Меланхолия

Казалось, что температура в маленькой комнатке стала выше, чем сорокоградусная жара за окном. Было душно, жарко, они задыхались от нехватки воздуха, горячо дышали друг другу в губы и, улыбаясь, вновь сплетали языки в страстном поцелуе. Белая рубашка прилипла к спине, с шеи скатилась горячая капля пота и скрылась за оттопыренным воротником. Длинные тонкие пальцы зарылись в рыжие волосы и сжали их. Потянули почти грубо, требовательно, заставляя Накахару сильнее запрокинуть голову. Дазай не мог насладиться его губами, видом своих рук, которые обуяло это рыжее пламя, не мог оторваться от голубых глаз, что смотрели на него с нескрываемым обожанием. Сильные руки Чуи были везде. Оглаживали, царапали, изучали каждый участок его тела. Ладони по-хозяйски расположились на его ягодицах и несильно сжали, вызывая у обоих довольный стон. Прошло больше часа, прежде чем губы онемели и целоваться не осталось сил. Никто из них не хотел разрывать объятий и отодвигаться хоть на пару сантиметров. Дазай обвил его шею обеими руками и зарылся носом в теплую шею. Чуя улыбнулся, медленно перебирая каштановые волосы. — Это нормально, что мне хочется еще? — спросил Дазай томным, уставшим голосом. — Думаю, да, — ответил Чуя. — Потому что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сорвать с тебя всю эту проклятую одежду. Почувствовав чужой стояк, Дазай приподнял бровь, застенчиво прикусил губу и сполз с колен Чуи. — Мне лестно, что я вызываю у тебя столь бурную реакцию, — сказал он с тихим смешком, — но… — Рано, да? — спросил Чуя, улыбаясь одними глазами. — Рано, — повторил Дазай, снова терзая свои губы. — В таком случае… Ванная комната слева. Могу потереть тебе спинку, — Накахара сразу вытянул руки в примирительном жесте. — Без пошлых мыслей. Клянусь. Чуя что-то весело напевал себе под нос, лениво водя мочалкой по груди Дазая. Иногда он останавливался и наклонялся, чтобы запечатлеть на мягких, пухлых губах очередной поцелуй. Сам Дазай слегка задремал, прижавшись к Накахаре спиной. Вода была не холодной и не горячей. Лежать в ней было приятно. А нежно ласкающие заботливые руки дарили безмерное чувство спокойствия. Иногда он открывал глаза, чтобы уже самому втянуть Чую в поцелуй. Ему нравилось, как рыжие волосы рассыпались по его собственным бледным плечам, когда он наклонялся. Кажется, сегодня у него появился новый фетиш. Волосы Чуи Накахары. Глаза Чуи Накахары и хриплый смех, от которого пальцы поджимались на ногах от удовольствия, стоило только услышать его. О чем он Чуе, конечно же, никогда не скажет. — Чуя… — позвал Дазай негромко. — Там, в мужском туалете… я хотел поцеловать тебя. — Я знаю, Осаму, — он бережно отвел мокрые волосы с его лица, поцеловал в лоб, в прохладную щеку, за ухом, провел губами по шее и остановился. — Меня одолевает неконтролируемое желание зацеловать тебя с ног до головы. Дазай засмеялся, затем задумчиво посмотрел на белый потолок, наматывая на палец рыжий локон. Один страх стал медленно вытеснять другой. Он удовлетворил свое любопытство, поцеловав Накахару. А наивно полагая, что на этом все закончится, Дазай и мысли не допускал, что с первых же минут его с головой затянет в омут. Не думал, что разница между мужскими и женскими прикосновениями окажется столь велика. С Шейлой все происходило механически. Заученные годами движения, поцелуи, комплименты и естественная реакция тела, не несущая в себе ни грамма любви к партнеру. И все эти годы Дазай считал, что это нормально. Что, по сути, так оно и должно быть. Думал так до того момента, пока не оказался на коленях Чуи. Было настолько непривычно ощущать на себе крепкие сильные руки, что стон удовольствия сорвался с его губ еще до первого поцелуя. Стыдно было настолько, что Дазай остервенело выталкивал эти мысли из головы. Ставил ментальные щиты, напевал ненавистные песни, с повышенным интересом рассматривал побелку на потолке. Чуя за это время не проронил ни слова. Может, молчал намеренно, чтобы Дазай мог спокойно все обдумать. Ему самому предстояло многое переосмыслить. Однако он, в отличие от первого, никаким серьезным дилеммам не был подвержен и воспринимал все куда проще. Разве что, каждый раз пугала хмурая морщинка между сведенных бровей Дазая, когда тот о