Душевный архитектор

Укрытое тенью, неподвижное тело источало резкий кислый запах и подавало признаки жизни лишенным всякого смысла бурчанием. Черные волосы с заметной проседью прилипли к мокрому лицу; жидкая бородка впитала в себя остатки не попавшего в рот алкоголя, так что высушенная до дна бутылка одиноко нагревалась на солнце в паре шагов от мужчины. Бывшая шиноби наклонилась, чтобы лучше приглядеться, но уже заранее знала, что это именно тот, кто ей нужен. — Вы ведь Нобуо? — спросила она, наблюдая за тем, как мужчина хмурится и лениво разлепляет веки. В таком состоянии на ее голос он отреагировал поразительно быстро, но его распухший язык складывал слова так неумело, что приходилось логически додумывать их смысл. — А кто спрашивает? — Я Вару Кейджи, шиноби из Сунагакурэ. Нобуо сморгнул, прищурился, но, похоже, решил, что ему послышалось. Вару тяжело вздохнула и огляделась по сторонам в поисках того, кто ей мог бы помочь, но двое случайных наблюдателей лишь весело улыбались этой картине. К известному в Хофу пьянице они не прикоснутся, и в этом даже есть вполне разумный смысл: кому нужен человек, что проклинает всех и вся и наживает проблемы каждый прожитый день. Облик Нобуо не содержал в себе ничего приятного, но Кейджи видала и похуже. — Нам очень надо поговорить. Сколько вы выпили? — спросила она, чуть поморщив нос, и взяла мужчину за локоть, помогая подняться. Он был весь измазан в пыли, жутко вонял, но, к счастью, не принимал попыток бессмысленно сопротивляться. Веселые улыбки за спиной сменились заливистым смехом, но спустя мгновение кто-то из соседнего дома открыл окно и громко приказал заткнуться. — Я себя нормально чувству… Просто хорошо провел время с одной бутылочкой. Кстати, где она? — самозабвенно пробурчал Нобуо, лениво глянув сначала направо, потом налево. — Поднимайтесь уже, — вновь вздохнула Вару, перекидывая руку мужчины через плечо и помогая ему совершать что-то похожее на полноценное передвижение. Ноги его заплетались, и он оступался на ровном месте, то и дело вынуждая хрупкую девушку беспомощно волочить его по земле. — Спать на улице в такую жару опасно. Ладно хоть до тени додумались доползти. — Будет меня еще желторотая соплячка чему-то учить, — выказал недовольство Нобуо достаточно агрессивно, но на большее сил ему не хватило. Он вновь запнулся, повиснув, и бросил что-то нецензурное. Его помутненный взгляд блуждал средь песчинок под ногами, и до мужчины не сразу дошло, что он, похоже, куда-то настойчиво движется. — Куда ты меня тащишь? Возмущенный голос нисколько не тревожил Вару, и она волокла горе-подозреваемого к его дому. Ей сказали, что Нобуо лучше искать где-нибудь в подворотне с бутылкой под боком, и не преувеличили. Тратя запасы чакры на эту личность, Кейджи чувствовала себя так, будто ее обвели вокруг пальца и издевательски плюнули напоследок. Очевидно, что ему даже в голову не придет мысль копить деньги на услуги наемников, какая бы причина для этого ни была. Мужчина залёг в тень не так уж и далеко от дома. Подойдя к небольшому, но на удивление вполне ухоженному зданию, Кейджи с трудом забралась с ним на порог и нажала на кнопку звонка. Она не сомневалась, что Нобуо живёт здесь не один, но спустя несколько минут ожидания все же решила поискать у мужчины ключи. В ближайшем кармане нашлась скудная мелочь и безобразно смятый чек; проверять остальное не пришлось, так как из-за двери послышался детский мальчишеский голос. — Кто там? — Я привела Нобуо Омэ домой. Он не очень хорошо себя чувствует, — ответила Вару, и дверь с щелчком открылась, являя взору немного смущенного и уже знакомого ей ребенка. — Оу, это ты. Мальчик посмотрел сначала на нее, потом на мужчину. Губы его поджались то ли от стыда, то ли от отвращения, но, неуверенно отступив в сторону, он позволил Вару войти. Бывшая шиноби, чуть подтянув обмякшее тело вновь уснувшего Нобуо, завела его в дом. — Где его комната? — спросила она прежде, чем бездумно куда-то идти, но прошедший вперёд мальчик небрежно махнул ей рукой. — Можешь у порога оставить, — сказал он просто, но, словно спохватившись, замялся и указал в сторону гостиной. — Пусть полежит на