« What a wicked thing to do, to make me dream of you. »
Темнота. Она повсюду. Забирается под кожу и разъедает кислотой. Резкие и редкие вспышки света, напротив, делают только хуже, усиливая раздражающий эффект. Каждая клеточка тела ноет от тупой боли, но это далекое ощущение теряется где-то за вязкой пеленой. Иногда появляются голоса. Он не может различить: мужские, женские, — все они сливаются в единое жужжание. И только изредка сквозь тот же туман доносятся слова «повреждено», «память», «реабилитация». Потом всё снова гаснет и погружается в густую тьму. Томас не знал, сколько времени пробыл в отключке. Не знал, сколько раз выныривал из омута беспамятья. Это было похоже на повторяющийся сонный паралич, когда мозг включается быстрее остальных систем органов, а все попытки пошевелиться бесполезны. Но не в этот раз. Медленно, словно боясь кого-то или что-то спугнуть, Томас открыл глаза. Яркий свет из большого окна, отражающийся от белых стен, неприятно врезался в сетчатку, разрушая последние остатки плотной темноты. Парень зажмурился на секунду, а потом предпринял попытку сесть, о чем мгновенно пожалел. К горлу сразу подкатила волна тошноты, а голова грозила расколоться на две половинки. Так хреново ему не было никогда на его памяти. Память… От этого слова по телу будто прошелся электрический заряд. Перед глазами замелькали картинки последних событий. Вот наёмник кидается за Терезой, падает под действием расслабляющего снотворного, ПОРОК увозит его с Минхо, а дальше лишь пустота. Брюнет оглядел помещение. Раздражающего белого цвета стены, как в больнице или лаборатории, окно слева, справа ширма, закрывающая от него вид на добрую половину комнаты, и прикроватная тумбочка, на которой стояло какое-то зелёное растение, резко выделяющееся на фоне всей этой белизны. Откуда оно тут взялось, посреди апокалипсиса и пустынной Земли, брюнет решил не задумываться. Он вновь попытался занять сидячее положение, что сразу же отразилось на состоянии парня. Его голова превратилась в наковальню, и сейчас с закономерной очередностью кто-то со всей дури бил по ней молотком. Томас сжал виски и зажмурился. Наверное, в этот раз вместо имплантатов ему вживили в черепную коробку целого жука-стукача. Недаром же они носят такое название. Брюнет глупо улыбнулся, считая, что окончательно свихнулся: какая идиотская мысль, ведь жуки-стукачи предназначены для слежки за глэйдерами. Томас резко распахнул глаза, запоздало понимая, что подобными знаниями он обладать никак не мог. По крайней мере, прежний Томас — наёмник. Но сейчас появилось какое-то неизвестное ему ранее чувство, будто он наконец-то вышел из комы или долгой спячки, будто скинул с глаз повязку, переродился. Парень попытался снова воззвать к своей памяти, но выудить оттуда какой-нибудь определенный момент никак не получалось — всё сливалось в одну расплывчатую панораму. Эдисон раздраженно выдохнул, бросив бесполезное занятие. Его взгляд упал на тумбочку, где кроме цветка находились блокнот и ручка. Решение возникло само собой. Выдернув мешающуюся иглу капельницы из предплечья, Томас схватил пишущий предмет. Его босые ноги коснулись холодного кафеля, и он непроизвольно вздрогнул. Только сейчас Эдисон заметил на себе серую футболку с фирменной надписью «Собственность ПОРОКа». Он сильнее сжал ручку и вышел из-за ширмы. Парень был неимоверно зол и готов любому воткнуть эту самую ручку в шею, если, наконец, не объяснят, какого чёрта здесь происходит. На другой стороне комнаты находился небольшой кожаный диванчик, на котором покоилась подушка и смятое одеяло, будто кто-то недавно на нём ночевал. Узкий шкаф, миниатюрный столик, заваленный какими-то бумагами, и единственный стул были в цвет стен: такие же раздражающе белые. Томас намеревался изучить