Дикая охота. За степными ветрами

Пространство представляло собой странную субстанцию, больше всего на свете напоминавшую воду – оно буквально текло вокруг них с Симирам, обволакивая их тела, словно они были камнями в ленивом и медленном потоке. Лиара чувствовала себя так, будто ее омывала теплая река, и она, погруженная в напитанные солнцем волны, все равно оставалась отделенной от них. Как и за Гранью, здесь не существовало четких форм - объекты зримого мира смазались, выгнулись и растянулись, и теперь мир вокруг напоминал глиняную вазу, которую мастер расписал густой глазурью и сразу же провел пальцами прямо по узору. Краски не смешались в единую массу – но узор перестал существовать. Так через пространство ходили велли. Они создавали оболочку вокруг себя самих, время внутри и снаружи которой оставалось неизменным и связанным. Но время самой оболочки ускоряло ход, и при ее перемещении пространство, в котором она находилась, будто сжималось, а все расстояния сокращались. Это очень походило на мембрану, разве что особыми свойствами наделялось не то, что мембрана окружала – а сама она. Оболочка была привязана к существу, создавшему ее, и когда оно двигалось сквозь пространство, получалось, что за очень короткое время преодолевалось большое расстояние. - Течение времени не меняется в пространстве, в котором ты находишься, - поясняла Симирам, заключая их в кокон заплетенных потоков. Лиара вывернула глаза, чтобы рассмотреть, что именно делала велль: они никогда не работали с мембраной таким образом. Теперь она видела, что оболочка вокруг них больше всего напоминала замкнутый в кольцо коридор, стенки которого были созданы с помощью стихий. Структура их не была жесткой – Симирам заплела потоки так, что они обвивали друг друга, образовывая подвижную, растягивающуюся и эластичную ткань, а не стабильную форму, - Оно меняется только внутри оболочки – мы называем ее горизонтом мира. Когда я создаю ее, я заранее балансирую ее таким образом, чтобы она не прилегала плотно к моему телу и чтобы она перемещалась вместе со мной. - Ты фиксируешь расстояние от себя самой до горизонта мира, - поняла Лиара, с интересом наблюдая, как в месте, где мембрана касалась земли, травы постоянно изменялись – в одно мгновение они прорастали, увядали и вновь прорастали тысячекратно, и она успевала заметить, как это происходило, лишь благодаря особенностям вывернутого зрения. - Да, - ответила ей велль, - Когда мы идем через пространство, площадь воздействия оболочки на окружающий мир, его явления и объекты настолько маленькая, что никаких изменений в области соприкосновения не происходит. Но если мы неподвижны, а горизонт вокруг нас есть, пространство подвергается воздействию – мембрана способна на него влиять. Ключевое правило наших переходов – использовать их только в движении; даже если ты останавливаешься, тебе нужно разрушать оболочку, а затем создавать новую. Поэтому нам нужно двигаться. Идем. - А что происходит, если существо внутри или снаружи горизонта мира касается его? – полюбопытствовала Лиара. Как только они начали движение, все изменилось вокруг: Таалдар расплылся, и теплая зелень в мгновение ока сменилась белизной и темнотой, и все это растекалось прямо под ее ногами и за пределами их кокона, стенки которого были тоньше волоса. - Все зависит от того, какое это существо. С бессмертным не произойдет ничего, потому что его тело не знает старения и подобной трансформации. Но смертное создание погибнет – время его жизни ускорится. Для нас с тобой и для мира вокруг его смерть будет мгновенной, но для него самого она растянется и будет мучительно долгой, - Лиара поежилась, представив себе то, о чем говорила Симирам. В голову тут же пришел вопрос, и она встревожено взглянула на спутницу: - Но ведь есть риск столкнуться с кем-то, пока идешь сквозь пространство! То есть тот, кто окажется на нашем пути, может просто погибнуть? - Такой риск есть, если ты не связан с окружающим миром, - подтвердила Симирам, - Велли осуществляют такой переход, потому что способны чувствовать пространство и потоки в нем. Своей волей мы создаем вокруг горизонта мира поле, которое слегка искривляет пространство таким образом, чтобы за границы