Молочная луна

Желая всё познать, Я рассмотрел все части, Но целое непознанным Осталось. К. Рейн

8 января 1972 г. Сириус: Синяя тетрадка совсем измаралась, даже краешки листов мятые. Но МакГонагалл промолчала. Она попросила зайти в деканский кабинет после урока. Я вручил ей свое детище. Смешно, но старая кошка осталась довольна! Я злился, казался себе глупым — не хотел ведь плясать под ее дудку! Но все равно пишу в этом дурацком дневнике (даже слово противное…). Не каждый день, но очень часто. Я открываю его, когда в голову приходят какие-то стишки. А еще я действительно записываю сюда ругательства: забавные или просто новенькие. Но не потому, что хочу от них избавиться! Все как раз таки наоборот! Я так лучше запоминаю! Почему меня так злит похвала МакГи?! Такое чувство, будто она относится ко мне снисходительно. Раздражает ее строгий и ласковый взгляд. Бесит тупой бесполезный дневник. Я — хитрый и изворотливый ловкач. Дневники — не для таких, как я! Это вообще для девчонок, навроде Фоули или МакКиннон. Раздражает, что МакГонагалл такая добренькая, когда мы вдвоем. Изображает мамочку, черт подери!! Она не должна говорить со мной так, точно знает обо мне все!! Несколько раз я хотел разорвать тетрадь в клочья и спалить в камине. Но в конце концов сдался. Все равно нужно хранить где-то записи! Стихи там, песенки, пасквили, эпиграммы и эпитафии… никто не умер, это для Снегга — на будущее. Деканша не при чем! Пусть не думает, что я стал шелковым. Операция «Мини-носатая-бомба» готовится. И мы пустим наши изобретения в ход! Чтоб мне провалиться, если нет. Люпин так и не ответила на мой жест доброй воли. Наверно, написала длиннющее письмо с благодарностями. Но мамаша Блэк перехватила его и сожгла. Точно-точно. Может, намекнуть девчонке, что я ничего не получал? Пусть поблагодарит лично. Ну не поблагодарит, а… скажет, что прощает и всё в таком духе. Хотя тут я — пострадавший. Она ударила меня в живот. И я еще остался виноватым. Да девчонка просто фокусница! Чудеса, да и только. Как им это удается? Я ждал, но она просто не обращала на меня внимания. Три дня назад пришлось тащиться в теплицы вместе со слизеринцами. Я думал, она воспользуется близостью: у нас на травологии всегда можно поболтать. Но ничего подобного: Люпин ковырялась в зимних луковицах с Лилс! И даже не смотрела в нашу сторону! Кажется, вредные девчонки снова сдружились. И это меня доконало. Как Люпин могла простить Эванс, но злиться на меня?! Рыжая ведь все равно что предала ее! А я всего лишь был немножко чересчур любопытным. Но не со зла же! И написал письмо. Такое письмо! Ладно, забудем про орех: это и впрямь было глупо. Сегодня опять урок с профессором Стебль, и я не упущу возможность. Я заговорю с Люпин сам!! * - Хэй, Сири, чего приуныл? Расческа сломалась? - Джим попытался рассмешить, но в этот раз я соображал особенно туго. - Сириус, что с тобой? Обычно гогочешь, как ненормальный, над шутками про свои волосы. Не пугай меня. - Эти чудо-волосы скоро выпадут от гнева и разочарования, - огрызнулся я, глядя на спину Люпин. Она шла далеко впереди. Зимняя мантия вся облеплена снегом — Марлин и Алиса валяли дурака: играли в снежки. А досталось, как обычно, этой заучке. И почему она не треснет их? - Да ну, ты расстроился из-за Полосатых Щечек? Годриковы кальсоны, Сири, она же просто дура! Мы предлагали ей дружбу, а в итоге? Меня вот до смерти пугает, что она знает про мантию. Возьмет и всё Эванс разболтает! Давай прижмем ее к стенке? Припугнем? - Мы не станем никого пугать! - Я толкнул Джеймса локтем. - Прекрати! Я хочу, чтоб засранка призналась, что ей понравился подарок. И она мне до фонаря, ты должен понимать! Пусть просто поблагодарит. Нормальные люди так и делают! - Подарок?! - Питер пискнул, глаза его сделались