Молочная луна

...Истинно вам говорю: война — сестра печали, горька вода в колодцах её. Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать. Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури. Говорю вам: кто пил и ел сегодня — завтра падёт под стрелами. И зачавший не увидит родившегося, и смеявшийся утром возрыдает к ночи. Вот друг твой падает рядом, но не ты похоронишь его. Вот брат твой упал, кровь его брызжет на ноги твои, но не ты уврачуешь раны его. Говорю вам: война — сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей. Но идите. Ибо кто кроме вас оградит землю эту... по В. Шефнеру, первоисточник неизвестен

вечер, 10 марта 1974 г. Какая удача, Марко! В кои-то веки день Рождения пришелся на воскресенье! Мы устроили небольшое празднество в Хогсмиде. Конечно, никаких шалостей. И, само собой, никакого алкоголя. Уверяю, милый друг, Лохматоголовый и Лупоглазый не упустили бы возможности. Им не терпится «повзрослеть». Но нынче я на страже порядка. Мой праздник — мои правила! В утро понедельника всегда приятно встать с ясной головой. Особенно перед зельеварением. Мы позвали Лисичку и Фрэнка. Алиса и Марлин? Скажу так: они уклонились. Я чувствовала, что МакКиннон хочет пойти… Но по какой-то причине две подружки сделали ноги. Зря? Их дело. И вот мы сидим у мадам Розмерты. Хозяйка сегодня диво как хороша. Все наперебой восхищаются ее пышной прической и очаровательными глазками. Причина? Кажется, в деревню пожаловали важные гости. Не мои, Марко. Гости… особые. Такие не навещают девчонок-третьекурсниц. Мы полакомились свежей выпечкой. Выпили по бокалу сливочного пива. Как вдруг в пабик влетел какой-то расфуфыренный маг в костюме. Замахал руками и потребовал «освободить помещение». В течение получаса! Ну да, разве кого-то волнует мой праздник? «Говно говняцкое», - предсказуемо возмутился Блэк. Я едва успела прожевать последний кусочек, как нас вытолкали вон. Чертовски невежливо! Подозреваю, в мире магглов такие случаи — редкость. Разочарованные, плелись мы по улочке. И вдруг Блэк сказал: «Ребята, отчего бы не зайти в лавку к деду-собиральщику?» Лисичка убежала к Снеггу. Фрэнк попался в сети Алисы и Марлин. А Джим и Пит ничего не поняли. «Дед-мусорщик?» - удивился Поттер. «Нет-нет, забавный мужик, что торгует маггловскими штуками. Здесь, неподалеку. Идем, Прим! Давай покажем парням это место!» Вот так мы отпраздновали мой четырнадцатый день Рождения в лавке «Harold’s Place». Дядя Гарольд вскипятил чайник. Джеймс смылся и вдруг возвратился с большущим тортом. Сириус перелопатил залежи пластинок: выбирал музыку. Ах, Марко, как потеплело на душе! Чудо — иметь рядом кого-то, кто видит тебя… Верится, что ты всё еще никуда не исчезла. Примроуз Люпин — важна. Она — часть этого мира, часть историй других людей. Я здесь. И счастлива. Когда наши животы округлились, а губы чуть ли не слипались от патоки, Джим спросил: «Кто те гости? Надутые индюки в синих мантиях?» Назрел серьезный разговор? Нежданно-негаданно. Мистер Доу подошел к окну. Он почесал подбородок. Украдкой огляделся. И тихо ответил: «Министерские главы. Важные шишки. Здесь неплохое местечко для переговоров, ребятки. Да, неплохое». «О чем же им понадобилось поболтать? Да так срочно. Даже не забронировали паб… Я думал, это по-другому делается», - протянул Блэк. Светло-серые глаза ничего не выражали… такое непроницаемое лицо! Но на самом деле Сириус встревожен. Тут и по моей спине пробежал холодок. «Могу ли я сказать? Заронить семя страха… в ваши маленькие сердца?» Дядя Гарольд стоял, отвернувшись. То не был вопрос. Он отстранился от оконца и вдруг улыбнулся. Криво, вымученно. И, покачав головой, заключил: «Вы уже не малыши! Знайте, в Лондоне неспокойно. Мамочки и папочки ничего не пишут? Предотвращение паники? Вы ведь благоразумны, да?» «Конечно! Очень благоразумны! - С жаром вскричал Поттер. - Но что творится в Лондоне? Это связано с