Молочная луна

Всё упрощает эта луна. Женщина — тень. Собака — тень. Лощина-бабочка подрагивает крыльями с каймой огоньков. В каждом окне колдует маг. Энн Стивенсон, «Ночная прогулка с тенями»

14 мая 1976 г. Сириус: Я осторожно подталкиваю дверь, та со скрипом отворяется. «Добрый вечер, сэр!» «Здравствуй, Сириус. Проходи». Он высок, сед, галантен и невозмутим. Как, впрочем, и всегда. Я — мятежный юнец, затевающий что-то незаконное. Вот мы и встретились: давненько не наведывался в директорский кабинет. Дамблдор не спешит начать разговор. Жестом велит сесть. Смотрю по сторонам, ищу глазами новые безделушки на его столе. Нет причин для недоверия: как-никак, именно старик когда-то нашел и добыл вальравна… Важная веха. Но в глубине души всегда гнездилось подозрение. Что если Дамблдор всё спланировал? Неспроста навел на мысль о вальравне? Может, знал, как полезна окажется дружба Мертвого Ворона? Для всех… Ласковый, добрый, но и сильный, Эдвард Гори будто стал талисманом факультета Гриффиндор! Неужели… — Говори, мальчик мой, не тяни. Видишь ли, некоторые дела не терпят… Прошу простить старика, — глаза его хитро блеснули, стало не по себе. Что за дела такие? Уж не Пожиратели ли смерти мешают директору спокойно просиживать бархатное кресло? — Сэр, очень неловко беспокоить вас. Я буду говорить не только от своего имени… Джеймс Поттер и Питер Петтигрю рады бы присоединиться, но… — Но они на отработке. Знаю. Продолжай, Сириус. Я поперхнулся и смолк. Хорошенькое начало беседы! Черт подери, и как сохранять серьезность после такого? Но и ждать больше нельзя, ведь полнолуние на носу! — Мы долго думали, сэр. Пожалуйста, выслушайте до конца, я постараюсь быть кратким. Мы искренне считаем, что вы приложили много сил для помощи Примроуз. И сделали всё, чтоб сохранить ее болезнь в тайне. Но мы видимся каждый день… И я близок с ней… Ну, не только как друг. Ее состояние всерьез беспокоит. Дело в том, что внутренний волк… он… точнее, она, волчица, растет. Прим уже сбегала — в том нет ее вины! И это может повториться. — Ты опасаешься, что защита недостаточно надежна? Мисс Люпин что-то говорила об этом? — директор посерьезнел. — Она пытается не вмешивать нас. Почти получается, надо сказать. Вот только ей очень плохо, я вижу. Кажется, будь она свободнее, то меньше бы ранилась. Волчица агрессивно воспринимает заточение. И некоторые студенты излишне любопытны. Слизеринцы, — я сдерживался изо всех сил, чтоб не сказать какую-нибудь грубость, — суют нос не в свое дело. Однажды, сэр, они могут потащиться за нею! Вот чего мы боимся. И еще — вдруг она изувечит себя? — И что предлагаешь ты, друг Примроуз Люпин? Вот оно: первая и, быть может, последняя возможность! — Что, если найти уединенное, глухое место где-нибудь в шотландских лесах? В Британии не так много нетронутого леса. Но густые дебри все же еще сохранились. Мы бы построили для Прим сторожку, маленький домик. Вы или профессор МакГонагалл создадите три портключа. Один — чтоб Прим могла переместиться к убежищу, два других — чтобы вернуться. Первый переносил бы ее в лазарет. Вдруг понадобится помощь мадам Помфри? Второй соедините с гриффиндорскими гостиными. Либо с нашей спальней… ведь все мы знаем об оборотничестве и так. А Пруэтты редко к нам заглядывают. Тогда Прим не придется втихаря выбираться из башни. Я удивлен: никто до сих пор не озадачился вопросом… почему она уходит куда-то на ночь глядя? Для Лили Эванс-то легенда придумана, но остальные девочки… Эдвард Гори составит Люпин компанию. Он очень умный, сэр! Почти как человек. С ним она будет в безопасности. — Камин, Сириус, камин. Я застыл, внимательно