Молочная луна

Спросила тихо: — Чем тебе помочь? — Я дал ей лист бумаги: — Нарисуй цветок! И, закусив губу, она склонилась — О, этот смуглый лоб! — над белою бумагой И мне нарисовала дикий цикламен, Майоркский, наш (сейчас еще зима), Чрезмерно пышный, — и с улыбкой Пустила мне по воздуху рисунок: — Не получилось! — Я же ощутил, Что комнату заполнил запах цикламена. Она ушла. Я спохватился вдруг, Что я хочу ее улыбкой улыбнуться И, как она, сверкнуть глазами… тщетно! Тут я забылся: у меня был жар, И врач ее впускал на пять минут. Роберт Грейвз, «Цикламен»

29 ноября 1976 г. Сириус: Едва рассмотрев листок на доске объявлений, я бросился в башню Гриффиндора. Бежал, и отчаяние вперемешку с радостью кипятило кровь. Бежал, но слов еще не нашел. Как сообщить обо всем Джеймсу? Тот болтался в гостиной в компании братьев Пруэттов, Питера и Фрэнка. Люпин? Я поискал ее глазами и, обнаружив, удовлетворенно кивнул. — Бродяга-стиляга, чеши к нам! Фаб и Гид откопали кассету того самого ансамбля! — Прекрати называть нас так! — в один голос с негодованием гаркнули близнецы. Продолжил уже один Гидеон: — Мы слыхали, у тебя есть проигрыватель! Ну что, встряхнем эту развалюху мощью рок-н-ролла? — Если вы о замке, то придется подождать! Джим, Пит… на пару слов. Прим, и ты, пожалуйста… Мы отошли в сторонку. Сохатый отставил ногу и нетерпеливо ею притопывал. Девочка-вервольф, мадемуазель Луноликая, моя любимая Прим ждала, закусив губу. Сопел Питер. «Они выбрали нового ловца», — прошептал я. Голос сел. Джим резко выдохнул. — Вместо Срака МакХрякена? Ну не удивительно, ведь он выпустился в прошлом году… И кого же? Не томи, дружище! — Джеймс тряхнул за плечо. — Сири, ты под Империусом? Говори, что молчишь! Смешно: сейчас я выглядел, как курица, снесшая страусиное яйцо. Понятно, что горд, вот только о таком ведь никому не расскажешь… тем более, Джеймсу. Незримые Сцилла и Харибда порыкивали слева и справа. Ухмылялись: ну, как же выкрутишься? — Регулус… Они позвали в команду Рега. — О Мерлин, Сириус… — бровки Люпин изогнулись так забавно, но опечаленно. — Джеймсу придется бороться с твоим братом? Черт… это плохо. — Плохо. Мы стояли в тишине. Пока лишь Сохатый не проронил ни слова, а я терпеливо ждал его вердикта. Наконец он пару раз кашлянул и просипел: — Итак… Что ж, куда лучше МакХрякена! Того ничего не стоило закружить и повалить на землю, как мешок картофеля. Тупой амбалище… С Регулусом будет куда интереснее. Хэй, Бродяга, я же вижу твои глаза! Порадуйся, я не против. Квиддич — спорт, игра. В нем не место распрям между факультетами! — Увы, большинство отморозков со Слизерина считает иначе… — Пускай, их заморочки. Вот только не жди: я ему спуску не дам, — Джеймс задорно расхохотался. Небось представил свои коронные приемчики в действии. Я повеселел. Знать бы только, о чем сейчас думает братишка. Огорчен или наоборот — полон жажды победы? Я решился на неслыханное — написал Регу письмо. «Регулус, здравствуй. Поздравляю! Ты наверняка великолепно справишься. Если по-честному, мне не важно, кто из вас двоих поймает шарик. Буду рад, но и немного огорчен при любом раскладе. Вот так. Как твои дела? Глупо строчить все эти закорючки, когда нас разделяют всего несколько этажей и подземелья. Но я не хочу подмочить твою репутацию. Ха! Сириус». Скатав пергамент трубочкой, я поспешил в совятню. И на что нам Эдвард Гори? Время побыть почтальоном! Оставалось надеяться, что он на месте. В последнее время Мертвый Ворон полюбил резвиться на опушке леса. Алиса Фоули доложила: там он играет с фестралами. Я же никогда не видел этих тварей. И