Под мрачной сенью Древа мертвых

      Шум и грохот, сопровождавшийся конским ржанием, привлек внимание беседующих. Всадник первым вылетел на улицу, а Икабод и Катерина бросились следом. По улице носилось несколько мужчин в попытках изловить беснующуюся лошадь.       - Что происходит? - подал голос констебль.       - У Джералда взбесился конь! Кто-нибудь может поймать его?       Гэн молча бросился к сараю, где томилась Мэри, отпер его, схватил веревку и помчался в погоню.       - Куда ты? - Катерина на миг вцепилась в его рукав.       - Я поймаю лошадь, не бойся! - он бросился вперед. Взбесившийся конь тем временем вырвался окончательно и удрал куда-то в сторону леса. Всадник на ходу отобрал у кого-то поводья, вскочил на чужого коня и галопом помчался следом. За ним гурьбой бросились местные - кто-то пеший, кто-то верхом. Катерина рванулась было, переживая, как бы взбешенная лошадь не покалечила любимого, но Икабод вцепился в нее и удержал, увел в дом, уговаривая остаться и бубня, словно заведенный, о том, что Гэн не маленький, он справится, с ним, если что, еще несколько человек. Но шло время, и постепенно вернулись те, кто отправился за Каеном. Его же все не было.       Катерина снова начала изводиться и порываться ехать. В тот миг, когда Икабод уже рассердился и махнул рукой ("Ну давай, потеряешься, твои проблемы, черт с тобой!"), гессенец, разгоряченный охотничьим азартом, появился там, откуда и ускакал на чужой лошади. Он выехал на усталом гнедом, на первый взгляд спокойный, но если приглядеться, можно было заметить, что он походил на натянутую струну. Убежавшая лошадь топала рядом с накинутой на шею петлей из веревки, причем с таким видом, будто делала это добровольно. Складывалось впечатление, будто она решила пойти вместе с Каеном, делая ему одолжение. На ее светлой, блестящей шкуре блестел пот, губы покрывала пена. Лошадь бесилась, но потом все же покорилась Всаднику. Иногда она все же принималась пытаться вырваться, крутила головой и задирала огромную голову.       Каен спешился.       - Чей конь? - крикнул Гэн.       Немногочисленный народ выпихнул вперед Джералда - хозяина лошади. Золотистая лошадь, очевидно, почуяла неладное и стала рваться снова. Она бросилась сначала на хозяина, взвилась на дыбы, угрожающе размахивая копытами, а потом и на Всадника, подалась вперед, щелкнула зубами. Но тут Каен сделал то, чего от него не ожидал никто.       Он внезапно тоже резко шагнул вперед, как-то неловко подпрыгнул и тоже щелкнул зубами, делая вид, что кусает.       К тому моменту опустившаяся лошадь шарахнулась, а он продолжил наступать, делая резкие шаги на нее. Конь метнулся, снова поднялся на дыбы. Всадник выставил вперед руку, крикнул что-то. Конь опустился на передние ноги, снова затанцевал, но уже спокойнее. Другой рукой Каен держал конец веревки. Лошадь принялась бегать вокруг него, а Гэн, оставаясь на месте, стал подергивать за эту веревку. Золотистый конь покружил какое-то время, подошел к нему, и тот перестал колыхать веревку туда-сюда. Животное постояло, снова начало метаться, и Каен в этот момент опять стал дергать веревкой из стороны в сторону. Он явно не душил коня, не стремился затянуть петлю туже. В тот раз лошадь подошла к нему быстрее.       - Гэн, что ты делаешь? - Икабод и Катерина устали наблюдать за происходящим из окна и выползли на улицу.       - Я жду, когда он успокоится и даю понять, что угомониться для него - лучший вариант. Я дергаю веревкой, видишь? Ему неприятно. Как только он перестает бегать и подходит ко мне, я точно также перестаю дергать.       В этот раз время кружения лошади вокруг гессенца было еще меньше. Опустив голову, золотистый поджарый конь опять подошел к Гэну. Снова побегал, но остановился после рывков уже через минуту. Больше он уже не удирал. Стоял только, помахивая хвостом, то прижимая, то вздымая уши.       - Пойдем, - скомандовал гессенец и сделал широкий шаг. Лошадь сначала застопорилась, потом последовала за ним, уже окончательно угомонившаяся и покоренная.       - Так в чем же дело? Чего ж она бесилась? - поинтересовался один из горожан.       Вместо ответа Всадник похлопал лошадь у основания хвоста. Она заржала и вдруг чуть приподняла и сдвинула пушистую волну волос.       - Кобыла в охоте, - пояснил Гэн. - Ни разу не жеребилась. И, я подозреваю, оповожена не была. Вы только для верха брали?       - Да, - кивнул Джеральд. Всадник продолжал ходить, а лошадь послушно брела рядом, все так же задрав хвост.       - Как седлаете? В стойле? - и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Вот и плоды.       - Как ты это сделал? - поинтересовался опять один из горожан.       - Ничего сложного в этом нет, - Всадник смутился. - Это в каком-то роде... Моя работа, что ли...       Он вручил конец веревки Джеральду, напутствовав, что с лошадью нужно заниматься так, как он показал, после чего быстро забежал в дом, где проживали они с Икабодом и Катериной. Он не хотел, чтобы к нему проявляли излишнее внимание. Гэн закрылся в комнате и не выходил, пока шумиха более-менее не улеглась. Катерина осторожно поскреблась к нему. Он помедлил, но спустя некоторое время пустил ее. Глаза у него были печальные.       - Эй, ты чего? - девушка испытала желание обнять любимого, до того у него был убитый вид.       - Я боюсь, ничем хорошим это не закончится.       - Почему? Ты же помог этому джентльмену. Ты остановил и успокоил его лошадь...       - Этот жест не поймут. Знаешь одну истину... - Всадник сел на кровать и отвернулся. - Каким бы драгоценным камушком ты бы ни был, всегда найдется кто-то, кого будет раздражать твой блеск. А я далеко не драгоценный камушек, понимаешь?       - Мне кажется, ты накручиваешь себя без причины.       - В этом я мастер, - Гэн рассмеялся, но глаза у него все еще оставались печальными.       - Ты опять из-за... из-за того, что было в прошлом? Почему ты снова это вспомнил и начал себя травить, как дурак? Все же было хорошо!       - Нет, Катерина! - неожиданно огрызнулся Всадник, но потом притих. - Хорошо не было. Прости меня за мои слова, но... - он нервно рассмеялся, потом вдруг серьезно заговорил. - Я расстроился, потому что знаю, как люди могут истолковать чужой талант и как повести себя из-за зависти. Расстроился, потому что черт меня дернул себя проявить, и у них теперь есть повод осуждать и обсуждать.       - Гэн, перестань, - Катерина попыталась образумить гессенца. - Ты просто вспомнил все прошлое еще раз, переворошил, и теперь нервничаешь.       Каен промолчал. Катерина села рядом с ним.       - Ты не должен искать повод себя ненавидеть, - она положила ему руку на бедро, чувствуя, что уже не может от переизбытка эмоций, вытерла набежавшую слезу.       - Я просто привык... привык, что я во всем виноват. И я не вижу смысла искать оправданий.       - Ты сейчас ничего плохого не сделал! - девушка едва удержалась, чтобы не залепить ему пощечину. - Гэн, прекрати! Ты сейчас унываешь...       - Потому что я вспомнил, каково было тогда!..- он опять рявкнул, и опять продолжил уже спокойнее.- Вспомнил, что мои же хорошие поступки вечно выходили мне боком. И я... я испугался.       Катерина опять вытерла слезы. Сострадание к Гэну, некоторое раздражение на его самобичевание боролись в ней, выплескивались. И вдруг ее словно сковородкой по голове ударило.       - Ты боишься, что тебя не поймут. Что твои помыслы извратят. Каким бы сильным ты ни был, ты боишься и будешь бояться людей, просто за эту их способность - разрушать созданное другими. Так? - молодая ван Тассел и сама не ожидала, как глухо и твердо прозвучит ее голос. Всадник закивал. Взгляд у него был безумным от ужаса и страданий.       - Я всегда чувствовал себя чужим, - почти прошептал он. - Собственно, именно чужим я и был.       - Не для всех, - Катерина не выдержала и поцеловала его. - Я люблю тебя. - ее рука ласково погладила и потеребила его волосы. В ответ пальцы Всадника нежно коснулись ее щеки. Девушка перебралась к нему на колени.       - Неужели ты правда думаешь, что я достоин твоих чувств?       - А если не ты, то кто?       - Я не знаю, - честно признался Гэн, и теперь уже его очередь пришла бережно обхватывать губы девушки своими. Ему стало легче, и он на миг оторвался от нее и сказал: - Я только точно знаю, что ты можешь на меня положиться. Верность - это все, что я могу тебе дать.       - И этого достаточно, - сквозь слезы Катерина снова потянулась к нему, но Гэн почему-то приложил ладонь к ее губам.       - Мне надо кое-что тебе объяснить.       А глаза такие честные-честные!       - Я явно расстроил тебя... ну... тем как я отреагировал. На это... про лошадь...       - Просто не сомневайся ни в чем, ладно? - девушка погладила его по щеке. - Не надо больше бояться. Я понимаю, что ты подавлен, поэтому так странно себя вел. Подавлен тем, что я сама заставила тебя вспомнить и пережить заново. Поэтому твои страхи сработали сильнее.       - Но с тобой я чувствую себя смелее, - он засмеялся и полез целоваться снова. Катерина обвила рукой любимого мужчину, чувствуя его теплое, твердое тело. - Знаешь что? - Всадник вдруг оторвался от нее и внимательно посмотрел в глаза. - Если хочешь, я позову Икабода и расскажу всю историю до конца. Я думаю, ему будет интересно дослушать... - он помрачнел. - Хотя это будет тяжело, и мне снова придется много пить.       - Ты часто пьешь?       - Бывает, - пожал плечами Гэн. - Только когда все это дерьмо накатывает. Это невозможно спокойно вспоминать, ты же понимаешь.       - Понимаю, - Катерина снова потянулась к нему, и Каен уже с готовностью ответил жадным поцелуем. Ему нравилось, как девушка трепещет в его объятиях, словно маленькая птичка. В его мощных руках она казалась совсем хрупкой, нежной, и гессенцу часто казалось, что сожми он ее чуть сильнее - переломает все кости. Впрочем, он прекрасно знал, насколько силен, и именно поэтому старался придерживать девушку бережно. Его руки погладили ее по спине, но этого Гэну оказалось мало, ему хотелось ощутить тепло живого тела. Горячие пальцы коснулись обнаженных плеч и шеи, Катерина дернулась, но прильнула ко Всаднику еще плотнее. Каен не смог сдержать улыбки, когда она провела пальцем по его груди.       - Чего это ты такой ласковый?       - Я? Я-то как раз обычный, - снова рассмеялся Гэн, удивленный вопросом.       - Знаешь, мне кажется, мы пока без Икабода обойдемся, - девушка игриво потеребила воротник его рубашки.       - Ты уверена? - тихо промурлыкал Всадник, понизив голос. - А мне что-то подсказывает, что ему очень скоро вновь потребуется наше внимание. Так что лучше пойдем вниз, пока нас не застукали в таком интересном положении.       - Я хочу побыть с тобой, - Катерина притянула его к себе, но поцеловать не успела. Услышав шаги по лестнице, оба дернулись, откатываясь друг от друга подальше и пряча обнаженные участки тела.       - Ну вот видишь, - только и успел прошипеть Гэн.       Икабод поскребся в дверь, получил ответ, что войти можно и появился на пороге спальни, ставшей теперь у влюбленных совместной.       - Поздравляю, ты произвел фурор, - он ехидно хмыкнул. - Теперь весь город хочет знать, как ты это сделал.       - Сделал что?       - Не притворяйся идиотом, - Икабод закатил глаза. - Все хотят знать, как ты сумел покорить эту лошадь.       - Природным обаянием, - сначала фыркнул Всадник, а потом сказал уже серьезнее: - Я ведь уже объяснял.       - Про тебя все шепчутся так, будто ты мертвеца воскресил, - Икабод закатил глаза.       - Но ведь это я воскресший мертвец, - засмеялся Гэн.       - Ладно, мертвец, ну так что, будешь им рассказывать про свою... дрессировку?       - Потом, - буркнул Каен и поднялся. - Пойдемте лучше внизу посидим.       По лицу его было видно, что настроение у него подпортилось. Он простучал сапогами вниз по лестнице, слыша, как минуту спустя за ним последовали остальные жители дома, и уже сам взял бутылку виски со стола, и налил себе уже полный стакан, после чего уселся за стол.       - Ты хочешь продолжить историю? - Икабод отвернулся, возясь с кофе.       - А ты не хочешь ее услышать?       - Начинай, - он уселся поближе к Катерине, напротив Гэна. Тот, однако, молчал, продолжая выпивать.       - Что они с тобой сделали? - тихо спросила Катерина, видя, как он медленно, потихоньку готовится.       Всадник выпил четыре стакана и только после этого заговорил:       - Я был спущен на землю, распят и унижен. Они сделали со мной все, что им хотелось. Все, до чего пали их и без того низменные желания. - Он вдруг задрал штанину и продемонстрировал уродливую ногу. - Посмотри на это. Я не чувствую кожу ниже колена. Они переломали мне кости, изрубили в куски. А лекари не стали со мной возиться. В войсках все просто - стал калекой, тебя пристрелят. И все. И никакой лирики. Меня просто оставили лежать в лазарете после того, как я пролежал на снегу. После того, как у меня отняли не только ноги. - В глазах у него отразилось что-то мутное, запредельное, будто ему было больно настолько, что боль эта давно вышла за пределы всего человеческого.       Икабод и Катерина переглянулись.       Гэн молчал, крутя в пальцах бутылку, и, очевидно, подбирая слова.       - После этого я какое-то время хотел застрелиться. Я лежал на матрасе, и мне плевать было на мои ноги. Я мечтал о револьвере, я представлял день и ночь, как загоняю патрон в затвор, прислоняю к виску, и грохот выстрела обрывает мои страдания... Лучше умереть, чем позволить лишить себя чести.       Он сделал паузу, а потом вдруг тяжело, низко и сдавленно сказал:       - Когда тебя насилует один человек, ты уже не хочешь жить. Но когда их четверо, ты хочешь уничтожить весь мир.       Икабод в ужасе вытращил глаза, а Катерина еле слышно прошептала что-то вроде "О, Господи!", закрыв рот рукой. Гэн сделал вид, будто незаметил этого.       - Но я довольно быстро отринул эту мысль. Я не должен был ни на секунду забывать, кто я такой и для чего был рожден. Я был создан для мести, а раз так, я сделаю все ради нее. И это и подстегнуло меня - я должен был отомстить за Эйлин, а теперь уже и за свою поруганную честь, и я выжил. Ради этого я заново научился ходить. Через силу, через боль, я пытался вставать, идти, сжимал зубы и пер дальше.       Я не сдался. Мысли о выстреле в голову больше никогда не посещали меня. Месть - вот все, чего я хотел. Я не знаю, к добру или к худу было мое желание - но оно подогревалось во мне ежечасно. И как только я поправился, я стал тренироваться больше и упорнее. Теперь уже победить меня в спаррингах было невозможно. Теперь никто не рисковал лезть ко мне. Я ломал челюсти рукой, я разбивал носы и могу убить одним ударом, зная, куда нужно наносить этот удар, - Всадник опять помолчал, отдыхая и отхлебывая терпкий виски.       - Потом появился Анди, - он тепло улыбнулся, но в глазах зажглось только больше печали. - Мой рыжий свет в окошке, - он вдруг вытер подступившие слезы. - Я не могу спокойно вспоминать его. Он еще тогда, когда я был в лазарете, выписал наказание тем засранцам, которые меня искалечили, но мне, правда, было все равно - я не знал его, а узнал только чуть позже, на войне.       