***
«Мне кажется, что тропа, на которую я свернул, принесет мне в будущем еще много переживаний и проблем. Я оступился. Сделал неправильный выбор, о коем и переживаю каждый день, каждый час и каждую минуту. Стоило ли мне перед тем самым, едва не произнесенным вслух признанием, рассказать о Дороти? Интересно, как бы отреагировал Чуя. Бросил бы меня? О Боги! Мы ведь даже не встречаемся. Но почему я так переживаю и боюсь ему сказать об этом? Неужели я влюбился в него на самом деле? Что за странное чувство в груди, от которого хочется весело улыбнуться собственному отражению в зеркале? Мне хочется часами висеть на телефоне и слушать бред, который несет Чуя. Вчера он пытался связать носки для котенка, которого подобрал на улице. Это было смешно и забавно. Носки у него, конечно же, не получились. Да и какой идиот станет вязать носки на кошачьи лапы, летом, в сорокоградусную жару? Но в этом весь Чуя. Логики в его действиях зачастую просто не бывает. Может, поэтому меня так и влечет к нему? Из-за его спонтанности и непредсказуемости. Порой, когда мы идем вместе, я смотрю в его спину и меня одолевает сильное желание схватить его за подол рубашки. Прикоснуться пальцами к его теплой ладони и почувствовать, как он сжимает мою в ответ. Иногда мне кажется, что рано или поздно наши пути разойдутся. А я ведь только-только стал понимать, как зависим от него. И все же, я трус. Раз признаться могу лишь себе, как сильно он мне нравится. Всегда задавался вопросом, как понять, что в кого-то влюблен. Но это то, что происходит внезапно. Проникает сквозь тебя. Наполняет и опустошает одновременно. И ты чувствуешь это всем телом. Необъятная нежность. Она в твоих руках, в твоем сердце, в твоей голове, в твоей коже… Но вряд ли я признаюсь. Потому что тогда больше не смогу чувствовать себя мужчиной. Что-то во мне… умрет».Осаму Дазай
Он скучающе провел пальцем по экрану телефона. Подбросил его несколько раз в воздух, поднял глаза на огромные настенные часы. Обе стрелки сомкнулись на косой цифре «2». Девушки-консультанты в нескольких шагах от него поправляли одежду на вешалках, тихо перешептывались, смеялись. Дазай ловил на себе заинтересованные взгляды, но упорно не поворачивался в их сторону. Раньше он без зазрения совести взял бы номер у самой симпатичной. А симпатичной была высокая шатенка с широкими бедрами и густыми волнистыми волосами. Та, что рядом, пониже. Зато с милым вздернутым носиком и заразительной улыбкой. Под белой рубашкой он рассмотрел желтую футболку с крупной надписью «S». «Чуя наверняка выбрал бы ту, пониже», — подумал Дазай. Ему потребовалось почти полчаса, чтобы расшифровать это «S», не дающее ему покоя. Тихая музыка стала раздражать. Раздражали двусмысленные взгляды и непрерывающийся гул вокруг. Громкие голоса, смех, детский плач, музыка, которую уже трижды ставили на повтор. Глядя на этих заплаканных капризных детей, Дазай подумал, что своего ребенка ему не хотелось бы. А если он и родится, то наверняка он оставит его на попечении няни. Потому что слезы и капризы он просто не вынесет морально. — Детка, ты еще долго? Дазай поднялся и встал возле ширмы, где переодевалась Дороти. Та вытерла красные глаза и посмотрела на него с неподдельным ужасом. — Оно мне не идет. — Так выбери другое. В чем проблема? — удивился Дазай. — Другое?! Проблема не в том, выберу я другое или нет! Проблема в том, что эта сука Эмили сказала мне, что кокосовое суфле не содержит калорий. Я толстая, Осаму! Толстая! — крикнула она. На крики Дороти подошла девушка-консультант, а за ней и еще одна. Дазай, глядя на взбешенную невесту, с грустью