Душевный архитектор

Сжимая в руках протектор Сунагакурэ, Вару вспоминала два года командных миссий, частых нелепых ситуаций и больших для начинающих генинов свершений. Два года крепкой дружбы, начавшейся, казалось бы, на пустом месте, но создавшей для себя и закон, и общую цель. И в один день все это просто закончилось, просочилось в невидимую щель и безвозвратно исчезло. Оглядываясь сейчас по сторонам, Кейджи мысленно усмехалась тому, насколько абсурдна бывает череда обстоятельств. Куда делась ее жизнь? Что стало с ней самой? Почему она так пострадала от последствий, к которым не имеет никакого отношения? Но вместо того, чтобы дальше задавать бессмысленные вопросы, Вару улыбается. Ведь счастливые воспоминания куда более трогательны под призмой трагических потерь, и ей не нужно отрицать это, дабы чтить мораль. Мысль о том, что на сегодня предстоит много дел, подбадривала бывшую шиноби. Кейджи завязала протектор на шее, прекрасно зная, что это просто пропуск, но сам факт того, что она участвует в серьезной миссии, оспорить было нельзя даже самым сильным внушением. Впрочем, настроение в этот день с самого утра подверглось резким колебаниям, подпрыгнув до высоты нездорового восторга и резко приземлившись на поверхность скептицизма. Взлет во время сборов и падение после встречи с Темари. Куноичи ждала ее на пороге гостиницы и встретила взглядом, видеть который Вару никогда бы больше не хотела. — Доброе утро, — сказала она так, будто это имело какое-то значение, и дружелюбно улыбнулась. Сестра Гаары не восприняла этот жест сразу, вероятно, ожидая увидеть Кейджи немного в другом расположении духа, и ответила с некоторым опозданием. — Доброе. Ее отношение к случайной сокоманднице заметно изменилось после того случая, но, к счастью для себя, в нем Вару не находила ни нотки благодарности. Скорее еще больше недопонимания, чем раньше, и объяснить это было почти так же просто. Теперь ни Темари, ни Канкуро не знали, что именно должны видеть в том, что происходит. Эта неопределенность обернется новыми суждениями — может, верными, а может, и нет. Но в конце концов все займут свои места и вряд ли их когда-нибудь сменят. Однако перед этим им нужно было пережить момент, который поставил бы точку. — Я поговорю с местной полицией, — сказала Вару после недолгого молчания, и девушки пошли вдоль пустой, пусть и щедро залитой светом улице, продолжая разговор уже по пути. — А я узнаю подробности у медиков. Вечером нужно будет отправить отчет и образцы нашим ирьенинам. Зацепок все равно больше никаких нет, — пожала плечами Темари, не сводя взгляда с идущей рядом Кейджи. Она наблюдала за ее походкой, уверенность в которой давалась с большими усилиями. Еще было рано до той стадии, когда сковывает мышцы и теряется какая-либо возможность передвигаться, но Вару не скрывала, что ей больно, хоть и не показывала это наглядно. — Как твои ноги? — Лучше не спрашивай, — усмехнулась бывшая шиноби, почему-то вспомнив, какой обузой была на самых ее первых миссиях. Как и полагается, команде не сразу удалось собраться и распределить роли, и пусть со временем до всех дошло, что из себя каждый представляет, компенсировать почти полное отсутствие физической подготовки у Вару все равно приходилось кому-то другому. — Для битв я никогда особо не годилась, а сейчас и подавно. Но сил на то, чтобы провести расследование, у меня хватит. — Нет необходимости перенапрягаться, — сказала Темари с незнакомой легкостью, показав ту самую заботливую ее сторону, видеть которую, как казалось Вару, бывшая шиноби не имеет никакого права. Может, благодарность была слишком ценным подарком, но куноичи все же решила сделать то немногое, что могла себе позволить. — Ты переживаешь за меня? — спросила Кейджи, чувствуя себя польщенной тем, что даже такую, как