чем-то размышлял. «Наверняка, — подумал Чуя, — занят самокопанием». В какой-то степени ему стало интересно, к чему в итоге он придет. Оттолкнет его, попросив забыть все, что здесь было, или же наоборот. Отложив губку, он обвил его талию обеими руками, крепче прижимая к себе. Дазай покорно откинул голову на его плечо, позволяя покрывать всю его кожу россыпью мелких поцелуев. — Мне понравилось, — сказал Дазай минутой позже. Чуя остановился. Посмотрел на него заинтересованно. — Хотя, скорее всего, я еще много буду думать о случившемся. Вода в ванне совсем остыла. Но эта прохлада им только нравилась. Из приоткрытого окна доносились громкие голоса, вой сирены, дикие кошачьи крики и рэп, который какой-то умник включил на весь двор. Дазай закинул ногу на бортик ванны и сонно потянулся. Время было позднее. Но так не хотелось снова возвращаться в этот склеп, называемый домом. Лицезреть угрюмое лицо отца и покрасневшие от слез глаза Ванессы. Запланированный визит к Бертону тоже с крахом провалился. Наверняка Эйлин извела половину косметички, ожидая его. — Боюсь спросить, какие теперь нас связывают отношения, — сказал Чуя. — У меня есть девушка и… — он осекся на полуслове, не договорив фразу. — И все в университете знают, какого цвета у нее белье. Повисла неловкая тишина. — И ты знаешь? — Нет…

***

Дазай терпеть не мог домашних питомцев Карлайлов. Ненавидел мерзкую крысу, которая часами беспрерывно крутила проклятое скрипучее колесо. Била маленькими серыми лапками по опилкам и демонстративно швыряла их на пол. Омерзительный голый хвост постоянно находился в движении, словно пытался довести Дазая до нервного срыва. Он ненавидел крыс. Они вызывали у него отвращение и какую-то тяжесть на душе. Под взглядом маленьких черных крысиных глазок дыхание сбивалось и галстук начинал душить сильнее обычного. Эйлин, улыбаясь, опустила руку в клетку и погладила Миссис Сайли по тонким рваным ушам и дернула за хвост. Дазай подумал, что больше ничего не примет из рук этой девушки. Еще он подумал, что все-таки пора показаться психологу. С чего же он начнет свое откровение? «Добрый день. Меня зовут Осаму Дазай, и я до усрачки боюсь крыс». Кто-то на скорости мчался в его сторону. Звук в коридоре нарастал с каждой минутой. Стук когтей о черный паркет и быстрое дыхание. Кто бы это мог быть? Может, сраный детеныш дикобраза, которого Джин приобрел забавы ради? Или домашний варан Эйлин? Нет, это всего лишь доберман, который, весело высунув язык, сбил его с ног и принялся вылизывать лицо. — Он тебя так любит, — сказала Эйлин Карлайл, весело хлопая в ладони. Она только рада, что ее любимец Квентин обожает Дазая. Настолько, что каждый раз сбивает его с ног своей тушей. — Тут есть еще живность, о которой я не знаю? — спросил Дазай, брезгливо вытирая обслюнявленное лицо. Квентин прыгал вокруг него, крутил головой, озорно вилял хвостом и внезапно упал на спину. «Почеши», — прочитал он в его глазах и обреченно вздохнул. Радоваться стоило хотя бы тому, что пузом кверху упала не Миссис Сайли. На пушистый живот Квентина его, по крайней мере, не стошнит. Не то чтобы Дазай не любил животных, но природная брезгливость чаще подавляла ту самую любовь. В питомцы он бы взял кота, домашнюю сову или змею. Частенько Бертон смотрел на него как на безумца и крутил пальцем у виска. Какой нормальный предпочтение отдаст змее, когда можно завести высокого, мускулистого добермана? Прайс, казалось бы, вообще животных не жаловал. Хоть и держал дома низкого перекачанного питбуля с дикими, злющими глазами. Однако девчонки от него бывали в неописуемом восторге. Особенно когда Бертон с удивленным вздохом говорил: «Надо же, как он с тобой ласков. Обычно Крюк никому не позволяет себя гладить. Даже мне приходится предварительно попросить разрешение». Бред собачий! Крюк пусть и выглядел как дикая и неуравновешенная собака-убийца, на самом деле псом был ласковым и добрым. За Бертоном бегал, виляя коротким хвостом и держа в зубах его вонючие тапки. Но кому не нравится чувствовать себя особенным? И каждая приглашенная в его обитель девушка таковой себя и считала. — Я хотела завести летучую мышь, но Джин сказал, что она не поладит с Миссис Сайли. С каким же упоением Дазай ждал, пока эта отвратительная серая