огромными. - Ты… ты… подарил что-то Римме? - Римме? Так вы на короткой ноге? - захотелось тотчас же завалить Петтигрю в сугроб и накормить колким снегом. - Ну… у нее же есть имя, пусть и глупое. Так почему нельзя его использовать? Она же не виновата… и шрамы... Кажется, она бьется и ранится сама, потому что неуклюжая, почти как я. Даже еще хуже. Я вдруг остановился как вкопанный. Вот оно! И почему именно Пит такой наблюдательный? - Стоп, Пит, а что, если она нарочно ранит себя? - Ну Сириус, что за ерунда. Никто не сделает такое… в здравом уме. Наверно, нечаянно... Но если она не желает говорить — не нужно спрашивать, это просто невежливо. Я бы тоже ударил тебя. На ее месте. - Ты? Да ударил?! Ну-ка, Джим! Проучим нашего Мистера Пирожка! - Нет! Нет-нет!! Питер бросился бежать вперед, Джим погнался за ним. Ну и я — следом… Вот Петтигрю запнулся о камень, припорошенный снегом, и полетел в сугроб. Мы навалились на него сверху, хохоча. Я смеялся, но это был крик о помощи — не весело, совсем не весело! Как я ни пытался быть задорным и беспечным, ничего не выходило. Пит застонал, что Джим отдавил ему руку. Мы покатились в стороны. Тень упала на мое лицо. - Вставай… - Это Поттер! Пальцы мне поломал! - Ложь, - закашлялся Джеймс. - Ну же, давай подниму тебя! - Знакомый смеющийся голос. - Не надо, Римма, я сам… - Они — задницы бессовестные, так что я на твоей стороне! - Ох, пошли! И без нас справится, Римма. Мы опоздаем, точно говорю! Тень метнулась в сторону. Сердце сжалось, а затем бешено забилось. Как пойманное и зажатое в ладонях насекомое. Я перевернулся на спину и увидел Люпин: она помогла подняться Питу. Наверно, мы обогнали их, сбегая с горки. Лили хихикала над мокрым Джеймсом. Он показал ей язык, нахмурившись. Тянущая боль всё не уходила. Да какого дьявола со мной творится? - А ты, Блэк, так и будешь лежать? Она смотрела на меня немного неуверенно. Кажется, с Питом и Джимом ей говорить куда легче. Конечно, они не преследовали Люпин и не доставали глупыми вопросами. - Я… - Прости, - вдруг сказала она полушепотом, - я съела тот орех. Он повисел на елке несколько дней, но уж больно вкусно выглядел. Я не знала, что ответить. Прости. Я сел. Мантия на спине и заднице промокла, пропиталась снегом. Ноги холодило. Захотелось убежать куда подальше, а лучше — заколдовать Эванс, Поттера и Петтигрю, чтоб они не слышали нас и не видели. Я хотел показать свою искренность. Свои добрые намерения. Что Сириус Блэк — не говно на палочке, а нормальный парень. Который может вести себя дружелюбно. Но я не мог расслабиться, пока друзья замерли рядом и таращились на Люпин и меня. - Э-э-э… забей. Все нормально. Я и не ждал, что ты ответишь. - Так вы переписывались на каникулах? О-о-о… я думала, вы в ссоре. «Заткнись, Эванс, замолчи, замолчи!!» - Зато мы точно не в ссоре, - Питер расплылся в улыбке. Все его лицо светилось, точно румяный пирог с патокой. Чертов засранец! Он немного боялся Примроуз, но при этом тянулся к ней, признавая в девчонке такого же товарища, как и Джеймс. Пит видел то же, что замечал я — Люпин сильнее, чем кажется. Люпин может постоять за себя. Иногда она слаба и плаксива, но что-то в ней было такое… Питер протянул руку и произнес: - Добро пожаловать в нашу компанию! Обратно, в смысле… Он смутился, Эванс фыркнула. Я поднялся, радуясь, что волосы упали на лицо. Стал отряхиваться. Пусть движения будут ловкими и непринужденными… - Машешь руками, точно пингвин ластами, - хмыкнул Поттер и принялся лупить меня варежкой по спине. - Э-э-эх… погнали, Сириус! Опоздаем же! Хэй, Люпин, раз ты снова в деле, не покажешь свое эссе по травологии?