Дурачок

Какаши попытался встать и не смог. Все тело ныло, но до настоящей боли, а о ней он знал не понаслышке, было еще далеко. Он осторожно выдохнул и внезапно зажмурился из-за острого спазма. Он задыхался. Было такое чувство, что воздуха становится все меньше и меньше и он, словно выброшенная на берег рыба, то и дело открывает рот, чтобы только сильнее иссушить внутренности. Но опять же, не было боли, и Какаши был готов благодарить за это всех богов, каких знал. Отец, правда, даже не смотря на то, что был явно занят, сразу заметил, что ему плохо. При нем же достал телефон и, набрав Нэндо, приказал тому готовить машину, чтобы отвезти Какаши в клинику. Это было ожидаемо. Так было всегда, когда у Какаши случались подобные обострения, но в этот раз он в клинику решительно не хотел. — Я останусь дома. Отец, уже убравший телефон в карман, посмотрел на него с явным удивлением. Замешкался на секунду в дверях, видимо, ожидая, что его вот-вот опять позовет Сейро, но решив, что время еще есть, подошел к его кровати и присел на нее. — Это не тот вопрос, где можно позволять чувствам или эмоциям брать верх. В клинике Цунадэ будет рядом и сможет сразу помочь, если боль усилится или вдруг случится приступ. Ты же сам знаешь… — Мне не больно, — увидев недоверие во взгляде отца, увереннее добавил, — и приступа не будет. Я чувствую. Мне будет лучше, если я останусь дома. Сакумо устало вздохнул. — Хорошо. Я вызову… — Не надо. — Какаши… — Не надо вызывать работников. Не хочу чужаков. Сакумо придвинулся ближе и положил руку ему на плечо. — Так нельзя. Кто-то должен готовить и присматривать за вами. Какаши был непреклонен. — Пусть присматривают снаружи! А насчет остального, ду… то есть, — Какаши судорожно пытался вспомнить имя, — этим займется Ирука. Как раз в этот момент тот появился в дверях. В руках он держал небольшой поднос с маленьким фруктовым ножиком и яблоками. — Ну и почему так долго? — Какаши заметил его раньше отца. Дурачок смутился. — Я проверял яблоки. Какаши это заметил. Все яблоки были «продырявлены» ножом. Видимо, он пытался узнать испорчены ли они также, как и те, что его так напугали раньше. Сакумо удивленно переводил взгляд с одного на другого. — Но… обед… — Ирука приготовит омлет и что-нибудь еще. Он может. Ирука на это оживился. — Да, я могу. Окаасама меня учил. — Он подошел ближе к кровати и положил поднос на тумбу. — Только продукты нужны. В холодильнике их не так много осталось. Сакумо опять вздохнул. Эти щенки… — Хорошо. Пусть будет по-твоему. Вдруг внизу раздался рассерженный голос Сейро: — Сакумо! Где тебя носит?! — Сейро звучал крайне недовольно, и несколько секунд спустя послышались его торопливые шаги по лестнице. Когда он вошел, Какаши даже приоткрыл рот от удивления. Тот был в полной боевой амуниции, включающей в себя даже специальный бронежилет и танто. Сейро наскоро кивнул Какаши и обратился к Сакумо. — Всё готово. Нагимото уже приехал со своими, так что мы поедем вместе. Хо на подходе. Остальные ждут на месте. Тебе лучше поскорее переодеться. Сакумо сжал кулаки. Повернулся к Какаши. — Код опасности: красный. Ворота будут под напряжением, вся территория оцеплена. Из охраны оставим людей во дворе и выпустим всех собак. Какаши кивнул. Это… немного пугало, но он быстро подавил в себе это чувство. Он ведь не какой-нибудь трус. Что бы не происходило — все будет хорошо, он свято верил в это. Главное, чтобы клан вернулся назад в целости и сохранности, а остальное не важно. Когда они ушли, Дурачок подложил