подумал о том, какой сдержанной и рассудительной бывает Эйлин. Даже Шейла в такие моменты начинала смеяться, щупая себя за бока. «Кажется, меня стало немного больше», — говорила она весело. Не было никаких криков и беспочвенной истерии. Больше раздражало, что Ванесса едва ли не вытолкнула его за порог дома, чтобы он встретил эту сумасшедшую и прошелся с ней по магазинам. Все планы на день рухнули. Обещанный визит к Прайсу, встреча с Энни, с которой он хотел поговорить о Чуе. Только она могла помочь ему разобраться в себе. И Энни была единственным человеком, кому он мог довериться, будучи уверенным, что дальше ее ушей эта беседа не просочится. — Я могу вам чем-нибудь помочь? — вежливо поинтересовалась девушка-консультант. Дороти стянула с себя красное вечернее платье и, скомкав его, грубо швырнула ей в лицо. — Дороти! — позвал Дазай строгим голосом. — Они ушили его намеренно! Я знаю! — Определенно, милая, ушили, — сказал он. — Проследили за тобой, увидели, как ты сидишь у Эмили и кушаешь кокосовое суфле, а затем придумали злодейский заговор против тебя. Девушка в футболке «S» отвернулась, чтобы Дороти не разнервничалась еще сильнее, увидев, как она смеется. Вторая же, безостановочно извиняясь, предложила ей еще несколько платьев. Вибрация в кармане отвлекла его от набирающей обороты дискуссии. Б: «Чувак, если ты не притащишь свою бледную задницу через пять минут, я выпущу Миссис Сайли из клетки». Дазай посмотрел на экран телефона, затем на Дороти. С каждой минутой, глядя на нее, в душе разрасталось какое-то чувство отвращения к этой личности. И с ней он должен провести остаток жизни? Хуже становилось от понимания серьезности всей ситуации. Что Хидео, что отец Дороти, мистер Феликс, уже вовсю обсуждали будущее сотрудничество. Неужели этим двоим так необходимо скрепить отношения их браком? Но разве есть гарантия, что он не развалится спустя месяц или год? Дазай был уверен, что и Дороти со временем в нем разочаруется. Потому что не в его силах осчастливить женщину, к которой он равнодушен. Рано или поздно поймет это и она. Сначала в их отношениях появится недосказанность, затем бесконечные ссоры, а после — ненависть. Их будут раздражать дурные привычки друг друга, которые, что странно, замечать будут лишь они. По утрам за их столом будет гробовая тишина. А нарушать ее будет только позвякивание посуды и тиканье часов, к которым будет прислушиваться каждый с надеждой скорее оставить это место. Так что такое любовь? Разве это не жизнь с человеком, который не просто терпит все твои дурные привычки и недостатки, а кому они действительно нравятся. Если бы он любил Дороти, раздражала бы его так эта ситуация? Нет. Определенно нет. По-настоящему любишь, когда вопреки здравому смыслу ты хочешь сделать для человека все. Неважно, что он захочет и насколько безумна будет эта просьба, и, опять же, неважно, какими последствиями это обернется для тебя. Греть будет лишь мысль. Я сделал ради него. Потому что именно это чувство и называют любовью. Дазай с нескрываемой тоской взглянул на Дороти. Сможет ли он когда-нибудь возразить отцу? Поставить на первое место свои мечты и чувства, а не семейный долг. Многие следуют за своей мечтой и воплощают ее в реальность. Но кто эти люди? Те, кто не обременен никакими обязательствами? Или все же не всем мечтам суждено сбыться? В своем нежелании делать что-либо мы неосознанно начинаем убеждать себя, что проще это бросить. Что нет смысла бороться, что это не твое. Хочется плыть по течению, но гадкая мысль, плотно въевшаяся в голову, никак не отпускает. И остается только одно. Покончить