Смерть была в двух шагах от меня, смерть была в двух шагах от тебя. Я увидел ее, и ее увидела ты. Ко всем в двери стучалась смерть, и всем в уши кричала смерть. Я услышал ее, и ее услышала ты. Но ей вздумалось вдруг ни тебя, ни меня не заметить. Р. Альберти
15 июня 1977 г. Римма: Она расхохоталась. Но вдруг — вспышка! И точеное лицо искажает гримаса ярости. «Купол! Мерзкие отбросы!» Миг — и женщина темной тенью взлетает ввысь. Ускользает от гневного крика Сириуса. Палочка в его руке дрожит. Нет нужды спрашивать — я знаю, кто она. Мы снова бежим. «Только не к замку! — голос милой Минервы усилен и перекрывает рев огня. — Дети, не к замку! На открытое пространство! Сюда!» Она хочет согнать нас на площадь, но почему? — Нельзя соваться в лес, огонь переметнется… Деревья… Мы сгорим! МакГи права! Либо… — он мотает головой. — Так… так… Невозможно подсчитать, сколько волшебников вступило в бой. Пожиратели мечутся туда-сюда, как тени. Авроров больше, но они рассеялись всюду: прикрывают детей. Вот только ученики не будут прятаться! «На холмы, — воет толстяк Слизнорт, — на холмы!» Визжащую хижину видно издалека. Мысль о подземном проходе посещает нас с Сириусом одновременно. Я — староста! Наконец-то сделаю хоть что-то значимое, важное, полезное… к черту проверку спален и патрулирование! — Собери остальных старост, пусть ловят самых маленьких… Бродяга, есть еще один туннель! — Не годится, магазин огнем объят! — убитый горем взгляд жадно впивается в мое лицо. — Прим… я не думал… не думал, что будет так! Лучше б придушил тебя и отправил в лазарет! Зачем ты тут… Мерлин… — Боже, прекрати причитать! — я хватаю его щеки, сжимаю и быстро целую. Дыхание сбивается. И от страха я почти потеряла рассудок. Но нет, его должно хватить. Чтоб вывести мальчиков и девочек. — Римма, мы здесь! Что делать?! — Лили цепляется за Джима, но нет времени удивляться. — Поттер говорит, ты знаешь о каком-то секретном лазе! Веди нас! — Сохатый… — я так растеряна, что использую его смешную детскую кличку. — А вы с Бродягой? — Останемся! Скорей! Вон первокурсники, собрал, кого смог! К нам устремляется Флитвик — низенький волшебник машет палочкой, посылает заклятья то влево, то вправо. Как же он ловок! Какой-то крошка-слизеринец падает, но профессор рывком поднимает малыша. Они почти одного роста. «Мисс Люпин, ваши подопечные! Мистер Поттер говорит, где-то здесь есть скрытый туннель, — над головой профессора проносится Остолбеней, и он ставит щит. — Я прикрою, вперед!» Бегу и попутно увлекаю за собой то одного, то другого ученика. И вот я окружена — неясно, кто следует за кем. Меня несет людское море. Человек тридцать, не меньше… Питер! Слава Мерлину! И приходится сделать то, чего Сириус никогда мне не простит. — Пит! — его зубы стучат, как при лихорадке. На виске вздулась синяя венка. Щеки и подбородок — черные от копоти. — Пит, веди детей к Хижине! У него нет выбора. Жестоко! Я не оставила путей к отступлению для этого робкого перепуганного паренька. И ему приходится стать храбрым львом. А я возвращаюсь. Спешу назад за Блэком. В голове колотится прилипчивая мысль, немой вопрос. Дамблдор?! Где Дамблдор? Кажется, целую вечность мечусь среди грохота и вспышек. Но не прошло и пяти минут. Почему чародея нет? Годрик и Салазар, как так… Он бросил нас?! Сириус: Прим скроется. Уйдет и выведет их, точно-точно. Она сможет, не пострадает. А тем временем… Дым со взгорий заполонил всё кругом. Пылали дома на окраине. Осколки блестящего рояльего