ему подушек под спину, и Какаши, вытянув шею, мог видеть через открытое окно, как отец, в той же амуниции что и Сейро, выходит из дома и садится в машину Нагимото. Все члены клана и их люди были вооружены. Какаши, не желая больше смотреть, как они уезжают, откинулся на подушку. Во дворе сновали собаки и люди. Какаши слышал их. Что-то страшное грядет… День проходил медленно и спокойно. Дурачок, подтащив стул к кровати, аккуратно чистил и нарезал яблоки. Было видно, что ему это нравится. К сожалению, ему то и дело приходилось выходить из комнаты: то для того чтобы выкинуть мусор, то чтобы еще яблок принести, то за тряпкой, чтобы вытереть заляпанную тумбу. Какаши это не нравилось. По правде сказать, он боялся. Зная свое тело слишком хорошо и не ощущая боль при такой слабости, он чувствовал себя очень странно. Неизвестность ему никогда не нравилась. Единственное чем он мог это объяснить — это Дурачок. Его присутствие как-то влияло на боль и приступы, отдаляя их, и он никак не мог понять почему. Но, здраво рассудив, что не обязательно знать как работает лекарство, чтобы оно тебе помогало — просто требовал его постоянного присутствия рядом. Ближе к обеду он даже смог заснуть. Сердце колотилось как бешеное, пульс набатом стучал в висках. Кровь… кровь повсюду. Он резко проснулся и, весь вспотевший, приподнялся на локтях. Господи, это просто кошмар. Отдышавшись, он замер. Было тихо. Слишком. Повернув голову в нужном направлении, застыл в немом ужасе. Окно было открыто. Это был не сон. Вся та кровь вокруг, что ему снилась… это запах со двора… Вдруг раздался взрыв и кто-то ворвался в дом. Чужаки. Двое. Схватил фруктовый нож с подноса и ринулся на первый этаж, в кухню, где, судя по всему, находился дурачок. Они должны успеть попасть в холл. Там до них никогда не доберутся. Быстрее. Быстрее! Быстрее!!! Сил не хватало, и он, запутавшись в собственных ногах, просто покатился с лестницы. Уже оказавшись на полу, приподнялся на локтях, ухватился за перила и попытался подняться, но не успел. Сильный удар ногой в живот выбил весь воздух из легких, и он практически отлетел к стене. В глазах потемнело, а во рту появился привкус крови. Услышал крик дурачка, утонувший в шуме звонкой пощечины. — Закрой рот, блядь! — Последовала еще одна пощечина, и дурачок, которого крепко держали за волосы и для пущей надежности трясли из стороны в сторону, уже не пытался ухватиться руками за держащую его руку, чтобы уменьшить боль, а только закрывал лицо руками, чтобы избежать следующего удара. Тщетно. — Прекращай. Сучонок нужен целым и невредимым. — Да ладно тебе, насколько я помню, подобная речь шла только о его заднице. — Первый, с забинтованным лицом, на это только рассмеялся. — Что верно, то верно. Так-так, и что это у нас тут? — Он подошел к сползшему по стене Какаши и наклонился. — Ох и напугал же ты нас, малец. Я уж было решил, что нас провели и твой папаша здесь. — Пора сваливать. Мы и так задержались из-за этой дряни. — Бритоголовый потряс рукой, в которой кулем висел почти бесчувственный дурачок. О том, что он до сих пор в сознании, говорили только напряженные руки, которыми тот все еще закрывал лицо. — Да погоди ты! Всегда было интересно посмотреть на сынка Сакумо, — он схватил Какаши за подбородок и поднял его лицо. — Так вот ты какой… Ой, какая жалость, правый глаз совсем заплыл. Ты что, с лестницы упал что-ли? — Вкрадчивый голос тут же сменился громким смехом. Уже отсмеявшись, обратился к напарнику: — Эй, Рино, ты тока глянь. Такое