Шум работающих турбин и пропеллеров был невыносим. Дазай поправил наушники, оттянул тугой ремень на груди и с каким-то детским восхищением уставился вниз. Африка с высоты выглядела очень красиво. И ему все меньше верилось в то, что тут на самом деле ведутся кровопролитные войны. И, может, Бертон был прав, когда сказал, что пятьдесят процентов информации, которыми нас кормят СМИ, на самом деле ложь и выдумки. Однако предчувствие у Дазая было не самое хорошее, и оттого он злился. «Только начинает все налаживаться, как проклятая тревога обязательно должна поселиться в душе», — подумал он. А к той же интуиции, бывало, он испытывал просто жгучую ненависть.
— У тебя есть пять часов, — вдруг заговорил пилот, вырвав Дазая из раздумий. — Потом трогаемся обратно. Завтра истекает моя лицензия на полеты, поэтому к тому времени я уже должен находиться на границе США.
Дазай только кивнул в ответ. Несобранных, неорганизованных людей он терпеть не мог. А по мере того, как они медленно опускались вниз, разочарование на его лице становилось все заметнее. В голове у него тут же пронеслись слова Бертона: «Африка — это сплошь и целиком огромные джунгли. Львы там, слоны, жирафы. И полуголые аборигены, которые танцуют, чтобы вызвать дождь, а иногда и молнию, для костра. Вот чудаки». Дазай начал нервно барабанить пальцами по своим коленям, глядя на огромные развалины и полуразрушенные дома.
— Почти на месте, — крикнул Фредрикс.
Дазай, казалось, его не слышал. Уж слишком был поражен увиденной картиной. Не было никаких джунглей, о которых столько времени распинался Прайс. Был лишь песок. Жара под сорок градусов и злые голодные взгляды, направленные прямо на них.
— Посадочная площадка на днях была подорвана, — снова заговорил Фредрикс. — Поэтому приходится садиться поближе к гражданским, а не у черта на куличках. Ну, хоть какой-то плюс, да? Не придется нанимать машину. Чтобы на несколько метров человека провезти, огромные бабки берут. А с не знающих местные цены, так еще и сдирают вдвойне. И попробуй не заплати им. Тут c рождения младенцам дают оружие, а не соску.
— Они всегда такие приветливые? — спросил Дазай, когда в лобовое стекло кто-то швырнул тухлый помидор.
— Здесь война, парень, — ответил Фредрикс, заглушая мотор и снимая наушники с головы. — А все, что прилетает со стороны США, как правило, ничего хорошего не сулит. Поставь себя на их место.
Дазай молча стянул наушники, отворил дверь и спрыгнул на землю. Волосы его тут же заколыхались от сильного ветра, и прямо в лицо ударил песок. Он закрыл лицо обеими руками, но глаза начали слезиться, а песок во рту неприятно захрустел. Фредрикс хохотнул.
— Добро пожаловать.
Весь путь, что они добирались до административного центра, Дазай в каком-то замешательстве оглядывался вокруг. Целых зданий практически не было. Кругом разруха, дизентерия и голод. По общей картине складывалось впечатление, словно только вчера здесь проходили боевые действия. Железная табличка с надписью «
Добро пожаловать в Сомали» качалась из стороны в сторону и громко скрипела. Где-то в огромный ряд тянулись небольшие низкие палатки, сооруженные местными жителями. Палатки эти представляли из себя обычные доски, вбитые в землю вдоль и поперек. Сверху накидывалась плащевая ткань либо самая обычная одежда. Кто-то отстраивал разрушенные дома, а кто-то просто обвешивал их тканью. А на стенах некоторых домов Дазай заметил торчащую проволоку.
Удивленно охнув, он резко наклонился, в последний момент увернувшись от брошенного в него камня. Группа детишек, плетущаяся за ними, засмеялась, а кто-то даже разочарованно топнул босой ногой. Но следующий камень попал Дазаю в висок. Фредрикс, грязно выругавшись, схватил камень побольше и угрожающе побежал на них. Дети с громкими криками разбежались кто куда. Из палат повылезали люди. Недовольные, возмущенные. Что-то кричали на сомалийском и грозно махали кулаками. Женщины начали хватать камни и швырять прямо в них.
— Пошли быстрее, — выкрикнул Фредрикс. — Иначе вся улица скоро соберется здесь.
Дазай ускорил шаг, приложив платок к кровоточащей ране на виске. Чем ближе они подходили к административному центру, тем больше военных становилось поблизости. Фредрикс сказал не обращать внимания и просто молча следовать за ним. Даже в тонкой белой рубашке Дазай изнывал от жары. Лицо, волосы, все тело было в песке, даже уши. Ветер все не унимался. Военные ходили в высоких берцах, пустынном камуфляже и полностью скрытыми под куфиями лицами. Половина военных были солдатами США. Дазай тут же подумал о Чуе, которому наверняка приходилось сутками напролет расхаживать в такой же форме, несмотря на палящее солнце. Он поежился и ускорил шаг, стараясь не отставать от Фредрикса.
Когда они зашли в трехэтажное здание, оба вздохнули с облегчением. В помещении работал кондиционер, и люди казались куда дружелюбнее.
— Чем могу вам помочь? — спросила миловидная девушка с едва заметным акцентом.
Дазай оторвался от разглядывания скудного интерьера и перевел на нее взгляд.
— Мы хотим арендовать машину на несколько часов, — ответил Дазай. Девушка оторвалась от компьютера. Окинула их нечитаемым взглядом с ног до головы и слабо улыбнулась.
