Молочная луна

Ох, только нам известна тоска — Взглянуть друг другу в глаза И понять таким образом всё. Но стоим мы спина к спине, Сросшиеся, как две ветви, И если кто-то из нас оторвётся, Принеся себя в жертву за один только взгляд, То увидит лишь спину, из которой был вырван, — Окровавленную, дрожащую Спину другого. А. Бландиана, «Двое»

24 декабря 1977 г. Римма: «Любопытство — грех» — белая вязь слов на животе Блэка. Старый удар Бониелло — ниточка на моем плече. Вздутая шишка у Поттера над ухом — метла слизеринца. След крысиного укуса на ноге Хвостика. И Лили сетует, что никак не скрыть оспину на лбу. Мы носим с собой большие и малые шрамы. Напоминания о собственном несовершенстве. Или напротив? У меня много самых разных отметин. У кого-то их почти нет. Кожа Марлин, к примеру, гладкая, как шелк. Ах. Но я — девочка-вервольф. Мне простительно состоять из кучи борозд, неровностей и бугорков. Но один едва заметный след — памятный, особенный. Это ожог. Неудачный новогодний фейерверк семь лет назад… не внутренний волк. Я часто думаю об отце. Вспоминаю маму. Грустно. 25 декабря «Здравствуй, Рози. Это хорошо, правильно, что ты осталась в замке. Дом Питера — безопаснее нашего, надежнее жилища Поттеров, потому он и отправился на каникулы к родителям. Семьи магглов — они такие: никогда до конца не осознают всю важность происходящего. Тут и объяснять без толку, лишь страху нагонишь. Ясно? Не дуйтесь на друга. И потом, ты говорила, он скоро вернется. Скучаю, милая. Я, конечно, немного разочарован, но не унываю. Дел хватает. И есть некоторые поручения, что исходят от самого господина директора. Говорить о них в письме не стану. Ты всё узнаешь… когда придет время. Хорошо питайся, прилежно учись и, во имя великого Мерлина, не покидай Школу! Новые умения — новая ответственность. Чудеса аппарации не должны туманить ваши светлые юные умы. С Рождеством и скорым Новым годом! Целую, твой папа.» Поручения от господина директора! Ох, глупая, глупая, глупая Примроуз Люпин! Нет чтоб думать о празднике, о подарках и рождественских блюдах… Я скатилась с кровати, зацепилась ногой за тяжелые алые гардины — и откуда они только выскочили?! Алиса громко фыркнула. Марлин даже бровью не повела. Лили в спальне не было, хвала Годрику. Уж она-то выискала бы тысячу и один вопрос от «куда спешишь?» до «о боги, неужели Пожиратели у стен замка?!» И какого черта девочки не разъехались по домам? Будто нарочно остались в Хогвартсе! Фоули и МакКиннон, Лисичка, Фрэнк, братья Пруэтты… * — …совершенно очевидно: все они поголовно влюблены! Джеймс запустил пятерню в волосы. Ха, четырежды ха! Пусть не продолжает. Мне хватило ума понять, к чему он клонит. Сириус, верно, подумал о том же. Уголки губ задрожали, поползли вверх. Всё его лицо сделалось таким самодовольным-пресамодовольным, хитрющим-расхитрющим… даже немного коварным… — Чего, Сохатый? Вообразил, будто Лилс мечтает встретиться с тобой под омелой? Хе! Хе-хе! — Что за «будто»? Может, она уже… — Ты использовал для ее поимки дьявольские силки? Или выбрал метод гуманнее? Завлек Эванс новым бальзамом для губ? Поймал на школьный учебник по трансфигурации с автографом автора? — Сириус! — застонала я, а он только захихикал — слишком громко и нарочито, за что получил по макушке. — Пожалуйста, умоляю… Джеймс Поттер! Убери палочку! — Я-то думал, Лили твоя подруга! А этот… Бродяга, мать твою, Блэк… — Подруга, но у меня есть новости