***
Ливень за окном все сильнее набирал свою силу. Поздний ужин прошел спокойно. Ирука уже хотел аккуратно убрать тарелку с закусками обратно в холодильник, как правую ногу вдруг пронзила судорога и он рухнул вниз. Бета медленно поднялся и, в попытке не потерять равновесие, осторожно оперся на столешницу. Опять все испортил. Весь пол был усыпан закусками в перемешку с осколками разбившейся вдребезги посуды. Ирука, чувствуя как постепенно начинает нарастать боль в стороне сердца, с силой сжал кулаки и болезненно согнулся. — Не трогай. — Какаши уверенно вошел вглубь кухни и оттеснив его ближе к столешнице, схватил за запястье. Ладонь мягко обхватили и, Ирука, чувствуя как прохладные пальцы быстро, почти незаметно, проверяют наличие порезов, спрятал лицо за челкой. — Мне жаль. Какаши не ответил. Он редко отвечал в такие моменты. Только хмурился. Ирука украдкой бросил взгляд на собирающего крупные осколки альфу и, сделав несколько неглубоких вздохов, чтобы успокоить ноющую боль в легких, потянулся к венику. Надо убрать остатки рассыпавшейся еды. Крупных осколков уже не было, поэтому весь мусор удалось собрать очень легко. Аккуратно все протерев он, уже выходя из кухни, оглянулся на часы и вернувшись назад, выпил отложенное лекарство. Уже проходя мимо гостиной перевел взгляд на альфу. Тот сидел на диване и, на его удивление, все еще читал какую-то газету. Обычно альфа предпочитал те книжки с яркими обложками, но видимо сейчас ему просто было лень подниматься за ними на второй этаж. Уже направившись в сторону своей комнаты услышал: — Принеси яблок… Звук его голоса прервал звон телефона. Ирука быстро, пока Какаши не успел ничего сказать, поднял трубку. — Добрый вечер. — В трубке ответили очень быстро и сбивчиво, но Какаши смог разобрать каждое слово. — Да, спасибо Эбису. Какаши почувствовал как злость начинает переполнять его с новой силой. — Так ты не спал потому что ждал звонка? Ирука замер на секунду и, чувствуя как в воздухе повисает напряжение, тихо пояснил: — Мне нужно было принять лекарство позднее чем обычно. И... я не был уверен, что он позвонит. Какаши сжал челюсти от пронзившего раздражения и, нахмурившись, спросил: — И как поживает тот кусок отбитого мяса? В больнице хорошо кормят? — Гиро. — Ирука прошептал это тихо, еле слышно. — Его зовут Гиро. — Мне плевать кто он. Ты не должен в это вмешиваться. — Он не специально, ты ведь знаешь… Какаши зло скрипнул зубами. — Я знаю, что ты не должен вмешиваться! А уж тем более заступаться за кого-бы то ни было. Почему этот ублюдок вообще тебя так волнует?! — Какаши оскалился, и не выдержав, грубо добавил: — Влюбился?! Ирука чувствовал как начинает терять контроль. Хотел уже сказать что-нибудь, что угодно, но не успел. Стальной голос заставил застыть словно статуя. — Заступиться решил и за кого? — Какаши подошел к нему почти вплотную и, показательно бросив взгляд на серую униформу, схватил за подбородок и зло зашептал — За кого ты себя принимаешь, а бета?! Ирука вздрогнул от этой низкой хрипоты в его голосе. В растерянности смотрел себе под ноги пытаясь собраться, но не мог. Так всегда случалось в последнее время. Он не глупый, он это хорошо понимает, но… Даже в обычной обстановке, когда кто-то спрашивает что-то или даже просто говорит ему ожидая ответной реплики, он теряется. Мысли, которые до этого казалось были как на ладони, прятались и разлетались, оставляя его совсем одного. — Ему было страшно… и больно. — Да, очень. — Какаши оскалился и придвинулся к нему вплотную, еще сильнее оттеснив к стене. — Этот ублюдок плакал и звал на помощь как жалкая… — Он, вдруг осознав, что именно собирается сказать, на секунду запнулся и, подобрав более приличное выражение, добавил — пародия на личность. Какаши стоял близко… Слишком близко и Ирука практически чувствовал как чужой взгляд пытается прожечь в нем дыру. Втянул воздух и медленно подняв голову, сказал: — Нельзя обижать людей. — Наткнувшись на стальной полуоскал, стушевался и тихо, почти виновато добавил. — Так… говорили у нас в клане… — И где твой клан теперь? Ирука дернулся как от удара и, почувствовав как сердце начинает бешено колотиться, поднял напуганные глаза. Какаши хмуро смотрел на него сверху вниз и, бета