брюха были лишь началом. Теперь мимо проносились доски, вывески, фрагменты витрин. Кто-то швырнул чарами телегу — та просвистела в воздухе, как маггловская тур… торп… одним словом, всё приняло очень дерьмовый оборот. Дьявол! Будь проклят Волдеморт! Будь проклят день, когда я добровольно согласился участвовать в игре Даблдора. Мерзкого старого обманщика… где он?! Где этот бородатый проходимец? Гнев жег хуже раскаленной кочерги. Я бы лучше перенес пытку, чем это — ощутить на собственной шкуре предательство директора. Он не мог, не мог… но где он тогда? «Протего!» — кто-то прикрыл меня и еще двоих парней. МакГи — бешеная кошка с горящими глазами — откинула в сторону неизвестного в черном. Маска слетела, открыла бледное гладкое лицо. Почти мальчишка… он попадет в Азкабан, если не придет в сознание и не смоется. «Остолбеней!» Прибавлю-ка шагу… Но куда бежать? Я обнаружил, что просто скачу туда-сюда. Верчусь среди группки уцелевших домов, но не покидаю деревню. Догнать Прим и других старост? Разумно! Тушение огня — не лучшее занятие… А малолетних учеников много, они будут проскакивать в лаз по двое-трое, и выстроится чертова очередь. Прекрасные мишени для уродов в балахонах! Точно подтверждая мысли, один из ублюдков вырос передо мной. Она… — Успел заскучать? Круцио! Я отскочил, Белла взвизгнула. — Бегай — не бегай, всё равно не умеешь аппарировать. Славная работа, да? Угадай, отчего вы так ничему и не научились? Думаешь, случайность? А, братишечка, кругленький малыш? — Заткнись, это ложь! — ярость черным покрывалом окутала разум. Но Белла в своей злости соображала превосходно. Ей было смешно! И только. Мои жалкие попытки напасть лишь веселили стерву. Хотя ей никак не удавалось угодить в цель. — Ну-ка! — резкая боль вдруг скрутила живот. — Вот так! Болтать — не лимонные дольки трескать, да, псеныш? Мамина радость, папина гордость! Так ты отблагодарил родителей, дряннюга? Знаешь, что я сделаю с тобой? Выдеру, а потом — ноги оторву! И закину в Запретный лес! — ее серые глаза потемнели. — Ненавижу… знаешь, как сильно я тебя ненавижу, а, Сириус Блэк?! — Солидарен, — простонал я. Годриков меч ей в зад… как больно… Но тут чары спали так же неожиданно, как перед этим сковали тело. — Передышка! А теперь… Круцио! — Протего! Инкарцеро! Я откатился в сторону и уткнулся лицом в чьи-то ноги. Только не это, зачем Люпин вернулась?! Она стояла на земле крепко, словно изваяние. Прим, девочка-вервольф, пугала решимостью и отталкивала силой презрения. Такой явственной, что я в тысячный раз порадовался: она — мой друг, а не враг. Произнесла заклинание, будто приговор. Красный луч мелькнул впустую, но Белла замерла. Тяжело дышала, топталась на месте, готовая колдовать. Но бездействовала. — Ты… — выплюнула Беллатриса. Я знал эти интонации. «Сейчас же выйди из шкафа… За волосы вытащу. Будешь ползать с высунутым языком, щенок. Всё из-за тебя, несговорчивый мальчишка. Моя жизнь разрушена — из-за тебя!» Тогда она говорила нараспев, медленно, угрожающе. — Не существует слова, чтоб тебя описать. Порождение грязи и порока. Знаешь, что умрешь сегодня? Вместе с ним. Она уже не орала, не рвала глотку. Но менее безумной от этого не стала. — Не такой уж и плохой финал, — легко и просто произнесла Прим — моя милая добрая Прим. Моя девочка! — Твой муж — Родольфус Лестрейндж, человек с седой прядью? Я сломала ему нос. Вас видели здесь — все видели! Ох, незадача. — Авада… Белла скривилась от негодования и ярости. Она