… Я тут написал кое-что, но вышло немного нескладно… Эванс испустила театральный вздох. Я смотрел, как они пошли в сторону теплиц. Поттер хоть и слушает Люпин, но сам жмется к Лилс. Питер буквально на пятки наступает растрепанной девчонке со светлыми волосами. Что ему нужно от Прим? «Сириус, догоняй!» - Зовет Джеймс, и я нехотя плетусь за ними. Мне показалось, или Люпин только что была похищена этими негодяями? Поттером и Петтигрю? Они нарочно? * - Ну что, теперь видишь? - Что я должен видеть? Я поднял глаза от учебника. Джеймс наблюдал за мной внимательно, как за зимней луковицей в теплице. Он подпер щеку кулаком. От этого очки поползли вверх, приподнялись так, что он смотрел на меня лишь в одно стекло. В другой раз я бы посмеялся, но сейчас желания не было. - Ты обожаешь Люпин. Признайся. Мы все от нее в восторге. Можешь говорить, что она глупая и тебе плевать. Но это вранье. Согласись, Римма очень крутая! Ну же, Сириус! Вам нужно поладить! Не разбивай мне сердце! - Пффф… звучишь так, точно ты — профессор прорицаний. У него такие словечки и фразочки в ходу. - Си! Ри! Ус… - Хватит вопить! Что тебе надо?! - Примроуз Люпин — в команде! Она — часть нашей банды, не смей ее игнорить! Я не шучу! Чего ты такой надутый весь день? Хорош! - Да чего пристал? Видишь, я учу состав зелья! - Поговори с ней! Помиритесь уж наверняка, хватит этих недомолвочек! Аж смотреть тошно. Я отбазарился, но с трудом. Джеймс наконец-то ушел. Конечно, мы помиримся… все будет, как прежде. Но я глупел и становился дерзким и неловким, когда она появлялась рядом. Я смотрел на себя со стороны и не нравился себе. Я знал, что могу стать лучше, но не знал — как. 10 марта 1972 г. Римма: Здравствуй, дорогой Марко! Как славно, что мы всё еще вместе. Хотя куда ты денешься? Сегодня праздник: мне исполнилось двенадцать! Жаль, не могу встретиться с отцом. Придется довольствоваться красивущей открыткой, которую он прислал. Открытка — замок: она очень большая, а стоит развернуть ее, и видны остроконечные крыши и все пристройки, что есть… даже совятня. Гляди: Астрономическая башня и башня Гриффиндора. А вот и внутренний дворик. Маленькие картонные фигурки во дворе сделаны так искусно! Кажется, даже волшебник не вырезал бы такое ножницами. Наверно, это магия! Над замком реет гирлянда из флагов. Они малюсенькие, с ноготь величиной. На каждом флажке — буква. «Поздравляю, Рози!» Я поставила открытку на стол, Марко. Пусть и девочки полюбуются… но Марлин и Алиса только пофыркали. МакКиннон говорит, я слишком нежная и думаю о ерунде. Откуда ей знать? Из чего она сделала такой вывод? Просто потому, что мне нравятся подарки отца, она называет меня малолеткой? Не понимаю этого. Да, я маленькая. Действительно маленькая. Почему я должна стараться казаться старше?! Мне исполнилось двенадцать, Марко! И я бы не хотела вырастать… Но Марлин хочет. Она смеется над детскими играми и ажурными открытками-домиками. У нее красивые губы, которые всегда приоткрыты. Они похожи на разрезанную сливу. И ее глаза — как вишни. Она вся такая фруктовая и даже пахнет сладко. У меня свербит в носу. У МакКиннон белая кожа и темные волосы. Ее не дергают за косу и не щиплют за руки — она слишком хороша. Марлин — не ангел, как Лили, мадам Помфри, моя мамочка… Она — принцесса. И желает стать королевой. Как можно скорее. Марлин следит за Луноглазым. Пока совсем безыскусно, но я-то знаю… Я училась с магглами и видела старших ребят. Мне многое известно. Лили шепчет, что Марлин слишком зазнается, и ей просто завидно. Но я знаю, что это не так. Эта девочка не может завидовать мне, потому что не понимает. Не понимает, чем моя жизнь может быть лучше ее. Не понимает, чего хорошего в резных движущихся открытках. Но зато понимает Сириус. Его светлые глаза загораются, когда я достаю модель-замок из конверта. Он прямо выхватывает подарок из рук. «Ого, Люпин, эта штука обалденная! Это… - Он понижает голос до шепота, - это не хуже карты, я должен научиться делать и такое. Твой папа?!» Я утвердительно киваю. «Твой папка — мировой! Эх… мне не дарили таких вещичек… никогда...» Его взгляд делается слезно-щенячьим. «Вырежи мне такую!!» «Ха-ха-ха, Блэк, нет! Если я и вырежу что-то для тебя, то, скорее всего, получится хижина Хагрида. Или деревенский туалет. Это очень сложная поделка» Марлин наклоняется, тоже рассматривает открытку. Она будто сердится на меня… Почему? 