оболочки на нашем пути никто не заступал. Зоны, через которые мы выстраиваем переход, смертные обходят – потому что мы так хотим. Искажение минимально: например, ты, оказавшись снаружи, просто хотела сделать шаг вперед, но вдруг шагнула влево или запнулась на секунду. Этого времени более чем достаточно, чтобы идущие через пространство прошли мимо тебя и оказались так далеко, как ты только можешь вообразить себе. Для Таалдара переходы совершенно безвредны, что касается остального мира – мы контролируем его. - Это же действительно опасно… - Лиара покачала головой, - А если связь теряется? Или если ее изначально нет, или если сила ее не настолько велика, чтоб контролировать сразу же большую область? - Тебя интересует, можешь ли ты создать подобный переход – и не навредить кому-либо при этом? – вдруг спросила Симирам. Это было неожиданно, и Лиара на миг растерялась, но быстро пришла в себя. - Это знание было бы полезно мне и моему народу, - осторожно заметила она, - Ты позволишь мне унести его с собой и поделиться им? - Если ты способна создавать мембрану, то способна создать и такой переход, - спокойно проговорила велль, - Дело лишь в том, чтобы управлять им – а заодно и всем, что он будет пересекать. По-настоящему серьезные трудности могут возникнуть именно здесь, Лиара. Ты вольна использовать наш способ – но велики шансы, что он не подойдет тебе и твоему народу в том виде, в котором существует изначально. Возможно, вам придется адаптировать его. - Спасибо тебе, - она чуть склонила голову, вновь наблюдая за тем, каким образом переплетались стихии в узоре горизонта мира. Отследить было трудно – узор оказался хаотичным, сложным, но Лиара примерно понимала, как создать его. Велль сказала правду: очень сложно будет управлять одновременно столькими вещами – временем самой оболочки, кривизной пространства, прилегающего к ней, и стабильностью пространства внутри нее… На ум пришел еще один вопрос, - Если время оболочки можно ускорить, то точно так же его можно и замедлить? - Да, - подтвердила Симирам, - Но такой вид горизонтов практически не используется. Он скорее барьерный: создавая его, ты замедляешь существо, которое пытается пересечь его границу. Ты тем временем можешь создать внутри него обычный переход и оказаться далеко от этого существа. - Как будто один мыльный пузырь в другом… - пробормотала Лиара, пытаясь себе представить это. - Да, но это довольно трудно даже для самых чутких из нас. Контролировать пространство между двумя горизонтами мира с разным ходом времени очень тяжело. Если просто наблюдать за существом, которое касается замедленной оболочки – ты будешь видеть его движение бесконечно долго, а оно переживет мгновенную смерть. Получается, ты будешь смотреть на то, чего уже нет. Но таких ситуаций никогда не случалось: мы просто наблюдали такие оболочки, чтобы понять, каким образом мы можем использовать их. Подобную можно создать – но незачем. Угрозы можно избежать, просто искривив пространство снаружи горизонта мира, как мы всегда и поступали, так что то, о чем я тебе сейчас рассказала – всего лишь возможность. - Я думаю, что мы попытаемся сделать что-то подобное, - размышляла вслух Лиара, шагая рядом с Симирам. Она давно уже вернула обычное зрение, и теперь вместо оболочки из стихий видела только тонкую-тонкую черную границу между внутренним и внешним пространством. Ощущения были непривычными, от того, как плыло все вокруг, слегка кружилась голова – но зато сущности, сотнями обитавшие за Гранью, не беспокоили тех, кто осуществлял переход способом веллей. Да и ничто не беспокоило. Другое дело, что заплетался горизонт мира примерно так же, как создавалась мембрана, а на это были способны лишь те, в ком текла эльфийская кровь. С другой стороны, любое новое знание могло оказаться полезным и важным. Лиара продолжила, стараясь не обращать внимания на головокружение, - Мы путешествуем иным способом – он может быть более опасным для тех, кто совершает переход. Мы переходим в тонкое пространство, обитатели которого всегда очень интересуются теми, кто пожаловал к ним. Нужно сохранять ровность сознания – иначе сущности за Гранью могут напасть. - Ровность сознания необходимо сохранять и нам, - сказала