следя за стариком. Тот будто ушел глубоко в себя. Но вот поднял глаза от переплетенных пальцев. Вздохнул. Да, впервые я понял, как же стар Дамблдор на самом деле. — Камин, сэр? — Портключи не годятся. Если с мисс Люпин случится — не приведи Мерлин! — какое-нибудь несчастье, и она опоздает, то портключ не сработает. Леса — свет не ближний, как ни крути. Потому мы, взрослые, не сможем всякий раз сопровождать девочку и встречать ее после обращения. Хорошо, если твой ворон будет рядом. Но убежище должно быть снабжено камином. Его мы соединим с тремя, лишь с тремя, другими каминами. Общая сеть останется в стороне. Дом мистера Люпина, ваша комната и кабинет мадам Помфри в лазарете. Вот только, Сириус, что скажут случайные свидетели? Внимательные сокурсники? Не скомпрометирует ли мисс Люпин то обстоятельство, что поутру она покидает спальню мальчиков? Как думаешь? Лицо вспыхнуло. Действительно… это будет выглядеть довольно двусмысленно! — Но МакКиннон и Алиса Фоули… — Это стоит обдумать. Полнолуние — нынешней ночью. И оно, как известно, предпоследнее в этом учебном году. Но месяца не достаточно, Сириус. Я должен посоветоваться с мадам Помфри и профессором МакГонагалл, обсудить возможные риски. Предусмотреть каждую мелочь… И раньше сентября эта интересная задумка не найдет воплощения, будь готов, что придется подождать. Не обнадеживай подругу раньше времени. Хотя я имел счастье заметить, что мисс Люпин довольно терпелива. — Она терпелива… и совсем не требовательна. Она так боится кому-то помешать, доставить неудобство! — надеюсь, директор не заметил гнева, что вспыхнул в моих глазах. Этот темный огонек не мог укрыться от Люпин. И никогда не ускользал от внимания матери. Одну он огорчал, другую приводил в восторг. — Примроуз ничего не знает. Я… не представляю, откуда она черпает силы? Как со всем справляется? Наверно, я лучше бы умер… Обжигающие злые слова. Я никогда не примирился бы с ее смертью! Не пережил бы такого! Но это был один из главных моих страхов… Тайна за семью печатями! — Ты славный юноша, Сириус. Ты ведь не допустишь, чтоб жизнь мисс Люпин сделалась невыносимой? Рядом с тобой, мистером Поттером и мистером Петтигрю, подле мисс Эванс, она не станет думать о самоубийстве. Ты прекрасно это знаешь, не так ли? Тогда почему встревожен? Истинная дружба — одновременно и таран, нацеленный на Сиракузы, и чаша со сладким вином. Будь внимателен, Сириус. Для нее ваше благополучие — важнее собственного. И в этом скрывается большая опасность… для самой девочки. — Я в жизни не стану злоупотреблять… или как-то использовать ее любовь, — я вскочил уязвленный. — Еще чего! Сэр! — Спокойно, держи себя в руках, — он постучал по столу карандашом. Но рассерженным не казался… Я смутился, но взгляд старика выдержал. — Итак, думаю, мы друг друга поняли. Ступай. К сентябрю я найду решение… надеюсь, оно будет достойным. Или хотя бы удовлетворительным. — Огромное спасибо! — невозможно поверить: он попытается что-то сделать? Наш план можно осуществить? Вернее… мой план! Блестящая задумка, великолепное… — Хочется верить, мой мальчик, что ты действуешь в интересах мисс Люпин. И пришел ко мне с этим предложением ради ее блага, руководствуясь искренним желанием помочь, — я вздрогнул — голос директора вдруг показался… угрожающим. Чтение мыслей! Мерлин и Моргана, неужто я потерял бдительность?! — У вас в запасе будет немало времени… Вы уже не дети. Подумай о цене человеческой жизни, Сириус. Поразмысли о том, что есть безопасность. И равно ли истинное самопожертвование горячечному броску неопытного спасателя. Я кивнул, потому что говорить не