чувствовал, был готов сказать что-нибудь еще. Что-нибудь такое же злое и страшное. Ирука отвел взгляд и, уставившись в пол, тихо выдохнул в тщетной попытке успокоиться. Он никогда не видел Какаши таким… Таким ядовитым… Тот стоял расслаблено, но Ирука хорошо знал, что это не так. Злой, взвинченный и… — Ирука зажмурился — и опасный. Очень опасный. Бета прикусил щеку с внутренней стороны, и, надеясь что сможет не заплакать, уже открыл рот чтобы ответить хоть что-нибудь, но тут же, чувствуя как комок отчаяния и жалости к себе начинает сковывать горло, опустил голову. Чувствовал как дышать носом становится тяжелее, а перед глазами все медленно расплывается в плавных очертаниях еле сдерживаемых слез. Как больно… Он подавил всхлип и, чувствуя что должен хоть что-то сделать, пока ситуация совсем не вышла из-под контроля поднял лицо. Наткнувшись на активированный шаринган тут же зажмурился и от страха вцепился руками в полы своей длинной кофты. Перед ним альфа. Очень злой альфа. Сердце колотилось как бешеное и он, опять закусив щеку с внутренней стороны почувствовал вкус крови во рту. Вдох и выдох. Ирука уставился в пол. Обида жгла изнутри и он как мог, старался о ней не думать. Злостью ничего не решишь это он всегда знал. Все что она способна дать — это разрушение, а он и так потерял слишком много. Маленькая слеза скатилась по щеке и оставила на губах слишком хорошо знакомый вкус. Как бы не было больно, главное — это не позволять чувствам, особенно плохим, обмануть тебя. Ирука перевел взгляд на чужие брюки, которые сам этим утром и гладил. Какаши… он не такой как остальные. Как бы страшно и ужасно не звучали его слова, каким бы грубым он не был, но он никогда не смотрел на него также как те люди смотрели на Гиро. И другим не позволял так смотреть. Даже когда Мизуки зажал его в дурацкой подсобке с своими дружками и начал трогать, говоря те мерзкие вещи, Какаши пришел и спас его. Не стал смеяться как остальные, не стал шутить или равнодушно смотреть со стороны, делая вид, что все так и должно быть. А просто спас. Так всегда было. Он мог крушить все что попадалось под руку, кричать и ругаться, но всегда приходил. И, иногда, когда становилось совсем-совсем страшно, он его обнимал. Ирука медленно открыл глаза и посмотрел на хмурое лицо. Серый взгляд казалось пронизывал насквозь, будто препарируя неудачливую лягушку попавшуюся в совсем простые силки. Странно, но такого взгляда Ирука боялся почти также сильно, как и шарингана. Такой взгляд может принадлежать только Гончей клана Хатаке. Безликой, бессердечной и жестокой. Альфа не двигался. Застыл в своей позе и, все также нависая над ним, внимательно следил за каждым его движением. Ирука перевел взгляд на черную маску скрывающую такие знакомые черты. Иногда возникало чувство, будто Какаши ею скрывал не только лицо, но и душу. Бета незаметно выдохнул. Глупый… Да пусть хоть сто масок наденет и скажет хоть сотню слов, Ирука все равно сможет узнать в нем того ребенка, с которым его когда-то свела судьба. Грубого, нахального, эгоистичного… и родного. У Ируки нет ничего. Ни семьи, ни клана, ни даже дома, который теперь тоже, как и он сам, является собственностью Хатаке. Собственность… Это слово никогда не произносилось вслух, ни разу, но родители говорили, что и такое бывает. Когда никто ничего не говорит, но все всё знают. Чувствуют. Они ни в чем ему не отказывают, всегда вежливы и предельно нейтральны, но если понадобится, они также вежливо от него и избавятся. Даже не задумаются, что может быть иначе. Впрочем, это не то чтобы было удивительно, ведь если Какаши их единственный наследник, то он, Ирука, им никто. Просто чужак. Осознавать это было больно, но необходимо… Но Какаши, он действительно совсем другой. Он как-то сказал, что станет его домом, что будет на его стороне и Ирука, для которого семейные узы были главной ценностью в жизни зацепился за это как сумасшедший. Ну и пусть что они не из одного клана. Пусть они такие разные и совсем-совсем не похожие. Жить только ради себя Ирука не умел и смысла в этом не видел, но если есть кто-то еще… Каждый раз, когда альфа опять переходил свой рубеж Ирука вспоминал те слова, что тот шептал ему на холодном кухонном полу. Я твой дом. Он иногда