— Простите, если лезу не в свое дело, — сказала она, — но вы ведь понимаете, что выезды за пределы охраняемой зоны опасны для жизни?
— Да нас как бы и здесь чуть не убили, — буркнул Фредрикс. Дазай же задумчиво уставился на нее. Девушка смутилась. Поправила кучерявые волосы, обвязанные фиолетовой лентой, нервно поерзала на месте, и, прочистив горло, вновь заговорила:
— Я не могу выдать вам транспорт, пока не узнаю истинную цель вашей поездки. Мне необходимо знать куда и для чего.
Фредрикс, судя по лицу, собирался ответить ей в весьма грубой форме, но Дазай остановил его движением руки.
— Я ищу одного человека, — сказал Дазай негромко. — Ищу уже много месяцев. И недавно я узнал, что он служит здесь, в Сомали. У меня есть точные координаты, но пешком туда никак не добраться. Поэтому… прошу вас. Нам нужна эта машина.
Фредрикс хлопнул себя по лбу.
— А я ведь придумал такую изумительную и правдивую историю! — произнес он, снимая мокрую кепку с головы. Дазай пожал плечами. Девушка переводила задумчивый взгляд с одного на другого. Выглядела она лет на двадцать пять, тридцать. Плечи, грудь и бедра у нее были слишком широкие, а улыбка дружелюбная, простоватая. И не то чтобы она была красавицей, скорее, приятной и миловидной. Внезапно она подтянула стул поближе к компьютеру и заговорчески подмигнула Дазаю.
— Роты довольно часто перекидывают с точки на точку. Я могу узнать, где твой друг находится на данный момент. Но это должно остаться между нами, иначе я вылечу с работы, — сказала она шепотом, настороженно оглядываясь, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает. Дазай тут же закивал. — Как его зовут? — спросила она.
— Чуя Накахара, — спешно ответил Дазай, чувствуя волнение.
— Погодите-ка, — вклинился Фредрикс, подозрительно сощурив глаза. — А разве личные данные военнослужащих это не секретная информация?
— А разве я выдаю вам секретную информацию? Их персональные данные? — перебила она его грубо. Дазай бросил на Фредрикса полный негодования взгляд. Но, позабыв о небольшом инциденте, уже через секунду она хмуро уставилась в экран компьютера. — Еще раз. Как его зовут? — переспросила девушка.
— Чуя Накахара, — повторил Дазай, и тут же напрягся, чувствуя неладное.
— Я не вижу его в базе, — произнесла она, задумчиво накручивая на палец волнистый локон. — А может, капитана роты знаете?
— Гаррисон, — тут же ответил Дазай.
Фредрикс отошел от администраторского стола и скучающим взглядом принялся осматривать обстановку. И была она, мягко говоря, скудной: плита под ногами совсем старая, выцветшая, а где-то залитая цементом; со стен сходила и трескалась штукатурка, а над головой тянулась плесень, вплоть до входных дверей; у самого входа стояли горшки с цветами, и Фредрикс был уверен, что и те искусственные. А подойдя поближе и пощупав их, он удовлетворенно хмыкнул. Его теория оказалась верной.
— Чуя Накахара, значит… — тихо произнесла девушка, медленно листая список служащих. — А рота? Взвод?
— Третья рота, четвертый взвод, — произнес Дазай, нетерпеливо заглядывая в экран.
— Штромберг, Джексон, Андерсон, Харрис, Митчелл, Перес, Кроссман, Чедвик, Уильямс… Накахары нет, — сказала она, пролистывая список в самый конец.
Их глаза встретились. Растерянные дазаевские и ее, слегка удивленные и сочувствующие.
— Быть не может, — неверяще выпалил Дазай, заходя за администраторский стол. Девушка возражать не стала и даже отъехала на своем скрипучем стуле в сторону. Дазай тем временем затолкал в карман окровавленный платок, который держал все это время приложенным к виску, и угрюмым взглядом воззрился на экран. Все те же имена и тот же список. Имя Чуи Накахары чудодейственным образом в списке не появилось. Он поджал губы, отстранился. Фредрикс, мотающий круги по помещению, неловко прокашлялся.
— Но… мистер Кирхнер… — прошептал Дазай потерянно. — Неужели он солгал…
— Сколько лет вашему другу? — внезапно спросила девушка.
— Восемнадцать… нет, уже девятнадцать, — с горечью ответил Дазай. Девушка-администратор удивленно вскинула бровь.
— Тогда его тут и не должно быть. Восемнадцать лет слишком мало. Его бы просто-напросто не взяли в такую точку. Он же еще совсем юный.
— Ничего не понимаю…
— Так! — вмешался Фредрикс, — Мы таким образом ни к чему не придем. Данные могут быть и ошибочными, верно?
Он подошел к администраторскому столу и громко водрузил на него свои широкие ладони. Дазай в тот миг подумал, что внешне уж больно он походил на Халка Хогана. Особенно своими повадками. А весь тот путь, что они летели в вертолете, его так и тянуло спросить, не занимается ли тот реслингом. Но этот вопрос ему показался нескромным и кричащим: «Чувак, ты косишь под Халка Хогана?» Потому что эта ассоциация, как ему казалось, наверняка возникала у многих. Ну как две капли воды.
— Вы даете нам машину, дамочка. Мы с этим пацаном едем, куда нам нужно. Проверяем, стоит ли там на самом деле этот чертов лагерь, и возвращаемся обратно. Потому что моя гребаная лицензия истекает сегодня. И мы с этим мальчишкой должны вовремя притащить свои бледные задницы обратно на территорию США, пока не возникли проблемы.
