Вопреки всему

      Октябрь уже перевалил за середину, когда осень, наконец, вступила в свои права. Холодные дожди как будто смыли краски золота и багрянца, оставив лишь серую основу холста в оправе окна. Серое, низкое небо, серые деревья печально качали мокрыми ветками. У природы осталась только одна краска, и она использовала все её оттенки, чтобы рисовать конец осени.       Погода отображала моё настроение, будто зеркало. Стеф и Макс делали вид, что меня не существует, но я и не пыталась завязать с ними разговор — я не хотела навязываться, зная, какого они обо мне мнения.       На уроке Заклинаний я сидела за последней партой, вместе с Аланом. Мы с ним почти не говорили, но даже присутствие Алана было каким-то умиротворяющим, дарило спокойствие. — Ты так сильно переживаешь из-за Молл и Коллера? — спросил вдруг у меня Алан.       Я кивнула. — Если ты видишь лица, полные фальшивых улыбок, слышишь сотни фраз, наполненных лицемерия, чувствуешь запах гниющих душ, то поздравляю, теперь ты видишь мир — таковым, каким он есть, — вздохнул Алан и махнул палочкой. С потолка в тот же момент посыпался снег. — Спасибо за поддержку, — я саркастично улыбнулась. — Извини, я не умею поддерживать людей. Я только констатирую факты. — Я поняла.       Он снова махнул палочкой, и снег перестал сыпаться нам на головы. — Чудесно, мистер Рекорлис, чудесно! Плюс десять баллов Райвенкло! — послышался писклявый голос профессора Флитвика. — Может на улицу пойдём после уроков? — спросил с надеждой Алан. — Ещё два реферата нужно написать, — угрюмо отозвалась я. — Пожалуйста. — Зачем тебе на улицу? — Просто так. — Ладно, — я закрыла книгу и посмотрела в глаза другу. — Что ты от меня хочешь, и зачем ты тащишь меня на улицу, где сейчас холодно, мокро, грязно, и бродит куча грёбаных дементоров? — Сегодня тренировка нашей команды по квиддичу, а я же загонщик. Я хочу, чтобы ты тоже там была. — Ты хочешь моей смерти? Я же, даже просто сидя на зрительских местах, могу убиться. А ещё и дементоры бродят по територии школы. — Ничего не случится. Обещаю.