велль. Когда Лиара смотрела на нее вывернутым зрением, облик Симирам ничем не отличался от того, какой она видела в самом начале – разве что энергии саитри заполняли ее тело целиком. Вывернув глаза, Лиара могла любоваться тем, как золотой поток перетекал прямо под кожей существа – а сейчас она просто видела ровное теплое сияние, исходившее от тела Симирам, - Если мы не будем спокойны и внимательны, горизонт мира может получиться слишком широким. Или пространство снаружи искривится слишком сильно. Все что угодно может произойти, поэтому в пути мы отвергаем все эмоции и лишние мысли. - При этом ты общаешься со мной, - заметила Лиара, - Значит, это не отвлекает тебя? - За моими плечами – слишком много лет, - кажется, Симирам усмехалась – во всяком случае, ее необыкновенный голос звучал так, словно в нем таилась улыбка, - Переходы даются мне очень просто, я достаточно связана с миром, чтобы быть уверенной в том. Вот мы и пришли, Лиара. Она остановилась – и одновременно с тем горизонт мира разомкнулся. Лиара скорее ощутила это, чем увидела: вдруг ей стало трудно дышать, а в глазах резко потемнело, когда поток, окружавший их со всех сторон, замер. К горлу подкатил ком, и Лиара крепко зажмурилась, пытаясь восстановить дыхание и сбросить вязкую пелену, застилавшую весь мир. Неприятные ощущения исчезли так же неожиданно, как и появились, и она открыла глаза, осматриваясь. Твердая почва под ногами выглядела очень странно, и головокружение вновь вернулось – тонким отголоском на этот раз, досаждающим только слегка. Горизонт мира исчез, и теперь их окружала густая ночь, а над головой мерцала россыпь ярких зимних звезд. Они с Симирам стояли на вершине холма, и его пологий склон уходил далеко вперед, плавным клином вдаваясь в море. Лиара не сразу поняла, что они оказались на побережье, но сквозь запах зимы пробивался едва различимый аромат соли. Там, где раньше волны поднимали рябь, теперь красовались обледенелые камни, укрытые льдистой бахромой. В темноте трудно было рассмотреть – но кажется, море дышало, и тихие волны накатывали на замерзшие бока валунов и отступали обратно. По левую руку за изгибающими спины холмами вырастали горы, и Лиара видела, как гряда полукольцом уходит куда-то вглубь берега, теряясь во мгле. - Чтобы создать мембрану над всем Аларисом, мне придется пройти расстояние целиком вдоль его границы, - негромко сказала она Симирам. Та стояла рядом – она смотрела на звезды, и Лиара тоже смотрела: каких-то созвездий она не знала, но ей казалось, что прямо над горизонтом висит хвост Плуга Артрены, а чуть левее него мерцает тусклым золотом одинокая звезда - Око Жрицы. Она нахмурилась было, припоминая точное расположение звезд над Данарскими горами, но тут Симирам отвлекла ее: - Вдоль границы мы пойдем тем же способом, что и шли сюда. Я направлю переход – а ты тем временем будешь выстраивать мембрану. - Я никогда не работала со стихиями вот так… - с сомнением Лиара взглянула на спутницу, - Мы ведь и сами будем внутри мембраны – и потоки могут наслоиться друг на друга. Такое возможно? - Они настроены различным способом, созданы различными существами, - велль нагнула голову, - Да и предыдущий барьер мы создавали так же. Опасности нет, Лиара. Возможно, это будет утомительно – но, думается мне, об этом уж ты знаешь. - Да, - просто кивнула она в ответ, вновь отворачиваясь к морю, - Мы начнем здесь? - Здесь много свободы, много сил, - Симирам обвела рукой широкий простор, - Здесь суша встречается с морем, небо – с сушей и волнами. Это – пересечье путей энергий. Ты сможешь взять столько, сколько необходимо. И использовать так, как посчитаешь нужным. - Пересечье путей… - Лиара подняла глаза к темному куполу неба, густо пересыпанного звездами. Ответ был совсем близко, он лежал прямо перед ней, и она ощущала звонкую, ни с чем не сравнимую радость узнавания. Когда ты заблудился в дремучем лесу – и вдруг нашел тропинку, по которой давным-давно ходил… Взглянув на Симирам, Лиара тихо спросила, - Почему ты сказала именно так? - Твоих предков мы встретили точно так же – на берегу, где однажды сошлись дороги, до того не пересекавшиеся никогда, - Симирам обернулась к ней – и Лиаре очень захотелось назвать ее