Миссис Сайли даст концы. И с каким удовольствием предал бы огню ее окоченевший труп, а вместе с ней и грязную клетку с раздражающим пластиковым колесом. — Даже твой брат иногда говорит что-то умное. — Эй! Я тут вообще-то! — Джин оторвался от телефона. — А то я не заметил, — фыркнул Дазай. — Куда вы Берта дели? Он хоть живой? — Слова истинного друга! — съехидничал Джин. Дазай демонстративно показал Карлайлу средний палец и пошел за утягивающей его за руку Эйлин. — На моей кровати не шалить! — На твоей кровати шалит только твоя рука! — огрызнулась девушка. Дазай присвистнул. — Мне определенно нравятся ваши брато-сестринские отношения, но… Берт? Эйлин крепче сжала его ладонь. — Не обращай на него внимания, Осаму. Он придурок. — Сказала баба, у которой в постели спит варан! — А ты дикобраза купил, чтобы впечатлить ту простушку-хиппи из дома напротив. «Я даже не знаю, кого люблю сильнее, природу, живность или тебя». «Ох, Джин!» — произнесла Эйлин фальцетом. Джин покраснел и спрятал глаза за учебником, который держал вниз головой. — Хиппи еще существуют? — спросил Дазай шепотом. Эйлин кивнула. — У этой Синди на одной руке тату с надписью «любовь», а на другой «мир». Убожество. Видел бы ты ее расклешенные джинсы. А эти дешевые серьги и уродливые самодельные фенечки! Она словно из шестидесятых явилась. — Ты невзлюбила ее из-за стиля? — Дазай остановился в темном, неосвещенном коридоре и прижал ее к стене. Черная юбка тут же оказалась высоко задрана, а тонкие лямки прозрачной майки съехали с худых плеч. — Или стоит копнуть глубже? Эйлин собиралась что-то ответить, но, как только крепкие руки легко подхватили ее под бедра, забылась. Бертон лежал на широкой кровати в старой комнате Джина. Помещение было задымлено настолько, что глаза начали сразу же слезиться, легкие забились дымом, а во рту появился горький привкус. Эйлин зашлась в громком кашле и подбежала к окну, обмахиваясь рукой. Пепельница на прикроватном столике была полна бычков, рядом валялись две пустые банки из-под пива и белый пакетик с порошком. Бертон, увидев Дазая, расплылся в широкой улыбке и в пригласительном жесте развел руки. — Ну уж нет. От тебя за версту потом несет. Прайс вынырнул из вороха одеял, принюхиваясь, поднял руки и скривился. Бенгальская кошка, что, свернувшись клубком спала возле его головы, сонно потянулась и спрыгнула на пол. Мурлыча, потерлась об ногу Эйлин и, помедлив секунду, прыгнула ей на руки. Дазай присел на край дивана, придирчиво рассматривая друга. Тот заметно исхудал, осунулся, и глаза его казались непривычно большими. Между пожелтевшими пальцами он сжимал почти до фильтра докуренную сигарету. Взгляд его становился то виноватый, то какой-то обиженный. Неужели Прайс сердится, потому что его не было рядом? Но и открыто выразить свое недовольство он не мог, так как спас его не кто иной, как Дазай. — Чувствуешь себя, смотрю, хорошо. — Я попал в гребаный зоопарк, — сказал Бертон, затягиваясь сигаретой. — Нет, я, конечно, не жалуюсь. Все под рукой. Сигареты, бухло, сиськи, — он кивком головы указал на грудь Эйлин, прикрытую одной лишь просвечивающей майкой. — Берт… — позвал Дазай грозно. — Тормози, я пошутил, — тут же оправдался Прайс. — А вы двое… — Не твое дело, — отчеканила Эйлин, кончиками пальцев касаясь руки Дазая. Бертон задумчиво замолчал. Не в его характере было брать длинные паузы и над чем-то размышлять. Он бросил бычок в полную пепельницу и потянулся за новой сигаретой. Жалюзи в комнате были приподняты, а кондиционер едва давал холод. Дазай плюхнулся на единственное кресло в темном углу, куда солнечные лучи не попадали. Придирчиво покосился на Прайса, нахмурился. Тот, судя по виду, даже не собирался начинать рассказ о том, какого черта произошло в тот день. Почему сорвалась сделка и как так получилось, что его пырнули ножом. Что он собирается делать теперь? Особенно если те, кто пытались его убить, прознают, что он жив. Однако и сам Дазай начинать этот муторный разговор не хотел. Прайс имел привычку упираться рогами и стоять на своем, даже если было очевидно, что он не прав. — Так и будем молчать? — не выдержал первым Бертон. Его небрежный тон разозлил Дазая сильнее. Эйлин села на подлокотник кресла, напротив него, устало вздыхая. Присутствие