поважнее! Пока вы тут шутки шутите, притворяетесь, будто вам начихать… Мне тоже не по себе, но ребята, будьте же взрослыми! Наверно, печально, очень печально прозвучали эти слова. Не требовательно, а устало. Кто я — Примроуз Люпин или какая-то злюка-наседка, ворчливая старуха? Но неуместные хохмы Сириуса не прогонят тяжкие мысли! — Ладно, волченька моя пушистая. Хорошо. Джим, туше! — Блэк откинул со лба волосы бездумным, но очаровательным жестом. Залюбовалась бы им, да Поттер начнет хмыкать. — Говори, что у тебя? Люпин, это связано с отцом? — беспокойство засквозило во взгляде. Он сел, облокотился о спинку стула. Рубашка на груди натянулась, острыми складками уходя подмышки. — Эй! Не томи. — У папочки какие-то дела с Дамблдором. И вы заметили, как много учеников нынче в замке? Может, их родители тоже замешаны?.. Не то чтобы я предлагала подойти к Пруэттам и спросить напрямую… — Мистер Люпин занят, не спорю, но остальные… наверняка тоже опасаются за своих отпрысков. Только и всего. Предки Пита не понимают: Школа — надежнейшее место в Шотландии! Им и невдомек, что по стране расползлись какие-то там злые силы… — Джеймс поправил очки и посерьезнел. — Старик странно поглядывал на нас за ужином. Смекаете? Сири, существует же некая секретная организация с Дамблдором во главе. Не кривись, я не сочиняю! Если вдруг позовут, вступишь? А ты, Прим? Есть идеи? Мы притихли. В полумрак тупикового коридора едва долетали чужие голоса. Ах, нынче в Хогвартсе столько детей! За окном мелькнул огонек одинокого залпа — кто-то запустил хвостатый фейерверк. В его свете я заметила, как двигается кадык Джеймса. «Эй, чего ты?» — обеспокоенный Сириус толкнул друга локтем. «Ничего… ничего, Бродяга. Злюсь. И страшно.» Страшно. Северус: Мое доверие к тебе безгранично. Ведь мы в одной лодке, не так ли? Жги письма и молчи. И что ты настрочил теперь? Очередные голословные обещания, сухие поздравления, или письмо полно желчи? Чего холеному аристократишке нужно от оборвыша Снегга? Я с раздражением рванул сургуч — зеленый, конечно, — и обомлел. Хммм… как прикажете понимать? Блэк решил составить завещание? Биографию свою прислал? Не больно ли много букв? «Здравствуй, Северус. Как ты, наверно, заметил, моя новая птица — не обычная сова. Конец рядовым запискам, теперь я могу полагаться лишь на лучших почтальонов. Она быстрая, зоркая и стоит немало денег. Так что как следует угости ее. Похвали и погладь! Ее зовут Лорентина. Ей нравится почесывание над клювом.» Я кинул на сову быстрый взгляд. Пффф! Лорентина! Но стоило отдать Блэку должное: эта курица и впрямь выглядела дорого. Пестрые перья — одно к одному, клюв аккуратный и острый, глаза блестят… Ладно, посмотрим… Потянувшись к сове, я почти сразу завопил от боли. Твою мать, твою мать, что за чертовщина! Какого черта лысого она такая злобная?! «Шутка.» Сукин сын! «Не распускай руки. Охранять письма — ее ценнейшее умение. Радуйся, что позволила взять пергамент… я долго не мог найти с ней общий язык. Итак, теперь читай внимательно. 