заговорила прежде, чем взмахнула волшебной палочкой. И не поймала мгновение, когда над площадью пронесся алый вихрь. А вслед за ним — еще один, черный, как смерч. Фоукс скинул свою ношу — мага в синей мантии. А Эдвард ударил когтями Беллу. Повалил на землю, но не разорвал. Не перешиб позвоночник, не проломил череп. Он напал тихо, стремительно, с какой-то кошачьей грацией. Беллатриса выбранилась, исчезая. Вальравн вытянул шею, распахнул клюв. Язык его был красный, как язычок пламени. Громкий хриплый крик огласил площадь. — Дамблдор! Альбус Дамблдор! Минчум… Еще один человек прибыл в сопровождении толпы мракоборцев. Серые плащи тут же замелькали, оцепляя площадь. Пожиратели не могли аппарировать — и устремились прочь. К границе Купола. Туда, где проворные руки правосудия не успеют схватить их. — Замрите, ученики! Никому не прятаться, покиньте дома! Пожар, покиньте здания! — голос директора отозвался в сердце песней. — Пожиратели, грязные прохвосты! Минчум оказался таким, как я себе и представлял. Но не было сил всматриваться в одутловатое грубое лицо. Я не желал видеть его, не желал знать. Как Дамблдор уломал министра прийти? Как заставил взглянуть в глаза страху и беззаконию? Так для этого был нужен фестиваль? «Ловите, задержать их всех!» Он бушевал, но напрасно. Теперь над деревней властвовал огонь… и добрая половина авроров устремилась тушить пламя. Я поднялся, неуверенно ощупывая тело. Боясь встретиться глазами с Прим. Щенок… будто всё еще пухлый пугливый мальчишка. Позорное создание, не смог за себя постоять! Что за издевка?! — Сириус! Сириус… — но ей не нужно было оправданий. Прим бросилась на шею, сжимая в объятиях. — Какая же гадкая… подлая ведьма! Оглушительный треск привлек всеобщее внимание — прощальный подарок Пожирателей. «Дядя Гарольд!» Его магазин пылал. «Элвендорк!» Я побежал к невзрачному домику. Отсюда виднелась лишь труба. Чувствовал: не успею. Но зарычал мотор — мотоцикл выехал из-за поворота. Мистер Доу зажимал подмышкой какой-то сундучок. Круглые очки делали его похожим на насекомое, а плащ — на летучую мышь. Он скалился, и зубы белели на фоне темных от сажи губ. Новый грохот — начала крениться ратуша, что возвышалась рядом с «Harold’s Place». «Садитесь!» Мы с Прим скользнули на гладкое сиденье. Она обхватила мою талию, я вжался в спину старика. Невообразимая вонь масла и горелой резины ударила в ноздри. Мы летели к старинному зданию. Башня, проломленная Бомбардой, опасно качалась. Со звоном выпал из своего углубления циферблат башенных часов. Точно глаз покинул глазницу… Нелепо, но тут я увидел Грюма. Маг что-то орал — слов было не разобрать. «Отходи, отходи!» Сорвался вниз шпиль. Похоже, мракоборец хотел заколдовать кого-то у подножия башни. Но не сумел. Острая кованая игла молнией пронзила человека. Мальчик… он стоял внизу, и никто не успел дернуть его за руку. Не успел оттолкнуть. Зачаровать. Перенести… Он просто застыл там, точно соляной столб. Пораженный увиденным. Падает башня, башня падает… Так рушились и наши несбыточные надежды. Кажется, охнула Прим. Я зажмурился, задыхаясь. Джинсовая ткань жилета мистера Доу оцарапала лицо — я хотел бы исчезнуть. Но мог только упираться в чужую спину, как последний трус. Римма: Его голова была поднята… Всего за несколько мгновений до смерти. Но острие башенного украшения вонзилось в лицо. Распороло горло, грудь, ушло в пах, когда тело завалилось назад. Брызги крови — такое естественное для меня зрелище — будто отпечатались