с ней. Энни как-то в университетском кампусе сказала ему странные слова, которые по сей день не выходили из его головы. «Мне кажется, нужно быть честным с самим собой. И если ты ставишь цель, твердо зная, чего хочешь, жизнь даст тебе это». Глупости. Жизнь никому и ничего не дает. Ты либо добиваешься этого сам, либо так и продолжаешь ждать подачек от «жизни». Дороти, выплакав все глаза, ушла примерять следующее платье. Дазай вытащил телефон и, несколько минут не моргая, смотрел на экран. Заглянул за ширму, но Дороти тут же вытолкнула его обратно. И только тогда, набравшись смелости, он написал: «Скажи мне, что ты не занят…» — Осаму, как я выгляжу? На Дороти было белое вечернее платье в греческом стиле с завышенной линией талии. Со спины оно имело длинный разрез, опускающийся ниже талии и украшенный вышивкой ручной работы. — Есть ли смысл произносить вслух, что ты прекрасна? — он улыбнулся. Дороти вздохнула с облегчением, как и девушки за его спиной. Те сразу засуетились. Стали убирать всю перемеренную одежду и, тихо перешептываясь, ушли на кассу. — Берем? — Берем, — Дороти обвила руками его шею и, смеясь, слегка укусила за мочку уха. Даже на каблуках ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы поцеловать его. Резкий, сильный запах ее духов неприятно бил в нос. И каждый раз, когда она лезла с очередным поцелуем, оставляла яркий красный след от помады. Будь то на лице или на вороте белой рубашки. Порой казалось, что делала она это намеренно. Еще и принюхивалась, словно собака-ищейка, почувствовав от него запах чужих духов или парфюма. Дазай подумал, что и бровью не повел бы, даже если бы увидел огромный, демонстративно выставленный напоказ засос на ее шее. Что он, что Дороти были всего лишь частью сделки, и в нее не входил пункт любить Дороти Крамер. Дисплей телефона, который он крепко сжимал в руках, засветился. К: «Кексик, ты серьезно? Даже если я сейчас находился бы на затонувшей подводной лодке на дне океана, без скафандра и кислорода, то нашел бы способ вернуться домой! После такого-то сообщения». Дазай улыбнулся. «Чуя, я всего лишь спросил, свободен ли ты». К: «Для тебя я всегда свободен, дорогуша. Топи ко мне. Жду». Помимо Чуи, у него в запасе было еще несколько вариантов, куда можно было сбежать от надоедливой невесты. К тому же Бертону, которого он уже третий день кормил обещаниями о своем визите. Но Прайс на данный момент был последним человеком, которого ему хотелось бы видеть. Из-за глупости друга в очередной раз пришлось тащиться в ненавистные трущобы, где за деньги можно было раздобыть любую информацию. Как выяснилось, Прайс связался не с простыми дилетантами, а с профессиональными наркоторговцами и уголовниками, где у каждого было как минимум по две судимости. На эту информацию Бертон отреагировал на удивление спокойно и горделиво сообщил, что несколько раз толкал этим идиотам поддельную дурь. Иногда Дазаю хотелось выбросить Бертона из окна или натравить на него варана Эйлин, потому что несообразительность этого человека порой достигала апогея. Избавиться от Дороти оказалось куда сложнее. Девушка активно навязывалась ему в попутчики, готовая всюду сопровождать его даже в сорокоградусную жару. И в итоге спас его звонок от той самой Эмили, на встречу с которой Дороти, не задумываясь ни на секунду, согласилась. Взгляд у нее при этом становился то злой, то мстительный. Разошлись они на перекрестке. Дазай посадил ее на такси и, спешно попрощавшись, побежал вниз по улице. От одной мысли, что совсем скоро он увидит Накахару, на душе становилось тепло. Он невольно представил, как Чуя