9 января он будет ждать в чьем-то поместье — точный адрес пока не разглашается, но уверен, всему свое время. Подозреваю, авроры начеку. Координаты аппарации сообщат накануне. Покинь пределы Купола и смотри не опоздай! Обо мне не беспокойся, парные перемещения пока никто не отменял…» Не беспокоиться… Будто я собирался! Ну и самонадеянный же ты, Блэк! И при чем тут парная аппарация? Ах да, этот задохлик еще не прошел обучение… малолетка, одним словом. Вот была бы умора, приведи его на место встречи папочка. Я мысленно осмеивал Блэка, но скорее для вида. Перед кем притворяюсь, уж не перед собой ли? Сержусь из-за совиного розыгрыша? По-детски. Тот сон с алым сердцем всё не шел из головы, я возвращался к нему снова и снова. Гадство. Каким был бы подыхающий Блэк на самом деле? «Добей, Северус, облегчи мои муки!» или «нет, я стану бороться за жизнь, прочь, проклятые гриндилоу»? Наверно, ту фантасмагорию породило подсознание. И откуда только выловило столь яркий и правдоподобный образ? Не моя же это больная фантазия! «Помнишь, прежде я писал о книге? Не о тех бесполезных фолиантах… об особенной книге, Северус.» Я напрягся. Салазаров потрох… начинается! Давай, Северус Снегг, будь славным парнем, рискни-ка шкурой. Всё равно твоя жизнь и галеона стертого не стоит. Ты должен помочь мне добыть одну книгу — чрезвычайно редкую. Смешно, не так давно она была в нашей библиотеке. Но мать попыталась использовать фолиант для манипулирования братом. И теперь книга у Л. М. Она нужна мне. «Так вот, я разговорил нынешнего владельца. Он обещал показать мне ее… лишь показать. И то не наверняка. Я жажду большего, как, впрочем, и всегда. Попробуй придумать действенный способ выцарапать фолиант из его лап. Ты смекалистый, соображаешь лучше меня. Прошу, Северус! Малфой хитрый и недоверчивый. А в той сокровищнице ответы на мучающие меня вопросы! Уверяю, чтение более чем занимательное. Не пожалеешь.» Ты нужен мне. Чтоб ее вернуть. Поможешь? Береги себя. «Уничтожь письмо, не медли. Пожалуй, обойдусь без лирики — настроение не располагает к долгой писанине. Вкратце — у меня всё хорошо, развлечения Блэков соответствуют статусу семейства, и скучать не приходится. Буду рад, если напишешь что-нибудь о своих делах. Береги себя. Р. А. Б.» Я закусил губу. Пляшешь на балах, ты, мелкий?.. Посещаешь лучшие дома? А родители уже подыскали тучную узкоглазую невесту с дурным характером? Старший сынок ведь ускользнул, вот досада… Уголок письма загорелся на удивление быстро. Я выронил пергамент на каменный пол совятни. Он таял на глазах, пожираемый огнем. Недотрога Лопунтина ухнула. Или Лозарина? Лариона? Как он ее обозвал? Я предложил птице печенье, но та лишь клювом щелкнула. Черт с ней. Ответа не будет. 9 января 1978 г. Римма: Здравствуй, дорогой Марко. Пусть сторонний наблюдатель скажет: ну и потеха! Зачем этой девчонке дневник? Но куда я без тебя… Если записи прекратятся или станут редкими, знай: у меня всё хорошо. Но пока не могу таким прихвастнуть. День ото дня растет всеобщее волнение. Тревожат мелкие события, точно капли в море. Там — поджог, а там — исчезновение безымянного маггла. Казалось бы, какое до этого дело Министерству? Важные чародеи взирают на не-волшебников с равнодушием. Но сейчас любому ясно, кто виновник. Злые дела Волдеморта могут коснуться каждого. Так выплескивается из стакана водица. Потемнели, горят глаза Джеймса. Трясется Питер — боязно, но он сердит. А Сириус… «Прим, теперь Эдвард обрел голос! С ним можно советоваться. Но о чем спрашивать, когда и взрослые вокруг ни черта не понимают? Эдвард! Хэй, лети сюда!» Сириус шепчет что-то большой птичьей голове. Я замерла в арке, в каменном проеме. Ногам зябко. Дальше не ступить — промокнут на снегу туфельки. Хочу обратно в замок! Но Блэк всё бормочет и бормочет. Хмурится. Мертвый Ворон уходит. Марко, друг, так