Молочная луна

Воображение, покинутое разумом, порождает немыслимых чудовищ; но в союзе с разумом оно — мать искусств и источник творимых им чудес. Ф. Гойя

февраль 1978 г. Римма: Здравствуй, милый Марко. Ох, как же аккуратны, осмотрительны, скромны были мародеры! Да что толку?! Знаешь, наверно черт-искуситель переключил свое внимание на слизеринцев. Или когтевранцев. Или… пуффендуйцев, на худой конец. Потому что теперь только ленивый не сходит с ума и не пакостничает. Те, что и прежде не отличались примерным поведением, буквально озверели. Я в ужасе. Как они не понимают?! Неужели не ясно: над Британией набухает темная грозовая туча! Прекратите ссориться, язвить, зубоскалить! Ты в недоумении? Хорошо, славный мой друг, слушай. В то время как Джеймс и Сириус перестали отвечать на нападки слизеринских подлецов, когтевранцы попадаются по-прежнему. «Слизняки» живо сообразили: из этого выйдет отличная забава. Факультет госпожи Когтевран — новая мишень. Зачинщики портят чужие вещи, провоцируют магические дуэли и стычки, дерзят и бранятся. Зачем? Ослабить авторитет преподавателей. Раздразнить прежде тихих и скромных парней и девушек. Слизеринцы… находят всё это смешным?! Воздух аж пропитан недовольством. Кажется, еще миг, и заискрятся сотни молний. Мне дурно до тошноты. Луноглазый ходит насупленный и злой — обещал не лезть. Профессора сыплют взысканиями. Нет, меры слабоваты… А Дамблдор… А что Дамблдор? Его и вовсе нет в замке! Отлично, пускай студенты распустятся окончательно! Есть ведь дела поважнее, не так ли? Ах, прости за горькие слова… но я так разочарована. Стыдно перед Волчицей. Она словно хочет сказать: «Вы, люди, дикие и глупые. Хуже зверей. Вы не умеете сплотиться в темный час. И где только ваши умные головы с гладкими лбами и щеками? У вас на лицах не растут волосы. Но это не признак ума.» Даже Незримый Наблюдатель перестал стучать палкой, причем, давно. Этой бы палкой да треснуть по спине Нотта или Эйвери… или Роммельштейна… или Смитта… «Дисциплина под угрозой! Да, я понимаю ваши страхи. Но нельзя же быть такими распущенными! Прекратите немедленно, держите себя в руках, юные господа… не поддавайтесь…» Сириус подслушал пламенную речь Флитвика. Хорошие слова… только всё напрасно. Некоторые подростки в открытую говорят о новом режиме. О политических играх. О преимуществах отстранения полукровок от управления волшебным сообществом. Как звучит, а? Они потешаются над новой министрессой. Запугивают младших учеников, особенно магглорожденных… А Дамблдор? А Дамблдора нет… * Привет, Марко, милый. Завтра праздник для тех, кто влюблен. «Что в нем особенного?» — удивлялась я раньше. К чему нетерпеливое ожидание? А теперь... Грядет время надежды, утешения, примирения. Только бы распри забылись! Только бы получить передышку! Смутьяны затихарились. Но в классе Слизнорта шипит испорченное зелье. Пол на третьем этаже — трясина. Возле входа в когтевранские комнаты — очередная западня. Чьи-то брюки превратились в стаю разъяренных летучих мышей. «Черт подери! Мы — мародеры! Это от наших выходок Школа должна содрогаться. Почему пакостями заняты уроды-слизеринцы?! Кто за всем этим стоит? Уж не Волдеморт ли заколдовал котел Долгопупса? Подсыпал в соки рвотный порошок?» — бушует Джеймс. Он хочет досадить змеиному факультету, Марко. Рвет и мечет. Сириус же размышляет. Вижу по лицу. Тени — как два облачка в ясный день — пролегли под глазами. Бродяженька не спит: ищет способ покончить с беспорядками. На зельях он готов взорваться вместе с котлом Фрэнка… но терпит. О небо, как я устала! Наверно, и впрямь разразится буря. Снежный ком растет. «Старик выслеживает Того-Кого-Не-Называют, — шепотом сообщает Гидеон перед обедом. — Я получил записку от одной дамы из Ордена… скоро директор