диване. Кухня и гостиная были совмещены: небольшая лестница вела на второй этаж. Кейджи, скинув с себя обувь, поволокла мужчину вглубь дома и опустила его на диван. Нобуо ненадолго открыл глаза и огляделся, сказав что-то невнятное куда-то в сторону телевизора. Уже в который раз тяжело вздохнув, Вару решила просто оставить его так, как сидит: спрашивать о чем-то мужчину не было необходимости. Мальчик, взяв оставленную им в коридоре большую корзину со стиранным бельем, пошел к двери, ведущей на задний двор. Бывшая шиноби осторожно последовала за ним, подмечая, что несмотря на отсутствие женщины, в доме царил какой-никакой порядок. За дверью находилась небольшая веранда с невысокой деревянной оградкой вместо стен. На передвижных столбиках была натянута веревка, на которой развешивали белье, не боясь, что солнце беспощадно выжжет всю краску. Мальчик поставил корзину на пол, а сам поднялся на стул, перекидывая часть простыни и с некоторой неловкостью пытаясь ее расправить. — Тебе помочь? — подошла к нему Вару и, не дожидаясь ответа, равномерно растянула ткань на верёвке. Мальчик упрямо старался делать вид, что не замечает ее: он отводил взгляд, словно желая тем самым укрыться от присутствия постороннего человека в доме. Теперь Кейджи знала, почему ребенок не играл с друзьями тогда и не спешил домой. — И как давно он так? — Уже не помню, — ответил ребенок отрешённо, совсем не желая об этом говорить. — А как твоя мама? — В больнице. — Ты не навещал ее? Руки мальчика чуть дрогнули, и взгляд стыдливо заметался. Вару прекрасно понимала то, что он чувствует, и нисколько не винила его за это. Страх увидеть дорогого тебе человека в состоянии, близком к смерти, может пересилить желание быть с ним рядом. — Приходил несколько раз, но… Так и не дошел до палаты. Я слишком трусливый, — последние слова мальчик произнес с заметным отчаянием, но не позволил слезам наполнить глаза. — Нет, это не так. Ты по-своему заботишься о ней здесь, дома, — попыталась утешить Вару, и он вопросительно взглянул на нее. Мальчик оказался неглупым и сообразил, что она имела в виду, и поэтому просто продолжил дальше развешивать белье, между делом задавая вопросы бывшей шиноби. — Когда вы найдете лекарство? — Через пару дней оно будет готово. Недолго осталось ждать. Кстати, как тебя зовут? — Энко… А тебя? — Вару. Кейджи улыбнулась ему, и мальчик недовольно насупился, но его плохое настроение стало понемногу отступать. Он спрашивал теперь с энтузиазмом, проявляя то самое неудержимое детское любопытство, которое для Вару уже неторопливо забывалось, оставленное в прошлом. — Я слышал, что способности шиноби передаются по наследству. И есть могущественные кланы, известные особой силой. Ты к какому-нибудь принадлежишь? — Да, но мой клан никогда не пользовался славой. И нас осталось совсем немного. — Сколько? — Тебе разве интересно? Ну, я, мой старший брат и бабушка, — перечислив остатки своей семьи, Вару криво улыбнулась, разумеется, и словом не обмолвившись о том, что их с трудом можно назвать родными. — И все? А что стало с остальными? Вас пытались истребить как клан Учиха? — Нет, нас всегда было не очень много, просто сейчас рискуем исчезнуть. Мальчик задумчиво свёл брови, явно не веря в то, что шиноби могут быть такими жалкими. Вару и не спорила: они всегда были в тени тех, чьи имена проходили сквозь время из самых глубин истории. Ни один ее родственник не умер смертью, которая сидела бы у всех на устах долгие годы. Забавно то, что это одна из тех деталей, что передают по наследству. — Ты и твой брат родите детей, тогда не исчезнете, — с серьезным видом заявил Энко, явно все это время пытаясь прийти к этому выводу. — Говоришь как моя бабушка, — хохотнула Вару, вспоминая боль от удара тростью по ягодицам и ее вечно недовольный бубнеж по поводу того, что тело внучки настолько тощее, что не вмещает в себе достаточный объем чакры. И по поводу детей бабушка всегда беспокоила именно ее, а не брата: наверняка из убеждения, что на большее Вару совершенно не годится. — Жизнь шиноби не так проста, чтобы строить столь смелые планы. Не всегда угадаешь, когда все пойдет по наклонной. Не забивай