валяется на маленьком диванчике перед телевизором. Лениво переключает каналы, жует свою отвратительную пиццу с анчоусами и запивает ее колой или холодным лимонадом. Также Дазай свято поклялся, что, если снова обнаружит у него дома бардак, ни за что не нацепит фартук с дурацкими рюшечками и желтые резиновые перчатки, которыми он свыше часа драил грязную замызганную плиту и раковину. На улице стоял отвратительный запах тухлой рыбы и чего-то горелого. Повешенный совсем недавно новый светофор беспорядочно мигал то красным, то зеленым. Водитель на красном Порше, высунувшись из окна, громко кричал вслед пожилой женщине, переходящей дорогу едва волочив ноги. Несмотря на душащую жару, на ней была толстая вязанная кофта с катышками, черная широкая юбка и резиновые сапоги. На плече у нее висела мешковатая полосатая сумка, из которой торчали две сломанные клюшки. Дазай даже остановился и некоторое время удивленно смотрел ей вслед. Вспомнил про серебристый Лукан, который отец подарил ему на пятнадцатилетие. Машина ему, несомненно, нравилась, но слишком бросалась в глаза. Ездил он на ней всего несколько раз, да и то по просьбе Прайса, который души не чаял в дорогих машинах. А вот сам Дазай был сторонником пеших прогулок. Когда он оказался возле накахаровского дома, его охватило легкое волнение и испуг. Непроизвольно напрашивался вопрос: а что они будут делать? О чем будут говорить? Не лучше ли было провести день в компании Дороти? Пока он поднимался к заветной двери, трижды одергивал себя от желания дать деру. Сказать Накахаре, что появились непредвиденные обстоятельства, из-за которых он вынужден перенести просмотр Звездных Войн на другой день. Зачем добровольно идти в логово к человеку, общество которого планировал избегать? Но ноги несли его сами. И, оказавшись напротив квартиры Накахары, Дазай взволнованно вздохнул и постучал. С той стороны двери послышался громкий звук шагов, что-то громко грохнуло на пол и раздалось жалобное мяуканье. Чуя распахнул дверь и, держа в объятиях крохотного котенка, сдул длинную рыжую прядь с лица. — Я даже знать не хочу, что там у вас происходило… — сказал Дазай, разглядывая погром за его спиной. Чуя расплылся в довольной улыбке. Схватил опешившего Дазая за руку, втянул в квартиру и захлопнул за ним дверь. — Я споткнулся об этого полосатого каджита и ударился головой об стол, — ответил Чуя. Котенка он поднял высоко над головой, звонко рассмеялся и поцеловал его во влажный нос. Волосы Чуи были мокрые, словно он только недавно вышел из душа. Вода с них капала на белую широкую майку, которая практически ничего под собой не скрывала. Сероватого оттенка штаны были закатаны до колен, а на черных коротких носках было много кошачьей шерсти. Дазай с горечью вспомнил своего кота, которого Ванесса передарила своей подруге без его ведома. Оправдалась она аллергией, которой у нее никогда и не было. А спустя годы желание завести питомца отпало уже у него. — Так и будешь там стоять? — спросил Чуя. Дазай, до которого только дошло, что он все это время бесстыдно рассматривал Накахару, смутился. Перевел застенчивый взгляд на перевернутый стеклянный столик и тяжко вздохнул. Не стоило приходить — пронеслась мимолетная мысль в голове. Рядом с этим рыжим дьяволом с ним всегда творилось что-то неладное. — Ты уже дал ему имя? — спокойно спросил Дазай, сбрасывая с ног белые кеды. Чуя удивленно вытаращился на котенка и задумчиво почесал голову. — Даже не думал об этом. Давай сообрази-ка что-нибудь. — Твой кот, ты и соображай, — ответил Дазай. — И ты вроде говорил, что не можешь себе позволить питомца. Накахара