мог. Лишь слабое «да, сэр», ведь язык точно прилип к нёбу. А Дамблдор уже улыбался — устало и чуть рассеянно. «Иди же, иди! Мисс Люпин, верно, готовится к экзаменам. Не лишним будет и тебе присоединиться к ней, правда?» Сбегая по винтовой лесенке, я утирал со лба пот. Анимагия… Годриковым мечом готов клясться, что старик догадался! Но как?! Да это же невозможно! Если только у него глаза и уши по всему замку… черт, черт! Но пусть так, он ведь не сказал напрямую… Один лишь намек. И то очень туманный. Может статься, старый прохиндей имел в виду что-то другое. Например, приколы и фейерверки. Точно, стоит немного повременить с розыгрышами. Сейчас не до того. Директор мог говорить о чем угодно. У него вечно что ни слово — загадка. Лет двадцать пройдет, и окажется, он подразумевал незащищенный секс. Ага. Безопасность превыше всего. Тут уж я убедил себя окончательно: ранний сексуальный опыт студентов Дамблдора ох как беспокоит. Где ему, старому, знать, чем занята молодежь. Анимагия тут ну вообще ни при чем. Яснее ясного — он не мог прознать. Это ж каким тогда нужно быть… ушлым! Я вконец успокоился. Облегченно рассмеялся. Прим пока — ни слова. А вот парни обрадуются! Я прибавил шагу. Римма: Глаза слипаются. Уронив голову на «Историю магии», смотрю в окно. В библиотеке прохладно, а майский полдень снаружи — теплый и дурманящий. Вот уже зацветают травы на склоне, тропки вокруг замка скоро порастут бледной травой. Выберутся из норок мелкие зверьки. Низко летают ласточки, а я даже не могу покинуть Школу. Нет сил… — Приветик, Полосатые Щеки, — разум так затуманен. Я даже не заметила подкравшегося Блэка! Или он приобрел анимагические сверхспособности? — Привет, Мягкая Постелька, — до чего же трудно ворочать языком. Сириус выглядит обеспокоенным. Плохо! — Предваряя твой вопрос… я в порядке. — По тебе не скажешь. Прим — плохая лгунья. И не на того напала. Двигайся… Грубым движением сдергивает с плеча сумку. Я повернула голову и теперь сонно наблюдаю за другом. Завораживают порывистые движения Блэка… с ним всегда ждешь какого-то неожиданного финта ушами. «Так… так-так», — он достает чернильницу и стопки конспектов. Терпеливо жду. Скорее всего, сейчас разразится гневной тирадой или выдаст «гениальное» предложение. От которого я буду не вправе отказаться. — Я буду с тобой этой ночью. Что? Мерлин, ну зачем так сложно… Он нарочно ждал последнего дня, когда я буду не в состоянии спорить и бороться?! — Сириус, нельзя, — вялое сопротивление разбивается о насупленный взгляд. — Ну не смотри так, мы ведь условились: никаких игр-плясок на полянке! Запрещаю… даже не смей! — И что ты мне сделаешь? Вот приду… что, вон выставишь? — Возьму и выставлю! — я пытаюсь принять вертикальное положение, выпрямить спину. Выглядеть по крайней мере не жалко. Но руки подрагивают, и каждый позвонок охвачен тупой болью. — Сириус, не будь упрямцем! — Умею, могу и практикую, — он встает и перегибается через стол. Не иначе, как решил пустить в ход силу обаяния. — Прим. При-и-и-им. Никаких рогатых хвостов. Только ты и я. Ну и Эдвард… для подстраховки. А хочешь, его тоже звать не станем? Ну же, соглашайся! — Нет! Я тут же пугаюсь: Блэк молниеносно меняется в лице. Заталкивает перья, книги, пергаменты обратно в сумку. «Я тебя так просто не оставлю. Больше не будешь одна… никогда не будешь! Даже не надейся!» — он разворачивается и уходит. Скрывается за высокими дверями. Салазаров зад, и как с ним совладать?! Невозможно! Я протяжно вздыхаю. Ничего, наверно, он передумает еще не раз. До полнолуния одиннадцать часов!.. Сейчас я почти рада была бы наказанию. Пусть Сириус сглупит, пусть