печально! Так тоскливо на сердце. Я будто снова в том сне среди черных елей и скрипучих буков. Пытаюсь догнать Луноглазого, а он и не приближается, и не отдаляется… «Сегодня какой-то недобрый день, — он приобнимает за плечи и настойчиво уводит в тепло. — Ты разочарована. Не спорь, это не вопрос. Люпин, не кисни! Нет-нет, я не считаю тебя капризной, что ты! Милая Прим… знаю. Все подавлены, а что происходит — великий Мерлин и в очках не разберет. Можешь ворчать, кукситься, потому что я и сам вздорно себя веду. Веселых новостей нет, это бесит.» Он говорит и говорит — много разного, — а я слушаю и шагаю рядом. Успокаиваюсь, ведь тепло Сириусова бока совсем близко. Можно было бы залечь в спячку. И проснуться, когда Волдеморта уже сотрут в порошок! И небо прояснится. Но кто остановит Пожирателей, если все лягут спать?! Я случайно произношу это вслух, Марко. «Мы, — отвечает Блэк, прижимаясь еще теснее. Идти становится неудобно. Ну и пусть! — То будем мы. Ха, не веришь? Сомневаешься, а, Прим? Хочешь тайну? Не могу ждать! Расскажу сейчас!» Он останавливается. Горячо дышит в ухо. Как недавно шушукался с Эдвардом… но еще ближе. «Старый прохиндей Альбус что-то затевает… нынешним вечером, в восемь. Ты, я, Джеймс… Нас будут ждать в коридоре на пятом этаже. Там, где прежде собирался театральный клуб, помнишь? Волченька, ты с нами?» И видит Мерлин, Марко, он уже всё решил. Мой Сириус, гриффиндорский львенок, станет львом. Это так естественно… Разве я посмею мешать? «Да, конечно, да!» В кармане желтого фартука совсем высохло и шуршит берестяное кольцо. Обещание Бродяги. Бесценный подарок! Северус: Ненавижу спешку, но опаздываю. Во всем виноват Нотт: его сраные козни! Сам отправился на собрание, а бумажку с координатами аппарации сунул под мою подушку. Гад, конченый гад! Я скриплю зубами. Под вечер выпал снег — не такой, как в прошлом году, а настоящий. Сложно объяснить, в чем разница. Обычно снег здесь тяжелый и плотный, а на земле лежит заглушкой, унылым белым покровом. Прячет всё кругом, словно какое-то колючее проклятие. И чувствуешь себя мелким, ничтожным, потерянным. А сейчас снежок приятный: рыхловатый, воздушный, что ли… Я не любитель наблюдать за природой. Но не могу не признаться: выглядят окрестности сказочно. Тьфу, ну до чего туп! Опять отвлекся. Шагов почти не слыхать, до того снег пушистый. Пористый. Мрак, но люмос я берегу для самой зловещей темноты. Не хватало еще выдать себя! Рука горит. Проклятый Нотт… что делает Лорд с медлительными слугами?! Знать бы! В Хогсмиде пустынно. Кое-где маячит свет в новеньких окнах. Но движения нет. Звуки украл снегопад. На окраине пора подумать об аппарации. Главное, не облажаться. Фут влево, фут вправо… никаких промахов! Месяцы практики что, даром прошли? Никак не избавиться от глупой привычки жмуриться. Лишь бы никто не застукал… Северус Снегг — не трус какой. Но к новому навыку нужно привыкнуть. Сжимает виски. Ноющая боль в спине, живот точно крюком поддели. Лечу и проклинаю всё на свете! * Темный Лорд сидит во главе стола. По правую руку — уродливый колдунишка с серым лицом. Немного поодаль — молодожены Лестрейнджи. Он тощ и бледен (никак, из-за слишком тугого черного воротничка), а она, Беллатриса, сияет, словно отполированный золотой. И еще… еще вижу младшего Блэка. Лорд одет скромно. Но его украшают величие во взгляде и почти осязаемая подавляющая сила… даже простой вдох дается с трудом. Наверно, оттого