вернется. Эти гады бесятся оттого, что его нет. Пускай! Вмешиваться нельзя! Пусть хоть на слизь изойдут, флоббер-червями всё равно не станут.» Он уверенно кивает головой сам себе. Обнимает Марлин и повторяет новость ей — тихо, на ушко. Та соглашается и шушукается со вторым братом. Все трое берутся за руки и уходят. Я рада: Гриффиндор навсегда останется укромным островком в море смятения… 14 февраля Северус: Он обещал, чтиво будет интересным. Значит, я имел полное право изучить книжонку, прежде чем отдать. Я думал: рассмотрю каждую ветхую страничку, прочту — строчка за строчкой, — обнюхаю от корки до корки… Должно же в ней что-то быть! Неспроста дуралей Блэк жаждал заполучить это пыльное страшилище. Я потратил на чтение всю ночь и добрую часть утра. Да, некоторые вещи и в руки-то брать неприятно. Этой дрянью вполне мог пользовался какой-нибудь недобрый, даже полоумный, маг… Ха, годное описание любого члена блэковской семейки! Парни нынешней ночью вели себя тихо. Не шатались по замку, не скрипели в полумраке кроватными пружинами. После смерти Зеленого я почти перестал говорить и с Ноттом, и с Эйвери… а ведь считал их когда-то соратниками. Не то чтоб затаил какую-то детскую обиду. Бред. Ежа не жаль, правда. Почти ни капли… Тупоголовые кретины с мозгами набекрень. Я не таков. Я — само воплощение усердия. Если чего-то хочу, не буду распыляться на разные мелкие делишки. И эти их выкрутасы… что за мародерские замашки! Отвратительно! Дождавшись окончания завтрака, я все-таки решился на встречу с Блэком. Книга кишмя кишела описаниями странных и мрачных ритуалов. Пусть щенок расколется, на кой черт ему сдался этот Герпий Злостный? Все рецепты слишком уж хреномудрые. Чересчур сложные. Полезные, да, но требуют великанских усилий. А ингредиенты-то какие… То кровь чью-то добудь, то волос (это еще полбеды), то могилу предка разрой… к дьяволу! Итак, пускай Блэк выкладывает начистоту, зачем ему понадобилась эта писанина. Красть ее он явно не собирается. Только полистать. Но с какой-то конкретной целью… не за так… серьезно… С четверть часа назад я сунул младшекурснику-слизеринцу записку. И теперь ждал во внутреннем дворе. Пустынное местечко, и погода не располагает к прогулкам… великолепно! Значит, никто не помешает. — Северус? Сегодня мы виделись впервые. Хоть уроки никто не отменял, Блэк вырядился, словно на праздничные гуляния. Без теплой мантии на плечах, зато в жилете, рубашке и с неизменной удавкой на шее. И как только меня не тошнит розовым серпантином при каждой нашей встрече? — Пустой треп или сразу к делу? — уныло поинтересовался я. Толщенная книга едва умещалась за пазухой. Ее угол выпирал сквозь плащ, точно мое брюхо было квадратным. Блэк приоткрыл рот. — Да ладно, Северус! — лицо его сделалось удивленно-веселым. Ну что за дурак! — Это конфеты? — Какие, мать твою, конфеты… — смысл фразочки дошел до меня через мгновение. — Чего?! Белены объелся? Да, а это мысль… в следующий раз куплю тебе конфет, обжора. И волью по четыре капли Бубонной настойки в каждую! — Так это ты придумал тот рецепт? Я догадывался. Бубонная настойка, говоришь? — он помрачнел. — Наши сокурсники вовсю пользуются твоим шикарным изобретением. Сперва у жертвы синеют предплечья, потом губы и ноздри… лимфатические узлы опухают… А ты злой человек, Северус Снегг. — Я всего лишь выполнил заказ, — сухо парировал я. — Разборки этих баранов меня не касаются. Если не хочешь превратиться в синий шар, не раздражай! — Вечно ты взвинченный какой-то, — нижняя губа, кажется, дрогнула. — Говори, зачем звал, Северус. Тут холодно. — Герпий. Он у меня. Лучше конфет, не так ли? — Книга… Он замер. Оглянулся. Сделал пару шагов в мою сторону. Остановился. Дернул платок на шее. Покрутил за концы, потянул, развязал. Я ждал. Что, жарко