магглами? Какие-то… териристы? Разбойничьи нападения? В гетто...» «Никаких гетто, юноша, - отрезал продавец. - У вас целых два глаза, не так ли? Отличные глазоньки! Так используйте в полной мере то, чем вас наградила мать-природа! Зорко смотрите по сторонам, не хлопайте ушами! К вам приходили авроры из Министерства? Едва ли… Они боятся...» «Приходили!» - воскликнула я. Мистер Грюм! Волшебник со шрамами пострашнее моих. Он говорил честно и открыто. Он — единственный, кто предупреждал. Лишь он… До появления продавца маггловских старинок. «Аластор… отличный малый. Умный, храбрый и тверд как кремень. Вам повезло, друзья. Так вот, мистер Грюм не врал. Силы тьмы… сгущаются». Силы тьмы, Марко! Тихие темные тени. Бархатные голоса, завлекающие неосторожных. Ловкие руки, считающие блестящие монеты. И могущие наслать смертоносное проклятие. Я была счастлива этим утром. Но где-то в уголке сердца заворочался ужас. Как капля слизи флоббер-червя: ее сложно отстирать с мантии. Это черное пятнышко никогда не уйдет? Молчаливые, шли мы обратно в Хогвартс. Во внутреннем кармане куртки лежала открытка Сириуса. Он вырезал ее сам. Пытался сделать аккуратные крошки-флажки и арки. Но то не Школа, а какой-то другой замок. Бумага не серая и черная. Она разных цветов: лиловый, салатово-зеленый, лимонный, синий, малиновый, оранжевый — как вечернее небо перед заморозками. Яркий сказочный дворец, пусть и кривоватый. Картон колется углами. Папиросная бумага похрустывает. Кто-то берет меня за руку. Это Пит... выглядит очень испуганным. «Я слышал кое-что… Хотел бы смолчать, но не могу. Зимой я был в Косом переулке с дедушкой. Какие-то старики, его знакомые, сообщили о новом законе. Теперь… - Питти ненадолго затихает, никто не перебивает его, - теперь о… обо… вер...» «Просто скажи это!» Вышло слишком грубо. «Скажи, всё в порядке, правда», - добавляю я мягче. «Вервольфы не могут работать даже на низших должностях. Нигде. Только в самых паршивых местах. И они… они почти вне закона… Нужно быть очень покладистым и иметь хорошие рекомендации», - мальчик сглатывает. Выпускает руку. «Мне жаль, Римма. Это так дурно… Из-за гадкого министра и его приближенных… Всё из-за них!» «Питти, министр тоже боится. Как и мы. Если есть маги, что идут против закона, министр должен защищать своих граждан». «Но, Римма, ведь оборотни — тоже граждане! Почему никто не хочет защитить их?!» Я не отвечаю. Ведь нечего. «Потому, Хвост, что многие вервольфы — злые», - вдруг сухо бросает Блэк. «Как ты можешь!...» «Пит, я знаю, о чем говорю». «Это против Риммы! Ты — против!» «Он прав. Очень-преочень прав… многие вервольфы — ужасные. И они примкнут к темной стороне. Если их позовут. Так рассказывал отец, это не шуточки... Один волк, чудовище… напал на меня. Ребята, не закрывайте глаза на правду! Мистер Доу велел вам быть внимательными! Не доверяйте другим оборотням потому, что я кажусь милой, - слезы щиплют глаза. - Вы не должны доверять даже мне». Они спорят. Поттер брызжет слюной: кричит, что Минчум — дурак. Петтигрю чуть ли не плачет. А Блэк приуныл и смотрит под ноги. Его губы шевелятся, выговаривая слово «предатель». 17 апреля Я приоткрываю глаза. Морщусь от сильной боли в боку. Неудачная ночка! Примроуз — не пташка, не маленькая принцесса. Ручки иных девочек никогда не будут держать меча. Юные волшебницы не гоняются по оврагам за своей тенью, воя от беспомощности. Для них открыты все двери. Мои же заперты навсегда. Новый закон. Теперь от волчьих прав не осталось ничего… долго ли тайна будет тайной? Что ждет папочку и меня, если всплывет правда? Добрый старик Дамблдор тоже пострадает? И милая мадам Помфри? Ворчливая, но заботливая. И чудесная профессор Минерва? А славные друзья?