Молочная луна

…А не взорвать ли нам луну? Давай! (Смерть смерти с помощью орудий смерти.) Как мир красив был, — только бы цвести! Любовь моя, огнем охвачен рай. Взрыв. Рот открой. Всё в дымной круговерти. Молчи. Зажмурься. Косы распусти. Р. Альберти

25 апреля 1977 г. Римма: Доброе утро, дорогой друг. Марко, милый Марко, если бы ты знал, как я устала. Представь: мы с папочкой не виделись с лета. Уроки утомляют. Свободные часы нынче редкость. И вдобавок все кругом взвинченные, сердитые или попросту возбуждены без меры. Можно подумать, наши нервы испытывают на прочность… Это часть тайной проверки? Для вступления в Аврорат, к примеру. Сириус едва высиживает положенные часы лекций. Елозит, грызет перья, стучит ногой — профессора недовольны! — и всячески показывает, как ему невтерпеж. На заднем дворике мистера Доу скучает Элвендорк. Эдвард Гори истосковался по друзьям и целыми днями где-то пропадает. А старый дом дядюшки Альфарда? Его нужно привести в порядок. Но пока нога Блэка туда даже не ступала. Хотя он — наследник. Одним словом, важные и интересные дела ждут своего часа. Пока наше время захвачено свитками, колбами и пыльными фолиантами. Марко, мне нравится учиться. Но волчица скулит, словно замыслила побег. Невозможно! Апрель! Ей нужен партнер: всяческие игры среди трав и деревьев, погони за кроликами, ласки и укусы за уши… ну и прочая волчья канитель. Зверю тоскливо в тесной грудной клетке девочки. «В мае, обязательно приду к тебе в мае! — настаивает Сириус. — Не отвертишься, Прим. Пошалим в лесу, Дамблдор не прочухает…» «Пошалите?» — брови Джеймса сходятся у переносицы, а затем взлетают вверх. Лили слышит только обрывок фразы. Я пихаю Блэка локтем — тише, оболтус! Лисичка расцветает бордовыми пятнами. Поттер кашляет — протяжно и громко: «Шалости… кха-ха-кха… хэ… Фу-у-у-ух! Мда… шалости, ага… кхе-хе-хе!» Я сержусь, поджимаю губы, хлопаю Лохматоголового пергаментным свитком. Лучше бы разобрался со своими чувствами к мисс Эванс! Ну что за некулема! Сириус не смущен — он веселится. Знакомые девушки и ребята привыкли видеть нас рядом. Даже Марлин давно уж не горячится и не язвит. Она обнаружила в себе великолепный дар: покорять юношеские сердца и умы. Так что маленький сириусоблэковский провал ее больше не огорчает. Алиса и Фрэнк встречаются. И клянусь, Марко, я стараюсь не шутить о них. Регулус… Да, вот тут сказать нечего. Прервусь-ка, Лисичка зовет завтракать. * Вечер. И Питер принес удручающую новость. По неизвестной причине (уверена, здесь замешана какая-то дрянь!) обучение аппарации перенесено на осень. Мы ждали волшебника из Министерства — солидного, серьезного, может, в очках и остроконечной шапке. Мальчишки с ума сходили, так хотели скорее сдать экзамен. Погляди-ка: почти все мы совершеннолетние. Умели бы — хоть сейчас исчезли, чтоб появиться в ином месте. Ах да, на территории Школы эти шалости не работают… Не суть! И вот теперь профессор Минерва говорит: нет, никак, это решение Отдела магического образования, отложить, подождать… Вижу скрытый смысл, логику, но всё равно обидно, Марко. Почему обучение аппарации должно нам навредить? Разве не лучше ли уметь быстро и бесшумно скрываться с места происшествия, вдруг… О нет, Марко! Я поняла! Единственное объяснение, достойное объяснение — департамент считает, среди учеников есть слуги Волдеморта! Ну… громко сказано. Скорее, пособники… помощники, последователи. Кажется, мы ни при чем. Но на самом деле страдают все. Чувствую себя провинившейся малышкой. Хотя мы не знаем даже, чем заняты слизеринцы. Не могли же они — все поголовно — примкнуть к Тому-Чье-Имя-В-Печенках-Сидит? 