Рудольфусу и дурно. Темные волосы Волдеморта зачесаны назад. Белая кожа будто светится. Тонкие веки опущены, но он не спит. Регулус рядом — мальчишка, совсем ребенок. Безмозглый дурак… зачем, зачем полез в эту мясорубку?! На нем нет ни шейного платочка, ни расшитой идиотскими стекляшками мантии. Но дурачок всё равно выглядит мишенью. Какое невинное мягкое личико. Ты сдохнешь, дружок. Страшной смертью! Зуб даю, так и будет… Вдруг Блэк кивает мне. Одними глазами указывает на противоположный конец стола. Малфой? Что, вспомнил о старом письме? Хочу прикинуться слабоумным. Сделать вид, будто не понимаю. Но тут Волдеморт говорит: — Начнем, верные мои соратники? Начнем… Время тянется вязкой массой. На ум сегодня идут сплошь сладости: приторная патока с рождественского торта, например. Перечисляют заслуги. Вспоминают о жертвах. Клянут Орден Феникса и Дамблдора. Но, кажется, мысли моего господина заняты другим. Чем именно? — Мистер Блэк, — покрасневшие глаза обращены к Регулусу. Собравшиеся затихают. Кто-то позволяет себе злорадный смешок. — Скажите, верны ли вы мне? — Да, милорд, — голос юноши не дрожит. Дерьмо, лучше б ты разрыдался! Был с позором изгнан. Беги отсюда, спасайся, бестолочь! — Скажи, Регулус, — тон внезапно меняется, Волдеморт оборачивается к Блэку всем корпусом, — готов ли выполнить любой мой приказ? Что, если я велю тебе убить собственного брата? — Господин, я могла бы… — краем глаза ловлю картинку: Рудольфус сжимает плечо новоиспеченной супруги. Взволнован, даже испуган. «Молчи, Белла, молчи!» — Я исполнил бы это поручение, милорд, — Регулус слегка склоняет голову. Красиво блестят темные волосы. — А если бы я приказал уничтожить, стереть в порошок любимого друга? Есть ли у тебя друзья, а, Регулус? — Волдеморт точно насмехается. — Поведай же нам! — Не могу сказать, что выполнил бы такой приказ, не задумываясь, — нараспев произносит Блэк. По комнате ползет шепот — настороженный, неодобрительный. — Потому, милорд, что лучшим вашим слугам следует быть осмотрительными. Внимательность и вдумчивость — полезные качества характера, сэр. Я поразмыслил бы, как выполнить ваш приказ лучше. Быстро и тихо. — Мне нравится этот ответ, — темные глаза стали почти щелками. Как же он страшен! — И прикажи я тебе убить себя самого… — Да, милорд. Пауза совершенна. Ровно такая, как требуется, чтоб ответ не вызвал сомнений. О, мои ладони вспотели. Вот уже несколько минут я с остервенением сжимаю округлые подлокотники. Не только я… Дьявол, Салазарова срань! «Приятно слышать», — вот всё, что изрекает Волдеморт. И подзывает к себе новенького — Крауча, министерского сынка, пучеглазого подпевалу. Отбой тревоги. Мраморные статуи за столом оживают. Малфой шуршит пергаментами, затем поднимается. Хочет уйти? Только Блэк замер и не шевелится. Можно догадаться, почему. Смертный приговор, малыш? Ха, но разве любой другой в этой комнатушке не ответил бы господину так же? Сдохнуть на месте или позже при загадочных обстоятельствах? Какая-то предательская сила заставляет устремиться за Люциусом. Как-никак, мы почти на равных. Отлично… подозреваю, Блэкам он только завидует. А вот мне благоволит. Попробую на этом сыграть. — Люциус? Позволишь? Нет, наедине… К сумрачном коридоре белые прилизанные пряди странно мерцают. Какой-то лак для волос?.. «Что хотел, Северус? Кстати, заметил, как сегодня тихо?» Еще бы. Нынешним вечером состоится не одно собрание. Ценные сведения, подслушанные