Прайса ее тяготило. Тот без зазрения совести отпускал похабные шутки и кидал жадные взгляды в ее сторону. Единственная причина, по которой она продолжала терпеть его компанию, это Дазай, которому поневоле пришлось притащиться к Карлайлам, чтобы проведать друга. — Я все жду душераздирающий рассказ, — сказал Дазай с холодом в голосе. — И у тебя было два дня, чтобы его придумать. — Чувак, не начинай, — Бертон раздраженно дернул плечом. — Ты мне этот промах теперь по гроб жизни будешь напоминать? Дазай поднялся с места и встал напротив огромной рамы с картиной. Краска была совсем свежей. Наверняка одна из последних работ Эйлин. На белом столе лежала раскрытая книга «Метаморфозы» Овидия. И старенький, потрепанный том «Персидского мальчика». Он неторопливо прошелся по раскрытым страницам кончиками пальцев. Задумался, а как это, быть слепым? Ориентироваться лишь на слух. Годами общаться с человеком, даже не представляя, как он выглядит. Дазай вздрогнул, так некстати вспомнив Ньюта. Слепого с рождения, худощавого, сутулого и одинокого. Пусть он и был слеп, это не мешало ему полноценно учиться среди остальных. Ньют был замкнут и частенько уходил в себя. Мог подолгу сидеть на дворовой лестнице перед школой и, высоко задрав голову, смотреть на небо. Дазай зачастую следил за ним из окна. Удивлялся и злился, потому что никак не мог взять в толк, на что может так увлеченно смотреть слепой парень. Любопытство и подтолкнуло его бросить все дела и подойти к нему. А первой его фразой было: «На что ты смотришь, если слепой как крот? Придурок». Ньют вздрогнул. Скорее от удивления, что кто-то с ним заговорил, чем от испуга. «Да, ты прав. Я слепой. Не знаю, что я пытаюсь рассмотреть в этой темноте… Говорят, что трава зеленая. Солнце желтое, а облака голубые-голубые. Но какой он, этот голубой цвет? А желтый? Или зеленый? Понятия не имею…» Дазай ошарашенно на него уставился. «Ты совсем ничего не видишь?» Ньют покачал головой. Выглядел он спокойным, собранным и серьезным. Глаза мутные, серые, и от одного взгляда на них бросало в дрожь. Светлые волосы, нерасчесанные и запутанные ветром, спадали на его плечи. На застиранной белой рубашке расцвело огромное жирное пятно в области груди. На его спине кто-то маркером написал — «пни». У Дазая сердце сжалось от жалости к этому человеку. Какой ублюдок станет потешаться над слепым? Не то чтобы он сам был святым, но хоть какие-то моральные качества в нем были заложены. «Я расскажу тебе», — тихо сказал Дазай, смущенно царапая короткими ногтями железную пряжку ремня. — Спрашивай у меня все, что тебе интересно». Тем же днем, проснувшись поздней ночью, он попытался дойти до туалета с закрытыми глазами. Хотелось на время залезть в чужую шкуру и понять, каково это. Спустя пятнадцать тяжелейших минут, сокрушенных вздохов и причитаний Дазай понял, что величайший его страх — ослепнуть. А перецеловав в темноте все стены, осознал, что даже спустя годы не стать ему вторым Ньютом. — Осаму? — снова окликнул его женский голос. Дазай вздрогнул и руку от книги отдернул, словно ужаленный. — Ты чего завис? — буркнул Бертон. — Что там произошло? В переулке, — спросил Дазай, с интересом перевернув песочные часы. Прайс с кислым выражением лица потушил сигарету. Откинулся на огромные черные подушки и зевнул. — Ничего необычного. Просто тому выродку Кейси приспичило товар проверить на месте. Вскрыл он, значит, пачку и говорит, что выглядит странно. — На глаз определил? — Дазай усмехнулся. — Мне почем знать, чувак? Еще скажи, что это я виноват. Эйлин приподняла бровь и покачала головой. — Как твоя рана? Не беспокоит? — О, неужели спросил! Я уж подумал, что на старину Бертона тебе совсем плевать, — съехидничал тот. — Рожу попроще сделай, — Дазай перестал мучить часы и развернулся к ним. — Начнем с того, что теперь выходить на улицу и светить своим лицом тебе не безопасно. Ребята, которым ты толкал дурь, по сей день считают, что ты откинул концы. Выйдешь отсюда, и твоя легенда будет разрушена. Он оттолкнулся от тумбы, подошел к поникшему Прайсу и сел на край кровати возле него. Вытащил последнюю сигарету из пачки, закурил. Это был не первый случай, когда ему приходилось разгребать последствия за Бертоном. — Останься тут еще на