стало? — Ну, так и будешь играть в соляной столб? Забирай и проваливай. Как соберешься вернуть — дай знать, только не затягивай. Не вздумай меня подставить, Блэк. Я рискую из-за твоей нелепой хотелки, учти. Малфой должен получить свою драгоценность назад в целости и сохранности. Понятно? — Конечно… Сейчас, — он скинул с шеи фиолетовую тряпку и взмахнул ею. Оказалось, это и не платок вовсе, а тонкий мешочек. — Клади сюда. Только быстро. Северус? — Да? — я приблизился и недоверчиво пощупал платок-мешок. Что за штука? — Ты ведь читал?.. — Ага. Он с трудом натянул ткань на увесистый фолиант. Раз — и платок повис в руке между средним и указательным пальцами. Складки чуть переливались. Книга… исчезла. «Понравилось? Занимательно, правда?» — спросил он негромко. Подул холодный ветер. Зачарованная вещица трепыхнулась и опала. Никаких мрачных древнемагических книжек. А была ли вообще?.. — Не понравилось, — осадил я. — Вся эта литература годится лишь для колдунов из прошлого. Или очень могущественных магов. Для Темного Лорда. Тебе-то она зачем? Скажи правду, — неохота было издеваться или давить. Пусть просто поделится… объяснит… ведь всё не так просто! — Блэк, мне не интересны секреты книженции. Мне интересно, какую пользу собрался извлечь из нее ты. — Интересуешься мной? — что-то странное мелькнуло в его взгляде. Что-то… опасное. — Это ново. Но ты не окончил чтение, так ведь? Едва ли дошел до середины. Может, к лучшему. Прости, пока я не могу ответить. Рано… наберись терпения. — Сегодня я и так чересчур уж терпелив! Черт с тобой, — я стряхнул неловкое оцепенение и собрался уйти. — Делай, что задумал. Но книгу верни поскорей. Ну, бывай… — Постой. Пожалуйста, повяжи. Тут нет зеркала, а я не хочу выглядеть подозрительно. С-сам понимаешь. Мгновение назад я уже устремился в тепло. Но тут ноги точно к земле приросли. В голове ухнуло, и забил гигантский колокол — бам-бам-бам. Словно там бесновалась часовая башня Вестминстерского дворца. Это оно! Оно! Мерлин всемогущий, ты ли почтил своим присутствием этот дворик?! Что делать, что делать?! Какая удача, нет-нет, я спугну его… он поймет… Или не догадается? Но не может ведь знать! Откуда ему?! Изо всех сил борясь с мимикой, я медленно — очень медленно! — склонил голову вбок. Повернулся. Блэк молча протягивал фиолетовую тряпицу. Та едва заметно колыхалась. Попался, голубчик! Наверно, я все-таки оскалился в нелепой улыбке. — А туалеты на что? Ну и ленивая же ты задница. И как только справляешься без домовых эльфов? — сказал я нараспев. Спокойно! Без спешки… — Ладно уж, так и быть. Ты прав, черт возьми. Береги книгу, не облажайся. Я поднял воротник белой рубашки. Расправил невесомый платок. Накинул на шею. Блэк не шевелился. Я сложил два конца тряпки вместе. Пальцы начинало покалывать. Но он будто и не ощущал того же холода… Теперь чего? — Надо вот так, — Блэк бестолково взмахнул руками. — Ну, слева направо… потом подогнуть… Будто галстук, ясно? Я переплел между собой концы и… с силой затянул. Блэк округлил глаза. — К темному из света, к светлому из тьмы… от имени своего к твоему, Регулус Арктурус Блэк, обращаюсь, — руки затряслись, но я не ослабил хватку. — Велю услышать меня, велю подчиниться и… — Северус, нет! — он вскрикнул, попятился. Углы платка будто отяжелели, из тканых стали свинцовыми. — …и хранить меня, и следовать за мной, и беречь меня от магии, от огня, от меча, от силы враждебной и чужеродной, от всякого злого слова, от всякого недоброго умысла, от каждого смертоносного деяния… Блэк повалился, но я не разжал пальцы, попросту не мог! Так что рухнул следом — прямо на него. «Как ты смеешь, прекрати сейчас же!» — …деяния! Отныне и навсегда, пока смерть не разобьет это заклятие, — просипел я последние слова. Узел вдавился