13 марта 1972 г. - Кто это сделал? Кто… зачем… Я не могу злиться. Только непонимание, тупая боль, досада… жалость… не разобрать. Есть поводы для слез. Я плачу, когда больно: раны — они такие. Я плачу, когда вижу несправедливость. И когда обижают других. И я плачу — чаще всего! — над человеческой глупостью. Мне не так жаль папиного подарка, как того, что кто-то настолько глуп. - Кто? Оглядываюсь. В гостиной тишина. Блэк подбегает и ворошит кочергой угли за каминной решеткой. За ночь те почти остыли… мальчик ловит пальцами башню. Распадается большое крыльцо. Парадная дверь рушится. Тлеют слова «Поздравляю, Рози!». Маленькие флаги рассыпаются в его руках. Сириус грустно смотрит, как плавно опускаются на ковер остатки совятни. Джеймс придавливает их ногой, чтоб не было пожара. - Хэй, Люпин, - говорит он, - не плачь. Мы найдем того урода, что сделал это. И тогда… Я мотаю головой. Я знаю, кто. И это девочка. Ведь мальчишки не могут попасть в нашу спальню. А что возьмешь с девчонки? Особенно с той, которую все первокурсники зовут Принцессой Гриффиндора. Поттер никогда не скажет ей дурного слова. Не хочу ссор. - Гляди, осталось несколько флажков, - Луноглазый берет мою руку и кладет на ладонь буквы. Есть «р», «з», «о»… даже восклицательный знак. - «Радоз!». И что это, черт подери, такое? Сириус, не смешно, - Лохматая Башка морщится. Но я уже не плачу. Из спальни выходит Марлин. Она замирает на верхних ступенях. - Спасибо, - я неловко чмокаю Блэка в щеку. - Вы, ребята, - лучшие друзья. Все нормально, правда. И если «радость» не получается, можно составить «задор»… смотрите!! - Задор! Пффф! Джеймс вдруг начинает хохотать. Он трясется, согнувшись пополам. Сириус смущен. Я слышу, как хлопает дверь. И этого достаточно, чтоб я почувствовала себя лучше. 23 марта 1972 г. Привет, Марко. Не знаю, как рассказать тебе об этом. Сейчас обед, и я пишу украдкой. А вечером придется идти в Визжащую Хижину… ты понимаешь, зачем. Кругом оживление. Смех. Но мне не до веселья: дни напролет ужасно болит голова. Все началось не так давно. Но утром стала ясна причина. Кровь. Она была на моих простынях. Профессор Минерва сказала, что посоветуется с господином директором. Я дрожу от ужаса! Почему она должна говорить о таком с Дамблдором?! О Мерлин, почему я не могу быть обыкновенной девочкой? Почему любой вздох тут же начинают обсуждать?! Как господин директор может помочь мне справиться с менархе, черт возьми?! Я готова ругаться, как Блэк. Меньше всего хочу, чтобы директор и профессор изучали мои… мое… я так перепугана и зла! Я все знаю о своем теле, тетя подарила мне книгу на десятилетие. Там даже есть картинки. Зачем мне помощь Дамблдора? Ох, стыдоба… какой ужас… Меня просто трясет. 24 марта 1972 г. Я открыла глаза. Шея и спина болели, но… не так сильно, как обычно. За окнами — бледный рассвет. Сразу вспомнилось, что вчера я проснулась в алой луже. Передернуло. Шарю руками по простыне — сухо. Ничего нет. Что бы это значило? - Римма, проснулась? Мадам? Как же рано она встает… - Все хорошо, все в порядке, моя девочка. - Почему… - язык еле ворочается, я начинаю кашлять. - Ты хочешь послушать о своей физиологии сейчас? Мне есть что рассказать тебе, - она садится на стул с высокой спинкой. Белый передник так сильно накрахмален, что хрустит. Ее гладкие руки кажутся темными на его фоне. Свет погашен. Ткань точно светится