Морские дьяволы всегда печальны и глупы.
Они давно не живы — все поголовно трупы.
У каждого мир по-своему истерзан и хрупок
И это для каждого другого кажется тупо.
Один из новых младших братьев
Тот, что закален во льдах и старых племенах
Не кажется им приятной знатью
Не кажется — привычным на местах.
Однажды он восстал пред мною
Со своей печальной судьбою.
И занялись мы с ним игрою
В которой есть только двое.
Скажу, было забавно: чувствовать его уют
И видеть милую улыбку на посиневших губах.
Но только после первой ночи смут,
Я осознала — не удержать в руках.
После наши встречи стали чаще,
А чувства мне к нему — слаще.
И не могла я оставаться прежней,
Сгорая в его пылающих руках.
Прознали тогда благие братья,
Что младший то — румян.
И пришли к порогу ратью
Крича в лицо: «Ты — дурман!»
И тот, что самый старший,
Красивый тот, с лицом.
Сказал, с улыбкой слаще:
«Пропасть тебе в ином!»
«Не трогай брата, человек!»
«Не рушь судьбу и жизнь свою!»
«Иначе не покажешься живою
И сгинешь в море на весь век!»
Они меня изгнали,
Выгнали на край
И скинули с обрыва
На милость всем богам.
Тогда тот брат, что изо льда изделан,
Сошел с ума, узнав,
Что та его подруга
Ушла к морским недрам.
И он, истерзан болью,
Пошел за нею вслед,
Чтобы злые братья
Вновь ушли на нет.
Теперь я уж не та, что была раньше.
Не помню прошлое, не притяну былое.
Но помню и предвижу будущее,
Которое и смоет все плохое.
— А что случилось с тем, который изо льда? — взволнованно спросила Мейбл, приближаясь к расслабленной Хелен. Та на пару секунд задумалась, а потом с улыбкой пропела:А тот, который изо льда искован, теперь навеки в море ледяном покован. И никто не может до него добиться — мертвое сердце никому уже не покорится.
Мейсон же не задал в тот вечер ни одного вопроса, лишь хмурил брови и записывал все слова Хелен в дневник. Каждое сказанное ей отпечатывалось на бумаге его аккуратным почерком, наравне с какими-то молчаливыми вопросами и вполне хорошими теориями. «Ты за последние пару дней все из библиотеки не выходишь, Мейсон, — заметила Хелен, проходя в самый темный уголок меж шкафами. — Не думаю, что твоим глазам это будет хорошо». — Мои глаза — моя забота, — не в обиду сказал Мейсон, не отрываясь от какого-то сухого пергамента. — Ты же с Мейбл еще с утра пропала. Куда ходили? Хелен присела на стопку книг и заглянула в потрепанную бумагу. Она бегло пробежалась по непонятным строкам и, не контролируя саму себя, пропела:В мирное время старший из братьев затихнет
И никого из своих братьев не тронет.
Мейсон поднял удивленные глаза. — Чего? «Эти записи о старшем из Морских дьяволов, — пояснила Хелен, указывая на ту самую строку. — Его зовут Билл Сайфер, если верить этим словам». — Хммм… Юноша потрепал макушку и шумно выдохнул, прикрывая глаза. Снова этот Билл Сайфер путается под его ногами, снова появляется в мыслях и теребит не самые хорошие воспоминания. А Мейсон ведь уже начал забывать о его существовании. — Хелен, — начал он, медленно поднимаясь. На сегодня с него хватит этих книг — стоит отдохнуть. — Скажи, кто этот «сделанный изо льда»? Ни в одном из писаний о нем нет ни одного слова. «А тебе интересно?» — Если бы мне было не интересно, я бы не спрашивал. Если ты не против мне рассказать. Они вышли из библиотеки и медленно побрели по светлому коридору в сторону сада. Хелен шлепала босыми стопами по прохладному камню, а Мейсон непривычно осматривался по сторонам, засматриваясь в окна на красный закат. «У него с самого начала не было имени. Просто «Скован изо льда» прижилось к нему среди братьев, а простые люди и не видели его никогда. Я дала ему имя «Гримм», потому что он часто носил маски каких-то чувств, не свойственных ему эмоций. Гримм один из самых молодых, как и «рожденный скорбью, болью», с которым у твоей сестренки столь тесная связь. Гримм первый открылся мне и позволил приблизиться к себе, заглянуть в самую душу. Ты не представляешь, как я была тогда счастлива… Эй! Ты меня слушаешь?» Хелен обернулась на юношу и проследила за его испуганным взглядом. Мейсон остановился у распахнутого настежь окна, всматриваясь в яркий горизонт. Он видел корабль: тот самый корабль, который видел только на картинках в книгах. Черный Георгин это или же Желтый Треугольник — сказать было сложно — уж слишком корабли братьев были схожи. Но глубоко в душе Мейсон молился, чтобы это был кто-то другой. Хелен подошла к нему и подхватила под локоть. «Пошли, это Белая Гортензия. «Встревожена гордыней» решила почтить нас своим визитом». — Единственная сестра, значит? — Пасифика, как я рада тебя видеть! — воскликнула Мейбл, прыгая на подругу. Пиратка успела подхватить девушку, но не рассчитала собственные силы, и они обе свалились на раскаленный песок. — И я рада, мелкая.