на обратной стороне век. Нет, нет, нет! Его не пожрал огонь. Не расщепило злое заклинание. Он умер так быстро, и я не знала его имени. Синева когтевранского галстука исчезла. Всё залила кровь. И я догадалась: мы остались одни. Одни, и по ту сторону баррикад — тишина. Трещал огонь, взрывалось что-то за закрытыми дверями магазинов. Шипели и плавились какие-то ненужные безделушки. Выкипали кушанья на кухнях кофеен. Но Пожиратели сбежали, как фантомы. Он забрал своих приспешников, вынес в рукаве. Так мальчики прячут солдатиков после игры в войну. Всё закончилось. И никому не воздалось по заслугам. Мотоцикл затормозил. Я повалилась на землю и завыла. Так громко, как умела. Конец побоищу, но я не могла молчать — отчаянный крик прокатился над улицами. Ветер унес его к почерневшим холмам, голым и пустынным. Люди спешили к рухнувшей ратуше… «Рози! Рози, Рози…» Руки отца укрыли ото всех. Но не заслонили от этой вопиющей несправедливости. Минчум узрел врага. Ценой жизни одного ребенка… И страх подсказал: это только начало. 17 июня Они твердо шагнули навстречу друг другу — словно в танце, во сне. Соприкоснулись пальцы девушки и юноши. Встретились две пары углов сине-серебристой ткани. Исчезли в складках лев, барсук, змея и… ворон. Герб Школы. Девушка повернулась боком, полотнище снова согнулось напополам. Дамблдор принял ровный синий квадрат и подошел к гробу. Величественно. Но чуть сгорбившись. — Хоронят, как воина, — хмыкнул кто-то за спиной. Грюм! Но в его «кхмх» не было ни капли усмешки, лишь боль. И разочарование. Стеклянный шарик крутанулся в глазнице. Меня передернуло, и сделалось неловко. — Что, девочка? Я страшен? — Нет, мистер Грюм. Мне холодно, — соврала я легко, как вздохнула. — Ложь. Оборотням никогда не холодно. Я обернулась с опаской. Но никто нас не слушал. Несколько сотен пар глаз — живых, влажных и блестящих — смотрели на закрытый темный ящик. Слишком маленький для взрослого. — Знаешь, кто меня изуродовал? Барти Крауч-младший, вот его имя. Он был там — на площади. Устроил обвал ратуши. Я прокололся. Но я убью его. Поверь, девочка-вервольф. У тебя ведь тоже есть такой список, м? Готовься. Сивый не спит, как и миссис Лестрейндж. Он медленно побрел прочь. Рядом всхлипнула Лисичка. «Я знала его… совсем чуть-чуть. Мы говорили с неделю назад в библиотеке. Глупенький, всё не мог сдать трансфигурацию. Я немного помогла. Нашла хороший учебник…» «Теперь это уже не важно», — резко бросил Джеймс. Только сейчас я заметила, как он близко. Джим почти дышал Лили в шею. Но она то ли была слишком расстроена, то ли просто смирилась… Девушка не спешила отстраниться, а только глядела куда-то мимо директора. Пока тот произносил свое бла-бла-бла об опасности и выполнении долга. Он привел министра. Но стоило ли всё это сожжения деревни и смерти маленького когтевранца? Я чувствовала — тут есть что-то еще. Скоро мы узнаем правду… Подлинную правду, а не дешевую подделку. К нему приблизилась худенькая угловатая женщина. Размахнулась и ударила старца по щеке. Ученики — и постарше, и помладше — отводили глаза. Тишина опустилась на высокий зеленый холм. — Будет ласковый дождь, будет запах земли… Я вздрогнула. Питер захлопнул рот, попятился и скрылся в толпе. Но он точно там, не мог же сбежать! А вперед уже выступила Марлин. Тяжелые густые волосы обрамляли бледно-розовое личико. Темные, они делали его почти белым. — Щебет юрких стрижей от зари до зари, И ночные рулады лягушек в прудах, И цветение слив в