в полумраке. - Физио… - О своем организме. О теле. - А-а-а-а… - Вяло переворачиваюсь на бок. - Простите, мадам… я немного медленно соображаю… простите, я слушаю вас. Расскажите мне все! - Профессор Дамблдор говорил со специалистами… не бойся, всё, что касается тебя, находится в строжайшей тайне. Не стоит беспокоиться — твой менструальный цикл отличается от тех процессов, что протекают в организмах других девушек… Я выражаюсь понятно? Или не очень? - Нет, мадам, продолжайте! Приподнимаюсь на подушках и ловлю каждое слово. Отец мало рассказывал обо мне самой. Он не знал об оборотнях достаточно, а советоваться с коллегами слишком боялся. Всё, что удалось выяснить, — результат его поисков, исследований. Долгих и кропотливых. Он очень много сделал для меня. - Так вот… я не смущаю тебя? - Это же важно! - Я действительно почти не смущена — хуже уж точно не будет. - Ты — благоразумная девочка, я рада. Так вот… твой цикл, то, что происходит с тобой каждый месяц… теперь он навсегда связан с полной луной. Скорее всего, ты даже не увидишь собственную кровь. Это и хорошо, и плохо… менструация станет короткой и почти безболезненной, хочется верить, что она не принесет тебе дополнительных неприятностей. Надеюсь, все пойдет гладко. Твой организм очень крепкий, куда сильнее, чем ты думаешь. Поэтому… как сказать… если в будущем ты захочешь… В общем, ты сможешь… Я почувствовала, что мелко дрожу. «Оборотни не подвержены старению и физическим заболеваниям благодаря постоянной регенерации тканей... Поэтому они практически бессмертны. Однако их можно убить, смертельно ранив в сердце, мозг... или иными способами, которые повреждают сердце или мозг. Например, через повешение или удушение...» Тогда я открыла старую черную книгу. Я украла эту старую черную книгу, этот гадкий фолиант, из папиной библиотеки. Мне было десять. Я плакала, прочитав в ней о себе. То была ложь, но лишь отчасти… «Существует несколько способов стать оборотнем. Посредством магии. Быть проклятым кем-то, кому вы причинили зло. Быть укушенным оборотнем. Быть рожденным от оборотня. Съесть мозг волка...» Мадам уже поняла, что разговор зашел не туда. Она жалела, да, но было поздно. «...Сделать глоток воды из волчьего следа в земле или из водоема, из которого пила волчья стая...» «В первых четырех случаях кровь человека становится зараженной или проклятой» Зараженной. Или проклятой. «Быть рожденным от оборотня» - О, Римма. Римма. Я не подумала… прости, дорогая. Но ведь это не сейчас… мы не можем знать наверняка, что нас ждет в будущем, милая девочка. - Я не девочка, - со всхлипом прошептала я. - Как же нет, ты самая обычная девочка, бедное дитя… как бестактно с моей стороны… Ты простишь меня? Добрая волшебница протянула ко мне руки, и я без слов обняла ее. Я не девочка. И мне не светит стать женщиной. Я не превращусь в Минерву МакГонагалл или Марлин. Они люди. А я — нет. Есть у меня менструация, или ее нет — неважно. Оборотни могут быть лишь с себе подобными. Я вырасту и уйду в леса. Построю себе маленький дом и буду в нем жить. Я не хочу искать стаю и боюсь попасть в резервацию. Так называют место, где держат других вервольфов… Тех, кого отловило Министерство. Быть рожденным от оборотня — я никому не пожелаю подобного. Никогда. 