чувство, будто эти клановые чуть ли не почкованием размножаются. — Блядь, да кого это ебёт? Сваливаем отсюда нахуй и побыстрее. — Отъебись и не торопи меня! — Голос забинтованного был обманчиво спокойным. — Скажи, — он придвинулся к лицу Какаши и, наклонившись прямо к его уху, продолжил шепотом: — А это правда, что ты убил омегу, который тебя понес? — Какаши пробила дрожь от того восхищения, которое было в голосе. — Говорят, ты сожрал его прямо изнутри. — Я не знаю, — голос дрожал из-за боли, — но я знаю, что сожру тебя. Он дернулся вперед и, вцепившись зубами в чужое горло, быстро вытащил фруктовый нож. Если бы только не было всей этой экипировки, можно было бы ударить в промежность, но удача была не на его стороне с самого рождения. Быстро оценив бреши в защите, замахнулся на лицо в попытке попасть в глаз. Промазал. Успел сделать еще два рваных удара, пока ублюдок не пришел в себя и не скрутил его, выбив оружие из ослабевших рук. Если бы у него были хотя бы клыки… Какаши почувствовал, как тот встал, видимо, пытаясь остановить кровь, и спустя мгновение услышал крик дурачка вперемешку со слезами: — Не надо! Не трогайте его! Все вокруг потемнело от боли. Его били ногами. Внезапно удары прекратились и он, неспособный даже пошевелиться от боли, услышал прямо у своего уха свирепое: — Мелкий ублюдок! Погеройствовать решил? — Рейсо обернулся назад и скомандовал: — Блять, Рино, закрой ты уже пасть этой мрази — стали слышны звуки ударов и тихий скулеж дурачка. Какаши почувствовал как его приподняли и, оттянув к стене, сжали в тисках шею. — Ну раз ты у нас такой смелый, — в руках Рейсо, окровавленных из-за царапин на лице появился тот самый фруктовый нож. — Рейсо! Заканчивай, пора сваливать — Заткни свою пасть! Я уже почти все, — когда он поднес нож к лицу Какаши, тот попытался отклониться, но его сильнее схватили за волосы и резко впечатали в стену. Он зажмурился и почувствовал боль от пореза. Острая, она все опускалась и опускалась, — он попытался дернуться, но не смог. Дурачок, глупый дурачок, опять закричал. Опять звал на помощь и, только услышав звуки ударов и хриплый от крови кашель Какаши, понял, что помощь он звал не для себя, а для него. По щеке расплылось что-то жидкое и густое. — Ну вот и красота! — Отшвырнув Какаши словно тряпичную куклу, Рейсо поднялся на ноги и обернулся к напарнику. — А вот теперь сваливаем. Блядь, — подойдя ко второму пленнику, зачем-то уточнил: — Он хоть живой еще? — Да живой-живой. Упертая мелкая мразина. Пошли уже. Какаши чувствовал что они еще рядом, что они еще не ушли и знал, что никак не сможет им помешать. Он ненавидел их. Не так сильно как себя за свою слабость, но ненавидел. Если бы только здесь был отец или кто-нибудь из клана. Кто угодно, кроме Какаши, они смогли бы… А он нет. Он все глубже погружался в темноту, и даже тот свет, который он смутно видел сквозь веко подбитого ранее глаза начинал тускнеть. Вдруг все замерло, как будто кто-то нажал на паузу во всем этом кромешном ужасе. Какаши почувствовал как стена, до этого холодная и неподвижная, стала мягкой, скользкой и… и живой. Приступ. Он снова здесь. Сквозь силу попытался открыть уцелевший глаз и, сумев сделать это лишь с третьей попытки, поперхнулся стоном отчаяния, пронзившим все его существо. Мерзкие черви, они были повсюду. Ползли к нему, как к долгожданному десерту. На лице, под одеждой, в волосах. Боли было так много, что он ее уже не чувствовал. Единственное, что его тревожило — это время. Он уже давно понял, что здесь оно