в шею. Снежинки, эти мерзкие белые точки, жалили и холодили онемевшие руки. Но вдруг их обдало жаром. Я стиснул зубы — больно, ужасно больно! Об этом никто не предупреждал… Блэк ударил по уху. Но что это по сравнению с огнем ритуала? Черт, черт, черт… ожоги останутся как пить дать! Проклятый щенок пнул в ребро коленом и затих. Мы лежали, тяжело дыша. Всё? И как я узнаю, что сработало?.. — Ты мерзкий лживый полудурок. Я не чувствовал вины. Но отчего-то густо покраснел. Дерьмо! Да ладно, он и так ходил за мной, как привязанный… Подумаешь! Ох, мои пальцы… — Снегг, ты подписал себе смертный приговор, — хрипло рявкнул Блэк, цепляясь за удавку на шее. — Ты покойник… — Что, отомстишь? — криво усмехнулся я, переводя взгляд на небо. Всё белым-бело. Ни намека на солнце. Падали неспешные снежинки. Ха, красота! — Во сне пришьешь? Теперь ты — ручной зверек. Считай, плата за помощь с книгой… — Небезызвестные чары. Но ты кое-что упустил. Они работают в оба конца, — он уже не повышал голоса, не паниковал, а говорил на диво спокойно. — Я в беде — ты спасаешь. Ты в беде — спасаю я. Зачем?.. — Не, Блэк. Мне и без тебя хорошо. Ты мне безразличен, дружок. Эта ловушка… — Глупец. Я же обещал помогать, Снегг! Помнишь? Видимо, привычка никому не доверять сыграла с тобой злую шутку. Решил подстраховаться, да только перестарался. Ничего не смыслишь в людях… Не умеешь слушать и читать между строк. Как мало ты понимаешь окружающих, так же мало понимаешь и себя самого. Мне тебя жаль, — по движению я догадался — он поднимается на ноги. — Хороший п… подарочек, ничего не скажешь… Лучше уж к… конфетки с беленой, Северус Снегг. Оставшись в одиночестве, я смотрел на снегопад. Крошечные точки приближались. Ложились на лицо. Жгли глаза. Замирали на ресницах. Руки опять заледенели. Я думал. Но вяло, нехотя. Сделал… ну и сделал. Теперь уже ничего не исправить. Если я что-то значу для него… по-настоящему… это заклинание — договор, вечная неизменная защита. Я же правильно поступил?.. Римма: Вот оно, утро мечтаний! Пусть скорее кончатся уроки! Путанная и трудная трансфигурация, взрывоопасное зельеварение, древние руны — ну и темы пошли, черт ногу сломит! Да, как только наступит вечер, мы с Сириусом… Наивная Прим. Какая-то подлая задница испортила сладкий праздничный обед. Грибной суп-пюре на глазах запузырился, разбух, порозовел… стал похож на зефир… с шипением полез из супниц… Кто-то обжег руку. Кому-то ошпарило коленки. Пудинг на столе когтевранцев заискрился. Булочки и круглые кексы с малиновой начинкой вспыхнули. Драже запрыгало прочь, орешки покатились по полу. Шоколадные конфеты… василиска мне в друзья, лучше и не вспоминать! «Мистер Поттер…» МакГонагалл хотела крикнуть. Обругать или призвать к порядку мародеров, бессовестных хулиганов. Но осеклась. Да-да, небывалое: моя милая учительница перевела взгляд на стол слизеринцев. Наглые улыбки! Хитрые рожи! О Мерлин! Они даже не таились, не старались замести следы. Нежно-розовая скатерть, расшитая бледно-изумрудными змейками, была чиста! Ни капельки подливы. Ни единой макаронины. Ни пюре, ни клякс сока… Никаких следов разрушения… их работа! И они, старшекурсники, смотрели на нас с вызовом. «Что, съели? Потеряли хватку, а? Как вам такое?» «Уроды конченые!» — заорал Джеймс. Хотел вскочить, броситься с кулаками на нарушителей порядка… про волшебную палочку и думать забыл… Но Лили остановила его. Лисичка вцепилась в школьную мантию Сохатого — не смей! Не подводи МакГонагалл! Среди хлопков, стука, скрипа скамей, гневных вскриков, задушенного смеха, мы не сразу приметили Хагрида. Сейчас это кажется выдумкой: как такое возможно? Великана да не заметить! Но все наши мысли были о том, как уничтожить взбесившийся суп. Как уберечь от ядовито-розовых капель малышню. А