она, все же приняли в команду. Сестра Гаары улыбнулась своей фирменной дерзкой улыбкой, предупреждая Вару, чтобы та не зазнавалась раньше времени. Их ждали более важные дела. Те, кто не подвергся отравлению, работали за всех. Однако этих стараний не хватало для того, чтобы в достаточной мере оживить деревню, так что большая часть заведений оставалась закрытой: функционировало лишь самое необходимое. Больница казалась заполненной суетой до отказа уже снаружи, но вот у полиции было довольно тихо и нелюдимо. Расставшись с Темари, Вару преодолела пару улиц, оказавшись на пустом пороге участка. Она уверенно вошла, подмечая непривычную тишину, и растерянно огляделась по сторонам, не видя ни одной живой души. Коридоры встретили ее безмолвием и затхлостью: болезненно-желтые, старые, словно слепленные из сгустков бумажной пыли. Можно было предположить, что после случившегося здесь творится настоящий бардак, но Кейджи не думала, что все окажется настолько плохо. Однако здание не совсем пустовало: через мгновение в одном из коридоров послышалась возня, на втором этаже пару раз хлопнула дверь, заскрипели половицы под весом немногочисленных присутствующих здесь существ. Вару пошла в самом удобном ей направлении, заглядывая в первые попавшиеся помещения, двери которых оказывались открытыми. Когда она постучалась в одну из них, откликнулся ей, похоже, единственный человек в этом коридоре, что трудился над бумагами в кабинете в самом конце. Найдя этот момент забавным, Кейджи подавила смешок и, вежливо приоткрыв дверь, не стала входить сразу, пока не убедилась, что никому этим не помешает. — Здравствуйте. Мне нужно к комиссару. Молодой мужчина, явно не горящий желанием вести беседы с кем-нибудь, кроме навалившейся на него работы, задавал вопросы быстро и безразлично, не выпуская ручку и не сводя взгляда с заполняемых им бумаг. — По какому делу? У вас запись? — Нет. Я шиноби Сунагакурэ. Мне нужно получить информацию, — ответила Кейджи, и мужчина недовольно нахмурился, с неохотой откладывая свое дело и поднимаясь со стула. — По поводу отравленной воды? Хорошо. Подождите минутку, — он вышел из кабинета, явно намереваясь поскорее с этим покончить, и постучался в дверь напротив. Заметив металлическую табличку с нужным ей званием, Вару скривила губы. Мужчина тем временем сообщил о прибытии шиноби и, по всей видимости, получив немое согласие, повернулся к девушке. — Комиссар готов вас принять. Кейджи тихо поблагодарила его и вошла, сразу же ловя на себе пусть и привычный, но уже надоевший недоверчивый взгляд взрослого человека. Увидев на пороге своего кабинета ребенка, комиссар определенно усомнился в том, что им вообще удастся разобраться с текущим делом. Однако перечить ему было ни в коем случае нельзя, поэтому Вару стойко выдерживала все его замечания, собственно, уже давно привыкнув к ним. — Среди шиноби остались только дети? — спросил комиссар таким тоном, будто собирался ее выгнать, однако все равно указал на стул. — Образ жизни вынуждает нас взрослеть пораньше, — ответила Кейджи, слабо улыбнувшись и садясь напротив стола. Зайди она в кабинет без протектора, то ее бы наверняка не приняли вот так просто. — Сколько тебе лет? — Пятнадцать. На такой ответ комиссар только хмыкнул, но, похоже, не хотел особо вникать. Несмотря на все предубеждения, чужую работу он уважал. Вару не знала, что конкретно он стал думать о делах в Суне, но точно провел параллели между возрастом пришедшей к нему шиноби и собственным разоренным участком. В этих поддетых проседью волосах, в мутных глазах и паутинных морщинах под глазами читался серьезный, но совершенно обычный человек, застигнутый врасплох неожиданными обстоятельствами. Кейджи готова была простить ему недоверие, прекрасно понимая, как становится паршиво, когда ситуация нагло