себе голову этим. Мальчик ненадолго замолчал, и Кейджи терпеливо ждала, когда у него появится ещё один вопрос. Она видела, что его интересует что-то ещё, но ему почему-то боязно об этом спрашивать. — Ты не боишься Песчаного демона? — прошептал он так неуверенно и тихо, словно джинчурики находился рядом и мог его услышать. Вару не нашла причин, чтобы лгать, так что ответила искренне. — Боюсь. — И все равно разговариваешь с ним? — Приходится. На этой миссии мы в одной команде. — Тогда он выглядел таким злым, — сказал мальчик все так же тихо, и Вару почему-то улыбнулась. — Он всегда таким выглядит, но это не совсем так. Энко посмотрел на нее с ещё одним вопросом, но на этот раз искал ответы лично в своей памяти. Ее слова что-то прояснили, идеально вошли в неизвестную Кейджи цепочку и породили крайне неожиданное умозаключение. — Значит, он твой друг, — заявил он без толики сомнения, и настал черед Вару недоуменно смотреть на него. — Мама всегда говорила, что только настоящий друг будет видеть в тебе хорошее несмотря ни на что и поддержит, даже если рядом тебя нет. «Даже если друг — чудовище?» Выражение лица, с которым Гаара убил сегодня человека, невольно всплыло в памяти, но все, что Вару смогла ощутить, — это пустоту. И она не верила в то, что ее можно заполнить чем-то вроде дружбы. Несмотря ни на что? Дать шанс тому, кто украл у нее так много? Даже если от него за километр разит кровью? Может, она и понимала его ненависть, но не могла проникнуться сочувствием. Просто не могла. — Твоя мама очень добрая, — выдавила из себя Кейджи, заметив, что мальчик немного обеспокоен ее молчанием. Идея избавиться от этих мыслей пришла в голову незамедлительно. — А знаешь, давай навестим ее. Глаза Энко расширились, и он едва не потерял равновесие на стуле: — Прямо сейчас? — Прямо сейчас. — Но… — Ты ведь на самом деле очень хочешь увидеть ее, — бывшая шиноби положила руки на плечи ребенку и тепло улыбнулась ему.

***

Казалось бы, на этом историю можно закончить. Что бы ни происходило, все они лишь выстраданные родителями брошенные дети — одни из тех, кого благосклонность судьбы решила обойти стороной. С годами связь с этим горьким истоком терялась, но, держа мальчика за руку и медленно ведя его по молчаливому коридору больницы, Вару чувствовала, как белые нити прошлого настойчиво тянут ее назад. Словно за дверью палаты она вновь увидит свою маму в последний раз, поэтому останавливается в шаге, ободряя растревоженного Энко доброй улыбкой. Он смотрит на нее растерянно и, поджимая губы, осторожно входит в помещение. Может, и приходится возвращаться в моменты своей беспомощности, но это лишь начало чего-то неизбежного — дальнейшей жизни, неумолимо утекающей лишь в ей ведомом направлении. Рождение не может быть концом, даже если обманчиво принимает его облик. Вару перестала винить во всем родителей, когда они безвозвратно исчезли из этого мира, показывая, что что-то все же продолжается, что-то независимое от данного в самом начале. Сразу же на свет всплыла череда собственных жестоких ошибок, и нельзя было не признаться, что какая-то часть вины все равно лежит на ней. Чья-то рука осторожно опускается на плечо, и, встречаясь взглядом с зелёными глазами, Кейджи улыбается. Не фальшивой лицемерной улыбкой, а настоящей: она никогда не убегала от своих эмоций понарошку. Темари не может разделить ее чувств, но как никто другой понимает это. Возможно, первый человек на памяти Кейджи, кто открыто это признавал. — Знаешь, а ведь на первый взгляд ты кажешься такой надменной и самовлюбленной, — сказала она, улыбнувшись как всегда с насмешкой, и из ее уст подобные слова прозвучали даже немного комично. — А на второй? — Человеком со своим горьким прошлым. Одним из многих в наше время, — ответила Темари, задумчиво заглянув в открытую палату. Вару не испытывала к этому любопытства, но представляла, как мальчик сжимает ослабевшую руку матери в своих хрупких ладонях. — Мы должны сделать все, что в наших силах. Этой ночью кто-нибудь обязательно расколется. — Вечереет уже, — заметила Вару, зная, что время для самокопаний подходит к концу. Они достаточно отвлекли внимание от себя.