Хагрид тоже нуждался в помощи! Кто-то поджог сторожку и раскидал по всему огороду петарды! Метался, точно подстреленный заяц, Слизнорт. Наконец он догадался собрать и вывести из Большого зала весь змеиный факультет. Ребята и девочки шли за деканом, словно арестанты… Я знала, Сириус Блэк знал: виновников пятеро, шестеро… Но остальные ни при чем! Мародеры разделились. Луноглазый кинулся помогать взрослым, староста-Джеймс похватал младших учеников, Питер помчался к Помфри, а я и братья Пруэтты — за Хагридом. Слезы застилали глаза. Туман, горечь, злость… вой внутренней Волчицы. «Почему вы, люди, как звери?» Хватит спрашивать одно и то же! Если бы я знала! * — Римма, не так быстро! — Мелкая, а шустрая такая… черт возьми… — Фабиан сплюнул, поскользнулся, выровнял шаг. — Гидеон! Гляди! Нас нагонял Эдвард — стремительный и ловкий. Что-то черное моталось в клюве из стороны в сторону. Я вытянула руки и поймала шерстяную мантию. Еще две упали на головы мальчикам. «Спасибо!» Хагрид сопел и отдувался. Едва переводя дыхание, бросил: — Огня-то не боитесь? Вы, ребятки, умники. Сейчас поколдуете, порядок наведете… Снег-то всё укрыл, а толку… Огонь магический, и курице ясно. Так-то… вот… — Ничего, ничего, всё сделаем в лучшем виде! Фабиан опередил меня. Первым увидел зарево. Огонь не распространялся, не спешил перекинуться на ближние деревья. Сжирал лишь маленький дом. Так, будто невидимая грозная длань положила на крышу жаркий лиловый цветок. Близнецы в один голос присвистнули. «Вот дерьмо!» — «Смахивает на мародерскую работу… Кто-то, Люпин, крадет ваши фокусы!» Да я уж заметила… Утомительная борьба отняла не меньше часа. Всё это время я думала лишь об одном. Брат Сириуса. Участвовал ли во всем этом Регулус? Я искала его глазами — там, в Большом зале. И не нашла. Как и Снегга. Куда испарились эти двое? Загадка. Наконец потоки воды из палочек сбили огонь. Или огонь сам решил: довольно? Братья засобирались в замок. Хагрид благодарил, но гнал обратно и меня: нечего, Римма, девочка, возвращайся! Но как его бросишь? Пес Лучик — жалкий, грязно-белый, с маленькой бородкой и грустными глазами — крутился рядом и плакал. Хагрид сунул его за пазуху. Отправился разгребать завал из почерневших досок. Я помогла еще немного, но небо быстро темнело. «Иди же, Римма, не тяни. Не боись, я туточки еще поскребусь и в Школу. Спать-то нынче в замке придется… Ох, беда! И где же господин директор-то пропадает? Ладно, не нашего ума это дело.» Я медленно плелась в гору. Вальравн появился вновь — взволнованный. Пощелкал клювом, подставил спину. Нет, дружок, не стоит. Сама дойду… Кажется, он понял. — Лети лучше к Сириусу. Правда, Эд. Знать бы, как там ребята… И Дамблдор… Дамблдор случаем не вернулся? — вальравн не отвечал, и я тяжко вздохнула. — Шуруй, шуруй, через полчасика буду. Не беспокойся обо мне. Он крукнул в последний раз. Толкнулся от земли массивными лапами, взмыл в воздух. Прозрачно-синее небо словно светилось. И чем ниже, тем становилось ярче, краснее. Обещает заморозки? Молодая луна, ополовиненная, неопасная, висела над Хогвартсом. Я прибавила шагу. Тропка в снегу кончилась. Кое-где теперь темнели камни подъездной дороги. Той, что вела к волшебной деревушке. Скорей! И тут под ногой что-то хрустнуло. Всю-всю-всю. Всюду тень. Тень-тень-тень и пить-пить. Всюду смерть. Всюду смерть. Неприятный сон заволновался в памяти. Всплыл. Заставил поежиться. — Это... Мерлиновы кальсоны, и кто додумался разбросать здесь ингредиенты в колбах? Что за нелепица! В сумерках было явственно видно: снег оросила какая-то синяя жидкость. Один из стеклянных осколков воткнулся в подошву. Я задрала ногу. Попыталась выдернуть осколок и поранила палец. Тьфу, ну и олухи! Недотепы… и я хороша: нет, чтоб осветить дорогу