18 мая — Я буду петь! Петь! Ай, полегче, — хохочет Марлин. Гидеон и Фабиан переглядываются — кто нарушил правила? Каждый держит девушку под руку. Но, сдается, кто-то из них двоих попытался ущипнуть ее за бочок. — Не хлопайте ушами, на фестивале внимательно следите за моим номером… Чудесное будет представление! — Тогда я выполню финт Вронского, — голосит Гидеон. Или Фабиан? — Зуб даю! Все упадут! — Как бы тебе самому не брякнуться о землю, — фыркает Фабиан. Или всё-таки Гидеон?.. Они обгоняют нас. Мгновение — и веселая троица скрывается за холмом. Алиса догоняет их вприпрыжку. Фрэнк плетется следом. «Светись, вода! Синее, синь! Как ярок апельсин!» — мурлычет Сириус. Джеймс недоволен: «Опять паршивые апельсины! Да что ж тебя переклинило на этих ягодах?!» Питер приоткрывает рот, но не может сделать нетактичное замечание любимому другу! Блэк оскальзывается на траве, но не унывает. Я постоянно вижу ослепительно-белые зубы — он в хорошем настроении. «Синее, синь! Вода, светись! Как много в небе птиц!» «Хорошо, не апельсинов», — ворчит Поттер. Но меняется в лице, когда замечает Лисичку. Девушка мчится по склону, алый с золотом шарф размотался и хлопает по ногам. Я останавливаюсь. Застыл Сириус. Молочные луны бледнеют, недвижимые и тихие. Ни облачка. Безмолвие нарушают лишь озорные вскрики вдалеке. Что-то случилось. Волчица разевает пасть — широко, будто хочет зевнуть. Но не издает ни звука. «Прим…» Бродяга сжимает руку, сдавливает пальцы с небывалой силой. — Сириус, записка! Тебе! — щеки раскраснелись, Лили недовольна. — Я что, почтальонша вам?! Да еще и не пойми от кого… нашла в своих учебниках, представляешь? — Распечатывала? — он выхватывает конверт. Лицо — мрачнее тучи. — Пффф! Других слов не нашел? Нет чтоб «спасибо» сказать. Я не смогла… ой, в смысле, конечно же, нет. Ладно, признаю: на бумажке какие-то чары. Думаю, оно очень конфиденциальное! Она переводит дух. Поттер морщится, словно попробовал проглотить и новость, и корявое слово «конфиденциальный», но оцарапал горло. «Слушай, Эванс, тебя Марлин искала, — заговаривает он. — Они за холм усвистели. Пошли, догоним!» Девушка сомневается, и я подозреваю: он, молодец такой, хочет ее отвлечь. «Лучше я провожу», — встревает Питер. «Мы скоро», — поддакиваю я. Лисичка с Хвостом уходят. Сириус надрывает темно-коричневый крафтовый конверт. Глаза бегают по строчкам. Вдруг юноша резко опускается — садится на корточки. Подол черной мантии наверняка изгваздается — Сириус подметает им землю, но ничего не замечает. Что там, что?! Волчица протяжно вздыхает. Выходит какой-то стон — страшнее оглушительного воя. Блэк прижимает к глазам ладони. Белый лист падает на жухлую прошлогоднюю траву и ярко горит на солнце, похожий на сияющее проклятие. «На праздник пожалует Бабуля с толпой внучат. Предупредите Дедушку — внуки шустрые и как пить дать разнесут половину деревни. Совсем от рук отбились! Без паники. Просто сообщите Деду. Приготовьтесь. Данко». — Они… это то, что я думаю? Они… Мерлин всемогущий! Скорее, нужно вернуть Пита, — я срываюсь с места, но Сириус хватает за ногу — так неожиданно, что я почти падаю. — Какого дьявола, Бродяга?! — Не вздумай! Там Лилс, МакКиннон… запаникуют или ни черта не поймут! Надо по-другому… Я займусь, а вы с Джимом бегите к старику. А это письмо… не показывайте никому. Регулус идиот! Примкнул к ним, точно примкнул… Иначе откуда знает?! — растерянные выкрики превращаются в бессвязное