… С холмов сходит снег. Сердце ноет от тоски и тревоги. Точно со снегом спадает завеса моей тайны. Нет-нет, не может быть, кричу я. Когда в голове проясняется, берусь за книгу. «Волки». Просто волки, ничего больше. Я читаю об особенностях зверей. Ареал обитания, размножение, выведение потомства… Физиология… Тут даже есть очерк по мифологии. Книга маггловская, и это хорошо. Я узнаю, как волки спариваются. Как растят детенышей. Я медленно, очень медленно, осознаю, что не так. Волчица хрипло и отрывисто лает. Похоже на циничный смех, не так ли? Она точно хочет сказать: а ты чего ожидала? Во мне слишком много волчьего. И изменения придут. Вопрос — когда? Дверь скрипит. Прячу книгу под подушку. - Прим, как дела? - он не здоровается, сразу проходит к столу. Плюхается на стул и бросает на пол сумку. - Рассказывай. Мы волновались! Но Сохатый с Хвостом на своих глупых рунах. Попозже забегут. - Нормально, Сириус... - Не сказал бы. Лицо у тебя какое-то… - Уродливое? - я взвинчена из-за прочитанного. Статья про волков не идет из головы. Начинаю глупо хихикать. - Иди к черту!! Люпин, что за бред. Новых ран, кстати, нет? - Блэк сердито пыхтит, вытряхивает из сумки пергаменты. Будет учиться… - Ничего такого, что люди могли бы увидеть, - почесываю бок. Сириус бросает на меня быстрый взгляд и злится еще больше. - Да ладно, ты чего, Бродяга? - о, неужто он помнит? Сириус ведь не мог забыть ту пугающую ночь в обветшалом доме-с-призраками? У него нет думосбора — такой штуки для неприятных воспоминаний. Значит, мое отвратительное тело… может являться ему! В ночных кошмарах! - Забей. На самом деле у меня есть пара поганеньких новостей. - Если ты об очередном законе… том, что против вервольфов… Я уже знаю, - произнести вслух оказывается куда легче, чем я думала. - Не совсем. Мать прислала письмо… Ты слыхала о темном маге по имени… Волдеморт? Волдеморт! Снежная шапка сползает с карниза. Падает на подоконник с глухим стуком. Мы вздрагиваем. Мороз по коже — Волдеморт! Свистит ветер в старом водостоке. Сквознячок вполз в палату и касается белоснежных одеял. Морррт — хрипло каркает ворон на крыше больничного крыла. Ядовитое имя так и ждет, чтоб его произнесли. - Слышала… не больше других, - отчего-то я шепчу. - Муж Беллатрисы примкнул к нему. И она сама... тоже. Открыто, не таясь. Я почти уверен, что не только они. Я — Блэк. Какие будут предположения? - Они ждут тебя, - мои губы еле двигаются. - Будущее скрыто, - говорит он внезапно очень громко. Сириус жаждет прогнать сквозняки, заглушить крики птицы. - Не дрейфь, Прим, помни, кто я. Помни про Пита и оленя Джима. Я навсегда останусь там же, где и вы. Не бойся за меня. Падает еще одна сосулька, но мне всё равно. конец апреля - Люди пропадают — раз, дома горят — два, деревья в лесах скрипят голыми ветвями: «Осторожно, берегись, случайный путник. Тут небезопасно!» Мерлин и Моргана... - мистер Доу захлопывает газету, откладывает в сторону. - Пока эти случаи — капельки в море новостей. Но вы, ребятки, мотайте на ус: не всё так просто. Случайность? Пффф! - Но разве это коснется нас? - Питти прекращает исследовать содержимое носа. Африканская маска сердито нахмурилась, обратила к нам пустые глазницы. - Откуда мне знать? Я не пророк Исайя, к слову. Надеешься на лучшее, но я уже мало чему верю… Минчум слабоват, едва борется с коррупцией. Обуздать древние чистокровные семьи? Задача невыполнимая. В Британии кто богат, тот и наделен властью. Террор Гриндевальда повторится вновь… вот чего я опасаюсь. Тот злодей, чье имя не называют, ищет сторонников. Вешает людям лапшу на уши… Я — грязнокровный отброс в их глазах, не более. Прямота дяди Говарда смущает. Но что такое статус крови? Мелочь, мелочь… я, Примроуз Люпин, была в безопасности. А теперь я — хуже распоследнего москита. Такие, как я, — лишь сокрушительная злобная сила в глазах Министерства. И в глазах того самого Волдеморта. Один желает подчинить и связать нас. Другой — использовать, чтоб сеять хаос. - Подышу-ка свежим воздухом, - я улыбаюсь и выхожу на улицу. Папочка! Еще немного, и мы встретимся. Как же хочу домой… теплый май - Кто так сказал?