Узнал тогда, когда нас первый раз купили и отправили на корабли. Я горел жаждой битвы, и меня не остудила даже морская болезнь. Мы отбивали города, но запомнилось это время мне прежде всего тем, что я наконец получил выход своей дури, всласть нарубился голов, а когда уставал, возвращался в шатер, где меня ждал Анди, ждал таким, каким я есть. Он один подозревал, что я не такое говно, каким кажусь, - он оскалился, вытирая дорожки набежавших слез и заговорил опять, но голос у него надломился. - Началось все с того, что он поддерживал мои стратегии, пытался донести до фельдфебеля... ну... главнокомандующего, по-вашему, что я говорю правильные вещи. Но Шнайдеру, главному, то есть, страшно не нравилось, что какой-то десятник-выскочка, (а я на начало войны вел десятину), куда-то лезет, и он меня затыкал.       Наконец мне надоело, я не выдержал и поступил по-своему - вывел десятину на штурм. Мы вырезали парней, которые должны были забить тревогу, и вломились в крепость, застав ее врасплох. Остальные войска догнали нас и помогли добить горожан и солдат. Вечером Шнайдер стал решать, как поступить со мной, но определиться так и не смог. В итоге он выписал мне сотню, повысил в звании, но взамен велел выдрать. Анди вызвался, и налупцевал мне прутом по рукам до крови, - Гэн вытянул руки, демонстрируя полосы, и вздохнул, не глядя, как сочувствующе смотрит на него Катерина и как боится Икабод. - Я тогда на него страшно обиделся и счел предателем. Он мне пояснил, что бил меня слегка, ибо остальные бы размазали меня на месте.       Так мы с ним постепенно начали дружить, - он вытер нос, и глаза у него заблестели опять, но он пока не плакал. - Война шла. Во время одного из боев я наконец-то отомстил вахтмейстеру - оставил его помирать, когда ему ядром оторвало руку и пробило ребра. Я мог бы его спасти или добить, но я предпочел поглядеть, как он мучается, да бросить его на поле боя. Анди понял меня, когда я рассказал ему - эта сволочь и ее подхалимы... В общем, они ему петарду в лицо кинули. Из-за этого он остался одноглазым, хотя был таким красивым мужчиной! - Гэн посмотрел куда-то в пол. - У него был ожог на всю правую сторону лица. И мы, двое калек, нашли друг друга...       Всадник опять вытер слезы, которых не мог не лить, когда заговаривал о товарище, и продолжил уже тихо:       - Затем мне представился случай рассчитаться с тем ублюдком, который был главарем той шайки, что переломала мне ноги и поругала честь. Он оскорбил память Эйлин, я вызвал его на дуэль и разрубил пополам.       Икабод вздрогнул - он видел, как Гэн делает это. Видел на Броме. Это до конца убедило его в том, что Всадник не врет.       - Но и это еще не все, чем ознаменовалась война, кроме жарких битв. Я хорошо запомнил и предателя - человека, который доносил на нас чужому войску, и те успевали сменить планы и застать нас врасплох. Я изо всех сил пытался выяснить, кто это делает. Но долгое время не помогало ничего - предатель умело прятался. И тогда я дошел до отчаяния: я так хотел выиграть бой, продвинуться дальше по стране, я хотел.... ладно, неважно. В общем, я решил опять сыграть на том, что я неплохо умею пугать людей. Я посмотрел на себя в зеркало и решил, что я пока недостаточно, все-таки, страшен. И тогда я заточил зубы.       Катерина охнула, Икабод сморщился, а Гэн невозмутимо продолжал:       - Да, первый раунд я выиграл, в основном за счет неожиданности. Но это не могло продолжаться вечно, я понимал. Я стал выслеживать и искать предателя. Мне это удалось: иначе я не разговаривал бы с вами, а сложил бы голову еще тогда, в конце шестидесятых... - он помолчал, вспоминая, а потом тихо и мрачно заговорил опять:       - За это мне дали тысячника, графское звание и старый замок, полный всяких тварей. Я зажил там один... со слугой... Замок этот оказался тем еще сюрпризом, но я про него подробнее потом расскажу. Вам ведь другое интересно, правда? Иногда ко мне приезжал Анди, и всегда просил, чтобы я съездил к нему в гости. Я сначала стеснялся, но потом сдался и все-таки поехал. Знаете, это то чувство, когда ты приезжаешь в дом, с большой семьей и детьми, а сам...       У Каена стали такие грустные глаза, что сердце Катерины болезненно сжалось.       - А дальше... у Анди, в общем, была приемная дочь... не родная... Она сразу стала выражать ко мне симпатию, уверять, что я все еще хороший, хотя я, правда, не верил... - Гэн вытер слезы. - Когда я вернулся домой, мне стало еще паршивее, и я уже засомневался, так ли я хочу мстить. Я напивался и думал, думал... Я видел Эйлин в кошмарах, видел, и боялся, что не смогу отпустить ее... Я думал об этой девушке, Рене, об Анди, и все больше и больше понимал, что наубивался, навоевался, что не хочу... Но в один день все переменилось. Мне назначили дату вручения дарственной на мои земли, официального посвящения в графское звание, и... и прислали ее портрет. Портрет Эйлин. С подписью того самого судьи, который обрек на гибель ее и мою нерожденную дочь.       Всадник, казалось, не замечает, что уже плачет. Он продолжал говорить, покусывая губы от раздиравшей его душевной боли и смаргивая слезы:       - Можете представить себе, в какое бешенство я пришел? Я уже больше не сомневался. Решение отомстить вновь пришло ко мне. И я, в ожидании этой даты, заказал себе два топора и вот этот костюм, в котором вы меня видели. Это сейчас он такой истрепанный, тридцать лет уж ему... А тогда был с иголочки... Еще я сходил к цирюльнику, ибо волосы у меня отросли до плеч, и попросил его их мне отстричь. Просьбу мою он выполнил, и я вернулся в замок. Дел у меня больше никаких не было, я только с замком разбирался. Потом про это, потом... В общем, во время этой церемонии я подошел к этому судье и сказал: "Помнишь меня? Помнишь, кого ты тогда убил?". Он позвал стражу, и солдаты выставили на меня ружья и штыки. А я им: "Нет, ребята, вы мне не нужны. Этот судья Вагнер сейчас умрет за свои грехи, вас я трогать не хочу. Так что не стойте у меня на пути, дайте наказать убийцу". Они, как ни странно, послушали меня и опустили оружие. Я еще раз напомнил Вагнеру, кто я такой, кого он убил и кого сотворил своими руками. Это ведь он убил и Гэна Каена, а на его место поставил Всадника...       Гэн замолчал, и какое-то время только пил виски. Напиток согревал его прохладным летом, но даровать спокойствие, которого он так хотел, не мог.       - Я заставил судью Вагнера сожрать подожженую дарственную, убил его, и возложил отрубленную голову на могилу Эйлин. Потом поехал к набатному колоколу и отслужил по ней черную мессу... Возвращаясь в замок, я думал, что все, наконец, кончено. Я достиг своей цели, а большего и не надо. Какое-то время после моей мести я приходил в себя, думал, чего же я хочу на самом деле. И все больше и больше я понимал, что от этого убийства мне не стало легче. Может, потому, что я настолько привык рубить головы, что уже никогда не получу от этого такого удовольствия, которое посещало меня раньше. В любом случае, все сильнее и сильнее на меня накатывало ощущение, что отомстил я зря - я не только не забыл ее, я еще и опустился до уровня Вагнера... Мне стало так паршиво, что я больше не хотел жить.       Он вдруг выхлебал одним глотком еще один стакан и поднялся:       - Ладно, все, мне перерыв нужен. Я не могу о таких вещах подряд рассказывать. Хочу побыть один.       Гессенец поднялся, и, шатаясь, вышел.       Повисла напряженная пауза.       - Знаешь, что? - медленно сказал Икабод. - С одной стороны, мне хочется это ему позволить, но с другой... Проследи, чтобы он ничего на натворил, ладно? Или не утопился с грустных воспоминаний...       Однако следить за Гэном не пришлось: его вопль оповестил остальных жителей дома Ван Тассел о том, что он далеко не ушел. Икабод и Катерина переглянулись и высыпали на улицу.       Всадник стоял возле сарая, где взаперти держали Мэри, глядел на распахнутую дверь, вцепившись в волосы, и тихо матерился сквозь зубы.       - Она сбежала, - слабо сказал он, увидев, что ребята подошли, и сел на землю, обхватив себя руками и чувствуя, как его начинает тошнить. - Я забыл закрыть дверь, когда брал веревку, и Мэри сбежала.