даже пах им… Впервые Ирука почувствовал это еще тогда, на полу в кухне, за несколько секунд до того, как из носа пошла кровь, которую как раз дурацкой маской и останавливали. В тот момент всё, проблемы, страхи и даже эта постоянная боль утонули в этом аромате. Он и сам в нем тогда утонул. Тишину прервал хриплый голос альфы: — Почему из-за какого-то ублюдка… — Какаши вдруг понял, что не может закончить это предложение. Замолчал, и, бросив взгляд на чужое опущенное лицо опять коснулся его и слегка приподнял. Ирука все также прятал взгляд и, Какаши чувствовал, как тот снова, ускользает в свои мысли. Мысли, в которых ему нет места. Альфа не сводил с него внимательного взгляда. Длинные ресницы, высокая переносица, прямой аккуратный нос, небольшой шрам, золотисто-смуглая кожа и искусанные губы. Его мысли прервал неуверенный голос беты. — Просто… Какаши немного отстранился прогоняя наваждение и уточнил: — Просто? — Он хороший. — Хороший…? Ирука кивнул. — И кого еще из «хороших» ты знаешь? — вопрос звучал очень спокойно, от прежней ярости не осталось ни следа, но Ирука внутренне съежился. Посмотрел в непроницаемо нейтральное лицо и тут же спрятал взгляд. Это затишье перед самой настоящей бурей. Страшной бурей. Живя в этом доме он часто слышал фразу, что живого от мертвого разделяет лишь один меткий удар и, почему-то только сейчас осознал, что у них дома тоже когда-то была похожая фраза. Только она была не про удары. "Одно слово, сказанное правильно, может изменить исход беседы". Дома часто так говорили. Одно слово. Оно, как и меткий удар, способно перевернуть все с ног на голову. Надо только суметь найти его. Ирука перевел взгляд на чужие широкие плечи. Подавив горькие воспоминания о злых словах вдруг вспомнил как Какаши, со всей чопорностью и педантичностью, учил его организовывать несчастные случаи для особо неприятных особ у которых имя начинается на букву М. И еще, как он, садился в гостиной чистить танто, когда Ируке казалось, что кто-то опять пробрался в дом. — Тебя. Какаши перестал наваливаться на него и даже слегка отодвинулся. Стоял, не двигаясь, и все также смотрел на Ируку. Бета замолчал на секунду. Если подумать, то странно это получается, наверное, что он поблагодарил Эбису, за информацию о состоянии Гиро, но не сказал спасибо Какаши. Гиро был невиновен — это правда, но… Это мог быть и Мизуки, как в тот раз. Ирука опустил глаза. — Спасибо, что… Какаши, удивленный этой фразой вдруг резко прервал его, не давая закончить: — Не смей ставить меня в один ряд с другими. Бета поднял голову и тут же, наблюдая как на обычно бледном лице медленно растекается слабый, еле заметный румянец, услышал тихое и упорное: — Я лучше. Голос был спокойный, по-настоящему спокойный, и опять немного хриплый. Какаши глухо сглотнул и отодвинулся еще немного. Он больше не злился, не мог злиться и только медленно тлел под теплым взглядом темно-карих глаз. — Значит… Он просто хороший и… и все? Какаши, получив в ответ кивок, перевел взгляд на чужие слегка растрепавшиеся волосы и аккуратно заправил каштановую прядь за ухо. Красный глаз стал медленно блекнуть и Альфа устало вздохнул. Закрыл лицо ладонью и немного отстранился, непроизвольно давая Ируке чуть больше пространства. Бета спрятал руки в широких карманах серой кофты с эмблемой клана Хатаке и смущенный, перевел взгляд на окно.***
Дождь уже почти закончился и Ирука думал лишь о том, чтобы выйти во двор, когда он совсем прекратится. Собак он уже не боялся. Когда-то Какаши сказал, что если он не будет их дразнить, резко двигаться или пытаться покинуть территорию дома, то они его не тронут. Он съежился в предвкушении мягкой, влажной травы под ногами и запаха только-только прошедшего дождя. Жаль нельзя прямо сейчас просто взять и выйти на улицу, под эту лавину из маленьких холодных капель. — Принеси воды. — Хриплый голос нарушил стоявшую тишину и Ирука вздрогнул от неожиданности. — Сейчас. — Ирука кивнул и направился в сторону кухни, думая о том, что обижать людей все равно нельзя. Кто бы что не говорил или не думал, это неправильно и никакая математика это не оправдает. Перед глазами опять стояла картина той драки… Он поморщился, пытаясь отогнать образ заляпанного в крови паркета и