… Мы сидим у озера. Джиму никак не сосредоточиться. А ведь пытался медитировать! Сириус читает книгу — страшную, странную, смешную, горько-правдивую. Я плету кривой облезлый венок. Хорошо, тут нет пионов. Но люпинов — море! Их жирные хрусткие стебли для венков не годятся. Я гну клевер и одуванчики. «Кто так сказал?» - повторяет свой вопрос Пит. - Этот писатель, дурила. Я не попугай. И вообще, я читал для Прим, - Блэк заваливается на спину, держа книгу перед лицом. - Зачем бередишь раны, - морщится Поттер, отгоняя толстого шмеля свитком с эссе. - С каждым днем жизнь все мрачней. И не ссыкотно тебе такие книжки читать? Лучше вернись к бессмысленным стихам. - «Вот друг твой падает рядом, но не ты похоронишь его». Сохатый, что может быть ужасней? - Сириус не дурачится, не паясничает. - Только если «брат твой упал, но не ты уврачуешь раны его», - читает Лохматый. Он рухнул на траву возле Блэка, чтоб заглянуть в книгу. - Есть что и похуже, - черные волосы спутались, закрыли лоб. Сириус смахивает их и смотрит на меня. - «Я не мог понять, как мне быть, хотя свыкся с мыслью о смерти». Рано или поздно любой порез перестает болеть… «Твой уход страшит меня больше, чем мой: ведь я умираю изо дня в день, мне не привыкать, да дело и не во мне… А твоя безвременная смерть сокрушит сокровенный союз сердец». Над нашей крошечной группой повисает тишина. А невдалеке кто-то громко и заливисто смеется. Где-то булькнул камушек — дразнят кальмара. Лениво гудят шмели. Сириус точно в ужасе сам от себя. Но продолжает: - «Я испугался, когда он исчез, но меня испугала не собственно смерть, а пророчество об уходе любимых. Любимая! Я боюсь ухода любимых как пророчества, что уйдешь и ты». Просто стих. Он отводит глаза. Две серые луны скрылись за тучами. Исчезли за пожелтевшей книгой неизвестного нам автора. - Просто стих? - Джим щурится. - Просто стих, да, Бродяга? А ты не ошалел, дружок? Удар солнечный хватил? - Ты сам просил безумных стишков. Получи-распишись, нытик четырехглазый, - Блэк ворчит и тут же получает пинок. - Стих?! Да ты мастер зубы заговаривать! - Поттер гогочет. Они сцепились и катаются по полянке. Книжка упала, я поднимаю ее. Питти испускает грустный вздох. Мою голову точно соломой набили… - А я никогда не стану анимагом, - вдруг заявляет светловолосый мальчик. - Пытаюсь представлять одно животное, а вижу себя другим. Да еще каким… тьфу! - Что за зверь тебе нравится? - меня радует возможность отвлечься. Прочь, непонятный стих! - Кабан, - Питер кашляет, ему неловко. - Он… он сильный, большой, страшный. Если разозлится. И быстро бегает. Звучит, как оправдание, знаю! Но мне не стать оленем. Или львом. Ястреб из меня тоже не выйдет. А когда закрываю глаза, то кажусь себе мелким, вертлявым, - Питера передернуло. - Прямо крысой какой-то! Ужасно! Брошу эти занятия. Не хочу сделаться чем-то омерзительным. С лысым хвостом. Парням ни слова! Крыса... дьявол! - Это же прекрасно! - О Мерлин, до чего он бестолков... - Да неужто?! - Оставь этот тон! Ты дурак, Питти. Крысы — отличные животные. Они шустрые и умные. А еще маленькие. Все лазейки — твои! Станешь королем шалостей! - Я не хочу становиться королем шалостей! Я думал, мы будем гулять… в полнолуния. Но ты… - он краснеет, - ты же меня съешь или раздавишь. Я, черт подери, хочу быть кем-то значимым! А не крысой вшивой. - Съем?