Больше подобного не происходило. Билл не приходил ко мне во снах, не искал наяву, словно это ничего не стоило. Но странное чувство в моей груди шептало, что это не конец, что он просто ждет нужного момента, чтобы появиться на пороге.
Я проснулся в чьих-то объятиях: таких мягких, успокаивающий и родных, словно когда-то это уже происходило. Близкий силуэт был незнакомый: светлый, такой далекий, что невозможно дотянуться. Но я узнаю его из тысячи, только лишь однажды прикоснувшись к этим мягким впалым щекам, к этой тонкой шее, выпирающим ключицам и худым рукам.
Это была Хелен. Да, непременно, тогда по моей спине пробежал холодок от горького осознания.
Скажу честно, в тот момент я сильнее всего желал, чтобы это все оказалось сном. Но нет. Хелен прижала меня ближе к себе, когда по моим щекам потекли слезы. Она ничего мне не сказала, только обнимала, успокаивающе поглаживая по волосам.
В свое следующие пробуждение я уже закатил истерику на тему того, почему я был на суше и что вообще произошло. В голове крутились вопросы о том, что будет дальше. Хелен рассказала мне, что Диппер не мог больше смотреть на меня в подобном состоянии, поэтому без моего участия принял решение отправить меня обратно,
домой. Не сказать, что я спокойно отреагировал на это: признаюсь, порывался уйти в море, чтобы как следует приложить двойника головой о мраморных стол в его лаборатории.
«Скован из льда» Гримм оказался таким же, каким описывала его Хелен: сильным, гордым, но аккуратным и вежливым. Он успокаивал меня, пока Хелен уводила детей на берег. Он рассказывал мне о Билле: о том, что произошло после моей
смерти, не упуская момента того, как Пасифика собственноручно вырезала старших Дьяволов; о том, как распались оставшиеся четверо Морских Дьяволов и о том, как они воссоединились; о том, как Билл создал собственную империю, поведя за собой несколько сильных государств и крупных городов. Я был удивлен, очень удивлен таким поворотом в решениях Билла, но меньшего я от него и не ожидал — все же Морской Дьявол способен заставить преклонить перед собой голову даже без кровавых войн.
И я гордился. После того, что я узнал обо всем: о прошлом Билла, о всех его страданиях, о его чувствах — я хотел как можно быстрее посмотреть на него нынешнего с глазу на глаз. Но я боялся, очень сильно боялся того, как он отреагирует на мое состояние.
Хелен видела мое беспокойство, но сказала об этом только спустя несколько недель: я смог обжиться на новом месте, подружился с детьми, прошелся по окраинам и полностью
почувствовал это место.
Скажу честно, тут мне понравилось, даже очень. Как бы я хотел и Билла здесь видеть. Я хотел бы жить с ним на подобном берегу: здесь нет людей, из живых существ только рыба и редкие птицы, и, самое главное, тишина и умиротворение словно мягким ветром пробегали по приятному песку.
Я выбрался на пляж, пока Хелен с Гриммом ушли в город за продуктами. Дети помогли мне выйти из дома и разместили меня на мягкой ткани. Они убежали купаться, заверив меня, что не будут уплывать далеко.
Приятный холодок от вечернего ветра мягко окутывал меня, убаюкивая, а теплые лучи заходящего солнца не позволяли замерзнуть.
Прогресс в лечении, как говорила Хелен, у меня был довольно значительный: ногам постепенно возвращалась прежняя подвижность, поэтому на заклинания я уже не сильно и налегал. Со зрением так же были еще проблемы, но, скажу честно, мне больше понравилось видеть мир в тенях, отблесках и силуэтах. Я словно могу видеть иную сторону этого мира. И это забавно, потому что я вижу
больше, чем надо.
Где-то глубоко неожиданно застрял непривычный комок, от которого я не смог избавиться, даже прочистив горло. Это словно шестое чувство забило тревогу. Словно что-то должно было случиться.
Но я не стал бить тревогу, завидев веселящихся детишек недалеко от себя: они громко смеялись, купаясь в теплой воде.
Прикрыв глаза, я расслабился, прижимая к груди одну ногу, и тихо начал петь, вспоминая строки написанного недавно стихотворения:
Пожалуйста, еще совсем немного,
Всего минута, а потом иди.