внутренности шкафа в надежде найти более сносное оружие, но его внимание привлекло нечто другое. Стены этой части комнаты были наполовину сделаны из стекла (наверняка пуленепробиваемого), а в середине располагалась такая же стеклянная дверь. Она вела в другую комнату, очень похожую на лабораторию. В центре помещения находился длинный вытянутый стол со стеллажами, на котором стояли многочисленные микроскопы, пробирки, баночки, штативы и другое оборудование. У дальней стены проглядывалась панель управления и целый ряд компьютеров. И прямо сейчас кто-то работал, находясь спиной к нерадивому пациенту. Томас аккуратно приоткрыл дверь, всё ещё не имея возможности разглядеть работника за стеллажами. Навыки наёмника помогли ему незаметно подобраться к, как оказалось, девушке. Больше в помещении никого не было. Парень уже занёс руку, чтобы схватить темноволосую, но вдруг начал различать знакомые черты. Ручка с глухим стуком упала на пол. Девушка вздрогнула и отскочила, резко повернувшись. — Тереза? — голос брюнета прозвучал чересчур тихо, а на последнем слоге и вовсе сорвался на жалкий хрип, что парень сам испугался. — Боже мой, Томас! — с расширившимися от недавнего испуга глазами воскликнула девушка. — А ну-ка пойдем быстро, тебе нельзя вставать. Подруга снова уложила парня в кровать и тоном, не терпящим возражений, сказала: — Я отвечу на весь твой шквал вопросов, только прошу, будь добр, полежи спокойно и подожди меня две минуты. Это ожидание показалось Томасу самым долгим в его жизни. В итоге он не выдержал и отодвинул ширму. Тереза что-то печатала, переходя от одного компьютера к другому. И когда последняя капля терпения юноши начала испаряться, девушка оторвалась от машин и быстрым шагом направилась к нему. Увидев отодвинутую ширму, она закатила глаза и присела на край кровати. — Я отключила камеры и подделала запись, так что можем спокойно, без опаски поговорить. Но у нас есть около пятнадцати минут, прежде чем сюда на ежедневный осмотр заявится команда врачей, чтобы проверить твоё состояние. — Расскажи мне всё без всяких утаек. Я устал от секретов, — твёрдо заявил Томас. А потом с мольбой в глазах продолжил: — Прошу, Тереза. Девушка тяжело вздохнула и опустила взгляд. Она стала нервно теребить край своего медицинского халата, что выдавало её волнение. — Это будет долгая история. Но в этом нет необходимости… Скоро ты всё вспомнишь сам. Затянутая фраза повисла в воздухе, заполняя комнату расплавленной сталью. И когда Томас открыл было рот, чтобы нагло вырвать девушку из её мыслей, Тереза бросила разглаживать складки белой ткани и начала рассказ, уверенно посмотрев парню прямо в глаза. — Нас забрали в ПОРОК больше трёх недель назад. Они никак не ожидали подобного исхода событий, надеясь заполучить всех иммунных для Третьей фазы. Но привезли от силы два десятка, среди которых Минхо, Арис и Соня, — девушка на секунду замолчала, с горечью подумав о своих друзьях. — Сейчас эти ребята для них на вес золота. Пейдж считает, что Третья фаза — последний шаг для разработки матрицы и синтеза сыворотки, и всё это время она активно проводила свои тесты. На этих словах Томас вздрогнул, что не ускользнуло от взгляда Терезы. — Не волнуйся, я приглядываю за ними. Их жизни ничего не угрожает… разве что психическому здоровью, — последнюю часть предложения она произнесла почти шепотом, но парень её услышал и за секунды помрачнел. Девушка закусила губу и резко перевела тему. — Ты ведь начинаешь вспоминать, да? Томас посмотрел на неё каким-то пустым взглядом, и неуверенно ответил: — Я не знаю… Иногда перед глазами мелькают картинки, но я не могу уцепиться за что-то конкретное, будто воздух пытаюсь поймать. — И не пытайся сейчас. Не надо. У тебя там столько всего намешано… И после такого