… Так вот какого мнения ты обо мне! Рассердиться не вышло, вместо этого я фыркаю. Печальная книга Сириуса все еще в руках. Я раскрываю ее наугад. Что же это? - «Крысиный король уходил из города. Вернее, его уносили крысы на своих спинах», - Питер глядит удивленно. - «Он был, этот король, с шестнадцатью сросшимися хвостами, с шестнадцатью умными головами — и у всех одинаково тревожное выражение». Питти… «Казалось бы, радоваться надо, что крысиный король уходит куда-то из города, - а я не радовался. Потом я понял, что я во сне, - и проснулся. Я встал, умылся... На душе у меня было смутно. Но когда я выпил всё молоко из кружки...» Что это значит? Вдруг на лицо набежала тень. Блэк забирает книгу и отвечает — спокойно, рассудительно: - Значит лишь то, что каждый — важен. Я понимаю это так. И ты, и Хвост. Без меня и Джима наверняка что-то изменится. У кого-то на душе заскребут кошки. Если Пит сделается крысой, я не буду смеяться. Это хорошее животное. Даже флоббер-черви не просто так ползают и поедают тыквы Хагрида, да, Сохатый? - Конечно, - Поттер яросто кивает. - Я думал об этом вчера… не будь флоббер-червей, жизнь была бы скучна! - Ну вы и придурки… Я убью вас, убью! Укушу-за-ногу решает оправдать старое прозвище. Гоняется за ними по поляне. Машет кулаками. И ногами. Джеймс хохочет, как ненормальный. Блэк вспотел, и я вижу пятно на белой рубашке. Вижу очертания его гибкого тела. Становится тоскливо. Но Примроуз Люпин никогда не грустит долго. Прилетел Эдвард. Хозяин занят делом, и вальравн подошел ко мне. Кто не любит Эда? Его головка маленькая и аккуратная. Перья гладкие, но не гнутся. Мех на ногах смешной и колючий. Глаза умные и ярко блестят. Гладя зверя, я забываю обо всех печалях. перед каникулами Сириус: Новые и новые «Ежедневные Пророки» попадали в мои руки. Столбики и колонки слов мелькали перед глазами. День за днем, неделя за неделей. Я — дитя и должен спать спокойно. Большой и важный министр Гарольд Минчум не допустит ничего дурного. Он позаботится о женщинах, стариках и детях. Конечно, о детях! Но не обо мне. Я в опасности большей, чем Джеймс или Пит. Есть один замысел… мыслишка, что не дает покоя. Мне четырнадцать… еще три года, и я буду готов к темному служению. И тогда… тогда я смоюсь. Поезд качнуло, карандаш Прим покатился в мою сторону. Я поймал его. Отошел от дурных мыслей. - Хэй, Люпин, лови свои принадлежности. Что-то они распоясались сегодня. Она улыбнулась уголками губ. Но продолжила что-то писать в тетрадочке. Хвост с Сохатым притихли… Ничего не заметили за игрой в маджонг. Увлеклись, сбежали от мерзких новостей, грязных слушков и лживых речей министра. Отвратительная рожа… я перевернул газету. Смотреть тошно. - Что, Люпин, вальравн снова у вас? Она кивнула, не прекращая писать. Я немного покачал ногой и стал смотреть в окно. Но надолго не хватило. - Люпин, а отец ведь не против? Он ничего не говорил? - Всё в порядке, - ответила она. - Всё хорошо, Сириус. Эдвард — душка. Не волнуйся. Она никогда не убирала волосы в высокий хвост. Пришло в голову: Прим вообще не делала причесок. А другие девчонки делали. Они превращали свои патлы в рогалики, взбитые сливки и свадебные торты. Почему девочка-вервольф вечно нечесаная? Она что-то прячет под волосами? - Люпин, хэй, Люпин, почему ты не заплетешь волосы? Они лезут в глаза. Ты видишь меня, а? Посмотри сюда. Прим. Прим, ау-у-у-у… Мне было скучно, так скучно. Поезд снова дернулся. Перо дрогнуло. Она мазнула себя по лицу, но продолжила что-то упорно выписывать в чертовой тетрадке. «Люпи-и-и-ин», - я вытянул ногу и толкнул девчонку под столом. - Эй, Прим, ты обещала достать радио, помнишь? Такое, для песен и новостей. Хочешь меня прокатить, да? Она настолько увлеклась, что даже не удостоила кивком. «Знаешь, когда кто-нибудь очень нравится, а всё идет без всяких происшествий, то хочется иногда, чтобы с этим человеком какое-нибудь несчастье случилось, чтобы сразу его выручить. Ну, пожар там или еще что-нибудь. Только чтоб никому от этого плохо не было, разве что самому себе. Это я глупости говорю?» Черные строчки забились в памяти. Я достал из кармана платок. Мне они даром не сдались, платки эти. Но правила этикета обязывают. Он был оливковый, бледный. В одном уголке — мои инициалы. В другом — британский герб и рядом знак: скрещенные меч и волшебная палочка. Потянувшись через стол, я отер чернила с ее скулы. Примроуз подняла на меня глаза.