выскальзывает из рук. — Как твое имя? — Вару Кейджи. — И что вы планируете делать с этой водой, Вару? — В Суне изготовят более эффективное лекарство, а затем пришлют информацию о нейтрализации техники. Она строго запрещена, поэтому ею никто из нас не владеет. Мы вылечим больных и очистим водоем в течение нескольких дней, но нужно еще найти виновников, — ответила бывшая шиноби спокойно, и комиссар как-то резко изменился в лице, словно потеряв к девушке всякий интерес. — Думаешь, у нас есть подозреваемые? — Должны быть хоть какие-то мысли. Он тяжело вздохнул и устало потер переносицу. В коридоре вновь стала слышна суета; кто-то скрипнул дверью главного входа. Вару терпеливо ожидала ответа, уже догадываясь, что вряд ли услышит в этих стенах что-то действительно существенное. — Среди всего известного мне сброда никто бы не решился на такое. Да и зачем? Травить людей ради забавы? — Такое нельзя исключать. Человеческие желания бывают самыми разными, — пожала плечами бывшая шиноби, и комиссар выпрямился, смотря на нее с еще большей серьезностью и говоря нагнетающим полушепотом. — Вот скажи мне, сколько бы стоили услуги шиноби, которые бы согласились на такую работу? — Прилично. — Именно, что прилично. У меня есть пара имен. Они сильно пострадали из-за жителей деревни в свое время, так что уже давно озлоблены на все, что движется на этой территории. Стали бы они тратить на месть деньги? Вряд ли. Я вообще сомневаюсь, что эти люди способны сделать хотя бы шажочек, чтобы что-то изменить в своей жизни. Если захочешь тратить на них время, то я могу выдать тебе надлежащее разрешение для допроса, — сказав это, комиссар особенно акцентировал внимание на последних словах, обезоруживая шиноби и давая ей понять, что говорить больше не о чем. Не испытывая удовлетворенности от того, что так и не узнала ничего толком, Кейджи настояла, но уперлась в стену. — Вы в самом деле не знаете, кто мог бы это сделать? Любой конфликт может оказаться важен. — Разве не поэтому вас наняли? Мы в тупике и понятия не имеем, что нам делать. Слабые здоровьем погибли сразу, и почти половина жителей прикована к постели. Кто может желать простым людям столько зла?

***

Вновь оказавшись на пороге, Вару тяжело вздохнула. Неопределенность действовала на нервы, но первой попытки оказалось недостаточно для того, чтобы найти выступ, от которого можно было бы оттолкнуться. Выгода? Месть? Зло? Ничто из этого не имело лиц, и, читая предоставленные адреса, Кейджи очень сильно сомневалась, что в этом будет какой-то прок. Однако вести дальнейший опрос необходимо в любом случае, а разрешение в руках хотя бы лишало бывшую шиноби необходимости приставать к первым попавшимся прохожим и не знать, с чего начать. Она решила не торопиться, медленно расхаживая по улицам и приглядываясь к обстановке в деревне с еще большей внимательностью. Это не рассказало ей ни о чем новом: до щуплой девушки с протектором никому не было никакого дела, и все просто выполняли свою работу. Кафе и закусочные еще не открылись или вообще не собирались, так что дать отдых своим ногам, попивая вкусный чай, Вару не смогла. А конечности неумолимо давали о себе знать, напоминая, что еще не оправились ни для долгих прогулок, ни тем более геройств. Ненависть к своей ущербности разлилась по горлу жгучим напряжением, и Кейджи готова была громко выругаться, но сдержалась, так как проходила мимо детской площадки. Она остановилась, замечая на качелях мальчика лет семи. Повесив голову, он скучающе колупал ногами песок. Не наблюдая более детей, Вару перешла через низкую ограду и нарочно упустила из виду скамью, усевшись на качели рядом с ребенком. Мальчик посмотрел на нее сначала немного удивленно, а после с подозрением, наблюдая, как бывшая шиноби выпрямляет ноги и потирает их, при этом