надеялся, что в жизни не придется… Всюду сопровождал едва различимый шепот. Тихий, опасный, но слабенький. Как первый вестник грядущей бури, как шустрый зверек, убегающий прочь. «Ко всем в двери стучалась смерть, и всем в уши кричала смерть…» Хотел бы я забыть эти строчки, но они бились в памяти. Вставали перед глазами. «Я услышал ее, и ее услышала ты». Игры фестралов с Мертвым Вороном — для всех тайные, но видимые Алисе. Значит, всё взаправду. Это какой-то знак? Или даже такие существа нуждаются в друзьях? Может, фестралы говорят с ним о чем-то, делятся с Эдвардом секретами? Он словно ждал. Лежал в дальнем углу холодной комнаты и поднял голову, заслышав шаги. Громко коркнул. — Привет, дружище. Вот, принес письмо… не нужно морозить зад на улице. Спустись в подземелья, это для брата. Тут не жарко… заглянешь в нашу спальню после? Хочешь посидеть у камина в гостиной? Вальравн покосился черным глазом. Будто хотел сказать: «Ну ты и тупица, ну и слабак! Катись-ка отсюда колбаской, сам передавай свои мятые писульки». И я порадовался его немоте. 2 декабря Иду по коридору, зыркаю влево — слизеринцы-второкурсники отводят глаза. Все наслышаны о Сириусе Блэке. Каждый знает невероятно драматичную историю изгнания первого красавчика Гриффиндора, притчу во языцех. И что за поганый дерьмоед дополнил ее новыми нелепыми деталями? Я ничего не крал и не дрался с отцом… Придурки, одним словом. Всякая свинья считает своим долгом влезть, пошушукаться, осмеять, восхититься, подначить… Время идет, но им всё неймется. Какие-то гады вмешивают и Прим: она, дескать, набивалась Блэку в невесты. И поэтому его выгнали из дома. Но сегодняшний день — иной. И причина в Регулусе Арктурусе Блэке… ловце сборной Слизерина. Вечером матч. Первое в учебном году соревнование, а я не готов. Понятно, волноваться впору Джеймсу, не мне. Но противоречия рвут на части. Дьявол, почему же так запутанно! Стоит ли идти вообще? Не появиться на трибунах — признать поражение, показать слабость, дать этим язвам повод для грубых острот. Оставить без поддержки Джима… Только ли его одного? — Сириус! — самый приятный, самый желанный голос. Я оборачиваюсь, Прим сует в руки зеленый конверт. — Эдвард кинул и смылся. Почтальон из него так себе… — Да уж, никакой конфиденциальности, — я смеюсь, чтобы скрыть волнение. — От кого? Что сказал мистер Гори? — «Кхр-кр-крук», думаю, это означало «прошу перечислить мой гонорар на счет в Гринготтсе», — кажется, она шутит, но голубые, как летнее небо, глаза не улыбаются. — Регулус? Я отколупываю сургуч. «Спасибо, думаю, кто бы ни победил — ты не разочаруешься. Я играю честно. Жду того же и от Джеймса. Удачи ему». Прим крепко сжимает локоть, заглядывает в пергамент. Личико ее разглаживается, как, впрочем, и мое. Накатывает волна облегчения. «Почему ждал чего-то дурного? Сириус, Рег не такой. Он — славный парень. По-настоящему хороший человек… Тот его выбор решительно ничего не объясняет. Пожалуйста, поговори с ним!» Ее просьба так естественна. Я бы и рад, черт подери, но решиться на откровенную беседу с братом сложно! * Эй, прибавь-ка шагу! Я утопаю в снегу, цепляюсь за высокого и длинноногого Джима. Тот уже в форме, с метлой наперевес. Прим висит на моей правой руке, а сама взяла на буксир Эванс. Питера ветер мотает из стороны в сторону, и он спешит ухватиться за Сохатого. Каждый сосредоточен на ходьбе, но я знаю: Джеймс больше думает о Лилс, чем об игре. Непутевый… ему бы собраться, настроиться… Но этот день — особенный для бедняги: Лили Эванс впервые идет на квиддичный матч. Как? Что сподвигло ее на такое