люмосом… Я избавилась от помехи. Смахнула разбитый бутылек чарами. Не хватало, чтоб еще кто-нибудь наступил! Сунула палец в рот и поспешила к высоким дверям. На ступенях голова слегка закружилась. Но было плевать. Сириус! Всё ли в порядке? Сириус: Мы сдвигали столы, заклинаниями возвращали на места скамьи и стулья. Слизеринцы просачивались в Большой зал по одному — проклятые зассыхи! Чтоб им пусто было… Чтоб этого Снегга с дружками гиппогрифы сожрали, переварили и… Я давно подозревал: ублюдок выйдет сухим из воды. А он на руку не чист, отсохни мой хвост, если это не так. К примеру, вредоносные зелья. Кто еще мог такое придумать? Допустим, он не участвует. Но поставляет однокурсникам разные снадобья. У них мозгов бы на такое не хватило! Раньше нужно было его прижать, теперь поздно… Я обернулся и заметил Прим. Раскрасневшееся лицо, улыбка до ушей… Я и сам заулыбался, как идиот. Как мог сдержаться? Она давно просила перестать ее опекать. Что ж, надеюсь, я не переусердствовал? — Как ты?! Наш здоровяк уже не плачет? Эй, Прим, я собирался прийти, особенно после возвращения Пруэттов, но МакГи… — она не дала мне договорить. Обняла и шумно засопела в шею. «Помолчи, а? Бродяга, мебельный декоратор…» — Я не украшательствами тут занимался, — возмутился было, но мягкие прикосновения светлых волос… И запах — костра, снега, мокрой шерсти, настойки… Настойки?! Спирт? Пустырник… нет-нет, что-то другое… Едва различимый, но неприятный аптечный аромат. Дух подземелий, класса зельеварения, беды… Белена? Она отстранилась, посмотрела настороженно. Я схватил подбородок Прим, поднял ее голову… Что первое? Пальпация? Цвета нет. Просто кожа… кожа… «Сириус, в чем дело? Бродяженька?» В глазах мелькнул испуг. — Покажи руки, — хриплый голос испугал и меня самого. — Прим! К нам подбежал Джим. Нарисовались Эванс и Пит. Но все мысли были лишь об одном: синие пятна. Синие пятна на кистях ее рук. «Мадам Помфри! — заметалась Лилс. — Мадам, мадам! Где она?» — Слизеринские свиньи… Лови Прим, — отрывисто приказал я Джеймсу. Послушается ли? «Нет-нет, Бродяга! Это вышло случайно! Никто нарочно не…» Всегда! Каждый раз это происходило «не нарочно»! Раздувшиеся пальцы, бугры за ушами, мертвенно-бледная синева… Всякий чертов раз Слизнорт ныл и выгораживал свой факультет! Защищал Крэбба, Эйвери, Кэрроу и горстку других гадов! Виновник не пойман… А здесь нужны особые доказательства?! В Большой зал прокрался Снегг. От ярости я различал лишь силуэт. Нечто черное. Бесформенное. Аморфное и ненавистное. Сегодня Прим. А кто назавтра? Регулус? Он успел выхватить палочку. Заклятье полоснуло мою руку выше локтя. Что, хочешь сыграть в волшебников? Ты, слабак! — Бить тебя — сомнительное удовольствие! — проорал я. Где-то на заднем плане бушевала мадам Помфри. Но ученики затаили дыхание. — Я тебе голову размозжу! Давай по-твоему, идет! — он не ответил, а швырнулся новыми чарами. Я выставил щит. — Ты, зельевар козложопый, совсем обнаглел?! Это Хогвартс! Как насчет уважения к древним стенам? Остолбеней! — Инфлэтус! — Инкарцеро! — Вердимилиус! — Протего! Импедимента, — я не был дураком. Мои чары должны были обездвижить Снегга. Опозорить. Лишить возможности колдовать. Он же хотел покалечить. Что ж, была не была… — Баубиллиус! Яркая вспышка шарахнула о дверной косяк. Рассыпалась искрами, опаляя плечо неприятеля. «Сектумсемпра!» Он метил в голову, точно, но промазал. А если б попал?.. Что за чары такие? Последовали еще несколько залпов. Я уже не хотел дуэли. Тем более, такой неправильной… ни тебе приглашения, ни ритуального приветствия… Ха, а Снегг не меньший мародер, чем все мы. Но в отстойном смысле! — Левикорпус! Меня рвануло назад, поволокло по полу. Снегг кинулся вдогонку, даже палочку куда-то задевал. Навалился сверху, и скула