резкого удаления трёх барьеров… — её обрывочные непонятные фразы сбивали с толку, поэтому она поспешила объясниться. — Со временем воспоминания распределятся по полочкам, и ты окончательно всё вспомнишь. Я помогу тебе в этом, клянусь. Но сейчас дай себе и своему телу отдохнуть. Томас откинулся на спинку кровати, прислонившись затылком к холодной белой стене, и прикрыл глаза. Вопросов, как и всегда, был целый вагон и очень даже не маленькая тележка. Только сил не было озвучить хотя бы один из них. — Знаешь, я всегда уничтожал все свои сомнения в деятельности ПОРОКа на корню. У меня были тысячи убедительных оправданий. Например, они спасли меня в детстве, у них благая цель и так далее. Но несмотря на всё это, иногда меня подсознательно тянуло совершить что-то, что полностью противоречило их учениям и чему я не находил объяснения. Как тогда, с Брендой, — он замолчал, обдумывая смысл сказанного, а потом горько усмехнулся, — какой-то я неправильный наёмник… — Да, неправильный. Очень точно подобранное слово, — уверенно произнесла Тереза, на что в ответ, в который раз за это время, получила удивленный взгляд карих глаз. — Потому что это не ты, Том. Шесть слов полоснули воздух ножом, прозвучали громом среди ясного неба и теперь набатом раздавались в ушах: «Не ты, не ты, не ты». — Не твоя жизнь, не твои воспоминания, — продолжала девушка, а её голос становился всё громче, постепенно наполняясь гневом. — Тебя обнуляли дважды! — воскликнула она и эмоционально взмахнула рукой, направляемая непонятно, откуда взявшейся, дикой злостью на весь мир. Тереза тяжело вздохнула, жалея, что всё-таки сорвалась, хотя уже три недели пыталась держаться. Пора ему узнать всю правду. — Первый раз это случилось, когда нас впервые привезли сюда. В детстве. Ты отказывался принимать новое имя даже под пытками врачей. И тогда Советник пошёл на крайние меры. Только в то время этот способ был не до конца изучен, поэтому по ошибке докторов тебе стерли как кратковременную, так и долговременную память. Ты забыл всё, стал чистым листом. Советник Андерсон был недоволен и приказал усовершенствовать эту технологию. Они провели Стёрку снова на другом мальчике, который также под любым предлогом отказывался забывать прошлое имя. Этим мальчиком был Ньют. В этот раз всё прошло удачно, мозгоправы могли контролировать процесс и сами корректировали нужные воспоминания. После случившегося тебя под своё крыло взяла доктор Пейдж. Ты делал большие успехи в учёбе, да и вообще был её любимчиком. И ни для кого не было секретом, что она готовила тебя стать её преемником в будущем. Шли годы, и за это время Совет выбрал на роль Особых Кандидатов лучших из нас для масштабнейшего эксперимента. Меня отправили изучать компьютерные системы, тебя — медицину. Тогда-то и начались трудности. В первую очередь, внутри организации. Говорят, Андерсон хотел прикрыть эксперимент «Лабиринт», потому что отчаялся найти лекарство, но Ава не могла этого допустить. В конце концов, произошел переворот, и Пейдж встала у руля. Проект получил второе дыхание. Кандидаты, в число которых входили и мы, Том, принимали участие в строительстве лабиринта. И тут для ПОРОКа всё совпало как нельзя лучше. Пейдж смогла убить одновременно не двух, а целую стаю зайцев. Ещё до начала испытаний в лабиринте, она вместе с командой врачей тестировала наши группы, A и B, привела в действие начальные Переменные, получая первые реакции и паттерны поведения для матрицы. Именно мы послужили фундаментом для поиска лекарства, все разработки делались исходя из наших результатов. Тебя назначили ответственным за группу A, а Рейчел, ещё одну Кандидатку, за группу B. Ты работал с парнями: проводил тесты, брал анализы, был личным психологом каждого из них. Только вот в каждой истории