Говорил Фредрикс так громко, что еще несколько человек обернулись и стали с интересом разглядывать их, перешептываться. Кто-то из военных направился в их сторону, но девушка сразу его остановила кивком головы.
— Хорошо, — согласилась она, наконец, — оплата почасовая. Если при сдаче транспорта выявятся какие-то повреждения, то вы будете обязаны выплатить полную стоимость ремонта. Также есть специальные охраняемые зоны, въезд в которые строго запрещен. В машине установлен датчик слежения, и все ваши передвижения будут фиксироваться.
— Еще скажите, что у вас там рация, — хмыкнул Фредрикс.
— Там есть рация, — ответила она, сердито сощурив глаза. — Боюсь, что на этом все. Больше ничем не могу помочь.
Фредрикс водил быстро и неаккуратно. Машина, наезжая на камни, каждый раз высоко прыгала, и Дазаю приходилось крепко держаться за поручень, чтобы не удариться головой об крышу. Дороги были узкие, кривые, засыпаны местами песком, и то неравномерно. Ямы приходилось постоянно объезжать, и каждый раз после очередного прыжка поднималось облако пыли. В машине не были предусмотрены стекла, кроме лобового.
— Отлично водите, — сказал Дазай, протирая слезящиеся глаза.
— А то! — выкрикнул Фредрикс, не уловив сарказм в его голосе. Машина вновь подпрыгнула. Дазай поморщился, а Фредрикс громко захохотал. Все его лицо и тело были в пыли. И осела она настолько плотным слоем, что потемнели даже белые усы. А на шее и груди остались крупные разводы от пота. Фредрикс иногда вытирал глаза краем своей широкой майки, но этот нехитрый жест мало чем помогал.
Выражение лица у Дазая с каждой минутой становилось все более беспокойным. Обстановка вокруг была ужасающей: всюду старые поломанные машины; сухие, выжженные дотла земли; редкие худые деревья и почти адское пекло, от которого просто негде было спрятаться. Проехав еще несколько метров, Фредрикс притормозил. Дазай проследил за его взглядом и зажал себе рот обеими руками. Четыре собаки обгладывали труп ребенка. Двое из них скалились и рычали из-за руки, которая валялась отдельно, покрытая толстыми черными мухами. А совсем недалеко, метрах в двух, на дереве качалось несколько трупов. И висели они там, судя по виду и невыносимому запаху, очень давно.
— Боже мой… — прошептал Дазай, представляя, через какой ад, должно быть, прошел Чуя, если отец на самом деле отправил его сюда.
Вскоре забеспокоился и Фредрикс. С его лица сошла беззаботная улыбка, и беспочвенный оптимизм вскоре иссяк. Трупов по пути становилось больше. Никто их не хоронил. Никому они не были нужны. Разве что изголодавшимся собакам. Всюду валялись гильзы, старые оборванные палаты, пустые патронташи и оружие. Словно только недавно здесь проходила перестрелка. И если Айна не солгала, когда выдавала им ключи, то в опасности они были еще с тех пор, как Фредрикс посадил свой вертолет на посадочную площадку. «Если по пути увидите вооруженных людей, давите на газ и уматывайте оттуда, — сказала она, обращаясь к Дазаю. — Самые опасные хищники в Африке отнюдь не животные, а сами люди». И тут с ней было трудно не согласиться.
— Сколько еще? — спросил Фредрикс, крепко сжимая руль вспотевшими от волнения руками.
— Метров тридцать, — ответил Дазай, глядя на крохотный ручной GPS-навигатор. — Мы почти на месте.
Дазай был спокоен, собран, и не чувствовал даже волнения. Месяц за месяцем испытывая одни разочарования, он давно примирился с тем фактом, что чудес не бывает. Чуя мертв. Окончательно и бесповоротно. А эта поездка, эта глупая поездка — просто финишная черта. Конец его страданий. Чтобы стоя здесь, на этой земле, он мог вдохнуть полной грудью и сказать: «Я сделал все, что в моих силах. Я опускаю руки».
— Мы на месте… — сказал Фредрикс, замедляясь. Дазай с удивлением оглянулся, а как машина остановилась, выпрыгнул из нее. От поднявшейся пыли сильно зачесался нос и заслезились глаза. Но так как даже руки были в пыли, приходилось терпеть и ждать возвращения, чтобы умыться. Дазай несколько раз чихнул и сильно мотнул головой, стряхивая песок. Ужасная была поездка. Интересно, у них весь транспорт такой, или повезло только им.
— Не хочу тебя расстраивать парень, но тут… вроде как никого… — Фредрикс пнул ногой покрытую слоем пыли военную каску.
— Или мы опоздали, — ответил Дазай приглушенно. Военный лагерь был заброшен и разгромлен. Даже деревья разнесены в щепки, словно от сильного взрыва. Ямы на земле были глубокие и явно вырытые не человеком. Чуть поодаль валялись неиспользованные сухие пайки, разодранные палаты, спальные мешки и даже оружие. Дазай прошел мимо Фредрикса, в ужасе приросшего к земле. Тот неотрывно смотрел на труп, что был подвешен к дереву вниз головой и покачивался из стороны в сторону. Оба его глаза были выклеваны птицами.
— Его надо снять, — сказал Фредрикс.
