Часть 2
13 апреля 2018 г. в 01:03
Вторая встреча происходит ночью. Пеннивайз - все еще голодный, потому что он никогда не бывает сыт - выбирается из канализации и просто гуляет. Иногда он делает так - ходит по городу и ждет, когда же добыча попадется ему на глаза.
Но на глаза появляется не добыча.
(почему нет?)
Элли стоит в парке у постамента пластмассовой статуи, обнимает себя руками за плечи и дрожит. Ей не страшно - Пеннивайз знает это, чувствует - но дрожь не унимается.
- И что ты делаешь тут в такое время, Элли? - визгливо и слегка истерично спрашивает Оно. Обычно дети пугаются такого голоса.
Обычно, но не в этот раз. Девчонка оборачивается, широко распахивает глаза и улыбается. Тоже широко-широко.
- Ой, здравствуйте! Рада вас видеть, - не лжет. (рада видеть да какого черта тут творится это же неправильно она должна бояться) - Я... ну, одноклассники сказали, что сегодня будут гулять всем классом, позвали меня...
Она пожимает плечами немного неловко, не заканчивает предложение, но все итак становится понятно. Дурацкий детский розыгрыш, ничего больше.
- Вот как, - ухмыляется Пеннивайз, и глаза снова начинают стремительно желтеть. - Хочешь, я накажу их?
Элли смотрит странно, и Оно думает, что наверное смотрел на нее так когда она оставила его стоять одного с гамбургером в руке.
- Нет, - мотает она головой. - Не хочу. Я не злюсь.
- Не злишься? - он хмыкает, внимательно смотрит в ее глаза. - Не лжешь. Я тебя не понимаю.
Элли вздыхает:
- Злость... ненависть... Все это разрушает тебя самого. Я не люблю испытывать эти чувства. И я их не испытываю.
- Ну-ну, - хохочет клоун, заливается визгливым лающим смехом, трясет головой. - Просто кому-то нужно убить твоего отца, или твою мать, или твою маленькую сестренку, чтобы ты поняла...
- У меня убили мать, - сухо бросает Элли, смотрит прямо в наливающиеся алым желтые глаза. Замирает на секунду и рассказывает: - Мне тогда было восемь. И я его ненавидела. Знаешь, тогда я думала, что если бы могла - я бы его убила. Была уверена в этом. Эта мысль сводила меня с ума. Однажды я решила, что найду его... найду и убью. Раз полиция не справилась. Мне почти исполнилось девять. Я взяла в руки самый большой кухонный нож и подошла к зеркалу. Мне понравилось то, что я там увидела, потому что это было пугающе. Я уже почти ушла, но вдруг посмотрела себе в глаза. У меня был взгляд... знаешь, тонущего человека. Отчаянный. Ненавидящий. Глаза блестели, как у больного. И я вдруг подумала, что последнее, что мама видела в своей жизни - этот взгляд. Точно такой же взгляд, понимаешь? Только на другом лице. И тогда я поняла, что убийство - это не просто преступление. Это крайняя мера, на которую может пойти человек, чтобы спастись. Самый громкий крик. Это то же самое, что самоубийство. Эта боль и безумие направлены или внутрь тебя или вовне. И то и другое заканчивается смертью.
Она прерывисто вздыхает, горько усмехается, словно тонет прямо сейчас, но продолжает говорить, потому что желтые глаза цепкие, внимательные и требовательные. Этим желтым глазам можно рассказать все. И это все будет унесено в могилу. Свою - или ее.
- Тогда я его простила. Именно в тот день, стоя перед зеркалом с несуразным огромным ножом - я простила его. Если бы его поймали, я бы сказала это. Сказала, что я его прощаю. Потому что нет большей силы, нет силы выше, чем прощение. Даже любовь слабее. Прощение лечит.
Пеннивайз задумчиво протягивает ей шарик, и Элли берет его, не задумываясь о том, откуда он появился. Она благодарна этому странному клоуну, и благодарна одноклассникам, которые решили ее разыграть, зная, что отец просто не пустит ее домой ночью. Без глупого розыгрыша не было бы этой встречи и этого разговора, и она носила бы этот камень - я-почти-стала-убийцей - еще долго. А сейчас его больше нет.
- Ты, наверное, очень любишь людей, - тихо говорит Пеннивайз, пока здравый рассудок требует нырнуть в канализацию и забиться в самый дальний ее конец, в свое логово, забиться и не попадаться больше этой девчонке на глаза. Она опасна, она несет смерть.
- Я не люблю людей. Люди лгут. Они говорят, что любят тебя, но на самом деле чувствуют только холод.
- Тогда я тем более не понимаю тебя, - в желтых глазах мелькают алые всполохи. - Если ты не любишь людей, почему ты... такая? Почему ты даже убийцу своей матери готова простить?
Элли смотрит на него пронзительно-открыто; в ее взгляде уверенность мешается с горечью и чем-то еще, слишком похожим на мольбу:
- Ну кто-то же должен быть добрым, - мольбы становится больше, когда она добавляет: - Необязательно любить кого-то, чтобы быть к нему добрым, ведь правда?
Пеннивайз не знает ответа.