есть своё «но». Твоим был Ньют. Из-за Стёрки вы не помнили друг друга, хотя уже успели познакомиться, когда были детьми. Пейдж это сыграло на руку, потому что ты мог быть беспристрастным по отношению к нему. Поначалу. А потом… Потом ты привязался, влюбился. Прости, но я даже не могу подобрать правильного слова, чтобы описать ваши отношения. У вас была особенная связь. И есть, я полагаю. Так вот. Тогда Стёрка пришла по твою душу второй раз. Представляешь, ты собирался устроить Ньюту побег, когда узнал, что Создатели собираются делать с ребятами в Лабиринте. Даже меня подговорил. Но всё пошло не по плану: он отказался. Сказал, мол, не может бросить своих друзей. Вы, гребанные герои, стоите друг друга. Мне запретили заикаться о вашей связи с глэйдерами. Их вычеркнули из твоей жизни. Ну, а кроме молчания ничего и не оставалось, не могла же я разрушить систему. Тем более всё ради лекарства. Но признаюсь, мне никогда не понять намерений Пейдж и её планов. Может, в этом и есть вся суть. После случившегося она направила тебя работать в смотровую. Полтора года ты наблюдал за парнями, фиксировал реакции, анализировал. А в один роковой день Ньют… в общем, одно событие сильно повлияло на тебя. И память пробилась наружу без чьей-либо помощи. Это было феноменально. Насколько же твоя привязанность была сильна… Каждый день воспоминания возвращались по маленьким кусочкам. И тогда ты задумал новый план по спасению друзей, только в этот раз не стал никого приплетать, опасаясь огласки. Всё сделал сам. Я, конечно, догадывалась, что ты что-то замышляешь, но просто наблюдала со стороны. Спустя месяц у повстанцев, которые именовали себя Правой Рукой, оказались координаты всех комплексов ПОРОКа, и они нанесли по нам удар. Ава каким-то образом узнала об этом и смогла вовремя «эвакуировать» нужных ей людей. Всё завертелось: новые скрытые лаборатории, переезды, Чистка. Попортил ты ей жизнь, конечно. Дженсон хотел избавиться от тебя, а Пейдж тобой слишком дорожила и дала второй шанс. По отчетам она включила тебя в некую программу «Возрождение». Снова установила блок, но теперь не просто стерла или заблокировала воспоминания, а заменила чужими. После нападения Правой Руки многие солдаты находились в коме. Пейдж сама выбирала «наиболее подходящего» для тебя. Имплантат есть у каждого наёмника, и прежде чем провести операцию, мозгоправы переписали на него, как на флеш-накопитель прошлого века, необходимые воспоминания, а потом память того человека стала твоей. Даже такой рискованный шаг не помог, не исправил тебя, твоя личность уперто пробивалась наружу, что отображалось на твоих поступках. Ты всегда был долбанным альтруистом. Помню, в детстве я одновременно и завидовала, и восхищалась тобой. Случай с Брендой, и тем более факт того, что ты не смог убить Ньюта, прямое доказательство твоих личностных качеств. Ты это ты, Томас. И всегда им будешь. Хоть убейся, но никакая Стёрка этого не изменит. Не знаю уж, что это: безрассудность и невнимательность Пейдж или её расчетливость — отправить тебя убить неиммунных глэйдеров. Тем не менее, судьба снова свела вас с Ньютом. Знаешь, когда вся эта чертовщина с поиском лекарства закончится, я напишу диссертацию о родственных душах на вашем примере. Это невероятно, но каждый раз ты выбирал его. Он был твоим якорем, не позволял тебе сдаться. Каждый раз он заставлял тебя вспоминать. Он заставлял тебя жить дальше, — Тереза судорожно вздохнула и замолчала. В уголках её глаз стояли слёзы. Всё это время Томас впитывал каждое слово, произнесенное девушкой. Все эмоции: гнев, боль, отрицание, злость и даже ярость, — приходили с запозданием, а затем сменяли друг друга со скоростью света. Под конец речи в груди осталось лишь полное опустошение, а к горлу подступал противный