Ступай, куда ведет тебя дорога,
А меня оставь позади.
У нас с тобой были разные пути,
Которые пересеклись однажды.
И нам отныне вместе суждено
Встречать рассветы и провожать закаты.
Ты счастье безграничное мне подарил,
Позволил остаться рядом с тобой.
И всю мою любовь ты сохранил
В своей душе далекой.
Уже давно живем мы здесь одни,
На том холме, у самого утеса,
Где над волнами плещется туман,
Где нам не навредит буран.
Но что-то непременно изменилось —
В тебе, во мне, и в мире вокруг.
Словно это какой-то неизвестный,
Невиданный ранее недуг.
Не слышу больше я
Твоей прекрасной речи,
Которую ты каждый вечер
Всюду громко повторял.
И не могу я больше видеть ту улыбку,
С которой просыпался по утрам,
Которой ты до самой ночи
Меня блаженно одарял.
И вот теперь я вынужден ждать,
Терпеть, смотря на дальний край,
У которого ты тихо единишься,
Едва ли встав на самый край.
Но я не перестану верить в то,
Что рано или поздно ты вернешься,
Прижмешь меня к себе столь нежно,
И больше никуда не уйдешь.
Тогда и прекратится наше одиночество,
И улетит в небытие пророчество.
Поэтому, пожалуйста, еще совсем немного,
Позволь держать тебя столь близко.
Чтобы, несмотря на все невзгоды,
Я не остался один.
…Пожалуйста, еще совсем немного,
Всего минута, а потом иди.
Ступай, куда ведет тебя дорога,
А меня оставь позади…
Стерев скатившиеся щекам слезы, я шумно выдохнул, прислушиваясь к окружающим звукам: к смеху детей, к шелесту ветра и движениям волн, к собственному сердцебиению — было так приятно чувствовать свое окружение, даже не видя его.
… Было бы хорошо, если бы и Билл был здесь…
Но его здесь не было.
— Назовите мне хотя бы одну причину, почему я не должен вас обоих размазать по стенке? — рычал Билл, стискивая пальцы на чужих шеях.
Он был ошарашен, испуган и взбешен той ситуацией, в которой оказался — столько лет он жил в одиночестве с мыслью о том, что уже никогда не увидит любимого, как неожиданно происходит то, чего он не ожидал. Мейсон жив! И не просто жив, а находился с ним в непосредственной близости! Поэтому теперь Билл сделает все, чтобы его найти.
Хелен пыталась вырваться, двигая ногами, задыхаясь, а Гримм спокойно смотрел на своего брата сверху вниз.
— Успокойся, братец, — начал он, кладя свою ладонь поверх чужого запястья.
— Успокоиться? Ты предлагаешь мне успокоиться?! — Билл отступил, отстраняясь. — Черт возьми, триста лет Мейсон скрывался от меня! Я, чтоб вас, триста лет считал его мертвым! Почему вы не рассказали мне раньше?!
— Потому что так попросила Валана.
— Валана?! Какого хрена эта мерзкая ведьма тут замешала?!
— Не смей обзывать мою сестру ведьмой, чудовище! — возмутилась Хелен, стискивая кулаки. — Мейсон был при смерти! А все из-за тебя! И Валана забрала его, чтобы вылечить! Не тебе осуждать ее действия!
— Как при смерти?
— Из-за связи с тобой, придурок, — выдохнул Гримм, защищая свою любимую. — На тот момент между вами уже образовалась темная, крепкая связь. И он чувствовал твою боль, Билл. Да, все твои раны, всю твою боль он чувствовал на себе. Не каждый человек с этим справится.
Гримм подошел к брату.
— Поэтому ему потребовалось столько времени. Но, брат, пойми, нужно еще немного времени.
Он склонился, прижался лбом ко лбу брата, заглянул в глаза.
— Еще немного, и он вновь будет рядом с тобой. Прошу, еще немного…
Билл видел мольбу в светлых глазах. Да, такое было лишь однажды, когда он узнал о жертве Гримма… но тогда он не послушался, пошел против, и потерял его. Не в этот раз. Не в этот…
— Хорошо. Но обещай, что будешь следить за ним.
— Обещаю.
Хелен судорожно выдохнула.
Все обошлось.