белопенных садах! Кто-то разворачивался и уходил. Первыми покинули холм слизеринцы. Эйвери, Нотт, Кэрроу… я видела даже Регулуса. Он сжимал в руках тоненький стебель цветка. На мгновение показалось — брат Сириуса хочет положить этот странный дар на крышку гроба. Но не решился. Хотя во взгляде его сквозило что-то солидарное, близкое, понимающее. Как сожаление, горечь утраты, вина… — Огнегрудый комочек слетит на забор, И малиновки трель выткет звонкий узор. И никто, и никто не вспомянет войну — Пережито-забыто, ворошить ни к чему. И ни птица, ни ива слезы не прольёт, Если сгинет с Земли человеческий род… Голос Марлин окреп — она подняла голову. — И весна… и весна встретит новый рассвет, Не заметив, что нас уже нет! * — Мое имя — Миллисента Багнолд. Я хочу, чтоб вы хорошенько меня запомнили. Серебристого волшебного света не доставало. Сегодня Большой зал был печален, как никогда прежде. Знамена исчезли — их заменили черные холсты. Грозные, но от этого не менее тоскливые. Пустые столы казались огромными. И очень-очень сиротливыми. Я рассматривала их, погрузившись в себя так глубоко, как могла. Но другие ученики пытливо вглядывались в лицо волшебницы за кафедрой. Дамблдор хранил молчание, отступил в тень. Профессора, все в черном, ждали. Она была маленькой, пышной, по-домашнему опрятной. Светло-серая мантия, тугой пучок русых волос на затылке. Кто-то из слизеринцев фыркнул. Но мои друзья изучали новую министрессу с каким-то нежным благоговением. «Она — как ребенок, — шепнул Джеймс. — Неужели с такой мордочкой можно возглавить магическое сообщество… Годриком клянусь, у нее стальные яйца! Честно, не знаю, что она такое, но мне не по себе». Колдунья стянула серые перчатки, хлопнула, и те исчезли. — Через пять дней я вступаю в должность, поскольку мистер Минчум был вынужден оставить министерское кресло. Я постараюсь обойтись без заковыристых слов, — на миг показалось, что женщина подмигнула, — но речь моя будет серьезна. Ведь вы готовы слушать внимательно? В зале находилось немало волшебников — отряд мракоборцев, некоторые родители, преподаватели, мадам Помфри… Но странная мисс Багнолд будто не замечала их. Не иначе как разговор со взрослыми у будущей министрессы уже был. Теперь — наша очередь? Что это — способ увлечь, завоевать расположение? Войти в доверие, склонить юношей и девушек на свою сторону? Или… или она действительно тянется к нам — своим чадам — всем сердцем? Наверно, на многих лицах сейчас отразились недоверие и беспокойство. Сириус засопел — неважно себя чувствовал. Бедный, бедный Бродяженька… невмоготу ему сидеть и выслушивать длинные речи! — Я буду краткой. Мы почтили минутой молчания память вашего сокурсника, друга… а возможно, вы не были знакомы с погибшим. Но трагедия не должна затеряться на задворках памяти. Для большинства эта потеря стала первой. Но не для меня. Занавес пал! Отныне мы не станем молчать. Тот-Чье-Имя-Не-Называют бросил вызов магическому сообществу: теперь всякому понятны его истинные мотивы. Не оппозиционер, не честный политик, не новатор или консерватор… Каковы бы ни были изначальные идеи этого… выродка, — многие в зале вздрогнули, — сейчас он сеет лишь смуту. В опасности — каждый… Я снова отвлеклась. Подняв голову, смотрела на безмолвные черные полотнища. Они болтались равнодушно, точно одеяния дементоров с картинок учебника. Разве что не рваные… Сириус поерзал на скамье и уперся лбом в плечо. «Хороши речи. Вот только что из всего этого выйдет? Прим, я хочу