Крэббом… — Полагаю, каждый гадал, кого старик Дамблдор призовет на службу, — хмыкаю я. — Лорд неспроста задал тот вопрос. Блэк против Блэка — интересная комбинация, да, Люциус? В ответ маг едва заметно морщится. Что, больное местечко задел? — Плевать на их противостояние. Когда-то я был свидетелем внутренней борьбы Сириуса. Он мог бы обратиться к темной стороне своей силы… Интересно, что сподвигло мальчишку выбрать министерских консерваторов? — Дружба, любовь… разные маггловские глупости, — пожимаю плечами. — Я не столь опрометчив. Кстати, ходит слух, в их фамильной библиотеке довольно ценных книг. Собрание может посоперничать с любым другим. Да-а-а, стоит сблизиться с младшим Блэком… полезное знакомство… — Мне казалось, между вами есть какая-то связь, — во взгляде чопорного аристократика скользит ревностное недовольство. — Блэки могут потерять влияние из-за Сириуса и Андромеды! Не новость, что отец семейства уже давно не на коне. На щеке едва заметно напрягается мышца. Победа?! Люциус склоняется ко мне и мстительно шепчет: — Пускай идут ко дну. Здесь слабаки не нужны! Слышал, какое ценное приобретение я сделал несколько лет назад? А, Северус? Тебе, зельевару, оно пришлось бы по нраву. Не желаешь взглянуть? Ну как отказаться?! Мы расходимся: Малфой сваливает в закат, я облегченно выдыхаю и возвращаюсь в душную комнату. «Между вами связь…» Откуда ему знать? Чертов интриган! Как Крэбб и Гойл рядышком бродят, так всем плевать. И флоббер-червю ясно: они второстепенные фигуры на этой доске. Но мы с Блэком… тут иное? Что значит «связь»? Пронзает интереснейшая догадка. Точно! Блэк зависим. Он слаб, ищет поддержки. Это можно использовать! Какие магические союзы зиждятся на доверии и взаимопомощи? Как возрастает сила волшебника, подкрепленная таким… братством?! Холодные серые глаза пусты. Он устал. Меня беседа с Малфоем, напротив, подстегнула: хочу бороться, искать, мчаться навстречу новым открытиям. А этот… вялое создание. Ему не выжить. Не он ли говорил, что собирается спасать и защищать? Свежо придание… «Люциус в наших руках», — зачем-то делюсь я. Блэк вздрагивает, на миг оживает. Отлично, раздобуду проклятую книжонку. Если это тебя порадует. Сириус: — «Странник, увидев Тропу к Истине, был поражен — она заросла травою. «Ага! — сказал он, — видно, никто здесь уже давно не проходил.» Мы плетемся по коридору. Джеймс воинственно сопит и всё норовит рвануть вперед паровоза. Хвост подавлен, но это не новость. Ему бы не помешала какая-нибудь бодрительно-живительная настойка от Помфри. «Никакого хулиганства, — бубнит Сохатый, — никаких игрищ… чего старик добивается?! Разве не ясно, что шутка — лучший способ обезвредить врага?» — «А потом он увидел, что каждая травинка — это лезвие ножа», — вспоминаю я продолжение стишка. — «Мда… — пробормотал он наконец. — Поищу-ка я другую дорогу…» — К чему это? — ярится друг. — Считаешь, хвататься за лезвия голыми руками — полезно для здоровья? Это вместо старого как мир проверенного способа? Джеймс Поттер — король развлечений и розыгрышей! Смех — оружие, что не так?! И Фоули с МакКиннон… близнецы… он позвал их всех! Но ни одна задница меня не поддержала! И ты, Брут… — Прекрати, — вдруг резко вскрикивает Питер. Мы останавливаемся. — Джеймс, послушай меня… хоть единожды! Шутки прелестны, но есть важный недостаток: результат непредсказуем. Сколько раз мы ошибались, попадали впросак, даже ранились… Один