геройство? Ведь над полянами — снежная буря! Непогода всё портит: видимость стремится к нулю, ветер наверняка станет трепать метлы и швырять игроков из стороны в сторону. Но студенты стекаются к стадиону, перекрикивая свист ледяных порывов. Каждый знает: сегодня играют сильнейшие команды. И Регулус Блэк, тот самый мальчик, темная лошадка. Под ложечкой засосало — с усилием пытаюсь разглядеть хоть что-то впереди. Регулус… Регулус… — Он не сорвется, — восклицает Прим. — Сыграет отлично! Как и Джеймс! А вдруг — вничью?! — Этот доходяга даже с дуба умудрился брякнуться, — стону я. — Бедолага… ну за что такое невезение! Именно сегодня паршивый ветрила… Будто великаний бздех! Мало нам снега?! — Снегг?! Где эта носатая падла?! — Джеймс подбирается. Лили по правую руку как пить дать закатывает глаза. — Уши прочисти, я о той мерзости, что валит сверху! Расстаемся у раздевалок. Джим спешит к команде, подгоняемый близнецами. Мы же лезем на трибуны — поближе к своим, подальше от зеленых слизняков. Я замечаю в толпе Нюнчика — сальноволосого малфоевского подпевалу. Исключительный выдался матч: и этот засранец здесь впервые. Приходится отгонять мысли о том, что Снегг жаждет увидеть Рега в игре. Прячу за пазуху бинокль — толку от него, что от третьей ноги. — Сириус! Прим поворачивает мою голову, обхватив щеки руками в пушистых рукавицах. Напяливает поверх шапки с нафталиновым помпоном огромную фетровую шляпу с фигурой красного льва. Лев колышется, трепещет на ветру его лохматый хвост-серпантин. «А где твоя шляпка?» — спрашиваю я. Она, ни слова не говоря, цепляет на макушку огромную зеленую змею. Позади кто-то шипит. Гикают семикурсники. Возмущенный возглас МакКиннон. «Спасибо, — шепчу я. — Спасибо!» Она не услышит за воем ветра. Пусть прочтет по губам. Некто в алом и золотом орет, чтоб Люпин сняла шляпу или проваливала со стадиона к мантикоровой матери. Девочка-вервольф стаскивает варежку. В воздухе мелькает ее кулачок с оттопыренным средним пальцем. * — Заходит справа… у Нотта квоффл! Не кажется ли вам, что он слишком долго держит его в руках? Эй, Гриффиндор! — крик Фрэнка, даже усиленный чарами, тонет в ураганном реве. Какой толк в комментаторе?! Ни мне, ни Долгопупсу ни черта не видать за пургой! — Я боюсь, — стонет Прим, — боюсь, что они не смогут отыскать снитч до утра! Кто придумал дурацкие правила? Как поймать эту фитюльку в снегопад? А если Джеймс отморозит руки?! Я не напрасно кошусь на Эванс: она ведет себя странно. Неужели докучливый Сохатый всё же произвел на девушку впечатление? Колючие снежинки будто глаза буравят. И я отчаянно чихаю. Сопли разлетаются в стороны, но никому нет до этого дела. — Еще одно попадание! Гриффиндор не спасает даже попытка вытолкнуть квоффл! Сто семьдесят — двадцать в пользу Слизерина! — отчаянный вопль Фрэнка разносится над овальным полем и трибунами. Окончание фразы ускользает. — Мы проиграли, ухожу! К дьяволу! — какой-то дерзкий второкурсник теряет терпение и сбегает. — Что с охотниками?! Где глаза Вэнс? Чего она зевает? — Поганые слизеринцы распоясались, какая грубая игра! Позор, позор! От холода и возмущения трясет. Прим утешает Эванс — зачем? Неужто та боится за этого дурака? Пытаюсь высмотреть в серо-белой канители брата, и в какой-то миг это даже удается… Но вот метла мелькает и резко уходит вверх. — Джим! Сохатый! — Хвост верещит, тычет куда-то пальцем! — Снитч, он заметил снитч! Регулус снова в поле зрения — ласточкой скользит вниз. Профессор МакГонагалл в нижнем ряду вскакивает на ноги. Улюлюкает здоровяк Хагрид, а Слизнорт — флоббер-червь в меховой дубленке — машет руками. «Давай, Регулус, давай, мой мальчик!» Профессор забывает о правилах приличия — лишь мечтает о победе для своего факультета… Но мое сердце сжимается от ужаса. Рег и Джеймс стремительно мчатся к земле. Мерлин, ведь это его первая игра! Почему так трудно? Они сталкиваются почти у самой поверхности — скорость падает, прутья метел сцепляются. Наверняка облепленные снегом, мокрые и смерзшиеся… Слипаются, путаются. Вэнс у колец отчаянно что-то орет. Вскрикивает Гидеон. Бладжеры забыты, и один грозный мяч врезается в метлу Эйвери. Гловер, громила-пятикурсник с куриными мозгами, пользуясь замешательством, бьет дубинкой нашего охотника. Свисток судьи ничуть не сдерживает начавшуюся ссору. «Прекратить!» Вместо слов из груди рвется сиплый свист. Рукоятка метлы Джима утыкается в землю. Он не мог, не мог выполнить пике при таком ветре! На обледеневшей метле… В залепленных сраным снегом очках… если те вообще до сих пор на нем… Регулус падает рядом, и оценить, как силен удар, невозможно. Толпа голосит, волнуется людское море на трибунах, бегут деканы и профессора. Я срываюсь с места, Прим не отстает. Питер пыхтит где-то позади. Плевать! Даже если там и был снитч — он не достался никому. Игра окончена. Только б не шея! Мадам Помфри срастит любой перелом! Но позвонки… я не могу об этом думать. Ладно Джим, парень без башни, но черт дернул Рега полезть в квиддич, в эту непредсказуемую и опасную игру! Снега по колено, и Прим восклицает: «Боже, это смягчило падение! Сириус, всё в порядке, я уверена…» Оборачиваясь, вижу Эванс. Запорошенные глаза красные, как у кролика. Ну что, подруга, Поттер отвалил, как ты и мечтала? С пробитой головой не очень-то побегаешь за девчонками… — Живые! — кричит МакГи. Ее колпак съехал набок. Полощется по ветру красно-золотой шарф… Северус: Там была Лили. Лили понеслась на поле, как пущенная стрела. Ха! Я мог сколько угодно зубоскалить и терзаться. Ставки сделаны. Очкастый игрок в квиддич, гриффиндорский любимчик, и я, страшилище из слизеринских подземелий — силы не равны. Глупое желание заставило подняться со скамейки. Вниз бежали все — и я в том числе. Почему бы и нет? Послушаю воркование подруги детства над телом погибшего. Вот только Поттеру хоть бы хны, скорее скорпион себя в зад ужалит, чем подонок сдохнет на квиддичном поле. Да этот олень родился в рубашке. И с метлой в руках. А второй ловец?.. — Снитч! Держит, смотри! Мерлинова борода! Из-за напряженных враждебных спин ничего не видно. Кто-то схватил шарик?! Эту золотую фиговину с грецкий орех размером? Да в жизни не поверю! «Поттер, он поймал снитч! Игра окончена, Гриффиндор сравнял счет!» Я протиснулся мимо студентов и преподавателей. Белые зубы сверкали, лицо в алых разводах светилось самодовольством. Мерзкий ублюдок, мало того, что отделался сломанной ногой, так еще и… чтоб его! Тут я заметил старшего Блэка. Бросив легендарного дружка, побежал к братцу. Ах, вот незадача: на две части ему ну никак не разорваться. Парня в квиддичной форме, черноволосого и бледного, как смерть, укладывали на носилки. Какое провальное окончание дебюта. Но я чувствовал: он мог сцапать мяч, бесспорно мог! Два ловца летели ноздря в ноздрю. И если бы Регулус завладел снитчем… Регулус? Он открыл глаза, улыбнулся, узнав брата. Но к носилкам подскочили Эйвери с Мальсибером. Улыбка потухла. Казалось, от напряжения дрожал сам воздух, и Слизнорт крикнул: «В лазарет обоих, быстро!» Крэббовы пальцы разжались, Нотт отступил: кулаки и палочки так и не взметнулись вверх. Поняв, что смотреть больше не на что, я побрел к замку. 