вспыхнула от боли. Без сомнения, зал давно наполнился зрителями. В глубине мятежной души я знал — МакГи среди них нет. Бедная старенькая кошечка, как бы она огорчилась… Никто не рвался нас разнимать. Каждый видел в этой стычке окончание месячного дебоша слизеринцев. Развязка! Кто бы ни победил, после такого вмешается само Министерство. А Прим могла бы отшвырнуть Снегга одним пинком. Когда б ее не держали Питти, Джим и Лилс. И я был им благодарен. — Придушу, щенок бешеный, — выдохнул Снегг. — Зубы сперва почисти, сукин сын! И следи за своими штанами! Мы покатились по полу. Руку удалось высвободить — ровно так, чтоб чарами откинуть соперника прочь. Дальше! Больше пространства! Нельзя проиграть! Потому что Гриффиндор. Потому что синяя отрава. Потому что Прим. Северус: Чертов хитрец, жулье! Волна горячего воздуха отбросила вбок, разделила нас. Ловкий прием! Но я ловчее, Блэк! Пока ты пренебрегал опытом своей семьи… пока якшался с до тошноты честными гриффами… Я готовился, твою мать, к этой стычке! «Сектумсемпра!» Уже без разницы, как сильно ты пострадаешь. И что за это будет мне. Да хоть изгнание, ссылка… Теперь жизнь в теплом замке ничего не стоит! Строится новый мир, и сейчас я мощу себе дорогу! Всё же одно заклинание угодило в цель. Я с триумфом глянул на быстро расползающееся красное пятно. Хорошая рубашечка, Блэк. И снова белый! Может, пора сменить фамилию? Впрочем, кровь смотрится великолепно. И заживать это дерьмо будет нелегко, по себе знаю! — Сдавайся! — прорычал я. — Поцелуй Салазаров зад! — он пошел по кругу. Я тоже. Зал поглотила тишина. — Блэк, какого черта лысого ты ко мне полез?! Объяснишься? — Ты состряпал Бубонное зелье, синюю отраву! А если бы кто-нибудь умер?.. Это твоя благодарность профессорам, сокурсникам, стенам, что дали кров? Или честь для Пожирателей — пустой звук? Людское море взволновалось. — Пожиратель?! Докажи! И что тебе известно о чести, изгнанный из рода отброс? — очень сложно было не ухнуть в пучину безотчетной ярости. Думай, Снегг, думай… Как же его завалить? Если долго тянуть химеру за хвост, профессора решат растащить нас… Уже шушукаются… Чего ждут? И вдруг — неожиданная, внезапная и непонятная херня! Блэк выкрикнул нечто наподобие «Дилигитус Максима». Перед моими глазами взметнулся алый вихрь. Что-то колкое, сухое, шуршащее, как листья, забило по лицу. Летучие мыши?! Бабочки? Бумага?.. Что за дерьмо? «С днем Валентина, Нюнчик!» Из-за яркого мельтешения я точно ослеп. Удар в пах прилетел неизвестно откуда. Боль, адская боль… Я повалился на пол, мечтая испариться, спрятаться. Провал, полный провал… Порубить Блэка на куски! — Фините Инкантатем! — Регулус, что ты делаешь?! Сердце в груди скакнуло. И зашлось. Я не мог открыть глаза, до смерти боялся убедиться в догадке, но в то же время мечтал… — Сейчас же отойди! — С… Сириус, не надо, пожалуйста, отступись! Достаточно! — Он навредил Прим! Из-за его варева куча учеников угодила в лазарет! Не смей защищать этого урода! Юный гений выискался! Должен смотреть. Я был обязан видеть эту победу. Маленькую и фантастическую победу над Блэками. Я разрушил их жизни! Великолепно! Белоснежный и зеленый против белоснежного и алого. Красный галстук, кровь, горящие глаза… Братья разойдутся и больше никогда не приблизятся друг к другу. Я, наивный, полагал, нет ничего важнее зелий и чар. Ложь. Этот эксперимент — лишь начало. Но, Мерлин и Моргана, как же болят яйца… — Ты умом помутился… Как ты можешь, Регулус? Пожалуйста… Слезы Блэка, о, как давно я этого ждал! Любая боль — пустяк! — Расступитесь. Дорогу! Римма: Мантия директора — невероятно бирюзовая, такая яркая и широкая, будто под ней прячутся еще два Дамблдора. Он торопится по коридору. Свободные одежды развеваются. МакГонагалл едва поспевает следом. Я