промах, и — гибель! Это не детская забава! Бровки Прим выгибаются удивленно и жалостливо, лицо растерянно. Молчим. Это спор ребят: Джима и Пита. Даже не мой. Сколько лет Петтигрю беспрекословно повиновался? Соглашался и с хорошими, и с дурными затеями Джеймса? Бунт? — Ладно, — выдавливает Джим, — ладно, дружище, не кипятись… Всё это из-за твоей боязливости, но я понимаю… — Я не трус! Не трус, просто… ну страшно же, страшно, признай! Только дурак не боится! Я не феерически умен, но тоже кое-что да смыслю. И глаза у меня есть, — зло шипит Хвост. Я кладу руку на его плечо. Он не сопротивляется. — Джеймс, я жить хочу. Так, к слову… Хочу, чтобы все остались целы и невредимы. Больше всего боюсь… увидеть чью-нибудь смерть. Помните того мальчика? В Хогсмиде?.. Давайте слушаться господина директора. И не лезть на рожон, — он протяжно вздыхает. — Прости, Сохатый. — Не, это вы простите. Я… подумаю над этим… Кажется, позади нас кто-то шмыгает носом. Привидение? Нет. Эванс. Давно ли она греет ушки в той глубокой арке? Кралась по пятам? Лилс подходит, но не к Сохатому. Я неловко отступаю в сторонку, и она обнимает Хвоста. «Спасибо, Питер! Ты такой же разумный, как Римма!» Смешная похвала. Но эта фразочка внезапно разряжает обстановку. «А мне нравится стихотворение, — задумчиво замечает Прим. — Но оно не имеет ничего общего со словами Питти. Мы не наплюем на правду. Даже если та окажется острым ножиком. Сириус, мы ведь по-прежнему мародеры?» — «Конечно, мисс Луноликая. Мародеры… на тропе войны.» Скорей, гриффиндорская башня ждет! Поздний вечер не велит задерживаться. Джеймс терзается, косясь то на Питера, то на Лилс. В конце концов робко ловит ее пальцы. А свободной рукой обхватывает коренастенького Хвоста за короткую шею. Забавно… Наверно, какое-то время гулкие удаляющиеся шаги еще доносятся до опустевшего коридора. Гостиная встречает небывалым оживлением. Гиппогриф их раздери, ну что еще? Хотел уединения и покоя, а получаю этот раздражающий по-детски нелепый сумбур! Джеймс-то рад: бросается объясняться с близнецами, будто и не был сердит. Затаить обиду — это не про него. «…какое-то задание, да-да…» «Что насчет первого удара?» «Говорят, Пожиратели боятся не меньше! Конечно, они вербуют новеньких, чем авроры хуже?» «Мы не мракоборцы, дубина… два лагеря…» Обрывки споров врываются в уши. Распаляют воображение. Чего хотят эти дети? Кидаться грудью на Авады? Что нужно Дамблдору? Я видел Грюма. Теперь он — Грозный Глаз. Кем стану я? Грозным Носом? Оторванной Грозной Ногой? Какая от нас польза, а главное, почему тело вдруг сделалось вялым, а мысли — пугающе фантастическими? Но никак не правдоподобными… — Прикидываешь, какая смерть нас ждет? — негромко спрашивает Прим. Я вздрагиваю. — Уверена, так бы сказал Эдвард Гори. Он удивительный… и бесстрашный. — Чего опасаться тому, кто и так почти мертв? — отмахиваюсь я. — Прим… хочешь… просто уйдем? Побудь со мною. — С радостью. Мы ускользаем наверх, в мальчишескую спальню. Но возгласы Джеймса, полагаю, и сквозь каменную глыбу просочатся. Слышим, как задорно он смеется. Возможно, взмахивает кулаком, яростно расчерчивает воздух палочкой… и при этом неотрывно наблюдает за Лилс. Нет, еще поборюсь. Это будет бесшумная схватка в темноте? Пускай. Уповаю лишь на то, что рано или поздно всему этому уродскому беспределу придет конец. А сейчас можно слиться с мягким теплом, прислушиваться к безмятежному дыханию… пока еще можно.