Дазай пожал плечами. Он пошел выше, к месту, где заканчивался лагерь и начинался небольшой лес. На широких кустах папоротника он заметил тонкое красное платьице, что слабо колыхалось от ветра. Было то даже не платье, а какая-то его часть, небольшой кусок. Дазаю отчего-то стало нехорошо. Он покачнулся и отступил на шаг назад.
В двух-трех метрах от них послышались голоса и детский смех. Фредрикс насторожился, выудил из кобуры пистолет. Дазай же грязно выругался, когда кто-то из них выстрелил бамбуковой трубкой ему в шею. То был просто скомканный, обслюнявленный лист.
— Эй, вы! — крикнул Дазай. Дети засмеялись еще громче и рассыпались кто куда. Фредрикс убирать оружие не торопился. Дети в Африке убивали так же, как и взрослые. А держать оружие их учили едва ли не с пеленок. В голову Дазаю пришла нелепая мысль: расспросить этих ребят о стоящем здесь некогда военном лагере. Он сорвался с места и помчался за ними. Фредриксу ничего не оставалось, кроме как кинуться следом.
Лес оказался куда больше. Заросший, непроходимый и с длиннющими лианами, за которые каждый раз цеплялись ноги. Уходить далеко было опасно, да и выдохся Дазай на удивление быстро. Поэтому, резво пораскинув мозгами, он крикнул детям в спину:
«Я заплачу вам за информацию».
Остановились почти все. Кто-то, видимо, понял, а кто-то остановился лишь потому что притормозили остальные. Дазай, тяжело дыша, упер руки в бока. Фредрикс нагнал их через пару секунд. И вид делал такой, словно «легкая» пробежка его нисколько не утомила, в отличие от его молодого напарника. Дазай закатил глаза. Дети стали собираться вокруг них.
— Кто это стрелял в меня? — спросил он раздраженно. Дети переглянулись, начали пожимать плечами и непонимающе разводить руки. — Так, ладно, — Дазай залез в карман, вытащил крупную купюру и потряс ею в воздухе. Взгляды у всех стали жадные, алчные. Кто-то даже потянулся рукой, но быстро одернул ее, когда его пихнули в плечо. Выглядели дети так, словно их неделю морили голодом. Худые, тощие, в оборванной одежде и в пыли с ног до головы. У одного из них, самого низкого, Дазай и Фредрикс заметили странные шрамы на лице и много гнойных ран, волдырей. Один глаз у него был закрытый, сильно опухший, а второй он едва держал открытым, и тот налитый кровью. Губы неестественно толстые, а из широких оттопыренных ушей капала кровь прямо ему на плечи. Один из мальчишек, заметив, как пристально Дазай рассматривал больного, тут же встал впереди, загородив весь обзор.
— Я отвечу на ваши вопросы, — сказал он. И Дазай даже удивился тому, как хорошо он говорил на английском. Но Фредрикса утешительное «Я отвечу на ваши вопросы» ничуть не успокоило. Скорее, занервничал он еще сильнее. А все потому, что отправляясь в Африку, по правилам, что он, что Дазай обязывались сделать прививки от таких болезней, как эбола и желтая лихорадка. И если Дазай об этом не знал, либо не задумывался, то Фредрикс просто пренебрег законом, что в будущем могло вылиться в крупный штраф, либо немалый тюремный срок.
— Эти дети заразны. Пошли отсюда, пока не поздно, — протараторил он нервно. Дазай упрямо стоял на месте и разглядывал их.
— Можешь подождать меня у машины, — ответил он Фредриксу. — Мне все равно уже нечего терять.
— Ты можешь заразиться! — прошипел он. — Мелкий явно чем-то болен. У нас будут проблемы, если… — Фредрикс замолк на полуслове. Но и этого хватило, чтобы Дазай понял его.
— Всего несколько вопросов, — сказал Дазай негромко, обращаясь уже к мальчишкам. — Раньше тут стоял военный лагерь. Кто-нибудь в курсе…
— Их всех убили! — крикнул тот, позади. Остальные что-то начали говорить на сомалийском, перебивая и перекрикивая друг друга. Дазай нахмурился.
— Как это… убили? Весь взвод?
— А вот так! — подал голос самый высокий. — Вы вторглись в наши земли. Крадете наши ресурсы, убиваете наших братьев и сестер. Так почему мы должны быть милосердны к вам? Дазай и Фредрикс переглянулись. Мальчик тем временем продолжил:
— Мой брат говорит, что все американцы нечестивцы и грешники. Говорит, что вы не придерживаетесь одной религии и ведете неправедный образ жизни. Сеете распутство, самовольничество и надсмехаетесь над верующими. Призываете…
— Слышь, — вякнул Фредрикс, — а не слишком ли много слов для такого молокососа, а? Какого хера ты мне тут пересказываешь слова своего тупого фанатичного братца? Уматывай отсюда, пока я тебе голову не открутил, говнюк!
Дети хаотично разбежались по разным сторонам. Кто-то подкрался к Дазаю со спины и вырвал из его рук долларовую купюру. Но Дазай даже не сдвинулся с места, находясь в каком-то оцепенении. Больной мальчишка продолжал стоять на месте и сверлить его своим налитым кровью глазом. На гнойные раны постоянно садились мухи и москиты. Он, казалось, их не замечал. Фредрикс поежился под его взглядом.