какое-то время. Я к тому моменту выясню, кто эти ребята. Бертон посмотрел на него укоризненно. — Если бы ты пошел со мной, может, ничего бы и не произошло. Эйлин поджала губы, с трудом сдерживая себя от колкого комментария в адрес Прайса. Мало того, хотелось его пырнуть ножом в еще незажившие раны. Дазай тихо засмеялся. Потушил сигарету и вперил в Бертона тяжелый взгляд. Это выражение лица было Прайсу хорошо знакомо. Он нервно поправил одеяло и уставился в окно. — Я должен был увидеть своим третьим глазом, как ты идешь на сделку? — спросил Дазай, источая сарказм тоннами. Но ответом ему послужила тишина. Дверь в комнату распахнулась с тихим скрипом, и все одновременно обернулись. На пороге стоял мальчик лет десяти, сжимая в руках плюшевого медведя. Заспанный, с огромными зелеными глазами. «Тот самый внебрачный сын, из-за которого был скандал в семье Карлайлов», — сразу догадался Дазай. Эйлин, увидев его, покраснела. Для нее с Джином этот мальчик так и остался чужим. А помимо всех неудобств, которые он им доставил, так еще и по настоянию отца приходилось быть с ним вежливой. Считать пацана полноценным членом семьи. — Я, когда вырасту, тоже буду наркоторговцем, — сказал он восхищенно. — И у меня будет много крутых шрамов! — Прекрасный возраст, — усмехнулся Дазай. — Я в его годы мечтал стать охотником на приведений. Эйлин поднялась с кресла и, грубо схватив пацана за руку, вышла из комнаты. Бертон и Дазай остались одни. Прайс даже готов был оставить свои грязные шутки позади, лишь бы Эйлин Карлайл немедленно вернулась и не оставляла его с ним наедине.

***

Чуя бросил свою сумку на изрисованную парту и с тяжким вздохом плюхнулся на стул. Дазай оторвался от книги, поднял на него заинтересованный взгляд. — Дай угадаю, — сказал он, сощурив глаза, — явился прямо с очередной подработки? Чуя улыбнулся, тряхнул мокрой головой, смахивая на возмущенного Дазая капли воды с волос. — Почти угадал, Кексик! Я успел забежать домой и принять душ. — Ты в курсе, что ты — жадная на деньги скотина? Чуя хохотнул. Бесцеремонно закинул руку на его плечо, обводя ленивым взглядом всех присутствующих. Жара утомляла. Кто спал, кто копался в телефоне, кто, высунув язык, сосредоточенно рисовал на столе. Райли, увидев Чую, весело помахал ему рукой, но как только тот занял место Прайса, разочарованно уткнулся в свою книгу. По сей день он не оставлял жалких попыток отговорить Накахару от общения с Дазаем. В его глазах этот человек был вселенским злом, против которого, что странно, он еще не носил защитные амулеты. Чуя на минуту представил Райли, обвешанного забавными оберегами и талисманами. И как он дрожащими руками вытаскивает то один, то другой и тычет им в сторону Дазая, что-то безумно приговаривая. Этот образ настолько ему шел и смешил одновременно, что он прыснул со смеху. — Крыша едет, да? — Дазай покрутил пальцем у виска и вновь уткнулся в свою книгу. Сидящий за последней партой Себастьян скучающе высунулся из окна и громко запел, не обращая внимания на возмущенный гул за спиной. — Заткните его кто-нибудь! — рявкнул Стив. — Не ты один здесь печешься в жаре, мудак. — В детстве я частенько выступал в школьном ансамбле и был довольно неплох в пении, — сказал Себастьян и вновь запел на ломаном французском хриплым басистым голосом. Эшли, сидевшая напротив, закрыла уши ладонями. Сестры Честер, звонко смеясь, снимали его на телефон. Дело было не столько в жаре, сколько в желании выделиться. Чуя придвинулся ближе к Дазаю. С любопытством посмотрел на старенькие пожелтевшие страницы книги, а спустя минуту под возмущенный вздох отобрал у него чтиво. — Плутарх? Сравнительные жизнеописания? Боги, тебе что, сто лет? — Накахара сокрушенно потряс старенькой книгой в воздухе. Взгляд у Дазая стал грозный. — Книгу, — сказал он требовательным тоном. Чуя задумчиво уставился на протянутую руку. Поскреб подбородок, затем улыбнулся. — Ты сейчас невообразимо мил. — Чуя, легкая простуда еще не дает тебе стопроцентную неприкосновенность, — Дазай придирчиво посмотрел на него, пытаясь скрыть волнение во взгляде, но получилось у него отнюдь плохо. — Я чувствую себя намного лучше, — сказал он, пряча очередную улыбку за книгой. Дазай насупился. — Я не спрашивал о твоем самочувствии. Итак, к