больше не могу ждать и вырываюсь из Джеймсовых объятий. Сириус, Сириус, Сириус… «Прекратить, немедленно!» Блэк не слышит. Отворачивается от брата и цепляется за мои плечи. Липкая кровь пропитала рукав рубашки. Он почти падает, но я же здесь! Здесь! «Бродяженька, милый, директор пришел… Теперь всё будет хорошо, эй, не смей отключаться! Сириус? Рег не хотел… у него не было выбора… Вы еще поговорите, всё прояснится, вот увидишь! Сириус!» Он оседает на пол. Хочу окликнуть Помфри, но горло будто сдавливает рука-невидимка. Бросает в жар. Я падаю на колени. Наши пальцы переплетаются. Его — алые от крови, мои — синие… как чудо-кораллы, ветви диковинных деревьев. Я вздыхаю — это всё? Валяется на боку Снегг. Лежу я — как спокойно, как хорошо! Сириус рядом дышит часто и тихо. «Когда будет дописан последний холст и засохнет последний тюбик белил, И последний художник закроет глаза, ибо отдых он заслужил…» 17 июня 1978 г. Сириус: — Фрэнк Долгопупс, Гриффиндор! Он бодро чешет по проходу. Взлетает по ступенькам к кафедре. Снимает алый колпачок — смешной убор. Никогда больше их не наденем! Но какая же это трогательная часть нашего костюма… как ни крути. Алисины глазки блестят. Хлопают в ладоши девчонки-когтевранки за соседним столом. МакГи широко улыбается. Вот Фрэнки возвращается, плюхается на скамью. Пергаментный свиток в смуглой руке хрустит радостно и торжественно. — Сириус Блэк, Гриффиндор! Знаю свое имя. Помню слова Прим. «Ты — Блэк! Хочешь или нет, всегда им будешь. Ты — наследник древнего рода, благородный и преданный друг, честный и открытый. Сириус, ты можешь поднять голову повыше. Гордо носить свое имя! Не бояться прославить его добрыми делами, не осквернить его и не обесчестить.» И я стану таким, точно, раз самые прекрасные глаза на свете видят во мне это. Милая, я буду стараться. Милая, увидишь, я больше никогда не вступлю в бой с неравным. Лишь с тем, кто сильнее меня. «Поздравляем и просим принять этот документ…» А я всё смотрю и смотрю на девочку-вервольфа. Мы продирались сквозь кусты, высокую траву и колючки, падали и попадали в ловушки, плакали, смеялись — весело и беззаботно, — пели и играли на фортепиано, писали письма — множество самых разных писем! — и стихи. О Мерлин, как мало успели! И сколько хорошего впереди. Знобит, и я мелко дрожу от счастливого предвкушения. На мгновение касаюсь пальцами сухих пальцев господина директора. Ха, что это? Не проведешь! Знаю я эти лукавые смешинки в глазах. «Удачи, Сириус, мой мальчик.» — Примроуз Люпин. Гриффиндор! Ее шейку обхватило бледно-синее кольцо. Последствие того ужасного отравления. Теперь навсегда. «Ты очень красивая. Самая красивая.» Она идет быстро и легко. Поднимается по ступеням. Что старик говорит ей на ухо?.. Очередь дошла и до Слизерина. Одна, две, пять фамилий… и Слизнорт убирает список. Нет Снегга. Нет Нотта, Крэбба, Мальсибера… Старик, шепчи — не шепчи, а ты упустил их. Чем это обернется, а, седовласый мудрец? Несчастьями? Как знать. Ученики гомонят, оставляют насиженные места. Жмут друг другу руки, болтают, выкрикивают поздравления. Так-так, есть и у Сириуса Блэка последнее неоконченное дело. — Подожди, волченька, сейчас… Прим замечает в моих руках памятную вещь. Артефакт вчерашнего ученика. Понимающе кивает. О, это важно! Шалость на прощание, да? Минерва была и врединой, и занудой, и занозой в заду. Но никогда, никогда не была плохой учительницей. В этом не стыдно признаться: я… полюбил ее? Буду скучать? Благодарен? — Профессор… Ух, этот строгий взгляд! Я нелепо хмыкаю. И она тоже расплывается в улыбке. — Что такое, профессор, за мной числятся какие-то неотработанные проступки? — Уже нет, мистер Блэк. Что это у вас? — Ваш лучший педагогический эксперимент, профессор. И я отдаю ей синюю тетрадь.