Светлоликой; велль казалась бесконечно древней, а в колодцах ее нездешних глаз тонули звезды, - Ты спросила меня в самом начале, как вышло так, что вы со спутницей попали сюда. Спросила, как вам выбраться назад, вернуться в свой мир, как связаны пространства наших миров… А загадки в этом никакой и нет – они связаны самой прямой из всех возможных линий, просто потому, что мир един. И между нами не лежат никакие небеса. Только море – и невозможность преодолеть слишком большие расстояния. - Это должно было сохраниться в истории, - Лиара поняла, что совсем не чувствует удивления – хоть и должна была бы. Только правильность, огромная правильность происходящего. Как странно Ты плетешь, Великая Мани… И сколько же красоты в Твоем узоре! Лиара продолжила, понимая, что говорит лишь потому, что, наверное, что-то подобное сказать нужно было – и потому, что те же самые вопросы позже ей задаст царица Каэрос Лэйк, - В песнях и легендах Этлана, в сказках – должны были остаться упоминания об этой земле. Почему мы ничего не знаем об этом, ничего не помним? Почему нет никаких свидетельств о том, что наши земли были связаны? - Откуда они остались бы, если уплывшие сюда не возвращались? – спросила Симирам, - Первых эльфов поглотил Бар-эс-Тиллад – и на берег они сошли лишь потому, что мы позволили. Таалдар укрывал эту землю целиком, вдоль всего побережья, а мы были сильны настолько, что могли поддерживать искривление пространства за его границей непрерывно – подобно тому, как я делала это с горизонтом мира. Никто раньше не мог подойти к Бар-эс-Тилладу, и лишь нашей волей границы были открыты тогда, когда бессмертные эльфы просили здесь приюта и помощи. А те, кто пришли гораздо позже них, бежали от беды, захватившей их землю. Вернуться туда они не могли и не хотели. Возможно, кто-то и пытался, но ответ на этот вопрос тебе нужно искать не здесь, Лиара. Я знаю лишь то, что около двух тысяч лет назад эльфы Верданора попытались отыскать свой потерянный берег – но координаты всех карт оказались ошибочными, и они ничего не нашли. Корабли прошли еще какое-то расстояние на юг и восток дальше земли песков, но их запасы подходили к концу, и в итоге им пришлось поворачивать назад, к берегу. Они встали на якорь в порту городов пустынь, чтобы пополнить запасы воды и пищи, и снова вышли в море, но время шло, трюмы пустели, а воды были бескрайними. И эльфы вернулись домой. Может быть, последним оплотом знаний о том, что произошло, были острова морских эльфов, но они давно почили на дне. У меня нет ответов на твои вопросы, Лиара. И едва ли они есть у кого-либо на этой земле. - Неужели сами люди никогда не желали восстановить эту память? – Лиара проследила взглядом невидимый путь от крайней звездочки Плуга Артрены до Ока Жрицы – оно казалось ей точно таким же, как и дома, разве что здесь созвездия едва виднелись у края горизонта, а над Этланом зимой они стояли высоко и были немного смещены на восток. - Смерть часто становится тому помехой. Эльфы Бар-эс-Тиллада утратили свое бессмертие, люди – никогда его и не знали. Если песня затихнет хотя бы на секунду, слово из нее может навсегда потеряться, и восстановить его будет невозможно. Голос этой земли звучал непрерывно лишь до тех пор, пока ее дети не знали смерти. - Хорошо – но тогда память должна была остаться у вас, - продолжала настаивать Лиара, - Велли должны знать причину, из-за которой люди оставили Этлан. Откуда именно они явились? Из какого региона? Какие страны помнили? Какие народы? - Ваши предки упоминали Южный материк – и то, что на нем произошла катастрофа, равных которой не было. Они пришли сюда потерянными, утратившими все – и не желали бередить старых ран. У меня нет ответов на твои вопросы, Лиара, - вновь повторила Симирам – будто заговор, - У нас нет вообще ничего – только течение жизни, которое проходит сквозь нас, мы в нем, саитри – та, что все еще осталась здесь в том виде, в каком мы берегли ее с самого начала мира. Мы не хотели изучать иноземцев – и всегда были отделены от них. Эльфы Алариса – последние потомки тех, кто ступил на этот берег тысячелетия назад; и это они впитывали нашу культуру и наши традиции – так как пришли сюда опустошенными. Поэтому мы и живем бок