бормотание. — Его поймают, накажут… черт. Он меж двух огней! Регулус… Сириус успокаивается. Поднимается, комкает бумажку моими руками, пихает в мой же карман. Его поцелуй — горячий, а губы странные на вкус. Что-то соленое. Не иначе как прикусил изнутри щеку. «Никому не попадитесь. У горгулий через двадцать минут!» Мы спешим прочь. Джеймс отходит от потрясения и хрипит, борясь с одышкой: — Лили должна знать! Я не пущу ее в Хогсмид, она может пострадать! Полная жопа… Суки, гадкие уроды-Пожиратели! — Нет, Бродяга прав! Нужно молчать, Джим, иначе паника начнется! И ни слова о Регулусе, ты понял?! — Понял, не совсем уж скудоумный, — карие глаза сердито сверкают. Чавкает под ногами сырая земля. Мелькают декорации — камни, пучки травы и дохленькие кустики. Кое-где торчат едва заметные зеленые ростки. Весенний ветерок уже не бодрит — он скорее испуган, как и мы. * — Профессор, сэр! Сириус начинает говорить, как только мы получаем согласие и входим в кабинет. Правда, хватает его лишь на пару предложений. Луноглазый замолкает. Дамблдор выжидающе смотрит на нас — четверку бестолковых гриффиндорцев. А затем обращается ко мне. …Мигают шары-планеты под высоким сводчатым потолком. Пучки мохнатой иссяня-черной паутины темнеют в углах — там юркие пауки готовят свои тайные паучьи ингредиенты. Позже господин директор соберет их бережной рукой. Промоет, высушит, опустит в бурлящий котел. Вращаются металлические обручи и поблескивают стеклянные детали. Настойчиво зудят неведомые механизмы и брякают молоточки-метрономы. Шепчутся портреты, и Блэк гневно косится на один — изображение дородного мужчины с вытянутым лицом и округлым большим носом. «Так-так-так», — укоризненно изрекают со стены большие часы. «Рас-так!» — отвечает механическая кукушка. Фоукс сипло вскрикивает. И мы все — даже директор — устремляем взгляды на феникса. — Нет-нет, не отвлекайтесь, — Дамблдор больше не шутит. Он повторяет вопрос. — Мисс Люпин, почему вы здесь? А если он знает ответ? Но великий Мерлин, получается, директор… Не может быть… Сириус напряжен — наверно, думает о том же. Ложь, ложь… Неужели?! — Хогвартсу грозит опасность, сэр, — прерывающимся голосом выдавливаю я. — Сириус получил письмо… от друга. Мы уверены, оно о Пожирателях. Они ворвутся сюда! Не совсем сюда… в деревню… На фестиваль, понимаете? Он кивает. Когда-то глаза старика были ярко-голубыми, как мои сейчас. Но они побледнели. Похожи теперь на поздние незабудки. Он мрачнеет, и тени на лице делают глаза еще светлее. «Продолжайте. И покажите мне это письмо». Блэк подходит к столу, кладет вскрытый конверт перед пожилым магом. — Праздник нужно перенести, — перебивает Джеймс. — Сэр, если всё взаправду, ученики пострадают! И родители, и гости… неизвестно, сколько этих гадов… ну, негодяев… сколько их припр… нагрянет в Хогсмид! Может, целая орава, сто человек! Сэр?! — Я знаю, дорогой Джеймс. — Знаете… о чем? Вот оно! Сириусовы ноздри приходят в движение. Верхняя губа чуть приподнимается. Он будто учуял гнильцу и теперь недоволен. Песьи повадки! — И вы не отмените фестиваль? — Я не могу, мистер Поттер, Джеймс. Кто еще подозревает о готовящемся нападении? Мальчики сердиты — я чувствую нарастающее негодование. Только Питер скорее растерян. И хочет уйти. — Только мы. И… информатор. Но я не назову… — И не надо, Сириус. — Но сэр! Нельзя проводить фестиваль, нельзя! Кружится на длинной леске заколдованный маггловский самолетик, бросает причудливые тени на наши лица. Пот смачивает виски Блэка: тоненькие черные прядки влажно блестят. Мягкий