3 декабря — Эй, Снегг! Стоило войти в гостиную, а кому-то уже приспичило донимать меня. Конечно, проторчать в библиотеке весь выходной я не намеревался. Но где еще скрыться от надоед, придурков и душевнобольных? — Да, ты. Тут Блэку письмо прилетело, сходи в лазарет, снеси, — Нотт почти пропел свою наглую просьбу, развалившись на диване у камина. — Хера с два, неси сам. Я что, его поверенный? Почтальон? Эльф-домовик? — я уже успел ухватиться за дверную ручку. В спальню, срочно! — В конце концов, он даже не с нашего курса. Пока. — Куда «пока», я не закончил! — Нотт поднялся, протягивая конверт. — Кроме тебя, к нему никто не сунется. А тут гербовая печать Малфоев. Разве не интересно? — А тебе? — Не хочу со старшим встречаться, уж больно мерзкая рожа. Вот ведь заковыка: наверняка Сириус торчит в лазарете день-деньской. Тут в голове мелькнула коварная мыслишка: а гриффиндорец ведь на говно изойдет, если я заявлюсь с тайным посланием от Люциуса! Упустить возможность позлить его? Ну уж нет! «Давай сюда». Вырвав письмо, я вновь запахнул мантию и вышел. Дорога до больничного крыла пролегала через поляну. Снег уже не валил, как проклятый, шлось легко и приятно. Я даже начал наслаждаться прогулкой, но впереди замаячили белокаменные стены. Мадам Помфри сухо бросила свое «там», указала на общую палату. Большой зал разделяли тканые перегородки — плотные, но не скрадывающие звуков. Комнату наполнял тихий гул десятка голосов. Я добрался до третьей койки от двери и покашлял. Ничего. А он точно там? Один? — Северус, ты? Я пролез за тряпку, наглухо задвинул ее за собой. — На, письмо. Никто не хотел смотреть на твою снулую физиономию, пришлось самому идти, — бросил я как можно небрежнее. А затем глянул на пациента. Да-а-а, поражение явно не пошло Блэку на пользу: бледный, как мертвяк, с синими тенями вокруг впалых глазниц. — Что у тебя? Я кинул конверт на одеяло. Он подобрал его, повертел в руках, отложил в сторону. Укол разочарования — а как же распечатать?! Я что, зря сюда перся, ноги морозил? Но, кажется, малфоевские секреты ускользнули. — Повреждение позвоночника. Ночью Костерост был, но этого мало… руками шевелю, а вот ноги пока с… своей жизнью живут. — Понятно, — я собрался уходить. — Ладно, рад был повидаться. Шутка. — Останься. — Ну нет… И тут из коридора послышался голосок. Тонкий, взволнованный. То тише, то громче… а затем и вовсе почти смолк. Точно она нарочно заговорила шепотом, хотя дура Помфри громыхала чуть ли не на весь лазарет. «Пять минут, мисс Эванс, только пять минут! К нему всё утро бегают бездельники-друзья, так Поттеру в жизни не поправиться!» — Поттер? — я не мог столкнуться с Лили, только не сейчас… Когда даже не готов! И одет, точно на похороны летучей мыши. Блэк кивнул в сторону. «Там, за ширмой». Я гневно поднял брови. А раньше сказать не судьба?! — Ну что, теперь посидишь с… со мной? — он слабо улыбнулся. — Думаю, кое-кто здесь хотел вскрыть письмецо. Когда-то я читал тебе вслух… твоя очередь. И как ему удается видеть меня насквозь? Это всегда неимоверно бесило. Но в нынешнем положении такое только на руку. Я расстегнул мантию и примостился на краешке жесткого-прежесткого сиденья. В руку легло письмо, но я не спешил открывать его. — Привет. Голос. Ее голос. — Лили, привет… Ох, черт, если бы я знал, что ты придешь… — Испек бы пирог? — кажется, она хихикнула. Очень глупо хихикнула. Представить сейчас ее лицо не удавалось — это свыше человеческих сил! Ведь такие хиханьки-хаханьки приняты у влюбленных? Неужели и впрямь?.. — Хэй, нет! Я не умею. Просто больничные пижамы — нелепые и страшные. — Как