***

Стрелки на часах, казалось, замедлили свой ход: Вару наблюдала за неторопливым течением секунд, зная, что ещё немного рано для выступления и не успевшее сесть солнце сделает ее шпионаж слишком открытым для зорких глаз. А они не знали, с кем именно имеют дело, чтобы позволять себе роскошь недооценивать потенциальных врагов. Кейджи выжидала, возможно, с чрезмерным фанатизмом, бесполезно наблюдая за тем, как идёт время. Подобное занятие напрочь лишило ее мыслей, но нисколько не притупило чувства. Она обернулась, совсем не удивлённая тем, что демон стоит у нее за спиной. — Мы не закончили наш разговор, — констатировал он холодно, так что о его чрезмерном любопытстве пришлось только догадываться. Вару скривила губы, совсем не желая вести разговор с ним, но рассчитывать на то, что его это волнует, явно было слишком глупо. — Сейчас не самое лучшее время выяснять отношения, Гаара, — отступилась Кейджи, произнося это имя настойчиво и легко, будто оно своим звучанием могло вразумить и успокоить. Джинчурики знал большую часть ее уверток, так что лишь скрестил руки на груди: он просто привык к ней. И, пожалуй, слишком быстро. Ему уже было неинтересно нянчиться с изувеченной. — Если ты перестанешь юлить, то ничего выяснять не потребуется, — произнес он спокойно и даже без намека, нарочно наклоняя голову, чтобы поймать отведенный от него взгляд. — Зачем ты стираешь себе память? — спросил Гаара все так же без злости, с интересом наблюдая за тем, как меняется лицо бывшей шиноби. — Я не мог не заметить. Сердце Вару сжалось, распыляя по венам перемешанный с удивлением страх, но она обо всем уже знала и не понимала, в чем причина. Наблюдательность Гаары стала чем-то самим собой разумеющимся, а если Кейджи ещё и повторялась, то одного лишь такого случая было достаточно, чтобы выдать себя. Ей очень не нравились такие ситуации, и несмотря на столь решительные меры, она все равно чувствовала, что стремительно разваливается внутри. — Мы с тобой так много беседуем? — спросила Вару, словно ее удивление относилось именно к этому. — Не просто так в вашей семье все шиноби выделяются стальной выдержкой. Ты насильно стираешь из памяти то, что будет мешать концентрироваться. Я мыслю неправильно? — спросил Гаара, делая лишь один шаг навстречу, но бывшей шиноби уже некуда смотреть, кроме его рук. Он требовал от нее того, о чем нельзя говорить, и получал от подобного допроса удовольствие. На этот раз Вару не могла просто отмолчаться. — Нет, все так. Просто… Если это правда, то дела мои плохи, — на этих словах она запнулась, в первый раз не могла подобрать слов для него. На самом деле все было просто ужасно, и травмы настойчиво не желали покидать ее. — Ты ведь не успокоишься, пока я не отвечу? — спросила Вару в последней надежде избавиться от этого разговора, но демон продолжал стоять слишком близко, желая заполучить ответы. — Любой ментальный недуг может лишить меня способностей навсегда. Для себя я — самая доступная мишень, поэтому могу манипулировать своей памятью без каких-либо погрешностей. Однако даже для этого, как ты уже догадался, нужен особый контроль над чакрой, с которым я конкретно сейчас справляюсь не очень хорошо. Объяснения дались на удивление легко, и Гаара ненадолго задумался. Вару не пыталась выглядеть перед ним отчаявшейся: спустя какое-то время она вновь вернет себя в верное русло, каких бы усилий ей это ни стоило. Однако осознавать, что часть воспоминаний утеряна, было неприятно. Каких же именно? Насколько значимых? И как давно она этим занимается? — Тебе настолько тяжело? — спросил Гаара, вынуждая Вару посмотреть ему в глаза. Она хотела сказать «нет», но вместо этого короткого и обрывающего слова из ее уст потекла застоявшаяся в горле речь, возможно, насильно выдавленная чужими руками, но определенно несшая облегчение. — Некоторые моменты из жизни хочется просто выкинуть, чтобы не мучиться. Я это могу, но делать так, разумеется, ни в коем случае нельзя. Однако как тут удержаться, если очень хочется? И если я могу это сделать в любое время? — сказала Вару, замечая, как меняется безжизненная бирюза. Все внутри реагирует слишком болезненно, и бывшая шиноби знает. Все же это она, а не чужой ей человек. — Эти воспоминания связаны с тобой? Похоже, тебя чересчур много. Настолько много, что это уже напоминает извилистый цикл: в каком направлении ни развивай мысль, все пути сойдутся в одной точке. Даже если вырвешь условия алгоритма, к пункту назначения тебя притянет магнетизмом. Он