слову… — он заправил локон за ухо и нахмурился. — Почему ты так нагружаешь себя? Всех денег не заработаешь. И… Себастьян сполз с окна, доковылял до своего стула и начал громко барабанить пальцами по столу, припевая полюбившееся «Dominique». Ручка в руках Дазая сначала треснула, затем сломалась пополам. — Блять, заткнись уже, а! Вздрогнул даже стоящий рядом Чуя. Эшли спрятала красное лицо, стараясь не засмеяться в голос. — Наконец-то, — кивнул Стив, сосредоточенно сдирая обгоревшую кожу со своих рук. — Надо было сразу на него прикрикнуть. Вон, как скукожился. Себастьян и правда замолчал. Сидел с видом обиженного ребенка, царапая две гладкие ракушки друг об друга. Их у него в кармане было много. Этот парень имел привычку собирать всякий хлам и распихивать его по карманам. Что в жару, что в холод он всегда носил странные жилетки с уймой карманов, заполненные ненужными побрякушками. И Себастьян на колкие комментарии окружающих отвечал: «Зато я готов к непредвиденным обстоятельствам. Все, что нужно, хранится здесь» и хлопал по выпуклым карманам. Дазай частенько задумывался, к каким именно обстоятельствам он готовился? Чем поможет ему пачка булавок, апотропей, японские талисманы на удачу, высушенная кроличья лапка, запрятанная в оранжевый мешочек, или символ Дхармачакры, который висел у него на шее? Дверь в аудиторию резко распахнулась, и на пороге появился Гленн. Пятнистое старое лицо было угрюмым и задумчивым. Жара, как оказалось, не только на студентов действовала изнуряюще. Он обмахивался тонкой тетрадью и каждые две минуты вытирал платком испарину на лбу и шее. Все разошлись по своим местам. Стив сдул с парты куски содранной кожи и засмеялся, когда большая часть полетела в сидящую напротив Анабель. Девушка изобразила рвотные позывы и под тихий смех остальных отодвинулась на самый край стола. — Псих, — сказал Чуя ласково, подперев рукой подбородок. Дазай показал ему средний палец и полез в свою сумку за учебниками. — Ты так и не ответил на мой вопрос. К чему ты столько работаешь? Чуя задумчиво потер сережку на левом ухе и вдруг расплылся в мечтательной улыбке. — У меня грандиозные планы! Дазай недоверчиво сощурил глаза и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. — Давай, удиви меня, — сказал он, заранее предчувствуя, какую несусветную чушь сейчас начнет нести Накахара. Порой складывалось впечатление, что этот парень не умеет быть серьезным. И все чаще стало бросаться в глаза, как профессионально он увиливал от прямого ответа на любой вопрос. — Куплю я, значит, небольшой дом с верандой. А перед ним будет раскинута огромная плантация марихуаны. Дазай закатил глаза. Чуя спрятал лицо в изгибе локтя, сотрясаясь от тихого смеха. — И каждый вечер я буду сидеть на скрипучей деревянной веранде в таком же скрипучем кресле-качалке с заряженным дробовиком в руках. — А дробовик зачем? — спросил Дазай, стараясь не засмеяться. — Ну как же? Буду отстреливать белые американские задницы ублюдков, решивших позариться на мою плантацию. А вечерами стану попивать кофеек, курить сигару и сидеть, завернувшись в уютный теплый плед. Ну как тебе, а? — Могу сказать только одно, ты — идиот, — заключил Дазай, пытаясь вернуть серьезную мину на лицо. — Ладно, шутки шутками, — сказал Чуя, медленно закрывая раскрытую книгу перед Дазаем. — Как насчет того, чтобы сходить на свидание? Дазай приподнял бровь. — То есть… деловое свидание, — спешно поправил он. — Давай, сделай это… — сказал Дазай, придвигаясь ближе к Чуе. Демонстративно облизал губы, ослабил галстук, соблазнительно улыбнулся. — Сделать что? — Чуя напряженно сглотнул. — Сморозь очередную глупость. Ну же… Бритни за их спиной тихо чихнула. Мелани протянула ей носовой платок, не отрываясь от своего телефона. Себастьян, который не так давно свято поклялся молчать целый день, уже полчаса как разговаривал без умолку. Эшли закатывала глаза, затыкала уши, делала вид, что спит. Все было бесполезно. А вскоре еще и Анабель к ним повернулась, заинтересованная историей скандинавских символов, о которых так увлеченно рассказывал Себастьян. Стив, сонно зевая, выводил какие-то каракули в тетради, время от времени прислушиваясь к беседе за спиной. Все, кроме Райли и еще нескольких человек за первым рядом, нагло