выкинет что-то запретное, хулиганское… Взыскание на вечер — и этот самоубийца нейтрализован. И почему я рассуждаю о Лупоглазом, как о бомбе замедленного действия? Таков уж он есть… * Нога за ногу — хорошо, не зима. Сумерки сладкопахнущие, прозрачные, серебристо-серые. Потому что ближе к ночи краски уходят. Остается только серебристый морок: не фигуры, но и не тени. Деревья притворяются то оленьим стадом, то толпой троллей. И я никогда не уверена, что было бы лучше. Так что сумерки — время чудес. Смешно, ведь я — волшебница, девочка-вервольф. Но некоторые вещи чудесны даже для мира магии. Скорее бы всё закончилось… Когда полегчает, можно позвать мальчишек на вечернюю прогулку. Нарушим правила, сыграем в прятки со старостами и преподавателями. Может, Сириус уже не будет обижен… Может, позовет еще раз? Только он и я. Было бы здорово… В Визжащей хижине не то чтобы совсем уж паршиво. Поздней весной, если дождей нет, в доме сухо. Совсем не холодно. Вот и сейчас эта пыльная развалюха почти уютная. Днем ярко светило солнце… Обветшалое пустующее жилище прогрелось, впитало дневное тепло. Первым делом я проверяю, на месте ли книги. Их немного — отвлекающие мелочи. Читать всерьез никогда не удается… Я не спеша раздеваюсь: складываю нижнее белье, платье, свитер в большую коробку. Аккуратно заворачиваю в газету обувь. Это — мой ритуал. Движения даются тяжело, но лучше уж так… Чем лежать на скрипучей постели и пялиться в потолок. Когда вещи упакованы, я взбираюсь на стул и закидываю коробку на самый верх старого платяного шкафа. Фу-у-у-ух. Это было нелегко. Черт, действительно… Я сажусь на пол — нужно отдышаться. Разбирает смех. Примроуз Люпин шестнадцать! И она с трудом покорила стул. Нелепость да и только. Веселье сменяется печалью — гнетущее чувство. Видел бы меня Сириус… Сириус. Он даже не представляет, насколько жалкой я бываю. Хвала Мерлину, я избавлена от его общества. Да, мечтаю, чтоб он был рядом. Но… нельзя! Пусть это — ложь, все мои попытки выглядеть веселой и здоровой — ложь. Пускай обманываю его… боже, ведь не хочу! Но страх одиночества слишком велик! Что, если я оттолкну Блэка? Он даже не представляет, насколько дурно я могу выглядеть. Сегодня Примроуз Люпин — полудохлый труп. И ему не стоит этого видеть. Прикрываю глаза, прислоняюсь спиной к шероховатому потрепанному ложу — старинной видавшей виды кровати. Следы когтей расчерчивают деревянный каркас. Балдахина уже нет — я прорвала его на третьем курсе. Волчица веселилась… что ж, не жалко полуистлевший бархат. Это не чье-то горячее живое тело. Слух обострился до предела. Время сегодня летит быстро… Значит, эта ночь не так уж несправедлива ко мне! Спасибо. Кого благодарить — не знаю. Скрип. Звук едва различим. Но источник — не ветер, не мышь, не птица. Скрип осторожный, вкрадчивый. Я хорошо чувствую оттенки. Так скрипят ступени под ногами провинившихся детей. Есть лишь один человек, кто стал бы красться сюда такой поступью. И я меньше всего желаю видеть именно его. — Привет. Собираю в кулак всю волю. Бросаю на него самый яростный из всех возможных взглядов. Сириус не соображает, что остались какие-то жалкие пять минут?! Зачем он здесь? Рука тянется к покрывалу — стаскиваю его с кровати, натягивая на плечи. Всё… ох, это был отчаянный марш-бросок. — Какого черта? Сириус Орион, я же ясно сказала: не приходи! Ты… подставить меня хочешь? Жить надоело? — Мерлин… Не хочу разговаривать грубо… Но оттолкнуть — единственный способ спасти! Пусть проваливает! Когда-то Луноглазый уже ошибался… тогда он послушался, торопливо покинул хижину. Но сейчас… его глаза горят уверенностью. — Нет, Прим, я