***

      Мы с Аланом медленно шагали к квиддичному стадиону. Через его плечо была перекинута метла, а сам он был одет в серебрянно-синюю форму. Алан увлеченно рассказывал мне о правилах игры и прошлых матчах. Я не сильно его слушала, только иногда кивала и вставляла в разговор «хм», «ага» и «поняла».       На улице было довольно холодно. Я уже жалела, что не взяла с собой перчатки — кончиков пальцев я уже не чувствовала. Под ногами тихо шуршали сухие листья, потемневшие и влажные, сбитые в плотный слой. Ни одной живой души вокруг не было — ни людей, ни птиц. Всё затихло вокруг, только глубокий голос Алана выделялся из этой давящей тишины. Дементоры, которые легко передвигались в тумане, иногда с интересом поворачивались к нам. — Ты иди сразу на трибуны, а мне ещё нужно кое-куда пойти, — прервал мои мысли Рекорлис. — Хорошо. — Кстати, если замёрзнешь, то не жди меня, а иди в замок. — О’кей.       Я села на длинную скамейку и вдохнула воздух полной грудью. Свежий и холодный, он делал все мысли чёткими.       Мне не очень хотелось сидеть здесь на трибунах — квиддич мне никогда не был интересным. В небо взлетело семь фигур на метлах. Они быстро передвигались в воздухе, перебрасывали друг другу квоффл и кричали что-то. — Привет, — послышался за моей спиной голос. Я посмотрела направо и увидела, что возле меня уже сел на скамейку Оливер Вуд. — Привет, — угрюмо пробормотала я. — Что ты здесь делаешь? — Пришел посмотреть на тренировку врагов и изучить их слабые места, — просто объяснил парень. — Ну и? — я иронично приподняла бровь. — Уже знаешь их слабые места? — Да. Вот, например, у твоего друга, или парня… — Стоп, стоп. Он мне только друг, а не парень! — Странно, весь Гриффиндор только и говорит, что Алан Рекорлис и Ева Вилсон уже пара, — с какой-то ледяной ноткой произнёс Вуд. — С чего они это взяли? Кто это сказал? — Зачем тебе? — Я хочу знать. — Молл.       Значит, бывшая подруга уже начала меня поливать грязью. — Не переживай из-за этого, — вдруг сказал Вуд, наблюдая за моей реакцией — мои ладони сжались в кулаки от злости. — Что ты там говорил об Алане? — я поспешила перевести разговор в другое русло. — Его слабое место — пике. В прошлом году он себе чуть все ребра не переломал, когда об землю со всей дури грохнулся.       Я посмотрела на Алана, который завис в воздухе — сейчас он выглядел очень спокойно, и мне не верилось, что этот парень просто мог свалиться с метлы. Я потёрла посиневшие от холода пальцы и крепче укуталась в мантию. Холод уже пробирал до костей, и иногда я слышала, как клацают зубы. — Холодно? — спросил Вуд. — Н-нет.       Он без слов поднялся на ноги, сбросил с себя мантию и накинул мне на плечи. Неожиданно, однако. — Пойдём в замок, — предложил парень.       Я лишь кивнула и поднялась со скамейки.       Солнце уже пряталось за горизонт, создавая на том яркую палитру желтых, оранжевых и красных оттенков, которые разукрашивали голубое небо. Холод стал ощущаться ярче, он пробирал до костей, и только замок казался хранителем той капли тепла, которая ещё осталась нетронутой морозом. — Из-за чего ты поссорилась с Молл и Коллером? Вы же были друзьями с первого курса, — вдруг спросил у меня Вуд. — Я птица не их полёта. Для таких, как Макс и Стеф, я чудило и уродка. — Все девушки думают, что уродки, но на самом деле каждая чем-то привлекательна. — Но то, что я чудило, это факт. — Ну, не чудило, а неформал. — И что это меняет? — спросила я и усмехнулась. — Всё равно каждый человек хочет приблизиться к шаблону, хочет быть похожим на кого-то, но только не на самих себя. Тех, кто высказывает протест, просто не понимают. — У каждого своё мнение, а протест — это путь к свободе. — Не все хотят становиться свободными. Человек держится за свои оковы, ведь легче жить среди серой массы, чем в мире, но не с ним.       Между нами опять повисло молчание. Я чувствовала от мантии, которую дал мне Вуд, какой-то непонятный для меня запах. Вроде, цитрус, имбирь и… — К какой ты субкультуре принадлежишь? — поинтересовался он. — Ни к какой. Я сама по себе, хотя во мне всего по чуть-чуть. — Мне раньше казалось, что ты хиппи. — Неужели? — я ухмыльнулась. — Человек, который совершенно не находит радости в жизни, не может быть хиппи. Я, скорее, панк или даже гранжер, чем хипарь.       Мы вошли в замок. Волна тепла ударила в лицо, и в кончиках пальцев и на лице я ощутила лёгкое покалывание. Вокруг не было учеников, только стук наших шагов громко звучал в абсолютной тишине.       Вскоре мы уже стояли возле портрета Полной Дамы. Она окинула нас лукавым взглядом. — Ну что, голубки, уже вернулись? — спросила Полная Дама, скользнув взглядом по мантии Вуда на моих плечах. — Честь и гордость, — произнесла я. — Вы целовались? — захихикала Дама. — Честь и гордость, — чётко повторил Вуд. — Ну, чего вы так ломаетесь? Да расскажите мне всё, вам что, жалко?       Я увидела, что на заднем плане портрета лежит несколько пустых бутылок — неизменная хранителька гостиной Гриффиндора была пьяной. — Честь и гордость! — рявкнули мы с Вудом в один голос.       Полная Дама закатила пьяные глаза и всё-таки открыла нам проход.       В гостиной уже никого не было, только огонь ещё пожирал языками пламени полена.       Я сняла с себя мантию Вуда и отдала ему. — До завтра, — сказал Оливер, и на его лице скользнула улыбка. — До завтра, — шепнула я.       Он повернулся и пошагал в спальню. Я услышала справа тихое сопение — в кресле спала какая-то третьекурсница с книгой в обнимку. Надеюсь, она не видела нас с Оливером.       А я осталась с тремя мыслями в голове: почему его запах всё ещё ощущается на мне, почему я стала называть его Оливером, и с каких пор я и он стали «нами».