сломал ей ноги, чтобы она никуда не ушла: не только у физической оболочки, но и у ментальной. — Ты не можешь вернуть себе память? «Но ты скован моими цепями, раз так безнадежно хватаешься за столь жалкую шкуру». — Естественным путем люди не могут окончательно что-то забыть, но я не использовала иллюзии, дабы внушить себе, что ничего не помню. У меня просто нет этих воспоминаний. Вернуть то, чего не существует, нельзя. Да мне и не особо интересно, — ответила Вару, пожав плечами, но Гаара не совсем ее понял. — Наша семья из поколения в поколение изучает способы изменять человеческое сознание. Именно изменять, а не манипулировать. Мы добились большого успеха, но так уж вышло, что подобные техники требуют приличного количества зачастую невыполнимых условий. — И от этого ты пыталась отмалчиваться? — Это приказ второго Казекаге. По официальной версии эксперименты потерпели неудачу, — все же произнося это, Кейджи почувствовала, как гигантский камень свалился с души. Если Гаара хочет слушать, то пусть слушает: он далеко не из тех, кто стал бы говорить с кем-то посторонним, не то что выдавать тайны собственной деревни. — Ты таким образом хотела мне отомстить? — спросил он после недолгого молчания, и бывшей шиноби пришлось вспоминать, когда именно она перестала видеть в нем объект своей мести. — Нет, просто искала способ убить тебя. — И что изменилось? Вару вновь отвела взгляд, не понимая, почему он задаёт так много вопросов именно сейчас. Она знала, что если захочет смолчать и уйти, то джинчурики не выпустит ее из этой комнаты. Было проще высказаться и вручить ему все в руки, тем самым избавившись от тяжёлой ноши. — Я всегда хотела превзойти своего отца, поэтому и стала шиноби, — начала Кейджи неуверенно, но спустя мгновение уже не сомневалась, желая наконец все прояснить и доказать. — Знаешь, в чем мы с тобой отличаемся? Меня презирали те, в ком я искала любовь, но у меня не было такой силы, которой я могла бы заткнуть их и заставить себя бояться. Пришлось добиваться всего самой. Я подражала отцу, пытаясь показать ему, что могу так же. Но Хару Кейджи мертв, а значит, идя по его пути, я встречу подобный провал. Мне нужно идти своей дорогой, чтобы превзойти его, — она остановилась, слыша, что тон ее голоса заметно повышается от нахлынувших эмоций. Вару не могла рассказывать о чем-то подобном с таким же нетронутым чувствами лицом и усмехалась факту, что все ещё гоняется за детской мечтой, пусть и интерпретированной иначе. — Может, мой выбор слишком радикален. Возиться тут с тобой вместо того, чтобы объединиться со всей деревней и наконец избавиться от тебя. Я даже пытаюсь что-то рассказывать такому, как ты, боже, зная, что только ты и поймёшь меня. Ты ведь тоже творишь какую-то хрень просто для того, чтобы что-то изменилось. Пожалуй, Гаара по-настоящему удивился при Вару в первый раз. Его маска мертвеца, давно наплевавшего на этот мир, рассыпалась, уязвленная неожиданно открывшейся истиной. Какое-то время они оба так и стояли, молча созерцая элементы одежды друг друга, но ни в коем случае не лицо. — Я не знал, зачем, — признался Гаара, но со словами Кейджи спорить не хотел. Поверил ей. — Ну, теперь, похоже, знаешь, — усмехнулась Вару, все же желая поставить где-нибудь точку. — Ты решил защищать родную деревню, пусть даже она не единожды харкнула тебе в лицо. А я решила изменить направленные на разрушение техники, чтобы не причинять вред человеку, а помогать ему. Если бы джинчурики был кто-то из Кейджи, то прекрасно бы контролировал Шукаку, — последнее предложение она произнесла с наигранной гордостью, но отчаяние внезапно окатило ее ледяной водой. Сколько же противоречий было в такой простой цели, и, не зная зачем, Кейджи тихо сказала: — Думаю, я могу научить тебя. Гаара вздохнул, отрицательно мотнув головой: — Ты слишком сильно ненавидишь меня, чтобы помогать. Просто ходишь где-то поблизости на случай, если я потеряю контроль. — Ты меня сам попросил об этом, — заметила бывшая шиноби, и джинчурики не спорил. — Да. И не думаю, что у нас получится что-то лучше. Они все же посмотрели друг другу в глаза, и если бы у Вару были силы, она бы обязательно улыбнулась. Хотя бы потому, что кровожадный демон не хочет иллюзий — ему нужна искренность, которую он не заслуживает. И что же, если все удастся, он будет до конца дней влачить это в одиночку? Гаара и в самом деле ничего не знает о природе счастья. Но раз не выйдет лучше, то пускай так. Все ведь в любом случае будет так, как он захочет.