твоя нога? — Сносно, спасибо. Ты видела? Я на этот чертов снитч прямо-таки напоролся! — она поспешила перебить. Воскликнула что-то вроде «нет-нет, это не случайность». Но Поттер заблеял: — Лили, ерунда! Знай ты игру получше, поняла бы: многое в ней — вопрос удачи. Регулус был так же близок. Просто мазнул пальцами мимо. Там всё так быстро… Я покосился на Блэка. Тот прикрыл глаза. Черты лица расслабились, но меня не проведешь. Сто гиппогрифовых хвостов, что он завидует! Вот ведь непруха. — Слушай, Поттер. Может, я в квиддиче полный ноль, но не каждому удалось бы удержаться на метле… В такую-то погоду! И ежу понятно. Ты… это… ну, молодец. — Спасибо! Лили, правда, большое спасибо! — Но игра всё равно дурацкая. — Эй, как так?! — Глупая, даже очень! А если бы вы оба погибли, разбились?! Сириус чуть с ума не сошел. И Римма, и Пит… — И ты? — Ну… Повисла пауза. Я обнаружил, что мну угол конверта побелевшими пальцами. Дьявол! Дерьмо, дерьмо! Блэк широко раскрыл глаза и таращился. Что ему надобно?! Да, она нравится мне… наверно, до сих пор. Что с того?! И этому сопляку тоже наверно приглянулась какая-нибудь девчонка. Не его собачье дело! — Я пойду, Джеймс. Поправляйся. — Навестишь еще? — Ха, тебя же завтра выпишут! Зайду… может. А вообще-то, нет, — я был не настолько туп, чтоб не разгадать в ее голосе смущение. Шторка зашуршала. Наверно, девушка ушла. — Квиетус, — шепнул Блэк, слабо поводя волшебной палочкой. — Ну, теперь — письмо. Или тебе нужно обдумать услышанное? Кажется, всё и так ясно как белый день. — Ничего не ясно, — прохрипел я. — Не суйся, куда не просят! — сургуч хрустнул и раскрошился, прилип к пальцам. Я вынул сероватый листок, поднес к глазам, но зрение как нарочно затуманилось. — «Доброго времени суток, мистер Блэк…» — Она полюбит его, когда — лишь вопрос времени. Так что смирись. И н… не отвлекайся… Северус. Ты поможешь ей своим невмешательством. Поттер — на стороне с… света. Ты — на стороне тьмы. Он будет щитом. Ты — кривым мечом. — В каком это месте? — щеки покрылись гневным румянцем. — Это метафора, балда, — мускул на его скуле задергался. Нашел, над чем посмеяться! — Рази, но только для виду. Двойная игра, понимаешь? Это тоже своего рода защита. Мы — капли. А капля, как известно, камень точит. — И давно ты таким хреномудрым стал? — я поморщился. — Ладно. Не отвечай. Тебя мои дела касаться не должны… с Лили покончено. Пусть она меня простит, как прежде уже не будет. Мне… нравится выбранная сторона. Не как тебе, а по-настоящему. Я предпочел бы быть прямым мечом, разящим без пощады, знаешь ли. — А если придется навредить ей? Стало не по себе. — Никогда… — Значит, сомневаешься. Смотри, будь ос… — Знаю, знаю! Слушай, заткнись, а? Я пытаюсь вникнуть в эту писанину! * «Доброго времени суток, мистер Блэк. Надеюсь, мое послание не задержится в пути — погода нынче оставляет желать лучшего, а новости срочные. Стало известно, что вам, студентам, не будет дозволено участвовать в фестивале. Надеюсь, намек понятен? Никаких активных действий. Лишь наблюдение. Мои наставники и старшие коллеги (и я, скромный слуга его милости) хотим преподать зрителям урок. Будет интересно, весьма интересно… и познавательно. Детали обговариваются. Подготовка идет. Но и ваш дозор только начинается. Возможно, совсем скоро милорд призовет своих верных соратников… Решайтесь, Регулус. Решайтесь и передайте ближайшим друзьям: в недалеком будущем жребий будет брошен. Люциус Малфой». Я свернул письмо. Посмотрел на больного: тот лежал белее мела. Худое тело охватила дрожь, а пялился он куда-то в сторону — на холщовую