— Мою старшую сестру, Миремб, под покровом ночи отправили в военный лагерь, обвязанную взрывчаткой. Перед смертью она должна была прихватить с собой как можно больше военных. Но что-то заставило ее передумать. Она подвела нашу семью, опозорила, и теперь все смотрят на нас свысока, — он шмыгнул носом и вытер глаз, с которого скатилась кровавая слеза. — Но я не держу на нее зла. Она любила жизнь, и убивать никого не хотела. Брат говорит, что вы плохие и несете только смерть. Но, что странно, ее, несколько дней изнывающую от жажды, водой напоил один из вас. Один из якобы убийц, нечестивцев и грешников.
Дазай хотел подойти к нему, но Фредрикс резко схватил его за руку.
— Даже не думай! — прошипел он. — Этот пацан обречен.
— Скажи… в том лагере… — с мольбой в голосе прошептал Дазай.
— Я не знаю, кого ты ищешь, но этот человек наверняка мертв. Перебит был почти весь взвод.
Дазай устало сел на сухую листву, схватившись за голову. Мальчик сочувствующе посмотрел на него.
— Я буду молиться за его душу, — сказал он. — Хотя бы те несколько дней, что осталось мне самому.
Весь обратный путь Дазай был безмолвен. Смотрел пустыми глазами в одну точку и тихо постукивал пальцем по своему колену. Фредрикс первое время пытался взбодрить его, шутил, говорил, что не стоит верить словам восьмилетнего пацана, и вообще, все это бред собачий. Говорил, что информатор его мудак и лжец. Потому что восемнадцатилетний пацан никак не мог оказаться в элитном отряде. Айна говорила правду. Такое невозможно.
Но в какой-то миг Дазай словно вышел из длительного сна. Улыбнулся Фредриксу и, поправив наушники, уставился вниз. Все-таки Африка с высоты была прекрасна. И если ад есть на самом деле, то имя ему — Сомали.
***
«С самого начала я знал, что эта поездка обречена на провал. Но ведь правильно говорят, что надежда умирает последней. Моя надежда, глупая вера в нечто неосуществимое и практически невозможное, вытаскивала меня из самых плачевных ситуаций. Множество раз тянула меня назад, когда одной ногой я уже был на том свете. Как глупо… И правда, чего я ожидал? Как я вообще мог понадеяться на то, что отец оставит его в живых? Мне уже девятнадцать лет, а наивности как у шестилетнего ребенка. Но что мой отец обрел в итоге? Можно ли назвать это выигрышем? Я не стыжусь признаться в том, что полюбил мужчину. И люблю его по сей день. Всегда буду любить. Мой отец не «уничтожил» во мне это чувство даже сеансами шоковой терапии. Даже четырьмя сотнями вольт, что доктор Мерфи и Нелли Брукс пропускали через мое тело едва ли не каждый день. Я многое забывал, становился другим человеком, ел побелку со стен и валялся на бетонном полу, заливаясь слезами. Да, я забывал свое собственное имя и как правильно мочиться. Забывал, как правильно переставлять ноги и как насаживать еду на вилку. Но я всегда помнил его имя. Помнил его улыбку и его смех. Помнил, как сильно люблю его. И лишь эта любовь толкала меня вперед, не позволяла опустить руки. «Вставай! Вставай! Вставай!» — кричала она каждый раз, когда сил просто-напросто не оставалось.
Но теперь же иссяк не огонь в моей душе, изношенным оказалось само тело. Я устал.
Мой отец не победил. Он превратил мою жизнь в ад. Он не обрел сына, он его потерял…»
Осаму Дазай
Фредрикс не заметил, как Дазай стащил у него пистолет. Едва они посадили вертолет на посадочную площадку, он бросил наушники на широкую панель, устало потянулся, потер затекшую шею и зевнул. «Нажрусь в первом же баре, — сказал Фредерикс, поглаживая белые усы. — Хотя нет, постой-ка, для начала смою с себя эту дерьмовую пыль». «Дерьмовую» пыль хотел смыть и Дазай. Но не у себя дома и не дома у Прайса, а в их с Чуей квартире. Та была оплачена на месяцы вперед, и Дазай продолжал платить за нее даже после тех ужасных событий. Хотя сам, как бы ни был велик соблазн, ни разу в квартиру не возвращался. После психиатрической лечебницы его перепады настроения стали слишком часты и внезапны. А подпортить самочувствие могла любая мелочь. Даже испортившаяся вмиг погода. Он боялся того, какая буря эмоций могла на него нахлынуть, зайди он просто в грязный, изрисованный и замызганный подъезд. Но подъезд, хранивший слишком много совместных воспоминаний. Даже Рубин вызвал бы у него слезы радости. Вызвал бы столько эмоций, что он просто-напросто, поддавшись им, бросился бы вперед и обнял этого алкаша.
Однако повода для радости у него не было. Дазай, сидя на скамейке в парке, ленивым взглядом наблюдал за прохожими. Пожевывал свой гамбургер и запивал его вредной колой. Пистолет Фредрикса был спрятан на боку и при малейшем движении потирался об живот, напоминая ему о планах на сегодняшний день. А планы Дазай поставил весьма странные. Планировал он до краев заполнить ванну, отлежаться в ней час-другой, посмотреть «Звездные войны», выпить несколько бутылок пива, нацепить на себя одну из нестиранных любимых рубашек Накахары и лечь в ней на их кровать. Дальше дело было за малым.