тянется иначе. Какаши попытался сдержать всхлип. Даже его смерть будет вечной пыткой. Опершись головой на кишащую червями стену, подумал о том, как будет горевать отец. Пусть он никогда не показывал своих эмоций явно, но Какаши точно знал, что для него это будет сильным ударом. А дурачок… О том, что произойдет с ним, он старался не думать, но не мог. Если бы только он не был таким слабым. Если бы… Левую щеку обожгло слезами. Он плакал так, как не плакал очень давно. Отчаянно. Что-то внутри, то что всегда давало сил и помогало бороться за свою жизнь дальше, постепенно затихало. Он больше не сможет выбраться отсюда. Туман вокруг сгущался все сильнее, превращаясь в зыбкую материю, скрывающую за собой ползущих к нему тварей. В ушах набатом отдавало их постоянное шебуршание. Тут и там, они падали то со стен, то с потолка, чтобы найти его. Чтобы похоронить его тут заживо, превратив в одну из этих стен, которые настолько сильно ими кишели, что Какаши даже не знал, действительно ли они сделаны из камня. Какаши, в попытке отогнать накатывающую истерику, оглянулся. Он знает эту комнату. Каждый раз во время очередного приступа, он оказывался почему-то именно в ней. Он попытался сравнить ее с комнатами в доме, чтобы хоть как-то отвлечь себя от тех мыслей, что делали ему больно. Гостиная? Нет, больше. Холл. Точно, она была похожа на их подземный холл, в котором хранились все реликвии их клана. Можно представить, что он сейчас там, а не тут. И что умрет он тоже там. У их огромного разгоревшегося камина в окружении древнейших свитков и оружия, украшенных их фамильным гербом. И еще… он шумно сглотнул, не позволяя себе опять заплакать… и еще можно представить, что Дурачок тоже там, с ним… Черви закрыли его уже практически по пояс. Какаши закрыл уцелевший глаз, чтобы окружающая действительность не мешала ему обманывать себя. Холл. Он в холле. Дома. Единственное, что мешало — это шум постоянного шебуршения маленьких скользких тел. Непрерывное, омерзительное, оно доводило его до дрожи. Но вдруг… Он замер и удивленно открыл глаз. Может, ему показалось? Нет. Звук повторился. Тихий и далекий, но все равно отчетливо слышимый. Как будто какого-то червя раздавили. Может, они так лопаются под собственным весом? Нет, тогда этот звук был бы повсюду. А может он просто сошел с ума? Опять! Какаши настороженно прислушивался. Все верно, звук усиливается. Он, в попытке хоть как-нибудь определить его природу, зажмурился, полностью отдавшись инстинктам, и тут его осенило. Кто-то идет сюда. Неужели?! Неужели все пройдет быстро? Теперь он уже отчетливо слышал тихие шаги. Время стало тянуться еще медленней. Какаши, вынужденный теперь то и дело закрывать глаз, чтобы не потерять и его, следил за проходом в комнату. Туман, напоминающий плотную завесь из савана, стал терять свои очертания, мягко рассеиваясь и пропуская чужака. Какаши не знал, как назвать его. Смерть? Или, или может он просто один из них — он судорожно стряхнул червя со лба, — может, он пришел, чтобы сделать ему еще больнее? Не важно. Главное, чтобы это быстро закончилось, он больше не может ждать. Какаши, прикусил губу, понимая, что не может его ни окликнуть, ни как-то обозначить свое присутствие. Сил не было даже на это. Только бы он не мешкал, а сразу закончил то, зачем пришел. Он был уже близко. Совсем близко. Уже на расстоянии нескольких метров, туман стал просвечивать сильнее, и Какаши, замерев от ужаса, признал в чужаке Дурачка. Побитого, истекающего кровью, постоянно утирающего слезы