22 апреля 1972 г. Я спешил. Люпин опять пропала. Я перестал улавливать связь: Прим, кажется, исчезала через определенные промежутки времени… неужели, отгадка в этом? Я обещал, что не стану ее спрашивать. И держал слово. Но о выслеживании и подглядывании речи не шло. Так что я скрипел зубами от досады: нужно было записывать все в дневник! В прошлый раз… в прошлый раз это случилось после нашего примирения. Она даже не предупредила, просто исчезла на сутки. Куда?! Была мысль спросить у старой кошки МакГи. Но не хотелось выглядеть слишком озабоченным. Смех, да и только. Еще подумает, что я заинтересован в девчонке… И будет права. Теперь мы — друзья. Черт возьми! Люпин даже знает о мантии Джима! Ее тайна не может быть важнее такого серьезного секрета! Не верю! Я обыскал все коридоры, заглянул в библиотеку и совятню… Примроуз Люпин исчезла. Открыв вечером тетрадь, я написал дрожащей рукой: «22 апреля, смылась после обеда». Этого достаточно. Больше никаких деталей, никаких подробностей… ничегошеньки! Вот говнище!! Хоть эльфа-домовика вызывай, чтоб следил за ней! Смотрю в окно. С кровати ничего не видать, лишь темное-темное небо. Такое черное… как волосы отца. Там и тут мерцают звезды, их лучи режут мрак. Седые. Белые. Я бы записал все это, если б был смысл. Никому это не нужно. А я и так скоро всё позабуду. Обычно в моей голове возникают какие-то образы, обрывки. Их я складываю в стихи или выбрасываю. Я послюнил карандаш и написал: Свет солнца, Сиянье луны и звёзд, И сумерки после дня… Луна действительно огромная. Такая здоровая… просто невероятно. Луна… И уханье сов, И в чаще лесов Бегущий ручей у пня. Стоп. Мои мысли снова вернулись к белому шару. Луна… шрамы… бледность. Луна. Месяц. Каждый месяц. Странная болезнь. Грусть. Шрамы. Нелюдимость. Избегание. Отсутствие друзей. Где же, где… я не понимаю. Я вскочил среди ночи, задыхаясь. Как теперь дождаться утра?! 23 апреля 1972 г. - Примроуз!! Семь тридцать! Я бы мог придти раньше, но не желал заставать ее врасплох. Она должна быть в лазарете! Я никому не сказал об этом. Шрамы! Почему я сообразил только сейчас?! Ведь порезы появлялись снова и снова! Они возникали каждый раз после того, как она… Тупой Сириус! Глупый! Невнимательный! Тупой, тупой! Беспечный! Горло горело. Я бежал сюда так быстро, что чуть не упал. Я бежал так быстро, как только мог. Я верил, что она здесь. И Дамблдор точно знает. Помфри не было, и я пронесся по коридору, распахивая двери. Одну за другой. Я чуть успокоился — шуметь нельзя. Ее нет… и здесь тоже нет… и тут… Я добежал до конца коридора и открыл последнюю дверь. - Примроуз Люпин! Она стояла у окна, держа в руках полотенце. Одна. На ней — длинная ночная рубашка. Такая белая, что я чуть не ослеп. И на этой белизне. Я со страхом смотрел на большое… большое красное пятно. Алый овал там, где низ ее живота. Я уже был в палате, и дверь со скрипом закрылась за спиной. Она поранила себя настолько сильно? Это… - Сириус, что ты здесь делаешь? Девочка спросила так тихо, а на лице ее был такой ужас… Я в жизни не видел, чтоб кто-то был настолько испуган! Как хотелось скорее сказать ей, что мне совершенно плевать! Насрать, что она — вервольф, это не имеет значения! - Прим, я знаю… - Зачем ты здесь? - ее белые губы еле шевелились. - Блэк… - Я все знаю, знаю, что ты — обор… - Менархе. - Прости, что? - Это месячные, - ее лицо было совершенно бескровным, а красное пятно точно светилось в полумраке палаты. - Не то, что ты мог подумать… не знаю… что бы то ни было… - Ты не… - Я не могла сказать, - кажется, слова давались ей с трудом. - О таких вещах не говорят с мальчиками. Зачем ты здесь? - Я думал… Произнести свою догадку вслух? Теперь — ни за что! Много ли я знал о девчонках? Ни-че-го!! О Мерлиновы яйца. Мое лицо стало краснее пятна на ее ночнушке. Я ошибся. Черт подери. Как же я ошибся. - Просто я немного болею, - едва слышно прошептала она с укором. - И это секрет. Понимаешь? Какого дьявола ты не послушался меня? Не знаю, что ты навыдумывал, Сириус, но тебе… тебе лучше уйти. Прямо сейчас. Умоляю. - Уйду… и, Прим, - я старался не смотреть на чудовищный красный след, - если тебе нужна помощь, только скажи… - Уходи. Я очень медленно развернулся и на цыпочках вышел. Римма: У меня закружилась голова. Перед глазами все поплыло, и я упала на мраморный пол.