сел на корточки, собирая разбросанный по паркету попкорн в желтую миску. — Я сыплю ему побольше корма, чтобы хватило на целый день, и ухожу. — А ты в курсе, что он может съесть все за раз? Мало того, оставит приятный сюрприз в виде вонючей кучи где-нибудь в углу или на твоем излюбленном диване. Чуя засмеялся. — Может быть. Но мне нравится заботиться о нем. Дазай какое-то время молча наблюдал за его копошением, а затем подошел и присел на одно колено, помогая тому собрать разбросанную еду. Котенок со спины Чуи перепрыгнул на дазаевскую спину. Потоптался несколько минут, впился когтями в кожу сквозь светлую рубашку и забавно зевнул, вывалив шершавый язык. — Да ты ему понравился. Смотри, как он лапами тебе спину мнет. — Начнем с того, что он ее царапает, а не мнет, — сказал ворчливо Дазай, на самом деле едва сдерживаясь, чтобы не зацеловать того во влажный серый нос. Кошачьи носы и подушечки лап всегда были его слабой стороной. С учиненным хаосом в зале они управились быстро. Стол вернули в вертикальное положение, а вот попкорн пришлось выбросить. Возле телевизора Дазай заметил три пластиковые коробки из-под дисков. На обложке верхнего крупным планом был изображен Хан Соло с бластерным оружием, а за ним Джа-Джа Бинкс и Дарт Мол. — Ну и клоуны. — Сам ты клоун, — сказал Чуя обиженным голосом. — Я, между прочим, для тебя их купил. — Диски? — удивился Дазай. — Зачем было их покупать, если можно посмотреть по сети? Накахара насупился. Сложил руки на груди и демонстративно отвернулся с несколько оскорбленным видом. — Ладно, прости, — тут же начал оправдываться Дазай. — Для меня это немного дико. Да и фильмы я почти не смотрю. С тихим щелчком он открыл коробку, вытащил диск и стал озираться по сторонам. Заглянул за телевизор, посмотрел на пустую подставку и приподнял бровь. — Эм… Чуя? А ты в курсе, что для дисков нужен двд-проигрыватель? Или хотя бы ноутбук с дисководом? В зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим голосом ведущей прогноза погоды. Кондиционер опять сильно продувал. А на кухне послышался звонкий свист закипевшего чайника. Дазай, глядя в спину обиженного Чуи, до последнего держался, стараясь спрятать широкую улыбку. Накахара вдруг издал тихий смешок и внезапно громко расхохотался. Его плечи подрагивали, и сам он согнулся от смеха, вытирая выступившие на глаза слезы. Дазай уже ничего не мог с собой поделать. Теперь приступы смеха сотрясали и его. Они с Чуей упали на пол и, держась за животы, хохотали, как умалишенные, больше пяти минут. Спящий на диване котенок, проснувшись, поднял голову и, казалось бы, смотрел на них с неодобрением. — Я только с тобой так лажаю, серьезно, — сказал Чуя, с трудом переводя дыхание. — Вот просто купил на радостях, и все. Дазай водрузил голову на его живот и усмехнулся. — Как это романтично. — Заткнись, — Накахара тихо засмеялся. Дазай провел двумя пальцами возле губ, изображая замок, однако смешинки в глазах никуда не делись. Рука Чуи зарылась в его волосы, мягко взъерошила их, затем убрала с глаз густую челку, открывая бледное лицо. Дазай безотрывно наблюдал за этими нехитрыми действиями и, сам того не замечая, стал сминать пальцами его футболку. Задрал край и коротким ногтем содрал почти зажившую корочку с раны на его животе. — Откуда это? — спросил он. — Ты сейчас напомнил мне подругу с работы, — сказал Накахара, продолжая массажировать пальцами кожу головы Дазая. — Каждый раз, когда она выдавливает какой-нибудь крупный прыщ, сию же минуту бежит ко мне, чтобы его показать. — Фу… это мерзко. — Это высшие дружеские отношения. — Как именно демонстрация выдавленных прыщей влияет на дружеские отношения?