спали, не обращая внимания на раздраженный голос Гленна. Чуя беззвучно смеялся, вцепившись обеими руками в край стола. Дазай, делающий вид, что слушает Гленна, кусал губы, давил лыбу, а то и поворачивался к окну, чтобы спрятать красное лицо. Накахара, даже ничего не делая, заражал его своим смехом. — Так что ты подразумевал под деловым свиданием? — внезапно спросил он. — Мне правда интересно. Чуя выпрямился. Прочистил горло и сказал таинственным голосом: — Ну смотри, заказываем мы три пиццы. Одна с грибами, вторая с рикоттой и моцареллой, третья с чоризо. — Я ненавижу рикотту, — сказал Дазай, поджав губы. — Ладно, с анчоусами. — Да ты извращенец! Какой псих станет есть пиццу с анчоусами? — Кексик, ты оскорбляешь мои вкусовые предпочтения, — Чуя удрученно покачал головой. Дазай представил, как поздно вечером они будут сидеть вдвоем в маленьком уютном кафе и придирчиво пробовать одну пиццу за другой. Запивать ее колой или апельсиновым соком, нести всякую чушь и смеяться над глупыми шутками Чуи. Он был бы совсем не прочь скоротать время именно так. Но после занятий его ждала ворчливая миссис Гаспар, а затем отец, с которым приходилось таскаться в офис и всюду следовать за ним тенью. Дазай с неохотой и тоской заметил, что последние дни никак не мог сосредоточиться на занятиях с миссис Гаспар. Не понимал суть диаграмм, плановых таблиц и длинных, скучных речей в кабинете отца. Стал рассеянным, невнимательным. А все по вине Накахары, который сутками напролет не выходил у него из головы. — Может, поэтому у тебя нет девушки, — заключил Дазай. — Они морально не выдерживают с тобой за одним столом. Чуя, весело барабанящий пальцами по столу, замер. Кинул на Дазая нечитаемый взгляд. Усмехнулся. — Была у меня одна девушка, — сказал он. — Заставила первый раз в жизни попробовать дуриан. Слышал о таком фрукте? Ничего более отвратительного в жизни не ел. Я словно разом попробовал тухлое мясо, пожевал носки, которые не снимали месяц, и втянул в легкие запах разлагающегося трупа. Иногда… я все еще просыпаюсь ночами от ужаса. Мне кажется, что Булан сидит возле моей кровати и протягивает разрезанный дуриан. Дазай удивленно вытянул шею, а затем столь же удивленно пробормотал. — Подожди, подожди, твою девушку звали… Булан? — Из всего сказанного ты расслышал только это? — возмущенно спросил Чуя. Дазай прикусил губу, щеки, щипал себя за бедро, до последнего стараясь не засмеяться в голос, но, кинув один короткий взгляд на Накахару, взорвался громким истеричным смехом. — Ой, да пошел ты, — буркнул Накахара. — Она родом из Индонезии. Все словно разом вынырнули из дремучего состояния и изумленно уставились на Дазая и Накахару. Замолк даже Себастьян. Гленн поправил пальцем сползшие с носа очки, ничем не показывая своего раздражения. — Вон. Оба, — сказал он спокойным голосом, даже не подняв головы. Выходили они под сопровождение любопытных взглядов. Чуя что-то обиженно бубнил себе под нос, а Дазай плелся позади, не в силах произнести даже слово из-за душащего смеха. Они шли медленной ленивой походкой, опустив руки в карманы. Один нес полупустой рюкзак в руках, другой — небрежно закинул на плечо. Улицы пустовали, машин почти не было видно. Солнце нещадно палило, выжигая все живое. Дазай поморщился и с раздражением посмотрел на подошву белых кед. Асфальт прилипал, портил обувь и делал ее неудобной для ходьбы. Чуя плелся рядом, жуя фильтр незажженной сигареты. Галстуки обоих были закинуты за плечо, рубашки заправлены наполовину, рукава высоко закатаны. Со стороны они больше походили на школьников, нежели студентов. А студентов в них выдавал небольшой герб университета, вышитый на грудном кармане рубашки. — Куда пропал Бертон? — спросил Чуя, нарушив тишину. — Слег, — ответил Дазай. Вспомнив что-то, внезапно остановился и вперил в Накахару тяжелый взгляд. — Твоя температура… — Все в порядке, — Чуя улыбнулся. Однако Дазай с места не сдвинулся. Поджал губы, глаза опустил, отстраненно рассматривая свою обувь. — К чему столько подработок? — Волнуешься? — Волнуюсь, — честно признался он. Улыбка сползла с лица Чуи. — Осаму, почему, по-твоему, люди много работают? Дазай подумал об отце, который работал даже ночью. Вспомнил мистера Феликса, отца своей будущей супруги. Этот