беты, который уже не пытался даже защищаться, и просто принимал удары, свернувшись на полу и закрыв руками голову. Время длилось нестерпимо долго и каждый раз он думал, вот, сейчас это все прекратится, закончится… Но это не прекращалось. Какаши все также продолжал бить, а все вокруг просто смотрели, улыбались, и даже не пытались вмешаться. Ирука вошел на кухню и, застыв у огромного окна, вообще забыл зачем пришел. Прильнул к прохладному стеклу и смотрел на медленно стекающие капли. Одна за другой они медленно присоединялись друг к другу, чтобы потом вместе соскользнуть вниз. Скорее бы этот дождь закончился и можно было бы выйти наружу, хотя… — Ирука перевел взгляд на виднеющийся в тусклом свете фонаря правый угол огромных черных ворот — в прошлый раз ему не разрешили. Он начал кашлять и Какаши сказал, что выходить на улицу ему нельзя… Ирука тогда расстроился, но ничего поделать с этим не мог. Иногда, после дождя, Какаши выходил вместе с ним. Садился на скамье со своей неизменной книжкой, пока Ирука ходил из стороны в сторону сбивая маленькие капли с лепестков садовых растений. Но такого чтобы тот сам захотел подышать воздухом после дождя или даже встать под мягко падающие капли — такого никогда не было. И Ирука прекрасно знал почему. У всех кланов есть свои особенности. Иногда совсем маленькие, почти незаметные, но особенности. В клане Умино дождь считался очень хорошим знаком. Отец говорил, что у этого можно найти и историческую расшифровку, ведь дождь хорошо прячет все следы. Ирука тогда посмотрел на хмурое лицо Какаши, недовольного необходимости идти наружу и не стал говорить, что, возможно тот не любит дождь по точно такой же причине. У Гончих не было необходимости скрывать следы. Они им были нужны чтобы искать тех, кто прячется. Ирука, все также наблюдая за каплями на стекле, сильнее закутался в свою кофту. На груди был изображен герб совсем чужого ему клана. Чуждого. Носить свой герб, находясь на обеспечении этой семьи, он по факту не имел права. Никто об этом не говорил, но Ирука это знал. «Во всем есть свои правила, даже если никто не произносит их вслух». Дома часто так говорили и, непременно добавляли, что помнить об этом — обязанность. Да, конечно, есть те кто не обращает на подобные вещи внимания, но он Умино, а значит должен о таких мелочах задумываться наперед. Особенно сейчас, когда он безклановый бета. Безклановый… Ирука закрыл лицо ладонями и, пытаясь остановить накатывающую волну отчаяния, сделал медленный вдох и выдох. У него есть только… только воспоминания, шрам на носу и… и Какаши. Какаши, который не остановился до тех пор пока Гиро не начал плакать от боли и унижения прямо на виду у всех. Ирука прислонился лбом к прохладному окну и облегченно выдохнул, чувствуя как жар понемногу разрастающейся головной боли слабо угасает. Он практически сполз на пол и, обняв себя руками, закрыл глаза просто вслушиваясь к мерному шуму стекающих по стеклу капель. Интересно, а зачем он пришел сюда? На кухню. Они ведь с Какаши о чем-то разговаривали, а потом он пошел сюда. Может ему нужно было что-то сделать? Ирука задумчиво нахмурился и медленно приоткрыл глаза. Что-то сделать… Он перевел время на часы и, убедившись что для ужина уже слишком поздно, отбросил мысль что должен был накрыть на стол. Может чай? — Ирука опять посмотрел часы. — Чай в такое время Какаши тоже не пьет. Голова стала болеть немного сильнее, но он вдруг резко поднялся и, замерев на несколько секунд, улыбнулся. Сок! Ну конечно же, его отправили за соком. Апельсиновым кажется… Уже входя в гостиную перевел взгляд на альфу, все также читавшего газету. Кажется, хотя и не точно, но ту же самую страницу, что и два с половиной часа назад. Правый край газеты был весь измят и, судя по всему, его еще и когтями продырявили. Ирука как завороженный смотрел на это и думал. Пытался думать. Голова начинала нещадно ныть, отдавая чуть ли не набатом в висках, но он только смотрел и, понимал что что-то упустил… Что-то такое очевидное и понятное, но именно сейчас, из-за этой головной боли, почему-то совсем недоступное. В этот момент, Какаши обернулся и, Ирука видел, готов был что-то сказать. Какое-то поручение, еще одно… Но не сказал. Угрюмо поджал губы в последний