овал лица кажется жестче — из-за игры призрачных химер. «Сядьте. И помолчите», — велит старик строго. А затем начинает говорить. И говорит долго, очень долго… Я чувствую, как расту. Прямо сейчас, в эти растянувшиеся мгновения. Расту над собой и десятками сверстниц. Девочка-вервольф получает новое знание от самого профессора Дамблдора! Нас посвящают в тайну — опасную и взрослую. Не для слабаков! Питер выглядит так, словно хочет зажать руками уши и вылететь вон из кабинета. Но он терпит, потому что рядом Джеймс. Сохатый ободряюще треплет друга по плечу. А волшебник еще не закончил — нужно быть внимательными. Отныне мы — глаза, уши, руки, сердца Школы. Регулус вступил в свой дозор. Мы — в свой. Время пришло. 20 мая Стать щитом, стать засадой, стать мечом или острой пикой… Мы — маленький отряд и не пострадаем. Дамблдор верит — всё обойдется. Сириус глядит на солнце сквозь растопыренные пальцы. Джеймс угрюм. Питер мнется и охает. Ветер колышет его светлые пшеничные волосы. Солнце клонится к закату. — Синее, синь! Вода, светись! Как много в небе птиц, — неуверенно пропевает Хвостик. — Вода… Синева… Как зелена трава, — буркает Блэк. — Заткнитесь! — Джеймс вскакивает. Всклокоченная челка — дыбом. Пичужка выпархивает из куста с испуганным писком. — Сам захлопнись, не ты один!.. — огрызается Сириус. — Лучше объясни… вы все, объясните мне, какого дьявола происходит?! Почему старик бездействует? Он не должен позволять!.. Нельзя, так нельзя! Эти ублюдки и ногой не посмеют ступить на территорию Школы! Пусть убираются восвояси. — Сириус, — я пробую поймать его пальцы. Но он непреклонен. — Это эксперимент, да? Вы думаете о том же, о чем и я? Почему… — он садится на землю. Прикрывает лицо рукой. — Мерлинова отрыжка, что за дикие планы? Разве это — единственный выход? — Извини, что вспылил, — Сохатый трогает макушку друга — будто хочет поощрить хорошего пса. Утешальщик из него так себе. — Черт, Сири, соберись. Мы будем бегать по деревне, шалопутничать, горланить песни, играть, лопать сладости… Как все остальные. Никакого палева, ни единого намека! Старик ясно выразился: охраны будет — тьма тьмущая. Нам ничего не грозит. Да эти трусы позорные сразу свалят, как поймут, что Хогвартс начеку. Вот увидите. Хэй, Прим, выше нос! Он — наш негласный лидер. Излучает показную уверенность. Но нас ждет неизвестность. Теперь в опасности каждый. Петтигрю захлопывает конспект и уговаривает вернуться в замок. Песни никак не идут на ум. 15 июня Сириус: Она торопится — кроваво-красное платье, пушистое и мягкое, трепещет, как мотылек. Сегодня Прим не похожа на девочку-вервольфа. Ее отец болтает с мистером Поттером. И миссис Поттер здесь. А для меня и Пита этот день — никак не родительская суббота. Эванс тоже одна и солидарна с нами. «Папка глядит, скорее!» — Гидеон и Фабиан, два чертика из табакерки, прячутся за угол, чтоб раскурить трубку. Многие недовольны: ну вот, и это веселье? Ведь профессора и родители тут! Вся развлекуха мантикоре под хвост! Но совсем скоро праздник поглотит каждого. Дамы и кавалеры веселятся и хихикают. Журчит медовуха Розмерты, звенят леденцы, бренчат лютни, а Дамблдор… Дамблдор шепчется то с одним важным гостем, то с другим. Добродушно улыбается. Его спокойствие усыпляет бдительность. «Эй, не дай себя обдурить, старик следит за нами, — шипит на ухо Сохатый. — Ну и мешки под глазами! Пусть и скалится во все тридцать два, но я уверен: он всю ночь круги по кабинету наматывал». Никто не ощущает тревожного перестука наших сердец. Замечаю Грюма, и