в жизни не стал бы подвергать тебя опасности. Ты знаешь. Если бы не был уверен до конца… Не холодно? Осталось совсем чуть-чуть. — То-то и оно! Сириус! Умоляю… — Ни за что, прекрати распоряжаться и командовать. Глаза распахиваются: я ошарашенно смотрю, как Блэк снимает ботинки. Быстрыми и ловкими движениями связывает шнурки вместе. Старается не смотреть на мои голые ноги, острое колено, торчащее из-под пледа. «Где твое барахлишко, а, Прим? Наверно, там, куда достать посложнее…» Он закидывает обувь на шкаф. Я хочу что-то сказать, спросить. Чутье подсказывает: осталось минуты три, не больше… потом придет боль. «Сириус…» Он уверен и непоколебим. На мгновение взгляды пересекаются — Блэк стягивает свитер, расстегивает рукава белоснежной рубашки. Страх поднимается темной стеной, но волчица возбуждена. И это волнение — радостное. Точно зверь приготовился к праздничному представлению. Глупое создание! Разве не видишь: друг в опасности! «Сириус, пожалуйста…» Боль пронзает висок. — Верь мне. Эдвард Гори не оставит: он прилетит, если потребуется. Думай обо мне как о надежном товарище, прекрати видеть в Сириусе Блэке безответственного хулигана без царя в голове, слышишь, Прим? — рубашка, точно привидение, взлетает в воздух и скрывается на шкафу. — Зачем ты, черт возьми, раздеваешься? — вспылить не удается, получается лишь какой-то сдавленный стон. Слабая претензия. — Сириус, у тебя все дома? Хочешь блеснуть голым задом перед смертью? — Хочу, чтоб ты меня видела. — Что?.. — зудят руки и колени. Началось… — Мне было неловко… можешь возразить, но это правда. Однажды я застал тебя врасплох… Но не должен иметь никаких преимуществ. Так что посмотри на меня, Прим. — Ты идиот, — я поднимаю голову. Взгляд упирается в полоску темных волос на его животе. — Просто… сказочный придурок! Че-е-е-ерт… Блэк! Беги! — Ни за что. Ты и я — мы одно целое. Силы моего доверия хватит… ее должно с лихвой хватить на нас двоих. Я уже не вижу его, потому что банально не могу… Темные звезды жгут глаза, те слезятся и отказываются служить. Зажмурившись, чувствую, как он обхватывает плечи. «Все будет хорошо, Прим, — голос тихий, будто Сириус решил поделиться сокровенным секретом. — Пока лишь так… Но я выведу тебя наружу. А когда-нибудь мы отправимся в такое место, где станем полноправными хозяевами! Именно! Хочешь сказку от сказочного кретина Блэка? Есть в густом-прегустом лесу маленький домик… и двери его гостеприимно открыты. Для анимагов, вервольфов и прочих прекраснейших существ. Сбежим туда, уйдем, скроемся… Только головой кивни. Никого не придется пугать, ранить, злить. Там будет лишь твое царство, Прим, только твое. Милая Прим». Глаза закрываются, боль тянется по телу горячим потоком. Руки Сириуса — ласковые, но ничто сейчас не поможет девочке-вервольфу. — Я не хотела, чтоб ты был здесь, — говорю из последних сил. — Это ужасно… Не для посторонних глаз… не должен… — Ты не права. Я — не посторонний. Твоя жизнь — моя жизнь тоже! И никакая мелочь, даже такая огромная, как ликантропия, не вызовет отвращения. Не надейтесь, мадемуазель. Никогда… Он пожалеет… Точно пожалеет. Я уже не слышу хруста костей. И не вижу, как лицо Сириуса искажает гримаса отчаяния. 