— осведомился Дазай. — И почему ты сравнил меня с ней? — Ты прям как она. Выковырял почти зажившую рану, — ответил Чуя с тяжелым вздохом. — Да и сам подумай. Вот твоя Шейла с чем-то подобным подошла бы к тебе? Или хоть раз видел ты ее ненакрашенной, с немытой головой? Дазай задумался. Медленно он начинал понимать, что именно хотел сказать Чуя. — Ладно, ты прав. Какая-то логика в твоих словах проскальзывает. Хоть мог бы привести в пример что-то не настолько отвратительное. — Что? Когда это прыщи стали запретной, отвратительной темой? Я что, надавил на больную мозоль, Кексик? — Чуя хохотнул. Дазай возмущенно поднял голову. — Не было у меня никогда прыщей! — Что, совсем-совсем? — с подозрением в голосе спросил он. — Даже в переходном возрасте? — Совсем-совсем, — подтвердил Дазай. Чуя улыбнулся. Подпер голову рукой и вновь стал перебирать полюбившиеся ему волосы. Дазай тоже молчал. Смотрел расфокусированным взглядом под диван, где лежала часть рассыпанного попкорна, которую они не заметили. Рядом валялся пыльный колпак от ручки и согнутая пополам ржавая скрепка. — Вода в чайнике скоро выкипит… — Не хочу вставать, — сказал Чуя с нескрываемой ленью в голосе. — Иди ты, а? — Я гость, — ответил Дазай, зевая. — Так что подними свою задницу и выключи чайник. — Но, если я поднимусь, придется подняться и тебе, — парировал тот. — Ты лежишь на моей груди. Дазай закатил глаза. — Идем вместе. На кухне у Накахары было на удивление чисто. Окна были широко распахнуты, тонкая белая занавеска, слегка продуваемая ветром, поднималась в воздух и мягко опускалась на подоконник. Дазай заметил на полках новые цветы в небольших пластмассовых горшочках. Вымытая посуда и столовые приборы аккуратно лежали возле раковины. Ненавистный фартук висел на спинке стула с одним оторванным ремешком. Как-то все слишком аккуратно было прибрано и вымыто для Накахары. Почувствовав легкий укол ревности, Дазай ощутил и щекочущее чувство ужаса. В голове лихорадочно одна мысль сменяла другую. Неужели это и правда была ревность, задавался он вопросом, отчего на нервной почве стал кусать заусеницы на пальцах. Разве их связывают хоть какие-то отношения, кроме дружеских? И как эгоистично испытывать подобное к Накахаре, когда сам спал одновременно с тремя девушками. Однако какая-то тяжесть в душе не отпускала. Они ведь даже не говорили после того поцелуя. Так какие их связывают отношения? Может, и у Чуи есть девушка, о которой он умалчивает. Кинув на Накахару короткий взгляд, Дазай со стыдом подумал, что будь он сам девушкой, непременно купился бы на его внешность. Да что там, одних глаз было бы достаточно, чтобы покорить его сердце. — Тебе чай или кофе? — спросил Чуя. — Кофе, — тут же участливо протараторил он. — Ты пьешь его слишком много, к слову, — сказал деловито Чуя. Что-то в манере его речи изменилось. Иногда он задумчиво поглядывал на Дазая и, как только их глаза встречались, сразу отводил взгляд. На стол он поставил слоеное желе, мягкий грильяж и шоколадное суфле. Дазай, чья совесть теперь была по-настоящему нечиста, прикусив губу, уставился в окно. Аромат кофе расплылся по всей кухне. Чуя подвинул к нему чашку, а сам встал возле раковины, споласкивая небольшой заварочный чайник. Они оба молчали. Дазай посмотрел на свое отражение в чашке и совсем приуныл. — У меня есть невеста. Накахара замер с чайником в руках. Дазай упорно смотрел в окно, с повышенным интересом наблюдая, как ветер поднимал тонкую занавеску. В ту же секунду он пожалел о сказанном, но и почувствовал облегчение, словно с души свалился