приветствие застревает в горле. Его глаз! Что произошло? Выпуклая стекляшка вращается в глазнице, ловит меня. «Сириус Блэк, маленький львенок, — он шаркает навстречу, протягивает руку. — Давненько не виделись. Не спи». Это туманное «не спи» еще долго бьется в голове пойманной птицей. Повторяется на все лады. Не спи, не спи, не смей теряться, смотри в оба… И я бдителен. Вижу темные аврорские плащи — один, два, пять… их не меньше десятка. Но и не больше. Почему так мало мракоборцев? И это все силы Министерства? Пора начинать представление, и МакГи важно поднимается на сцену. Не меньше четырех сотен волшебников с готовностью замолкают. «Добрый вечер, чародеи и колдуньи, я рада приветствовать вас на первом фестивале в честь окончания учебного года. Сегодня…» Слова тонут в гуле крови в ушах: там Регулус! Замер у края поляны. Неподалеку маячит худая фигура дядюшки Гарольда. Продавец дружелюбно машет, но я не отвечаю. Рег здесь… а где же Нюнчик? Вон еще слизеринцы: пруд пруди. Только Снегга среди них нет. Пуффендуйцы-третьекурсники готовы танцевать вальс. Флитвик призывает к порядку оркестр. Звонкий смех МакКиннон — вызывающий и неуместный. «Эй, Сириус, ну и потеха! Да эти рохли с собственными ногами не дружат…» «Марлин, ты пьяна?» Прим обеспокоенно трогает ее за рукав. «Нет-нет! Ха, вот умора…» Перестук в ушах превращается в набат. Гидеон и Фабиан пляшут рядышком, толкаясь и приседая. Алиса флиртует с Фрэнком. Гогочут Вэнс и Локсли — и когда успели приложиться к бутылке? Пусть всего лишь легонький эль, но… «В жизни ничего подобного не было… сюда бы The Open Mind с их лучшими песнями! А то оркестр наш — скукота…» «Предлагаю гулять всю ночь», — вскрикивает пятикурсник со сложной фамилией. И получает подзатыльник от какого-то старика. Первым срывается с места Джеймс. Сохатый хватает и стискивает ладонь Эванс — она только что щебетала о чем-то, но теперь ее волокут сквозь шумную толпу. «Пруэтты, ко мне!» «Нет, Сири, нельзя…» — я не слышу Прим, но читаю по губам. «Можно. Правила для того, чтоб их нарушать!» «Но приказ Дамбл… к черту! Алиса, Марлин!» Они сопротивляются и недоумевают. Ворчат и ругаются. Маленькая группа превращается в толпу. Мы быстрым шагом спешим прочь. «Давай, за угол…» Я готов раскрыть все карты. Паника? Нет! Мы — Гриффиндор! — Что тебе нужно, Блэк? Очередной тупой розыгрыш, а? — МакКиннон притопывает ногой. Близнецы сопят. Внимает Фрэнк. — Готовится нападение. Нас просили держать языки за зубами… Хрена с два! Не могу я молчать! — раскрасневшееся лицо Джеймса почти красиво. Эванс приоткрывает рот — белые зубы поблескивают, как тусклые жемчужинки. — Пожиратели смерти. Они будут здесь. Скорее всего… они уже среди нас. Гробовую тишину нарушает всплеск оваций. «Воздушное трио с Гриффиндора! Поприветствуем!» — Минервин голос звучит почти задорно. Чертова актриса… Им пора, и Джим смотрит на меня. — Сириус, дорасскажи девочкам. Нашепчите на ушко старшим курсам Гриффиндора, знакомым — кому успеете. Но только проверенным ребятам, — Лилс таращится испуганно — так, точно видит сокурсника впервые. — Ну, во имя Мерлина… Побежали, парни! Фабиан и Гидеон принимают условия игры без вопросов. Фрэнк серьезен и важен. Прим — моя Прим! — ободряюще улыбается. Нет сомнениям! Значит, терпкий аромат нашего страха и впрямь пропитал всё кругом. Проник в ноздри других учеников. Предупредил их. «Верьте, но будьте осторожны». Джеймс и близнецы уходят — нужно показать номер. Как мелко и незначительно! Теперь всё теряет смысл. Лишь желание скрыться, но я смогу его