15 мая Прохлада обволакивает тело, дарит ощущение покоя. На обратной стороне век — то свет, то тени. Длинные, неясные, молочно-фиолетовые. Острые, жалящие, кобальтово-синие. Нежные, мягкие, рыжие, как волосы Лисички. Во всем теле — боль. Но и легкость, плавная расслабленность. Я не открою глаз. Нет-нет. Я останусь в этом мгновении навсегда… пусть оно — часы блаженного неведения. Где я? Почему я? Когда пришла сюда и когда уйду?.. Не всё ли равно… Как часто произношу эти слова — с обидой, горечью. Но сейчас они — отражение безмятежного счастья. Но легкое покалывание подмышкой велит вернуться. Напоминает, я — Примроуз Люпин. Примроуз! Ты должна быть взаперти, где же ты?! Я распахнула глаза. Облака плыли низко-низко: пышные, пористые, плоские снизу и раздавшиеся вверху. Как праздничные меренги мадам Розмерты. Это они, воздушные, бросали тени на лицо. Я поняла, что нага. И лежу в густой высокой траве. Насекомое — непрошеный гость — укусило за руку, и я охнула. Повернула голову. Блэк. Он не спал. Лежал рядом на спине, глядя на меня. Чистое лицо — ни единой царапинки, напряженной черточки — озарял покой. Он просто смотрел, молчал, и это было так странно… Мы еще школьники? Хогвартс не сгорел? Это Британия? Я — всё та же Прим? Почему… — Ты не паникуешь. Круто. Как себя чувствуешь? Лицо вспыхнуло. — Ты… — Ты тоже, — он вдруг смутился. — Черт, сперва я словно на другой планете был. А теперь… отвернись же! — Ох, прости! — я с ужасом поняла, что краснею. Мерлин, даже мои плечи покрылись этим чертовым багровым румянцем! Какого лешего мы голые?! Почему валяемся в траве? О нет, это ни капли не напоминает хижину, значит я… Годрик и Салазар, я должна сидеть под замком! — Сириус! Боже, Сириус, что делать?! — Если ты про одежду — не знаю. Если про твое заточение… спокойно! Еще слишком рано, Прим, не трясись! Я села, отвернувшись всем корпусом. Кошмар, кошмар! Но спина… она ничуть не лучше! Как быть?! Вот теперь-то ужас захлестнул с головой. И, когда лопатку тронула теплая рука, я чуть не взвыла от досады. Это прикосновение походило на укол, и в то же время… Это начало конца, не иначе! Как можно было так опростоволоситься?! Блэк и я — голые и торчим посреди поля, Мерлин, что за нелепица!.. Сириус: — Эй, Прим… Ну же, не сердись… Наверно, она была скорее смущена, чем недовольна. Хуже всего — девчонка наверняка винила во всем себя. Да, не ожидал я, что славное ночное приключение окончится так. Я знал: нет еще и пяти. Она рано обратилась. И рано перекинулась обратно. Вспоминать бегство, страх разоблачения, волнение и радость не хотелось. Подумаю об этом позже. Наедине с собой… Припомню игры под луной, когда попаду в беду. Если почти распрощаюсь с надеждой. Ценные воспоминания нельзя бездумно ворочать в мозгу, это им вредит! Они истончатся, а потом и вовсе потеряют всякую окраску. Мы очнулись на поляне за Хогсмидом — Люпин напрасно сходила с ума. До хижины — каких-то полмили. Отлично, Бродяга, отлично! Ты справился на ура! Ликовал бы, не будь она так напугана. Я слепо пялился на полоску толстого выпуклого шрама. Чувствовал себя виноватым… без вины? Нужно выбираться отсюда. И поживее. Пока во мне еще силен дух пса. А лучше и вовсе обратиться… Точно! Я опасался: она сидела так близко. И мы, черт подери, были обнажены. Совсем. Вообще. Теперь ночная затея блеснуть хером показалась мне до того нелепой, что я совсем некстати хмыкнул. Девушка обернулась. Дьявол! Ее глаза метали молнии. — Ты находишь это смешным?! — Нахожу себя конченым идиотом… Прости… Но ты, вижу, полна сил. Даже злишься! Это не может не восхищать. — Обойдись без глупых шуточек, Блэк, иначе… — взгляд скользнул по моей груди, и Прим резко выдохнула. — Ты, как ни странно, жив. Похвально! И даже не ранен! Она попыталась вложить в слова всю возможную строгость. Но прозвучали они скорее удовлетворенно, облегчение сквозило в голосе Прим и отразилось на ее лице. Точно, я знал! Знал же: мы прекрасно справимся! Эдварду не пришлось разнимать волчицу и пса. Шалость удалась. Анимагия… всё было не