cause you are my terminal station

— блять, — тэхен отхаркивается красноватой сукровицей на затертый кафель цвета аквамарин, цепляясь заиндевевшими, отчаянно побелевшими от напряжения, суставами в загаженный и пожелтевший от мочи и времени ободок унитаза. легкие крутит сраной мясорубкой, и гланды, кажется, вот-вот вывалятся изо рта вместе с соленой кровяшей за ненадобностью. желудок крутит тоже, а отросшую серую челку можно выжимать. тэхену сильно хуево, и это длится уже несколько часов. на отходах всегда так. его каждый раз говенно размазывает по этому старому заплесневелому кафелю и все, что он может — привалиться своей тупой и чугунной от постоянной мигрени головой к ближайшему косяку и просто попытаться продержаться еще сегодня. только одно сегодня, обещает себе тэхен. он думает, что господь его явно за что-то ненавидит. еще и очень сильно, раз настолько испытывает его жалкое подобие существования на прочность каждый ебаный раз. то есть, не то, чтобы тэхен хотел что-то доказать несуществующему чуваку с прической хипаря, который по его скромному мнению довольно очевидно травит его жизнь. только не существу, которое придумало аэротрубу и обратное сальто, но все равно зачем-то каждый такой гадкий раз скалит ноющую от напряжения пасть и показывает небу средний палец. не сегодня, старый обмудок. пошел ты нахуй. за стеной звучно громыхает. тэхен думает, что в принципе, как-то так и выглядит ситуация с его душевной организацией, — печально и потрачено. у него снова першит желчью в раздраженном горле и он теснее притирается к фаянсовому дружку чтобы смачно сблевать остаточную жидкость, вместе с соплями. ну и денек, хмуро думает тэхен. от слившихся с унитазом пальцев, тянутся следы его булимических похождений. он несколько раз плюет в отвратную жижу цвета говна и недавнего ланча и едва не ломает себе к херам череп, пока пытается умыться хлорированной водой разогретой до двадцати градусов. так иногда бывает — его относительно новый дилер подкидывает ему странную дурь, очевидно забывая, что тэхен не только профессиональный торчебос, но еще и мастер спорта по детскому алкоголизму, а потому в очередной раз спускает кишки и не успевшую перевариться еду вниз по смыву. он раздраженно дергает рукав не по размеру огромной, замочаленой домашней футболки и выдыхает сквозь плотно стиснутые зубы — из предназначения снова течет, как из ебучего шланга на огородике. так иногда бывает — чонгук трахает других, и тэхен ловит рандомные обмороки, подозревая у себя начальную стадию анемии. и чаще всего, вот как прямо сейчас, он даже имеет счастье слышать сам процесс. за стенкой орут так, будто ебут кувалдой. от мыслей об этом, он снова сгибается над толчком, но из глотки не выходит больше равным счетом ничего. тэхен думает, что его все это очень сильно заебало, и что такими темпами член чонгука прикончит его даже раньше чем он себя самого. радует одно — он перестал резаться за ненадобностью — его и так перекручивает несколько раз в неделю от того, что чонгук снова, в очередной блять раз, не может держать свои гормоны и причиндалы при себе. он клеит на имя, которое нельзя называть, медицинский пластырь и откупоривает бутылку белого сухого вина, чтобы просто нахуй забыть это все: чонгука, предназначение, университет, себя. себя тэхен хочет забыть больше всего. — глубже! — высоко стонут там, за стенкой, и тэхен давится своим двенадцатипроцентным так отчаянно, что реально готовится отойти на тот свет. он слышит их настолько отчетливо, что хочет попросить быть потише, но чонгук, у которого конечно же другие планы на этот счет, видимо скручивает этого кого-то там, в бараний рог, и дает то, что тот так плаксиво просил несколькими секундами ранее. тэхен невольно думает какого это — трахаться с чонгуком. наверное классно? у него незаконно красивое тело, широкие плечи и крепкие руки, покрытые сеткой голубоватых вен. красивое хмурое лицо, которое наверняка становится еще агрессивнее во время секса, и крошечная точка-родинка под каймой вишневых губ. у него пушистая отросшая челка, и болтающиеся длинные серьги в обоих мочках, которые наверняка неприятно холодят его партнерам шею на контрасте с раскаленной, по ощущениям до сотки по цельсию, кожей. плотный, удушающий как пуховое одеяло, запах жженого сандала и исходящий из всех щелей концентрированный тестостерон, который просто укладывает тебя нахер на лопатки. вереница неприличных татуировок, которые тэхен бы обязательно вылизал, буквально каждую из них, будь у него такая возможность. господи. блять. он сует руку под резинку домашних штанов и там горячо как в ебучем аду. и мокро. там так блять мокро только от мыслей. ебучих мыслей о сексе с чон чонгуком. блять, господи. тэхен хочет, чтобы господь успокоил его душу. либо успокоил, либо катился нахер. потому, что у него уже буквально нет никаких сил. он просовывает руку еще дальше, и думает, что он на дне. на долбанном дне, иначе как еще объяснить тот факт, что он трахает себя пальцами, пока чонгук самозабвенно трахает кого-то еще? низ живота гадко крутит судорогой, и тэхен уже знает что будет дальше, чувствует, как предвкушающе поджимаются яйца — он ловит липкий камшот ладонью, и отключается от реальности, уже не слыша, как за стеной низко рычит чонгук.