перебороть. — Итак, — Эванс скрещивает на груди руки. — Каков план? — Не пострадать, — отвечает Люпин. — Плана нет. Мы уже в этой лодке. Северус: — Мы уже в этой лодке. А Поттер хорош, да? Я вздрагиваю. Горячий шепот обжигает щеку. Я почти бью привидение-Блэка. Заговорил! Он заговорил со мной! — Боишься? — Пошел ты! Чего мне трястись? Это ты здесь — двойной шпион, крыса облезлая, — я кошусь на точки, что мелькают в небе. Три остолопа с метлами. Выделываются там… даже не подозревают о сюрпризе. Придурки! — Я думал, ты с… соск… будешь любезнее. Ошибся, прости. Смехота: когда-то наломал дров, а теперь злишься. Блэк не в школьной мантии. Это я — нищеброд, колдун без роду-племени. Приперся на праздник в поношенной черной форме. Разве что зеленый галстук снял… Но он не таков. Какие-то сине-изумрудные узоры притягивают взгляд. Я почти под сраным гипнозом — они мерцают и дрожат на темном фоне. Сколько стоит эта тряпка? Белую шею обвивает платок — как удавка, как змея. Кремово-золотое шелковое нечто. Он откидывает со лба челку — ногти длинные и гладкие. Ровные и округлые. Гиппогрифов потрох, и уродился же таким ублюдочным красавцем! И как его еще на части не порезали? Ах, да. Девчонкам же не нравятся заики. Я усмехаюсь с чувством превосходства. Чего не отнять, того не отнять: с дикцией у Северуса Снегга всё в порядке. — Вот так-то лучше. Улыбайся, улыбайся. Скоро не до смеха будет, — мрачнеет Блэк. И скрывается в толпе. — Правильно, проваливай, — фыркаю я. — Так себе компания. Но где-то глубоко внутри просыпается сожаление. Мы могли недурно повеселиться, поливая грязью каждого второго выступающего. Что за нелепые номера! Ни ума, ни фантазии. Я вздыхаю. Закатываю глаза. Слушаю рулады какого-то сокурсника. Даже Дамблдор, старый пройдоха, едва заметно морщится. Время тянется, как слизь флоббер-червя. Осточертело стоять у сцены, но и уйти боязно. Вон старший Блэк… вертит башкой, уж не меня ли высматривает? Всё самое интересное наверняка начнется здесь. Нельзя покидать пост… просто отойду подальше. Где лучший обзор? Я протискиваюсь, помогая локтями. Взрослых не так уж много — какому родителю интересны детские веселушки? Только идиоту вроде Поттера. Я прижимаюсь к стене книжного магазинчика. Помост видно превосходно, а большего и не нужно. На сцене, как по заказу, начинает происходить что-то занимательное. Старуха МакГи взмахом волшебной палочки выкатывает рояль. Ба, да никак кто-то собрался поиграть в Шуберта… — Уверен, это Примроуз… — Черт! — я инстинктивно толкаю младшего Блэка в бок. И тут же чувствую себя ужасно глупо. Сраные прикосновения! Так делают лишь друзья, к дьяволу! — Прекрати появляться из ниоткуда, бесишь! И что ты тут забыл? Эйвери и Нотт отвергли Черного Принца, короля Желудевой страны? — Кто бы говорил… Принц-полукровка. — Что… какого… — Мисс Люпин и мистер Блэк готовы порадовать нас душевным номером. Я не знаю, что именно они приготовили. Послушаем же! — мне кажется, или МакГонагалл выглядит почти растроганной? Я заметался, не зная, на которого из проклятых братцев смотреть. Младший опасно терся поблизости, в то время как старший… выглядел чертовски самоуверенным. Наглая морда… и разряжен, точно короноваться собрался. — Красивая мантия… Матушка оценит, — язвлю я. Но Регулус едва заметно кивает в сторону. Дама с высокой прической стоит к нам спиной. И эта спина вдруг напрягается, будто каменеет. Вальбурга — а я о ней наслышан — медленно отворачивается и идет прочь, коротышка-эльф семенит следом. — Что-то миссис Блэк не больно-то