напрасно. — Ага, живее всех живых. Шалопай Сириус Орион Блэк — к вашим услугам, госпожа Луноликая. В нашем распоряжении два часа… Хижина недалеко. По ту сторону от деревни. Идем? — постойте-ка… Мы, черт подери, голые! Прим усмехнулась — вроде коварно, но и горько. — Чего, Бродяга, штаны потерял? Тебе легко… в пса перекинулся и побежал. А мне что прикажешь делать? — Трава по плечо… Прим, никто не заметит. И еще так рано, все деревенские спят… — Хватит на меня пялиться! — Что я там не видел? Эй! Меня ударили в бок — больно и совсем не по-дружески. — Придурок! Сириус, ты… — Боже, Прим, рано или поздно это бы случилось! — Что именно?! — в ее глазах блеснули предательские слезы. — Ты скинула бы свою броню. А я — свою! Полосатые Щеки, разве я настолько тебе противен? Эй! Погляди на меня! — она мотнула головой. Теперь мы стояли друг напротив друга. Она закусила губу и уставилась на листья клевера под ногами. Длинные спутанные волосы падали на грудь, но я знал. Знал об огромном шраме, делящем тело, точно мыс, пронзающий море. — Прим, в один прекрасный день… это бы произошло. Разве нет? — Лучше б никогда, — пробормотала она. — Ты… другой. И не поймешь… — Мы можем вернуться в замок. Притвориться, будто ничего не было: дружить, хихикать, бегать, держась за руки. Но правда не отступит: Сириус Блэк видел тело Примроуз Люпин. Ну же, признайся, что думаешь об этом! Даже если нет, думаю я! К черту сраные секреты, недомолвки. Это раздражает, — я распалился, но пришлось понизить голос. — Люпин, любого тела достаточно, правда. Это просто часть нас. Не самая главная. И твое довольно красиво. Ты несправедлива к нему! Позволь себе быть собой, перестань… дьявол, как тебя убедить?! Ничего не желаешь слушать! Она сомневалась! И это было чудовищно. «Дай руку», — тихо сказал я. Прекрасно… сейчас получу удар ниже пояса. Всё внутри сжалось — я был готов. «Дай сюда чертову руку, Примроуз». Она послушалась — что за чудо! — и я сжал ее влажную от пота ладонь. Гудение крови в ушах заглушило все остальные звуки. Но лишь на мгновение. Верно, потом вся моя кровь устремилась вниз — к паху. Так запросто. Был короткий миг колебаний. Маленький отрезок времени — я решил, что слишком расстроен, взволнован и, чего греха таить, испуган. Вдруг ничего не случится? Но веские доказательства не заставили себя ждать. «Если это ни о чем не говорит… Значит, считаешь меня пустым брехуном. Я… никому не позволил бы сделать это. Но доверяю тебе. Пожалуйста, верь и ты мне… пожалуйста, Прим!» Я готов был умолять. Прохладные пальцы обхватили горячую плоть. Пожалуй, весь жар ее тела сосредоточился на щеках. Тогда как жар моего… несколько ниже. Я закрыл глаза, дыша часто и громко. Ветерок подул — травяное море качнулось. Казалось, оно колышется от моего шумного дыхания. «Очень странный аргумент, — хрипло шепнула Люпин. — Самый странный из всех…» «Но ведь убедительный? И достаточно весомый», — я глупо улыбнулся, не открывая глаз. «Думаю, рассматривать иные доводы я не стану. Буду довольствоваться этим, — отрывисто бросила она. — Сириус…» Это «Сириус» в сочетании с неторопливым поглаживанием, движение тонких травинок, щекочущих ноги, — всё действовало гипнотически. И я не решался посмотреть на Прим. Она придвинулась еще ближе. Неловкие и неуверенные ласки вызвали дрожь в ногах. Я хотел опуститься на траву, обхватил тонкую талию Люпин… «Блэк, ты наглец», — глухо проговорила она. Мы были почти одного роста — стыдно признаться, но я по-прежнему оставался невысоким. Но сейчас это казалось очень и очень правильным. Она не вставала на цыпочки. Я не приседал. И смог поцеловать ее без всяких