охая, как старуха. — Что с твоими ногами? — спросил он с пренебрежением, и Кейджи улыбнулась, осознавая, насколько неавторитетна ее жалкая внешность даже для маленького ребенка. — Получила травму в бою, — попыталась сказать она с гордостью, но мальчик лишь сморщил нос. Такое объяснение явно разнилось с его представлением о настоящих шиноби, хотя в некоторых своих мыслях он все же оказался прав. — И как ты тогда сражаешься? — Только этим, — Кейджи легонько постучала себя по виску, делая совершенно невозмутимый вид. — Разрушительная мощь маленькая, зато в определенных ситуациях эффективность абсолютна. Мальчик забавно вскинул бровь, чей изгиб далеко не всем давался с таким успехом, и серьезно заявил: — Тебя рано или поздно просто забьют. Хохотнув, пожалуй, слишком открыто, Вару признала свое поражение. Обычный деревенский мальчишка, покрытый песчаной пылью с головы до ног, не видел в ней ничего выдающегося и даже не хотел прибегать к столь очевидной вежливости к старшим. Кейджи любила детей, но порой их попытки унизить ее доводили то до спертого дыхания, то до приступов некрасивого для девушки смеха. — Добрый ты мальчик. Почему ты сидишь здесь один? — спросила бывшая шиноби, не имея возможности сдержать широкую улыбку, на что мальчик насупился, вновь уткнувшись взглядом в свои ноги. — А что я еще должен делать? — пробурчал он недовольно, зарывшись носками своей потрепанной обуви в песок. — Играть с друзьями, делать уроки… Помогать родителям, — начала перечислять Вару, осознав свою ошибку слишком поздно. Ребенок притих, как и внезапный приступ веселья. — В твоей семье тоже кто-то заболел? — Мама. А папа еще не вернулся. Я просто не понимаю, почему из-за чужих грехов должны страдать все, — ответил он с детским негодованием, не пуская слезы, но явно не желая мириться со сложившимися обстоятельствами. В его словах Кейджи нащупала необходимую ей нить и стала спрашивать осторожно. — Грехов? — Семья Хофу совершила большой грех. Все это знают. — Что именно они сделали? — Убили своего ребенка, — ответил мальчик, тяжело вздохнув, и Вару едва не присвистнула. Стало вдруг ясно, почему ни сам Хофу, ни полиция не дали никаких определенных сведений. Скрывать подобное бесполезно, раз вся деревня об этом знает, но и рассказывать каким-то шиноби такие щепетильные подробности тоже непросто. — Вот как. В таком по доброй воле мало кто признается. Слухи о проклятье были связаны с главной в этой деревне семьей. Кто тогда писал письмо? О своем окружении Арэта не распространялся, да и не спрашивал его об этом никто. Теперь есть смысл перебросить все силы на допрос его родни и уточнить, что в слухах правда, а что надуманно. Пару данных комиссаром адресов Вару проверит на всякий случай. В голове тут же стали мелькать различные схемы, но от мыслей бывшую шиноби отвлек протяжный скрип. Не цепи от качелей, а старого кота. — Фу, противный, — мальчик слегка оттолкнул его ногой, на что животное еще раз заскрипело, совсем разучившись мяукать. Его серая, некогда пушистая шерсть сбилась в колтуны; единственный глаз смотрел на людей с неистовой мольбой. Кейджи несильно хлопнула ребенка по плечу, и он непонимающе уставился на нее. — Эй, он просто старый. — От него воняет, — бросил он, поморщившись, и кот настойчиво потерся о его ногу. Несмотря на отвращение, мальчик сдержался, и Вару улыбнулась ему. — Однажды ты тоже постареешь, сморщишься и будешь вонять. Не надо быть таким злобным, мальчик. Лучше помоги ему и напои, а не прогоняй. Он посмотрел на бывшую шинобу так, будто хотел запротестовать, но ничего не сказал. Конечно, он не желал старому коту зла. Брать на себя ответственность тоже надо научиться. Мальчик отвернулся и пробурчал под нос: — Ладно. Он бы еще долго колебался, если бы не заметил на площадке кого-то еще. Схватив