спать. Давай смоемся. Пожалуйста». Я несмело покосилась на друга. Отчего он выглядит таким больным? Потрясение ведь не будет преследовать вечно? События горе-фестиваля повлияли на всех. Но Луноглазый… Это из-за Беллатрисы, разорванного детского тела, пожара, Регулуса, лавки дядюшки Доу?.. Из-за чего-то иного? Или всего этого вместе? Мы тихонечко встали. Мародер Джеймс понимающе кивнул. Мародер Питер опустил голову на руки. Я встретилась глазами с Минервой — добрая колдунья смотрела не строго, не осуждающе. Ее не удивил наш уход. Почти никто его не заметил. В мальчишеской спальне — тишина. Камин холоден и пуст — ни единого полешка. «На что это было похоже, как думаешь?» Сириус сел на край постели. Рассеянно потеребил угол алого пледа. «Что именно?» Он не отвечал. Погром? Пепелище после? Смерть ученика и мнимое бегство директора? Я чувствовала странную растерянность — не испуг, не боль или досаду. Будь я кораблем, сказала бы, что рулевой покинул судно. «Ничего не понимаю, Прим. Не могу спокойно спать: кажется, всюду их глаза и уши. Смешно, не то слово. На кой черт им сдался сосунок-Блэк, да? Наверно, надо передохнуть… Но Белла! Теперь эта ведьма пришибленная тебя запомнит! Черт…» Сириус расправил плечи. С хрипом выдохнул воздух. За последние два дня он так изменился! Вроде всё тот же Бродяга. Мальчик, настойчиво требовавший сказку. Мальчик с вальравном… озорной шалопай. Но желтовато-серые мешки под глазами, потемневшие скулы — наверно, щетина? — и новые нотки в голосе… Волчица ворчливо заскулила. — Ты не должен меняться, — вдруг резко проговорила я. И удивилась сама себе! — Сириус, эй, смотри на меня! Он с удивлением поднял глаза. Я с облегчением улыбнулась двум лунам. Ну хоть что-то же должно оставаться, как прежде! — Не думай о Беллатрисе, о Малфое… ага, он был там! Светлые волосы, горделивая осанка… будто на бал пожаловал, фу. Плевать! Представляешь, что случится, потеряй ты себя? Не вздумай уступать. Им только того и надо: вызвать сомнения, надавить… Так, чтоб каждый впал в уныние и вечно трясся! — Я не намерен трястись, вот еще! Пусть какой-нибудь Снегг бежит, хвост поджавши! — вскинулся Блэк. — Полегче там про хвост! — Питер хлопнул дверью, чуть не прищемив пальцы Джиму. Я не удержалась и хихикнула: за мальчиками в спальню робко скользнула Лисичка. — Тут мисс Эванс, — Джеймс свел брови на переносице. Таким серьезным мы не видели его давно. Сириус, препротивный мальчишка, фыркнул вслед за мной. — Что не так? Эй, Бродяга! Лили предложила кое-что дельное. Думаю, вам стоит ее выслушать! 18 июня Сириус: Дядюшка Доу сунул руки глубоко в карманы брюк и чуть покачивался с носка на пятку. Совсем как нетерпеливый юнец. Я ожидал, он будет огорчен. Но нет. Старик глядел на почерневшие обломки спокойно: как на липовую рощу или цветущий сад. Ну что за человек! Странный волшебник… Я всё не решался заговорить — думал, он не замечает меня. — И тебе привет, Сириус Блэк, — он даже не обернулся. — Страшно, а? — Ничуть, — дерзко отрезал я. — Врешь… недобрые дела творятся, ох, недобрые. Видел, как полыхало? Дежавю, шутка ли. Я через всё это уже проходил. Знакомая песенка. А теперь в путь пора. — Что такое дежавю, сэр? — я подошел ближе и заглянул ему в лицо. Мистер Доу мечтательно смотрел вдаль. Наверно, куда-то на небо. Оно виднелось там, где прежде были невзрачные стены и крыша. Я не сочувствовал — бывший продавец казался умиротворенным. Даже так: свободным... — Это как приветствие из прошлого. Мне