акробатических кульбитов. «Не наглец, а ловкий парень», — я все же посмотрел на девушку. Краска схлынула с ее лица. Теперь оно было немного серьезным, нежным, сосредоточенным… таким милым и родным. «Только гриффиндорцы способны на подобные глупости. Придется простить тебя… потому что мне почти не больно. Сириус, это была хорошая, очень хорошая ночь. Не знаю, как…» «Бесстрашие и глупость — наш девиз…» — она сжала член у основания, провела по нему большим пальцем. И я так и не высказал мысль до конца. Мы пребывали в полнейшем неведении: что теперь? Как? Но меня объял огонь желания. А Прим в любом положении делала лишь то, что казалось ей единственно верным. Страсть и честность сошлись. Положили начало маленькой прелюдии в траве. И предрекли ее финал. * — Тише! Пожалуйста! — Сириус Блэк тих, как мышка, — пытаясь не заржать, я поправил стремную повязочку на бедрах. Трансфигурированные листья мало походили на одежду. Но будь мы полностью обнажены, едва ли покинули бы поляну раньше обеда. Майское солнце поднялось, бросая на нас косые лучи. Деревенские дома купались в утреннем свете. Пару раз ступни обожгла какая-то трава — я сердито зашипел. Прим хихикнула. Волосы укрывали ее, точно нимфу. «Сириус, в другой раз оставь хоть носки!» От нее пахло странно и волнующе. Приходилось уверять себя, что запах — мой. И не имеет к девушке отношения. Ну же, Сириус Орион, не будь такой задницей! В челюсть не схлопотал, вот и чудно… А что? Прим была бы права как никогда. Вместо этого она гладила мой член… черт подери, да я и в лучшие времена о таком не мечтал. Поэтому… — Блэк! Она охнула и повалилась навзничь. Я — следом. Благоразумие подсказало: делай, как мародерка Люпин! «Там… не высовывайся!» Я все же приподнял голову и увидел… Дьявол! Салазарова срань! — Что она здесь забыла?! Мантикору ей в зад! — Не смей! Запрещаю говорить такое… о профессоре Минерве! — Прим задрожала от возмущения. — Лежи смирно… — Почему она в Хогсмиде? В пять часов утра! В воскресный день! — Сириус, в деревне ее дом! Может, ты забыл, но МакГонагалл живет в Хогсмиде, черт побери… — Но не в поле же! — я вспотел от напряжения. Не за себя боялся, нет… Мерлин великий, если нас обнаружат!.. — Почему она тут шастает? — Да боггарт ее знает… Ой, нагнулась… Бродяга, кажется, она собирает травы. Вот, опять… Бежим! Пожалуйста, не свети затылком! Волшебница не выглядела заспанной или рассеянной: она рвала какую-то петрушку и ловко засовывала в корзину. Я готов был обмочиться от страха. И лишь мародерская выправка помогла избежать позорного конфуза. Проклятая деканша… как бы я ее ни любил — а это было чистой правдой. Нет чтоб отоспаться! Или хотя бы дома поработать. Ох уж эти ученые маги, вечно им неймется! Солнце шпарило вовсю, когда мы наконец добрались до хижины. Вовремя, не поспоришь… я скрылся на первом этаже. Слышал каждый шаг мадам Помфри. Та восхищалась здоровым видом Прим. Радовалась и умилялась. Забавно, не ожидал такой сердечности от строгой медсестры… Они покинули дом вдвоем. Я вышел чуть погодя. Сухая чистая одежда пахла Школой: нашей спальней, пергаментом, книгами и чернилами. Тыквенной запеканкой. Но кожа хранила иной запах. Мне он казался таким резким, пронзительным… Я боялся: вдруг кто-то догадается? Посмеет коснуться нашей тайны? Пит и Джим многозначительно переглянулись. Но оба промолчали. Я рассказал им, как гладко всё прошло. Но про себя отметил: это лишь пол-удачи. Мы потеряли бдительность. Расслабились. Директор — с глазом на затылке… И я не должен ошибиться снова. Иначе Прим больше не подпустит. Запретит играть с нею под полной луной. И… я буду в себе разочарован.