груз. — Я рад, что ты наконец решился сказать мне об этом, — Чуя повернулся к нему. И снова он был странный. Слишком серьезный и задумчивый. Дазай едва не опрокинул кружку с кофе, задев ее локтем. — То есть… наконец решился? — Я знал про невесту, — он, последний раз сполоснув чайник, поставил его на стол. Вытер мокрые руки о свою майку, вытянул стул и плюхнулся на него, упираясь подбородком на спинку. — Знал про Эйлин и, конечно же, Шейлу. — Но откуда? — Видел тебя с Дороти в ресторане. Ее не услышать было просто невозможно. И не спрашивай, что я там делал. Всего-то заскочил по делам. Дазай долго молчал, переваривая полученную информацию. — Почему не сказал раньше? — И что бы это дало? — спросил Чуя. Действительно. Глупо, как же глупо. Все это время они мыслили одинаково. — Я больше не хочу лгать тебе, — прошептал Дазай, опустив глаза. — Осаму… — Я люблю тебя. Чайная ложка из рук Накахары выпала и с громким звоном ударилась о белую плитку. Вздрогнули оба. Чуя упорно молчал. Дазай, несмотря на сильное смущение, продолжил: — Я много думал об этом. Признаться, и по сей день факт, что я влюблен в мужчину, не дает покоя. Настолько сильно, что я совсем растерял сон. Думаю о тебе сутками напролет и приговариваю, как умалишенный, что это неправильно. Остановись, пока не поздно. Твоя жизнь расписана на годы вперед. Но что я могу сделать, если меня постоянно тянет к тебе? Влечет, как сумасшедшего. Все в один миг вокруг стали скучными идиотами! Может, мне правда стоит обратиться к психологу… — Дазай опустил голову на стол и закрыл глаза. Раньше ему казалось, что эти слова просто непроизносимы в присутствии Чуи. Однако сейчас он не испытывал стыда, и сердце из груди не выпрыгивало от волнения. Опять же, странное влияние Чуи Накахары, рядом с которым он всегда чувствовал себя другим человеком. — Скажи хоть что-нибудь. Чуя некоторое время задумчиво вертел в руках пустую чашку, а затем поставил ее на стол. Отодвинул стул, поднялся и встал возле окна. Тишина напрягла. Особенно когда молчал словоохотливый Накахара. — Слишком серьезное заявление, Осаму. Дазай отодвинул свой остывший кофе. Несколько минут он смотрел в его спину, а затем и сам поднялся. — Поэтому я и потратил столько времени, рассуждая над этим. — То есть… — Чуя слегка повернул голову. — Я люблю тебя. Правда люблю. Дазай обвил руками его талию и носом зарылся в рыжие волосы. На улице, прямо под окном, громко ругались двое бездомных. А голоса собравшихся поглазеть на этих зевак напоминали жужжание пчелиного роя. Чуя улыбался. В спальне было темно из-за плотно задернутых штор. Несмотря еще на раннее время, казалось, что на улице давно наступила ночь. Черные обои комнату делали еще более мрачной. Подушки были хаотично разбросаны по всей кровати. Одеяло не заправлено, а на тумбе лежал поднос со смятыми упаковками из-под гамбургеров, пустая банка с энергетиком и полупустая пластина с таблетками. Прочитать название Дазай не смог в темноте, да и Чуя нетерпеливо втянул его в новый поцелуй. Кто-то из них споткнулся о гантели, и оба они упали на кровать, тихо ругаясь из-за боли в ноге. — Серьезно. Убирайся хоть иногда! Чуя засмеялся. Завел руки Дазая за голову и почти до боли впился зубами в тонкую кожу на шее. Тот сразу замолк. Облизал красные губы и, тяжело дыша, уставился на потолок. — Кому-то придется замазывать синяк на шее, — сказал Чуя, очертив контур нижней губы Дазая большим пальцем. Тот, приоткрыв рот, ощутимо его прикусил и показал язык. — Я неплохо овладел этим искусством, — ответил Дазай. Чуя хрипло засмеялся. Они целовались долго, мучительно медленно, а