и все также упрямо двигающегося вперед. Какаши хотел было дернуться, крикнуть, хоть как-то показать что вот он, тут, но не мог и с отчаянием только смотрел, как дурачок, глупый дурачок, единственный кто мог бы помочь ему, проходит мимо. Нет… Нет… Это не может быть правдой. Он сошел с ума. Точно. Какаши вздохнул. Может… может, он так сильно пытался представить себя в холле, что теперь у него галлюцинации? Нет, его могли обмануть его глаза и ум, но не нюх и чутье. В них он сомневаться не мог. Это он, Дурачок. Какаши поднял взгляд и буравил им чужую фигуру. Дурачок, казалось так и не заметивший его, прошел к противоположной стене. Какаши видел, как тот дрожал от омерзения и в какой-то момент, кивнув самому себе, погрузил руки в кишащую червями стену. Если бы только Какаши мог, он бы сказал ему этого не делать. Было видно, что ему больно, но Дурачок упорно погружал руки все глубже. Слезы падали на пол, и черви, коснувшиеся этой влаги, скукоживались в какой-то странной агонии. Какаши попытался приподняться, хоть чуть-чуть. Он никак не мог понять, что происходит, но, увидев, как Дурачок, видимо, нащупавший саму стену, стал отталкиваться ногами, налегая на нее всем своим весом, понял. Он ее толкал. Какаши уже хотел смириться с тем, что, видимо, просто сошел с ума, как понял, что стена начинает поддаваться и открывает проход в новую комнату. Словно дверь! Это была дверь! Какаши, пораженный этим, вдруг поперхнулся воздухом. Вместе с затхлой духотой, запахом засохшей крови и гниения он услышал его. Тихий, низкий гортанный голос. — К.О. М.Н.Е… И.Д.И. К.О. М.Н.Е… Какаши накрыл первобытный страх. Не человек. Это не может быть человеком. Это что-то… что-то… Дурачок расплакался. Застыл прямо у появившегося прохода и, усыпанный медленно переползающими на него со стены червями, плакал от страха, уже даже не вытирая слез. — К.О. М.Н.Е… Голос не просил, он приказывал. Дурачок истерично замотал головой из стороны в сторону, и, обхватив себя руками, вдруг поднял взгляд и обернулся. Какаши видел его. Смутно, но видел и, он уверен, точно также видели и его. Тот весь дрожал от боли и страха и, Какаши точно знал, смотрел ему прямо в уцелевший глаз. Какаши, не способный ни двинуться, ни сказать ни слова, мысленно умолял его подойти к нему. — Ну же… Ты же видишь меня, я знаю. Подойди, и мы вместе найдем отсюда выход. Он дрожал от всей безысходности, в которой оказался. Ну пожалуйста, ну беги хотя бы сам! А он, может, он сможет как-нибудь отвлечь того, кто внутри. Пусть он и жил как жалкая тень своих предков, но хотя бы… хотя бы умереть он ведь может как альфа клана Хатаке? Какаши видел, как Дурачок сделал глубокий вдох и, в последний раз оглянувшись, пошел на звавший его голос. Какаши не видел, что там происходит. Черви уже почти закопали его, как вдруг все тело прострелило болью от отчаянного крика. Дурачок… Какаши свалился на кишащий тварями пол и, превозмогая свое тело, пополз. Было больно, но ждать было намного больнее. Цеплялся ногтями, подбородком, плечами — всем чем мог. Пытался отталкиваться коленями и просто вертлять телом из стороны в сторону. Как угодно, но ползти. Уже не помня себя, дополз до прохода и, подняв расцарапанное о пол лицо, застыл в немом ужасе. Тварь. Огромная тварь, окружаемая кишащими червями намного больше тех, что он видел раньше, лежала в центре пещеры. Неужели это и есть их король? Нечто похожее на огромную, облезлую и буквально заживо поедаемую крысу. Она была действительно огромной, больше чем отец или Нэндо в высоту. Стояла в нескольких метрах от дурачка, вся облепленная уже дохлыми и засохшими длинными червями, словно канатами. Горло было сжато словно удавкой. На морде красное пятно, истекающее кровью во всю щеку. Эта крыса была вдвойне омерзительна из-за отсутствия всякой шерсти. Виднелась только покрытая язвами кожа. — Е.