Дазай с удивлением заметил, какое необычное спокойствие он испытывал. Столько месяцев его бросало то в отчаяние, то в страх, то в ужас, то в эйфорию, а сейчас не было ничего. Никаких эмоций. Ни беспокойства, ни паники, ни слез. Он смотрел на прохожих, не чувствовал вкуса еды. Гамбургер казался бесконечным и резиновым. Черная, как нефть, кола обжигала внутренности. Дазай с сожалением подумал о телефоне, который оставил у Прайса. Ему как никогда сильно захотелось перечитать каждое нелепое сообщение, некогда оставленное Чуей. Медленно пройтись глазами по заученным наизусть строкам и вспомнить, как это было. О чем думал он в тот день и чем занимался, когда получал эти сообщения. Что отвечал и как реагировал. Ему хотелось воспроизвести в голове каждую секунду и каждый миг.
Дазай бросил недоеденный гамбургер в мусорное ведро и поднялся. Отряхнул штаны, потер ладони и сонно потянулся, тихо напевая что-то себе под нос.
Он брел в сторону знакомых улиц, знакомых трущоб. «Бертон наверняка волнуется и места себе не находит. Стоило бы сначала зайти к нему», — подумал Дазай. Прайс Бертон его лучший друг. Порой тупее конского седла, а порой надежный, как швейцарские часы. И как бы сильно Дазаю ни хотелось увидеть его вновь, он подавил минутную слабость. Фредрикс все расскажет сам и без его присутствия.
Дазай улыбнулся. С момента его отсутствия почти ничего не изменилось. Все тот же грязный двор. Полные мусорные баки, летающие пакеты, стены, изрисованные граффити с пошлыми надписями. Какие-то были закрашены, а какие-то продолжали бросаться в глаза, исписанные яркими красками. Даже Фрэнк лежал все на том же месте, укрывшись картонной коробкой. Прижимал к груди полупустую бутылку виски и громко икал, затягиваясь сигаретой.
— Отличный день, Фрэнк! — громко сказал Дазай.
— На хуй иди! — вякнул тот хриплым, прокуренным голосом, сдирая с недельной щетины куски высохшей блевотины.
Дазай звонко засмеялся. Прошествовал мимо, опустив руки в широкие карманы штанов, и скрылся в темном подъезде. В лицо тут же ударил спертый, заплесневелый воздух. Тихо напевая себе под нос, он побежал наверх, перешагивая сразу несколько ступеней. Заветная дверь открылась взору через каких-то несколько минут. Сердце Дазая забилось быстро-быстро. Он прошелся пальцами по бордовой двери, мотнул головой и полез в карман за ключом, с которым почти никогда не расставался. Его ладонь опустилась на железную ручку, потянула вниз, но внезапно он замер. Опустил глаза, заинтересованно посмотрел на стопку писем, что валялись под ногами. Прошлый раз, когда он приходил сюда с Джонсоном, письма торчали из двери. А теперь уже нет. Да и те, что на полу, были оттеснены в сторону, словно дверь кем-то открывалась. Дазай нахмурился, повернул ключ, замок тихо щелкнул.
«Знаешь, Осаму, ты очень чувствительный на самом деле. Пытаешься казаться бездушным, черствым, а сам можешь загрустить из-за случайно убитой мухи», — сказала как-то Эйлин, лежа на его груди. То были всего-то мысли вслух, но Дазай от них пришел в истинное негодование. А муху демонстративно прихлопнул при ней со словами «Я чувствую, ровным счетом... ничего! Так что ты ошиблась, детка. Да-да, такое порой случается даже с тобой». Эйлин лишь таинственно улыбнулась, приложила палец к его губам. «Конечно, как скажешь», — ответила она тогда спокойным, изможденным после бурной ночи голосом. Но Дазаю легче от этого не стало. Он чувствовал себя побежденным. Эйлин Карлайл, черт возьми, никогда не ошибалась и людей читала насквозь. И дело было вовсе не в мухе.
Загрустил Дазай, лишь перешагнув порог их квартиры. «И правда чувствителен к любой мелочи», — подумал он с горечью. Все вызывало ностальгию и какое-то тянущее чувство тоски. На комоде у входа все так же лежал толстый потертый журнал с комиксами, который Чуя приобрел на какой-то выставке. Сколько бы Дазай ни напрягал память, вспомнить ему так и не удалось. Его белые кеды, которые он грозился выбросить, небрежно валялись у входа. А на вешалке висело два желтых дождевика, так и не надетых ни разу. А все Чуя, который верил каждому прогнозу в своем телефоне. Никакого дождя, конечно же, в тот день не было.
Услышав звук работающего телевизора в зале, Дазай насторожился. Медленно опустив накахаровский журнал на место, прямо в обуви пошел по коридору и дернул на себя противно скрипнувшую дверь.
— Какого черта… — он потрясенно уставился на телевизор, где показывали шоу Опры Уинфри.
«Роберт Паттинсон, Кристен Стюарт и Тейлор Лотнер, все вместе здесь, со мной, — сказала Опра, затем перевела взгляд на Тейлора. — Мне нравится тот кадр, где ты возле машины. Это первый кадр, который мы видели. И ты без рубашки». Раздался громкий смех зала и самого Тейлора Лотнера.
Дазай растерянно вскинул бровь и оглянулся, пытаясь отыскать пульт. В его голове просто не укладывалось, как нечто подобное могло произойти. Однако, когда он вспомнил конверты у входа, первая посетившая его мысль была о том, что в пустующую квартиру ворвались либо воры, либо бездомные. Взламывали они замки на удивление профессионально. Да тот же Рубин смог бы открыть старую дверь, повозившись с ней несколько минут. Дазай подошел к окну, отодвинул плотные шторы и поморщился от яркого дневного света. Пульт лежал на краю стеклянного столика. А наклонившись за ним, Дазай встревоженно уставился на старый, стертый паркет. За время их отсутствия он покрылся тонким слоем пыли. На нем отчетливо были видны чьи-то шаги. Дазай неосознанно коснулся пистолета на правом боку и осторожно пошел по следам. Если это на самом деле воры, то искренне хотелось спросить у наглеца, по каким критериям, черт возьми, он выбрал именно их квартиру. Пустующую много месяцев, не блещущую роскошью и богатством. А единственное, что здесь можно было утащить, так это старый телевизор, почти антиквариат.