рада. Говорить громко не позволяет какое-никакое воспитание… нет, я боюсь ее. Глаза такие темные, а губы гневно сжаты. Ей-Мерлину, не иначе как мраморная статуя ожила. — Она не желает насладиться песенкой? И ты разве не проводишь maman? Или у вас, аристократов, такое не принято? — На сегодня довольно общения. Регулус смотрит на черный рояль, не отрываясь. Воздух пронзают первые звуки. «Это будет история любви, Северус, слушай внимательно. Ненавидь брата, но признай: такого больше нигде не встретишь. Придется очень постараться… Уважай его хотя бы за то, каким он может быть с другими. Он — удивительный юноша, да. А она — удивительная девушка. Живут себе в мире, куда нам доступа нет», — печальные слова вызывают лишь усмешку. Но вдруг этот идиот в парадной мантии начинает петь. Лица не разглядеть — далековато. И не нужно. Какой стыд! Как можно выставлять всё напоказ, выворачивать наизнанку свою душонку — здесь, среди толпы слушателей?! Откуда вся эта смелость?! — Посмотрим, как он запоет под вой боевых заклинаний, — хриплая угроза ухает в пустоту. Младший Блэк вдруг стискивает руку. Я вспыхиваю и пытаюсь стряхнуть ее. Что за херня?! «Тише! Северус… слышишь?» Рокот и гул зародился за деревней — на дальних холмах. «Оно идет сюда!» — шепчу я. От напряжения наворачиваются слезы. Страх смешивается с восторгом первооткрывателя. Вот оно! Мощь стороны, что я выбрал. Глаза Блэка же точно остекленели. Полные губы беззвучно шевелятся. И я разбираю «смерть, смерть, смерть…» — Не трусь, ты же хотел этого, а, мелкий? Валим-ка отсюда… Я волоку его прочь под последние фортепьянные аккорды. Когда гремит первый взрыв. Римма: — Песней сердце моё наполни, И позволь мне петь всю жизнь и после. Ведь ты — всё, что мне нужно И всё, что лелею я в душе… Сириусу не нужен Сонорус — зрители притихли. Профессор Минерва не успела спуститься к креслу подле других преподавателей. Песня настигла ее на помосте, лишила возможности шевельнуться. Я замечаю — Дамблдор исчез… и странное и страшное осознание настигает. — Иначе — будем честны! — серые глаза обращаются ко мне. Дыхание перехватывает. Вначале я собиралась повеселиться. Это казалось шуткой, игрой… но нет, всё серьезно. Мы выносим себе приговор! Песня подтверждает на глазах всей Школы: Сириус Блэк и Примроуз Люпин — вместе… вместе навсегда… — Иными словами… — Я люблю тебя! — К луне вознеси меня, Позволь играть среди ясных звезд. Позволь увидеть весну — без слез — На планетах без конца и края… Отдаленный шум привлекает внимание. В толпе мелькает поднятая рука. Фрэнк?! Какой-то человек к бордовом одеянии повторяет осторожный жест мальчика. — Иначе — держи мою руку… — Пожар! — Иначе… — Сириус отнимает пальцы от клавиш, замирает. — Поцелуй же меня… Примроуз Люпин. Алая стрела взмывает в небо. Толпа ощетинивается десятками палочек. «За Хогвартс!» — Марлин вскидывается, глаза блестят, обрамленные глубокими тенями. Она будто стояла на страже всю ночь — маленькая девочка у стен черного замка. За Хогвартс, за Хогвартс! Бордовый человек с незапоминающимся лицом скрывается за грозной маской и вихрем взлетает вверх. Аппарация! Но я знаю — над Хогсмидом Купол. Ловушка. «Беги, Примроуз! Рози, немедленно!» Отец улыбался и покачивал головой в такт. Но теперь исчез в клубке тел. Толпа редеет. Зарево — сплошная стена огня — движется на крошечные пряничные домики деревни. Смерть, смерть, смерть… новая мелодия этого дня. Бродяга хватает за руку и увлекает вниз. С треском разлетается на острые щепы рояль. Одна длинная занозина царапает плечо, рассекает