Щ.Е… Какаши посмотрел на дурачка. Тот сидел на полу, явно из-за чего-то упав. Его руки были в крови. Он уже не плакал, но все еще дрожал. Встал и, не смотря на огромную крысу, медленно стал к ней подходить. — Б.Л.И.Ж.Е… Голос стал отчаяннее и свирепее. Какаши хотел крикнуть ему: «Беги!» Сделать что-нибудь, лишь бы тот не лез к этой твари, но тот бы его все равно не услышал. А потом… Потом он увидел как это существо повернуло голову в сторону, открывая шею, стоило дурачку подойти вплотную. Тот протянул бьющиеся в истеричной судороге руки и, ухватившись за край уже давно засохшего на шее плотоядного червя, который словно ошейник приковывал это существо к колонне, стал тянуть на себя. Существо, видимо убедившись, что тот держит крепко, стало отходить назад. В воздухе появился запах крови. Эта мерзость уже так давно сковывало существу шею и мешала дышать, что, казалось, приросла к ней, став частью чужой кожи. Существо издало болезненный рык, и Какаши вдруг осенило. Это не крыса! Это… это волк. Дурачок шлепнулся на пол. В руках он держал отломившийся кусок, весь покрытый кровью разорванной плоти. «Ошейник» был сорван. Существо опять зарычало и замотало головой из стороны в сторону, громко втягивая носом воздух. Какаши вдруг почувствовал, что дышать стало почему-то намного легче. Опьяненный этим, он смог привстать на колени. Зверь внезапно сильно мотнул головой и зарычал. Дурачок сделал шаг назад и замер. Волк медленно проковылял до него на ослабевших, еле сгибающихся ногах. — Пппожалуйста… Не надо… — Он опять начал плакать. Волк обнажил острые зубы и вплотную приблизил их к его лицу. Какаши закричал. — Не смей! Какаши замер. Это какой-то бред. Какой-то дурацкий и глупый сон. Волк смотрел прямо на него, и Какаши знал эти глаза. Шаринган. Запятые вдруг закружились, и волк перевел взгляд на Дурачка. Его руки, словно неживые, опустились. Он сделал шаг вперед, еще ближе к острой пасти, и вдруг закричал. Волк его не трогал, Какаши видел это, но также он слышал и звук ломающихся костей. Тело дурачка неестественно выгнулось. Изо рта потекла кровь. Какаши, на подрагивающих ногах, то и дело падая, рванул к нему. — Хватит! Прекрати! Ты убиваешь его! Волк пристально наблюдал за чужими мучениями. Крики прекратились. Какаши с ужасом смотрел на уже неподвижное тело. Кое-как успел подхватить его, не дав упасть на пол. Он быстро перевернул его на спину и, пытаясь сдержать истерику при виде этого неестественно бледного лица, старался хоть как-нибудь привести его в чувство. Вдруг что-то мокрое упало Какаши на лицо. Сначала он подумал, что это еще один червь, но, стерев влагу рукой, понял, что это просто вода. Принюхался. Соленая вода. Где-то очень далеко послышался тихий гул. Стены стали дрожать. Волк уже практически выл, а не рычал. Капель стало больше. Тут и там они падали с потолка и просачивались по стенам. Твари, не вынося соли, сразу же скукоживались и падали следом. Он обернулся. Гул стал напоминать шум поезда. Вдруг он понял. Это вода. Много воды. Попытался оттянуть дурачка поближе к стене, но не успел и, сильнее прижав к себе, просто закрыл его тело своим. В одно мгновение все вокруг погрузилось в синюю пучину.