Следы вели в спальню. И Дазай не на шутку разозлился. Не раздумывая ни секунды, он резко распахнул дверь. Однако увиденное поразило его настолько, что пистолет, который он вытащил перед этим, выпал из его рук и с громким стуком ударился об пол.
Чуя захлопнул кулон, висящий на его шее, и поднял голубые глаза.
— Давно не виделись, Осаму… — прошептал он дрогнувшим от волнения голосом.
Дазай припал спиной к стене, разглядывая Накахару во все глаза. В комнате царил полумрак, и повисла тишина. Как бы часто он ни дышал, ему казалось, что воздуха катастрофически мало. И стал он какой-то горячий, раскаленный. Обжигал рот и горло.
— Я давно завязал… — произнес он, наконец, стараясь почти слиться со стеной. Внезапно Дазай закатал рукава своей рубашки и уставился на свои запястья. Ему стало казаться, что во мраке комнаты где-то прячутся Доктор Мерфи и Нелли Брукс. Чертова Нелли Брукс, которая до последнего не хотела выпускать его из больницы. А что же здесь делает доктор Мерфи, лихорадочно думал он, стараясь подавить приступы бешеной паники. Неужели прознал о его лжи? Неужели за ним по-прежнему следили все это время? Дазай поежился, медленно сполз вниз и вцепился в свои волосы обеими руками. Воспоминания о прожитых в больнице днях становились все красочнее и отчетливее. Он вспомнил каждую брошенную фразу, каждый жест и каждый взгляд.
«Будет немного больно»; «Накладывайте электроды, миссис Брукс, я скоро подойду»; «О, нет, дорогой, на вашей рубашке пуговицы, а это недопустимо, придется ее снять»; «У него припадок, срочно подайте шпатель!»; «Не надо его удерживать, разойдитесь! Еще не хватило, чтобы переломал себе что-нибудь». Санитары, полагающие, что он в отключке, говорили так, словно в помещении лишь они одни. «Я чувствую запах гари»; «Доктор Мерфи смелый человек. Случись что, отец этого пацана нам всем по тысячу вольт в задницу пустит»; «Что станется, если кто-то прознает о методах лечения доктора?»; «Успокойся, Генри! Все делается с согласия и точно не на одном честном слове. Наверняка есть какие-то бумаги».
— Осаму, — Чуя поднялся с кровати, но Дазай тут же отшатнулся.
— Не подходи! — крикнул он дрожащими губами. — Ты мертв! Ты не можешь быть здесь. Ты… я правда ничего не принимал, клянусь… — Дазай шмыгнул носом, вытер мокрые глаза об плечо и обхватил свои колени руками. — Я не хочу обратно.
— Эй… — Чуя осторожно приблизился к нему, опустился на одно колено, — никто и никуда тебя не заберет. Слышишь меня?
Дазай судорожно вздохнул и хотел было отвернуться, но Накахара обхватил его лицо ладонями и коснулся его лба своим.
— Посмотри на меня, — попросил он тихим успокаивающим голосом. Дазай вновь мотнул головой, стараясь вырваться и отползти от него подальше. Но Чуя мигом пресек все жалкие попытки, крепко прижав его к своей груди.
— Это сон. Я сплю, — устало произнес Дазай, чувствуя себя так, словно из него вытянули все жизненные силы. Запястья нестерпимо чесались, голова шла кругом. Он боялся поднять голову и наткнуться на неодобрительный взгляд отца и доктора Дэвиса. Он боялся увидеть мать, плачущую возле его кровати. Он до дрожи в коленях боялся людей в белых халатах. «Пока мои глаза закрыты, все хорошо», — думал он.
— Что они сотворили с тобой… — выдохнул Накахара, сильно нахмурившись. Дазай сильнее зажмурил глаза. Рыжие пряди щекотали лицо, крупные мозолистые ладони ласково гладили его по спине. Тишина уже не казалась такой гнетущей. А рассудок Дазая стал медленно проясняться. Паника сходила. И чем дольше он сидел на полу в крепких объятиях Накахары, тем отчетливее начинал понимать, что все это происходит на самом деле. Это не наркотики, это не спиртное, он не сходит с ума, он не лежит потерянный и трясущийся всем телом на грязной больничной койке. Он в их квартире и обнимает его Чуя. Из плоти и крови.
Дазай резко отстранился. В глазах его читался такой неподдельный шок, что Чуя невольно улыбнулся.
— Пришел в себя? — спросил он ласковым голосом. А Дазай, казалось, потерял дар речи. Он смотрел на него не моргая, смотрел так пристально, так внимательно, цепляя глазами каждую морщинку, родинку и каждую веснушку. А еще спустя секунду неуверенно протянул руку и коснулся его лица дрожащими пальцами.
— Не верю…
Накахара наклонил голову, прижимаясь к его ладони горячей щекой.
— Ты чувствуешь это? Чувствуешь тепло? — он плавно переместил его ладонь ниже, ближе к своему сердцу. Дазай поднял на него взволнованный взгляд. — Чувствуешь, как сильно бьется?