перегородку. — Чего, не рад? Ты ведь этого ждал. Темный Лорд хочет нас видеть… Фестиваль станет проверкой на вшивость, Блэк. Нельзя проявить себя… можно не проявлять. Сохранить нейтралитет, подчеркнутое безразличие. — К… как думаешь, они ведь не хотят разгромить Хогсмид? Будут жертвы? Или… или устроят что-то вроде мародерского розыгрыша? Неужели боится? Я не смог сдержаться и не припугнуть его. Склонился к подушке и зашептал: — Пожиратели Смерти не заставляют грязнокровок плясать до упаду, не смешат их Веселящими чарами. Темные маги не опутывают жертв цветной мишурой, глупый ты ребенок. Где твоя хваленая смелость? Помнишь, каким напыщенным и горделивым павлином приперся ко мне домой летом? Струсил? Серые глаза сердито блеснули. — Магия вырождается, Блэк, — продолжил я давление. — Из-за таких, как твой брат — предатель крови. Из-за безмозглых великанов вроде Хагрида. Из-за сквиббов, работающих в учебных заведениях. Да, я — полукровка. Но это не последний рубеж… есть кто и похуже меня… — Например, твоя подруга? Девушка, которую любишь? — он вдруг вцепился в ворот моей рубашки, и подрагивающие губы оказались у самого уха. — Мы в одной лодке, Северус. Еще р… раз… говорю: не будь такой обезьяной, думай своей головой! Больше находчивости и ловкости! Не слепоты! Слизеринец ты или кто? Я оттолкнул его и резко поднялся. — Не боишься, Блэкки, что заложу? — Не посмеешь. Я выскочил из светлого зала. Никак не мог взять себя в руки, лишь тяжело дышал. Возбужденное воображение вступило в схватку с разумом. Перегородки такие тонкие… но никто ведь не слышал? Никто не украдет письмо? Не узнает… Я и Регулус — мы больше, чем братья. Связанные одной цепью. Мрачное удовлетворение тяжелым камнем легло на сердце: индюк Сириус Блэк ни о чем не подозревает. Ха! Трижды «ха»! Во имя Салазара, да я о такой мести и мечтать не смел. Якшаюсь с Регулусом за его спиной. Да, бывали минуты, как нынешняя. Тогда жгучее желание обладать младшим Блэком затмевало остальные. Я не хотел признавать, что всего-навсего искал плечо, о которое можно опереться. Нет-нет, всё не так… совсем не так… Разгоряченный, вылетел я наружу и столкнулся с ненавистным Бродягой-гриффиндорским-оборванцем. Что за нелепая кличка? Дурацкое погоняло! Шелудивый пес… вечно выскакивает, как чертик из табакерки. Я дернулся, хотел выхватить палочку. Но он больно сжал кисть (правую! Вот ведь скотина!). Мгновение — и лоб уперся в холодный белый камень. — Не двигайся! В гости ходил? — Отпусти, тварь! — Но-но, тише. Сам же себе сустав выбьешь. Я лишь хотел спросить, здоров ли малыш Рег. Хватка ослабла. Я не мог поверить. Тут же ткнул палочкой в наглую физиономию. — Какого черта ломаешь руки? Или мне теперь у тебя разрешения на существование спрашивать, урод? — Извиняй, — светлые глаза смотрели лениво, но в то же время настороженно. Всегда он начеку. — Ишь, вежливый какой! Что-то замышляешь? Твои дружки в засаде? — Нет, — он сунул лапы в карманы теплой мантии. Отвратительно! Будто нарочно показывает, что совсем не боится. — Пару лет назад я дал одно обещание: что не трону тебя, пока не причинишь брату вреда. Просто… просто проверяю. Спокойно, Снегг! Действительно, расслабься. Как видишь, я люблю Регулуса… раз ему по душе эта игра, разве могу я запрещать? До встречи. Он скрылся за высокими дверями. Я остался стоять по щиколотку в снегу. Злость отступила, на смену ей пришли усталость и неудовлетворение. И почему только все дороги ведут к проклятому лазарету? Почему я вечно плутаю, шарахаюсь во мраке… Когда эти счастливчики идут по жизни смеясь, с высоко поднятыми головами.