мареновый шелк. Я рычу. Блэк хрипло кричит в ухо: «Песня не допета! Я люблю тебя, люблю!» Звучит, как прощание. Но я не сдамся так легко. С хриплым смехом на землю перед нами прыгает женщина. Пышные бедра колышутся, шуршит огонь, шуршат черные юбки. Реют смоляные волосы незнакомки. «Привет, малыш! Здравствуй, крошка!» Северус: Восторг сменяется страхом. Горит слева, полыхает справа. Блэк уже не тащится позади — я падаю, и он рывком ставит на ноги. Откуда у этой сопли столько сил?! — Я хочу сражаться! Вдарить по ним… ну хоть в пустоту… — кровь кипит, и я едва владею собой. — По кому именно? — он задыхается. — Да по кому угодно! — Осторожно! — парнишка снова дергает за рукав, слышится треск ткани. Слева от меня падает вывеска — тяжеленный чугунный сапог в обрамлении сраных завитушек. — Северус, нельзя вмешиваться! Наше дело — нейтралитет… это задача… — Заткнись со своими нравоучениями! — мимо уха проносится красная вспышка. — Видел?! Без разбору! Да просто так! — Приди в себя, нам велено скрыться! — он тянет прочь, но я не могу уйти. Совершенно очарованный происходящим, разеваю варежку. Придурочный… Блэк вдруг бьет по щеке. — Снегг! Я не обязан тебя спасать, какого ч… ч… черта я делаю это?! Ты сгоришь! Пригнись! — Да, брось меня, — я хохочу, сгибаясь пополам. Пылает мое детство — «Зонко» и «Сладкое королевство». Что только не сгорит нынешней ночью! Неужели это не мощь? Конечно, вот она — сила! Опьяняющая, могущественная… — Глянь кругом, трус! Наслаждайся! — Пироман отбитый! — удар валит с ног. Чертов аристократик, как не по-людски… — Оклемался? А теперь вставай! Я обещал: не дам тебе умереть. Ох… з… зачем только ввязался… черт побери! Меня тащат мимо пляски макабристических теней и красных всполохов. Крики и вспышки перемешались. И я вторю воплям. Смеюсь, пока снова не падаю — на склоне за деревней. Вижу, откуда пришел огонь — поля испепелены. Черная земля пахучая, мерзко-грязная. Но на школьной мантии не заметно… — Какой я предусмотрительный! — смех сменяется слезами. — Они сожгут его… сожгут Хогсмид… а ведь когда-то гуляли здесь, как и мы! Разве нет? Всего лишь деревня, да? Мерлин… до чего же душно, что за вонь… Клубы черной пыли там и тут. Дым тянется над горизонтом. Регулус тяжело опускается рядом. «Брат еще внизу… я должен вернуться…» Я прикрываю глаза. — Нет. Твой тупой братец может за себя постоять. Но ты умрешь, если полезешь к Пожирателям. Настоящим Пожирателям, не таким соплякам, как я. — Утешаешь? — грязную щеку прочерчивает светлая дорожка. Моя истерика, вспышка бреда, прошла. Отличный подарочек от папаши. Кто, как не он, наделил сынка этой безуминкой? Ха! Не хочу отвечать, но все-таки делаю это. — Да. Если тебе так нравится. — Очень, — он, этот перемазанный в саже недоумок, вдруг обхватывает руками мою шею. — Спасибо… видишь, совсем не сложно. Мы справимся, со всем справимся. Да? Скажи «да»! — Не знаю, — я испуганно отстраняюсь и вижу разочарование на чумазом лице. — Ты такой стремный, Салазарова срань. Эванеско. О, да так не лучше… теперь похож на розового поросенка. — Отличная работа, да? Резкое движение отдается болью во всем теле. Я вскакиваю, чтоб видеть говорящего. Рабастан Лестрейндж. Он почти поднялся на холм. — Хороший урок. Совсем скоро это местечко догорит. И тогда глянем, выполнен ли наказ. — Что за наказ? — я прочищаю горло и повторяю вопрос. Рабастан недоверчиво поглядывает на руку чертова Блэка — та опять на моей спине. — Темный Лорд велел обойтись без жертв. Сложное поручение… В небо взмывает столп огня.