момент и, сверкнув глазами, развернулся обратно, опять слишком сильно сжав видимо уж совсем неинтересную газету. Ирука почувствовал как боль постепенно переходит от висков к затылку. Тяжелым расплавленным металлом плавно опускается и, опалив все нервы, жестко застывает в одном месте, теперь уже как будто пульсируя. Окинул взглядом чужой силуэт с этими широкими напряженными плечами и, положив стакан с соком на маленький столик, направился к креслу напротив. У него были какие-то мысли, но он никак не мог их разобрать. Только почему-то вспомнил одного из кузенов так не кстати. Давно он его не вспоминал… Тот был намного младше и тоже исчез тогда, как и вся его семья. Ирука почувствовал как опять начинает напряженно стучать, но уже не из-за боли, а из-за воспоминаний. Они часто шалили вместе. Кузен только, в отличие от него постоянно вредничал и становился ну просто вездесущим, требуя постоянного внимания. Однажды, он рассыпал весь мешок риса на кухне и все только ради того, чтобы они могли вместе его собирать. Вместе. Ирука тогда не сразу понял. Лишь когда пожаловался Каасаме, тот почему-то лишь улыбнулся и сказал, что люди разные. И внимания все просят совсем по-разному. Не говоря ни слова, он медленно сел на противоположное от Какаши кресло и устало облокотился на спинку. Боль казалась уже чем-то совсем привычным и он, чувствуя как становится все слабее, закрыл глаза. Уже на задворках полудремы услышал приятный тихий шорох складываемой газеты.***
Это был хороший сон. Там не было ни боли ни страха. Только улыбки, нежные руки и мягко опадающие лепестки яблони. Все были живы, его дом был цел и он никуда не уезжал. Был теплый летний вечер, и вся его семья, по обыкновению пила душистый горячий чай прямо под раскидистыми ветвями дикой яблони. Он как завороженный смотрел на такие родные лица и чувствовал как по лицу текут слезы. Как же жаль, что раньше он не понимал, насколько все это важно. Все эти чаепития, объятия, веселые шутки и улыбки… он всегда считал все это чем-то самим-собой разумеющимся. Совсем обыкновенным и нормальным… Ему казалось что у всех также… А теперь у него нет ничего… Ни этого тепла, улыбок или даже поцелуев в лоб… Он огляделся в попытках получше запомнить этот маленький рай и услышал как родители смеются. Отец подошел ближе и нежно поцеловав его в лоб, поднял на руки. Как в детстве. Ирука потянулся руками, крепче обнял его за шею, и глубоко вздохнул. Пахло цветущей дикой яблоней и он почувствовал как по щекам опять текут слезы. Это рай. Его маленький рай… Так странно, он не чувствовал большинства запахов, но этот он никогда не перепутает ни с чем. Этот аромат принадлежал его дому и… и Какаши. Он почувствовал его впервые еще тогда на кафельном полу в кухне, когда альфа обещал не оставлять его одного. Ирука сильнее прижался к крепкой груди. На задворках сознания промелькнула мысль, что отец был мягче на ощупь, но он тут же о ней забыл. Почувствовав как его аккуратно укладывают на не расправленную кровать тут же сильнее обхватил чужую руку и, напуганный одной только мыслью что снова останется один, сломлено прошептал: — Не уходи… Не бросай меня… Все замерло. Его снова обняли и, накрыв теплым мягким покрывалом, легли рядом. Ирука прижался ближе и, положив голову на чужое плечо, уткнулся лицом в чужую грудь. Цветущая яблоня с ее маленькими белоснежными цветами… Иногда, когда у них были гости, они всегда спрашивали, почему ее до сих пор не срубили. Уродливая, старая, с мелкими и некрасивыми плодами, она действительно сильно выделялась на фоне зеленых крон других плодовых деревьев. Но только не весной… Весной это дерево как-будто пробуждалось и представало перед всеми во всем своем великолепии. Последний подарок альфы своему омеге. Дерево росло прямо на могиле. Баачан говорил, что когда-то очень давно надгробие еще можно было увидеть, но теперь оно полностью разрушилось и скрылось в кривых корнях этого гиганта. Великий Копирующий ниндзя, будущий главнокомандующий объединенных союзных войск и маленький чунин-медик, который свел его с ума. Все говорили, что они были истинными, что это была великая любовь, но баачан на это только качал головой. Он говорил, что Гончие не способны любить. Только обладать.