Дазай кивнул. Поджал губы, смахивая с глаз слезы.
— Да… — вымолвил он с трудом, стараясь не заплакать. Но сдерживать эмоции было невыносимо трудно. Дазай ожесточенно тер глаза, а слезы все текли и текли. В горле стоял ком. Он то улыбался, то плакал, то вновь тянул руки к Накахаре, чтобы ощутить кончиками пальцев тепло живого человека. Его тепло. Сознание целиком отталкивало саму мысль, что Чуя жив. Что вот он, сидит перед ним, не плод его фантазии, а самый настоящий Чуя Накахара. Но беспокойство и почти параноидальная тревога не давали вдохнуть полной грудью. Почему он появился именно сейчас? В тот миг, когда Дазай твердо решил свести счеты с жизнью.
Чуя, словно прочитав его мысли, осторожно отстранился от него. Подошел к окну, дернул пыльные шторы и отвел их в сторону, пропуская в комнату яркий дневной свет. Вся комната была в пыли. Прикроватные тумбы, дешевые картины на стенах, часы, круглые фоторамки, с которых на них смотрела Пинки. На полу оставались следы от их ног, и было видно, как плясала пыль на свету. Снаружи дул ветер, и ветки деревьев громко бились об окна, словно кто-то стучал костлявыми пальцами, пытаясь выломать стекло.
Дазай не моргая смотрел на Накахару и что-то едва различимо шептал. Чую же больше поразил его внешний вид. Дазай был почти неузнаваем. За те несколько месяцев разлуки он сильно исхудал, осунулся. Выглядел болезненно, нездорово. Под глазами у него залегли темные круги, словно он не спал сутками напролет. А глаза, его любимые глаза растеряли все тепло и стали безжизненными. Множество вопросов крутилось у него в голове, но все испарились мигом, стоило только Дазаю поднять на него виноватый, отчаянный взгляд.
Чуя быстро преодолел расстояние между ними и, не раздумывая ни секунды, прижал к себе обессиленное тело.
— Я разучился проявлять эмоции, — сказал он, покрывая поцелуями влажное от слез лицо. — Прости, если моя реакция показалась тебе слишком черствой. Поверь мне, это не так. Я скучал. Я ужасно по тебе скучал.
Дазай молчал, крепко вцепившись обеими руками в накахаровскую рубашку. Сознание ускользало, все перед глазами плыло. Но каждый раз он прижимался к Чуе сильнее и больно кусал свою ладонь. Он боялся провалиться в беспамятство, а утром вновь проснуться в полном одиночестве. Он так и не поверил тому, что видел. Он давно перестал доверять своим глазам. Мерещилось ему всякое, особенно после шоковой терапии и ряда лечений, что прописал ему доктор Мерфи.
— Обещай…
— Да? — Чуя с заботой посмотрел в карие глаза.
— Обещай, что, когда я открою глаза, ты будешь рядом. Пообещай мне, Чуя Накахара, — сказал он срывающимся голосом.
Чуя с минуту смотрел на него удивленно. Улыбнулся. Слабо кивнул.
— Клянусь.
***
Сухие ветки деревьев не переставая бились об окна. Ветер громко гудел, проникал сквозь тонкие щели, затихал, а спустя минуту-две вновь поднимался гул. Кто-то этажом выше переговаривался, смеялся, слушал музыку. Играл у них то рок, то классическая музыка, то рэп. Из квартиры Рубина доносилось кошачье мяуканье. Дазай нехотя разлепил глаза и сонно уставился в потолок, пребывая в легкой прострации. На него кто-то заботливо набросил одеяло и даже переодел в ночную пижаму. В комнате стало на удивление чисто.
Вдруг Дазай весь покрылся мурашками. Спешно сбросил с себя одеяло и вскочил с кровати. События вчерашнего дня проносились отдаленными кадрами в его голове. Он многое полностью позабыл, многое не мог вспомнить. Слишком сильно перенервничал и потерял сознание.
— Чуя? – негромко позвал Дазай. Вокруг не было ни души. Он понуро опустил голову и уставился на свои ладони, пытаясь разобраться, что же произошло вчера. «Неужели всего лишь сон», — пронеслась шальная мысль. Соседский топот над самой головой стал громче. Те весело плясали, хохотали и никак не могли определиться с музыкой. Дазай весь побледнел. Он вспомнил доктора Мерфи и Нелли Брукс. Ему казалось, что вчера они были здесь. – Чуя… — позвал он отчаянно, закрывая глаза ладонью.
Дверь громко распахнулась и ударилась об угол. Накахара вошел в спальню, держа в руках две кружки свежесваренного кофе.
— Тупой ветер и тупая дверь! Снова захлопнулась! — пробубнил он. Дазай неверяще уставился на него, даже дышать перестал. Накахара замолк. Улыбнулся. — О, Кексик очнулся, — сказал он весело.
Дазай разинул рот от удивления.
— Знаешь, Чуя… — проговорил Дазай шепотом, немного придя в себя. — Выкручивайся, как хочешь, потому что я собираюсь…
С этими словами он резко спрыгнул с кровати и бросился к растерянному Накахаре.
— Что? Стой! Стой! — быстро оглядевшись по сторонам, он бросил обе кружки на пол и подхватил под бедра прыгнувшего на него Дазая. — Идиот.
Дазай звонко, заливисто засмеялся, прильнув к нему всем телом. Впервые за долгие месяцы его смех был искренним.
