сторону девушки. Стенки бокалов звонко встретились. Приятный перезвон разлетелся по комнате, нарушая дремлющую тишину. Быстро просеменив в сторону хереса, Джихён, прикладывая всю имеющуюся в её руках силу, вкрутила витиеватый штопор. Руки несколько раз дёрнули деревянную пробку, но та, не поддавшись даже на миллиметр, похоже, плотно застряла в узком горле. Раздосадованно вздохнув, Сехун снова навис над девушкой. Тёплая мужская ладонь легла поверх женской. Пробка, резко выскочив, отлетела куда-то в сторону, со звуком напомнившим Джихён влажный порывистый поцелуй.       – Смотришь на меня весь вечер так, как будто ищешь изъяны, – ухмыльнулся он, в очередной раз ловя взгляд девушки на себе.       – Хочу запомнить все детали, чтобы не забыть, – прошептала Джихён, направляясь в сторону окна с бутылкой и бокалами. – Я, как маленькая девочка, знаю, что волшебству суждено будет развеяться с восходом солнца. Я не глупая, я понимаю, что это только вопрос времени, когда ты меня прогонишь. Мы всё время жили в разных плоскостях. К сожалению, нас подвело время, место и обстоятельства. Теперь по всем правилам судьбы ты должен убить меня, чтобы я не взболтнула лишнего, а я должна сдать тебя полиции, чтобы оправдать честь будущего юриста.       – Время, место и обстоятельства, говоришь, – усмехнулся Сехун, доставая с полки плитку шоколада.       Устроившись на полу, Джихён начала наполнять бокалы. Вино скользнуло по стенке. Тёмно-красная жидкость, похожая на кору многовекового дерева, наполнила бокалы наполовину. Аромат миндаля разлетелся по комнате. Шурша серебряной фольгой, молодой человек разломил шоколад на неидеальные острые ломтики. Сделав глоток, Джихён зажмурилась. Крепкое вино обожгло язык и горло. Дотянувшись до шоколада, девушка запихала его в рот. Ровно столько, сколько смогло уместиться. Пьянеть раньше времени она не собиралась. Хотя, пожалуй, даже не делая первый глоток, она чувствовала себя не к времени захмелевшей.       – Как тебе? – поинтересовался Сехун, наблюдая за скорчившимся лицом девушки.       – Ничего, – кивнула Джихён. – Так и не скажешь, что изготовлено из плесени*.       – Сама ты ­— плесень, – щёлкнул он её по носу.       – Как бы это банально ни звучало, но не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, – отозвалась девушка, устраиваясь между ног молодого человека и откидываясь на его грудь.       На улице снова начал накрапывать дождь. Размытый город отражался в воде.       Вино было горьким как слёзы. Хотя может быть действительно то были её слёзы, которые, застыв на глазах, не смели сорваться вниз. Принцип Соломона сработал. Кажется, можно было даже начинать обратный отсчёт. Она чувствовала, что вот он финал шахматной партии. Она несколько месяцев кряду вынашивала в себе план побега, но когда подошло время приводить его в исполнение, стало понятно, что убегать ей никуда не хочется. Ей хотелось остаться, но она знала, что остаться он ей не разрешит.       – Пора ложиться спать, – прошептал Сехун на ухо девушке, убирая руки и переставая обнимать её со спины.       – А поцелуй на ночь будет? – развернувшись, поддалась вперёд девушка, вытягивая губы. Бутылка была уже пуста. Теперь хмель точно завладел разумом, нашёптывая на ухо всякие непристойности.       – Будет, – тёплые губы нежно коснулись лба.       – Зануда, – проворчала девушка, переставая ощущать рядом чужое тепло, которое пару часов старалось греть не только её тело, но и душу.