пришлось всякое повидать. Знаешь, в волшебном мире есть множество таких штук… да… Чтоб пялиться на былое и заглядывать в еще не свершившееся. И чтобы плакать о том, чему не суждено сбыться. Занятные артефакты. Дай Мерлин, ты не встретишься ни с одним из них. Жажда новизны смешна в моем возрасте. Но я все равно отправлюсь в путешествие… как разберусь с делами в Лондоне. — Это насовсем, сэр? — вопрос прозвучал по-детски. Я сердито закусил губу. Придурок… да какая разница? — Конечно, нет, Сириус. Вам понадобится моя помощь… в будущем. Наши пути еще переплетутся. Неслышно подошла Прим. Светлые волосы рассыпались по плечам, обтянутым черной мантией. «Мистер Доу…» Я постарался скрыть замешательство и двинулся к припаркованному в сторонке Элвендорку. Будущее… странные встречи… артефакты для особенного зрения… Всё это необычно даже по меркам старика Гарольда. Кто он на самом деле? «Ну, Сириус, бывай!» Он махнул рукой. Поднял с земли маленький старый чемоданчик. И исчез.Чужими глазами
Питер: Они как два брата. Многие подмечают: у ребят похожие шутки и словечки, жесты, мимика… Ну, проявляется это, ясное дело, в мелочах. Есть общая картина — и мне она не по нраву. Сириус походит на Джеймса, а Питер — нет. Но Сириус Блэк — порой тот еще ублюдок, и я, его друг, знаю это лучше других. «Питер, выводи детей, Питер, храбрись…» Скажи она, что поцелует, толку было бы больше. Блэк… ему следовало поговорить со мной с глазу на глаз. Не «Хвостик, будь осторожен, не споткнись» и хлопок по спине на прощание. Поговорить… как мужчина с мужчиной. И вот Римма сломя голову мчится назад, а я… обливаюсь потом, ползу по чертову туннелю: корни щекочут шею, застревают в волосах, мажут по лицу. Позади плач, впереди — тьма и больше ничего. «Люмос!» — выкрикивает кто-то. Да, я настолько растерян, что не додумался наколдовать немножко света. И на такого человечишку вы оставили толпу детей? «Мистер Петтигрю», — ахает МакГонагалл, но не останавливает меня. На том глупом пригорке! «Питер, быстрее», — подгоняет Марлин. «Давай, Хвостик, будь смелым львенком», — просит Римма. Она — староста, и я уверен — ее накажут. Лишится значка за то, что бросила Лили, Марло и меня. Да, мы не единственные старшекурсники. Но Прук, Вэнс, МакМиллан и Костас в жизни бы не догадались, куда ведет лаз. Они до колик в животике боялись войти в Хижину. «Ой, на стенах кровь!» — вещает хриплый шепот. «Тут водятся дикие призраки…» Конечно, десять раз по десять. Я мог бы стать крысой и дать деру. Но раскорячился в душном сыром земляном мешке. Потому что Римма. Потому что Гриффиндор. Потому что Джеймс Поттер… так надо. Марлин: Он был тут прежде, точно был! Врывается внутрь, как к бабуле в гости на пироги! Как такое могло произойти? Какого драного гиппогрифа Пит-аскарид зависает в халупе с привидениями?! Святые шоколадушки, что, если он — не тот, за кого себя выдает? Вдруг... Пожиратель? Петтигрю — сорокалетний бородач под обороткой! Мы умрем? Умрем?! Регулус: Он умрет, если не прибавит шагу! Если сунется в мешанину из авроров и Пожирателей. Отправится к праотцам, если не перестанет хохотать и таращиться по сторонам. Я мог толкнуть его туда… вон в тот пышущий жаром и красной тьмой дверной проем. Вспышка — и дома нет, а вместе с ним и Северуса Снегга. Мы же не скреплены Обетом, я не клялся никого защищать… Он же сумасшедший. Черные клочья ползли над полем, плотные, но пористые — как вафли. Я понял, что голоден. До тошноты. Северус повалился в грязь и