порой жадно, словно в последний раз. Приглушенный свет в комнате успокаивал и создавал расслабляющую атмосферу. Чуя сгреб волосы Дазая, отводя их с лица, и, схватив зубами искусанную губу, слегка оттянул ее и улыбнулся. Их поцелуи больше напоминали соревнование за доминирование и ведущую роль. И Чуя нагло пользовался тем, что Дазай буквально млел от его губ и рук. Ловкие длинные пальцы быстро расстегивали одну пуговицу за другой на его рубашке, обнажая красивую, рельефную грудь. Осаму сильнее прикусил губу и, почувствовав металлический привкус, обвил шею Накахары обеими руками. Оба они замерли, тяжело дыша и глядя в глаза друг другу. Чуя усмехнулся, провел языком по пухлым израненным губам, слизывая капли крови. Шаловливая рука в одно мгновение справилась с железной пряжкой ремня и юркнула под черные боксеры. Дазай громко, удивленно охнул, прогнувшись в спине. А когда горячие пальцы сомкнулись вокруг его члена, он широко распахнул глаза, приоткрыв рот. — Стой… Стой, — протянул он, сладко постанывая в губы Чуи. Но Накахара к его просьбе был глух, покрывая мелкими поцелуями его лицо. — Чуя! Подожди. С трудом переведя дыхание, Дазай уперся ему в грудь обеими руками. — Ладно, Кексик, я весь внимание. Ведь сейчас самый подходящий момент для разговора, — ответил Чуя с сарказмом. Руку он вытащил и демонстративно облизал. Дазай пожирал его глазами и с трудом боролся с желанием оставить все как есть и попросить его продолжить. — Это все здорово. Ты чертовски соблазнителен, но… Ты ведь не думаешь, что я буду снизу, да? — осведомился он. Чуя удивленно приподнял бровь. — Вообще-то думаю, — ответил Накахара. — Не возьму в толк, чего ты так паникуешь. Тебе предоставился отличный шанс оценить все прелести роли пассива. — А давай лучше ты сегодня побудешь снизу, а потом поделишься со мной впечатлениями? — спросил Дазай, одним быстрым движением сминая под себя Накахару. — Ну уже нет. Сегодня я сверху, а вот в следующий раз, возможно, я дам тебе порулить, — ответил Чуя и вновь поменялся местами, пригвоздив Дазая к кровати. — В отличие от тебя, варвара, я куда более сдержан в постели. И поэтому твоя девственная задница особо не пострадает. Чуя, в очередной раз оказавшийся на спине, сдул с лица рыжую прядь и закатил глаза. — Так дела не делаются, родной. Дазай лег возле него, подперев голову рукой, и улыбнулся. — Почему мы не подумали об этом раньше? — Да… глупо получилось. Оба засмеялись, глядя в потолок, на котором отражались солнечные блики из открывшегося окна. Больше двух часов они лежали под одеялом, рассказывая забавные истории. Издевались над Гленном и Себастьяном, который завтра наверняка придет увешанный очередными идиотскими талисманами и оберегами, распихнутыми по всем карманам. Дазай рассказал Чуе, что случилось с Бертоном, и о скандале, который утром устроила Дороти. Тот внимательно слушал, иногда вставляя смешные комментарии, а порой сочувственно вздыхал. Сам Чуя в основном говорил о работе в кафе и жаловался на занудливых клиентов. В частности, на миссис Салиман и ее раздражающего пса Тутси. В компании Накахары время всегда пролетало слишком быстро. Уставшие от долгих разговоров и смеха, они задремали. Чуя по-хозяйски закинул на него свою ногу и прижал к себе, обвив руками, словно мягкую игрушку. Дазай улыбался. Смотрел на круглые настенные часы и думал, как бы ему хотелось остановить время. Никуда не уходить и хоть всю вечность провести в этой маленькой комнатушке. Голоса под окном стихли, часы остановились. Дазай вспомнил, что ничего не знает о человеке, с которым только что пожелал провести вечность.