человек, помнится, работал даже на свой день рождения, оставив многочисленных гостей на жену. Та же миссис Гаспар, у которой не бывало прорех во времени. Она забивала работой каждую свободную минуту. После занятий с ним убегала в такой спешке, что Дазай еще несколько минут удивленно смотрел ей вслед. Чего ради эти люди работают как проклятые, если у них даже нет времени на то, чтобы потратить заработанное? Их греет цифра на банковском счету? А порой таких мыслей Дазай стыдился. В отличие от того же Чуи, зарабатывать самостоятельно ему еще никогда не приходилось. Он не знал, что такое тяжкий труд или нехватка денег. Каково это, жить на последние деньги и понимать, что помощи ждать неоткуда. Это и есть та сила, что толкает многих на беспрерывный труд? Жить, чтобы выживать? — У них есть цель, — сказал Дазай поникшим голосом. — Или же желание обеспечить себе спокойную старость. Наверное… Чуя смотрел на него неотрывно. Тяжело вздохнул, ласково взъерошил каштановые волосы. — Ты всегда так полошишься по пустякам? Дазай ничего не ответил. Молча они сошли с центральной улицы и завернули в узкий переулок. В нос сразу ударил затхлый, гнилой запах с полных мусорных баков. Казалось, что не опустошали их месяцами. Сначала в них рылись бездомные, пьянчуги, а затем кошки и собаки. Разрывали пакеты, кидали мусор под ноги, а крышки на мусорных баках давно были сломаны и лежали ненужным хламом, прислоненные к кирпичной стене. Дазай эти узкие улицы не любил. Ночами тут становилось опасно, а днем не отставали шлюхи либо бездомные, нагло идущие по пятам с протянутой рукой. Однако из-за необычной планировки и расположения домов солнечные лучи в это место почти не проникали. Создавалось впечатление, словно они забрели в длинный бетонный лабиринт. Дазай резко остановился и, опираясь одной рукой об стену, стал с отвращением что-то стряхивать с подошвы обуви. — Суки! Суки! Твою мать! Меня сейчас стошнит! Ненавижу это место! Чуя присвистнул. — Разбрасываются контрацептивами. Нехорошо. — Я выкину эти кеды, как приду домой, — буркнул Дазай, весь покрасневший от злости. Накахара засмеялся. — Брюзга. И назвав его брюзгой, он нисколько не ошибся. Таким Дазай был еще с раннего возраста. Ничего не ел с чужих рук, а если что и брал, приличия ради. Ванесса, глядя на него, частенько качала головой, все плохие черты списывая на отцовские гены. Дазая такое сравнение сильно обижало. Однако претензии и недовольство отпали, когда Хидео приказал всей прислуге и поварам носить стерильные перчатки. Что-что, а эта черта у них явно была на двоих. — Всего-то сторонник чистоты. — Брюзга, — меланхолично повторил Чуя, отходя в сторону. Мимо них прошла Лесли в вызывающей юбке и коротком желтом топике. Под руку с ней шел Фрэнк. Тот самый бездомный, что хвостом таскался за Дазаем. Лесли выглядела не как обычно. Глаза у нее стали совсем впавшие, безжизненные. Тело было покрыто едва заметной сыпью, а возле губ и на подбородке появились гнойные ранки, которые не могли не бросаться в глаза. Но, видимо, пьяному в дупель Фрэнку было без разницы, переносчиком какой болезни была его избранница. Дазай смотрел ей в спину еще какое-то время, затем отвернулся. — Ты ее знаешь? — спросил осторожно Чуя. — Знал… когда-то. Пошли. Здесь смердит. Чуя возражать не стал. Догнал впереди идущего Дазая и схватил его за теплую руку. Тот сначала вздрогнул, а затем сжал его ладонь в ответ. И этот простой жест грел сильнее любых слов. — Куда идем? — На деловое свидание, — Дазай улыбнулся.

***

— Как ты себя чувствуешь сейчас? Замечал какие-нибудь изменения? — Скорее да, чем нет. Он поднялся с низкого диванчика, подошел к аквариуму и, наклонившись, несильно постучал по стеклу. Стая маленьких рыбок испуганно метнулась в сторону, скрываясь между искусственными кораллами. — Ты пропустил два сеанса. — Разве я не сказал, что чувствую себя хорошо, доктор Хендерсон? — он раздраженно сощурил голубые глаза. — Мы оба знаем, насколько ты нестабилен. Гробовую тишину в кабинете нарушало лишь тихое постукивание антистрессового маятника и звук бьющихся об окна веток. Доктор Хендерсон нервно постукивала ручкой по блокноту, чувствуя себя некомфортно под пристальным, немигающим взглядом. — Я чувствую, как вы нервничаете…