кота так резко, что тот удивленно крякнул, ребенок поспешил как можно скорее убежать отсюда. Непонимающе проводив его взглядом, Вару повернулась к причине такой спешки и обреченно вздохнула. Гаара, кажется, совсем не чувствовал своей вины, явно рассчитывая на то, что мальчик не задержится здесь надолго. — Уже вернулись? — спросила Кейджи, на что получила красноречивый ответ без слов. — И что там, в пещере? — Ничего существенного. Трупы тех, кого отправил туда Хофу. Сабаку но повернулся к песочнице, приглядываясь к брошенным куличикам. Обсуждать дело шиноби в таком месте было странно, но это можно счесть за хорошее прикрытие. Дети на детской площадке. Кто-то из старших сказал бы, что здесь им самое место. — Все погибли? И больше никаких подсказок, кто это мог сделать? — Техника шиноби. Вероятней всего, опытные наемники. О заказчике следы в пещере ничего не говорят, — ответил Гаара, отвлекаясь от песка и заглянув в глаза Вару. Ей показалось, что он смотрел на нее так совсем недавно, но не могла вспомнить, когда именно. — Ты полезнее, чем думаешь. — Хах, я тебе так помогла? — спросила бывшая шиноби, усмехнувшись, но джинчурики совсем не умел шутить и никак не менялся в лице. Да, обычно так всегда и было. — Это странное гендзюцу, — сказал он отвлеченно, и на немой вопрос Кейджи ответил сразу. — Слова Шукаку. — Просто немного другое и эффективно лишь тогда, когда угадаешь момент. Чаще всего этого момента нет вообще. Вару пожала плечами, не испытывая удовольствия от обсуждения своих техник. Если биджу считает ее гендзюцу странным, то это, несомненно, бывшей шиноби очень льстит, но она ничем не выдала свои чувства. Вот только что-то ей подсказывало, что пути отступления преграждены песчаной стеной, абсолютной в своей прочности. — Ты разговариваешь с ним? — спросила она заинтересованно, но этот вопрос Гаара проигнорировал, подходя ближе. Он скрестил руки на груди, и в его обычно безжизненных бирюзовых глазах поблескивала неприязнь. — Ты выигрываешь, когда о тебе никто ничего не знает. Кажется, будто отвечаешь, но все твои слова не несут никакой существенной информации. Сколько бы раз я ни спросил, ты говоришь одно и то же, — сказал джинчурики на удивление спокойно, но его обманчивый тон голоса заставил Вару внутренне сжаться. Чувствуя себя загнанной в угол, она поднялась, готовая обороняться всем, что у нее есть, лишь бы не отвечать. — Ты уж определись, что конкретно тебе надо от меня, — сказала она твердо, уверенно смотря Гааре в глаза, но на его лице неожиданно отразилось смятение. Буквально на миг, однако этого оказалось достаточно, чтобы Кейджи окончательно потеряла нить его мыслей. — Не притворяешься, — произнес он тихо, изучая ее лицо, словно пытаясь найти там намек на ложь. Вару сделала шаг назад, и цепь качелей неприятно скрипнула за спиной. — Зачем? — Я не понимаю, о чем ты, — призналась она, лишь чувствуя, что Гаара вытягивает из нее что-то важное. Он не видел ложь в ее словах, но уже знал, что она скрывает, и, кажется, понимал больше. — Зачем ты это делаешь с собой? Этот вопрос ничего не значил, и Кейджи не могла ответить на него. Она смотрела на Сабаку но с искренним непониманием, и эти эмоции вызывали в нем противоречивые чувства. Он злился, сжимал зубы, сделал еще один шаг, отчего Вару пришлось снова пятиться. Она не знала, что ему нужно, и понятия не имела, что ей делать. Однако Гаара отвлекся, повернув голову в сторону, и настороженно нахмурился. — В деревне больше не должно быть шиноби, кроме нас. От громкого биения сердца в груди смысл его слов дошел до Вару не сразу, и она очнулась, когда Сабаку но окончательно потерял к ней интерес, последовав только в ему ведомую сторону. Сообразив, что джинчурики почуял кого-то из незнакомых шиноби, Кейджи на ватных ногах поплелась за ним.