комок, из-за которого нельзя было и вздохнуть. Тереза посмотрела на Томаса своими бездонными, как океан, синими глазами, бросила взгляд на дверь и только потом тихим сорвавшимся голосом продолжила: — Я и представить не могу, насколько тебе сейчас тяжело осознать всё это, разобраться в себе. Но, клянусь, я всегда буду рядом, буду тебе помогать. Ты стал моей семьей, Том. И прошу, не смей сдаваться. Ради Ньюта. Когда нас привезли сюда, я уговорила Пейдж не проводить больше никаких махинаций с твоей памятью, сказала, что в этот раз воспоминания не вернулись, программа «Возрождение» имела успех. Она вроде бы поверила. И сейчас ни одна душа не знает правду, и тем более никто не знает, что это я окончательно вернула тебе знания о прошлой жизни, удалив твой имплантат, — она непроизвольно коснулась рукой своей шеи, но в этот момент за стеклом мелькнули тени: врачи пришли проверить состояние своего пациента. — Томас, тебе необходимо сыграть свою роль в последний раз, — взволнованно зашептала девушка. — Ей нужно убедиться в твоей преданности. Просто скажи то, что она хочет услышать, пожалуйста… — ПОРОК — это хорошо, — стальным голосом произнес молодой человек. В этот момент дверь открылась. В комнату вошла Ава Пейдж.* * *
Под ладонью чувствуется холод керамической плитки. Тёплые струи стекают с тёмного загривка, спускаются ниже, прячась во впадинке между ключицами, и исчезают где-то под подошвой. Вода смоет всё: больничный запах, запекшуюся под ногтями кровь. Она прояснит мысли, обнажит чувства, стирая всю грязь с души. Но жирная клякса, оставленная ПОРОКом, не смоется никогда, не исчезнет так просто за решёткой в полу. Это чёрное пятно въелось, стало моей частью, разрастаясь всё больше, как раковая опухоль. И на свете существует одно лишь лекарство, способное остановить неминуемую смерть. Имя ему Ньют. Ньют, который всегда был и будет. Вселенная — жестокая штука. Отправила нас в этот мир. Наполовину пустой, наполовину мёртвый. Никто не смог заполнить эту пустоту смыслом, кроме него. По законам мироздания всё недоступное выглядит желаннее. Как Солнце и Луна. Небо и земля. Он — Солнце, он — небо. Его золотой свет слишком яркий для вязкой ночи в моей крови. Парадоксально, но это и есть спасение, которого сейчас так не хватает. То необходимое и единственно нужное, что находится на расстоянии тысячи миль. Воспоминания — его прощальный привет. Воспоминания не в голове. В сердце. Неконтролируемые, они рвут грудную клетку, взрывают остатки того шаткого мирка, построенного на обломках людских жизней. Никаких испытаний для карьеры наёмника, никаких издевательств — ничего этого на самом деле не существовало. В моей истории, по крайней мере. Очередная иллюзия, с лёгкостью уплывающая сейчас вместе с прозрачными струями. Первая встреча в поезде, работа в качестве учёного, наблюдения в смотровой до рокового момента, спасение его жизни вместо убийства. И Тереза, моя названная сестра, которая всегда рядом. На протяжении долгого времени она была мне самым близким человеком, спасавшим меня от уныния, единственным другом, с которым я делился всеми своими переживаниями и сокровенными тайнами. Тереза, которая прикрывала мои ночные походы к нему. Два моих родных человека. Моя семья. Да… Теперь всё встало на свои места. Но почему же тогда до сих пор так больно? Так… пусто. Неуёмная человеческая сущность. Получив желаемое, не можем обрести покой, требуя большего. Да мне большего и не нужно. Необходим до дрожи, до ломки лишь единственный разговор, который расставит все точки над i, раскроет все карты, оставляя недосказанность в прошлом. Заслуживает ли человек прощения? Всё зависит от точки видения, от стороны, угла и полноты картины. А заслуживаю ли прощения я? Я предавал, ненавидел, убивал. Так кто я?