загоготал. Алкоголя в крови не было, но это противное послевкусие… откуда оно? Мама знала о готовящемся нападении? А отец? Почему они не попытались поговорить об этом, разве не боялись за сына? За меня, не за Сириуса… я был прав, прав во всем. Это мерзкая, отвратительная мясорубка, в которой мясцо — мы. Чего на самом деле хочет Лорд? Как узнать? Я должен приблизиться, разгадать тайну… стать правой рукой, тенью, его поступью и его дыханием. Быть там же, где и он. Видеть и слышать то же… Как долог будет этот путь? Я сел на землю, не заботясь о чистоте одежд. Снегг покосился в мою сторону и хрипло засмеялся — снова. «Брат еще там… надо вернуться», — прошептал я. Сейчас, сейчас, лишь маленькая пауза… Дышалось трудно. «Нет, — отрезал Северус. — Твой тупой братец может за себя постоять. Но ты умрешь, если полезешь к Пожирателям. Настоящим Пожирателям, не таким соплякам, как я». Впору бы задуматься о смысле его слов. Но меня начало потряхивать. Болезненная дрожь всегда возвращалась в минуты вроде этой. «Утешаешь?» Я провел рукой по лицу. Грязь же была сухой… что это? Пот? Слезы? «Да. Если тебе так нравится». Нравится… что мне вообще нравится? Он думает, я — избалованный ребенок, ловкий паршивец, голыми руками ловлю жаркое пламя удачи. Я не слеп. Он старательно скрывает зависть. Но если Северус завидует, злится, негодует, возмущается, зачем ему мне помогать? Почему он всё же добр — по-своему, весьма неоднозначно? «Очень нравится, — пробормотал я. — Спасибо… видишь, совсем не сложно!» Да, можно и не быть таким индюком. Он не любил меня. И вряд ли когда-нибудь полюбит. «Мы ведь со всем справимся?» В какое-то не слишком удачное мгновение я обнял его. И Северус испуганно дернулся. Вроде я не круглый дурак… но продолжаю упорно колоться об этот кактус. Наверно, ему стоило ударить покрепче. Или рявкнуть что-нибудь резкое, злое и обидное. Я получил бы мазохистское удовольствие. «Не знаю!» — вместо этого прошипел Снегг растерянно. «Отлично поработали!» Я скрипнул зубами, узнав голос зятя. Минуты слабости не продлились долго. Лили: — Поттер! Поттер, Джеймс! Джеймс… С какой легкостью мы затолкали всех детей в туннель! Теперь ничего не стоит сказать, будто Пожиратели и не собирались нападать на них. Конечно, так они и заявят. Чтоб им провалиться… чтоб им пусто было… И что это за нора такая? Снизу веет сыростью. Я ежусь: лестница-то кривая, спору нет, но дело не в этом… Тут кругом какие-то следы, отметины, и запах неприятный. Будто в коридоре старой развалюхи бесилась стая зверей. И что за пятна? Похоже на кровь… — Джеймс… — стою с волшебной палочкой в руке, готовая дать отпор. Но спуститься вниз мешает предательское оцепенение. Оно же не дает покинуть дом. Я, как завороженная, изучаю лохмотья обоев, покосившиеся и пустые картинные рамы, отпечатки грязных подошв на ступенях… — Лили! Вскрик вырывается против воли. В дыре между досок в полу мелькает белое пятно лица. Боже, всего лишь лохматый Поттер… какое облегчение! — Лили, почему не идешь?! Скорее! Тебя Остолбенеем приложили? Дай руку… Сопение, удар, хлесткие корни, острые камни под ногами… Наверно, все мы сейчас ошарашены. Каждому потребуется время — дни, недели, месяцы… Но о принятии размышлять рано! Я до сих пор слышу грохот и утробное шипение… где-то наверху, на поверхности. Не бой, а коварная шахматная партия среди пожара. Я жмурюсь, пытаюсь смотреть в будущее без страха — представляю, что всё уже позади. Спотыкаюсь, и Джеймс настойчиво тянет за локоть.