о бок с ними. Они понимают нас так, как не сумеют понять дети нынешнего Бар-эс-Тиллада. И они уже никогда не вспомнят иной земли. Здесь их дом. Они многое отдали, чтоб обрести его. Мы всегда жили, зная, что прошлое нужно оставлять позади – и не оглядываться. Время идет, поток движется, и нужно двигаться вместе с ним. И только Создатель знает, какой болью дается это знание – но мы чтим его, потому что большего у нас нет. - Об Этлане Южном практически ничего неизвестно и нам, - признала Лиара, - Четыре тысячи лет назад Танец Хаоса произошел на его территории, и большая часть населения погибла – во всяком случае, так пишут в книгах. Я почти не помню никакой информации о Южном материке… Анай живут закрыто, а до того, как мы пришли в Данарские горы, я слышала только, что сейчас эти земли считаются запретными и закрыты. Очень малое число людей, живших там, перебралось в Этлан Срединный. Возможно, те люди, о которых ты говорила как о первых, кто прибыл сюда, тоже бежали от Танца – и нашли приют здесь… - Мне нечего тебе сказать, - просто отозвалась Симирам, будто подводя черту в их беседе. И Лиара не стала настаивать. Потому что каждый выбирал свою сторону и путь, и тому всегда были причины. И невозможно было убедить кого-то взглянуть иначе, если сам он того не хотел. Она знала, как приходили откровения – и знала, как часто бывало, что их спутницей была боль. А еще – страх, а еще – смятение и отрицание, и все, что угодно. И больше всего на свете это походило на обрушившийся с немыслимой высоты прямо на тебя водопад, который переламывал своей мощью позвоночник, дробил его в пыль – а дальше нужно было выращивать новый скелет и учиться жить заново. Поэтому Лиара не могла винить тех, кто не желал этой участи; не понимала, дивилась им – но винить не могла. Если бы только каждый из них мог сказать о себе, что он познал все-все на свете, понял каждого, кто рожден под солнцем, сохранил в памяти каждый миг бытия от первого вздоха до последнего – не своего, но всего мира… Если бы было так, она бы, может быть, задумалась о том, сколько же было упущено ими – людьми, разделенными морями, эльфами, потерявшими бессмертие, древними расами, уверенными, что они движутся за потоком, но на самом деле застывшими во времени. Но сейчас Лиара знала только то, что им с Радой удалось сделать шаг за край мира, который был им знаком, и от того было как-то… радостно. Было очень хорошо, потому что это просто означало, что не существовало грани, за которой наступало абсолютное знание или свершалась абсолютная завершенность. Был только путь – и он не заканчивался. И все происходило своевременно, и всему наступал свой черед – когда приходило время. Закрыв глаза и вдохнув поглубже, Лиара погрузилась в тишину. Это было похоже на грезы – и одновременно совсем иначе: с головой она окуналась в теплую темноту, мягкую, как шерстка котенка, которая так пушисто грела ладонь. И тепло прорастало сквозь нее, наполняя ее от самых кончиков пальцев до глубины сердца этой неохватной мягкостью – и чуткостью, в которой она была связана с каждой клеткой живого, дышащего мира. Лиара ощущала, как дышит неподалеку море, как ходит его могучая грудь, и как по соленой коже его пробегают тихие волны. Она ощущала печаль заснеженной земли, которая до того знала только лето – и в этой печали тоже была жизнь. Она слышала колыбельную песню, запутавшуюся в ветрах над Аларисом, и в ней было столько же безграничной и чистой любви, сколько тоски. Не было ни дня, когда бы Лиара не слышала эту колыбельную, пока они находились здесь. Связываясь с миром и пытаясь понять, что произошло, она неизменно открывалась этому потоку голоса – и знала все, о чем он пел. Плавящийся в закате мир, утопающий в самых теплых и душистых ветрах, прорастающий под спиной самыми мягкими травами, легкий, как одуванчиковый пух, закрутившийся в вихрь под ласточкиным крылом. В нем хотелось замереть – потому что этот вдох был таким глубоким и таким свежим, потому что в этом видении не существовало ничего, кроме счастливейшей из всех вечностей, в которой бесконечно длился золотой, обогретый солнцем вечер. Он опускал свою тяжелую голову на плечо, сворачивался рядом огромным зверем, под боком которого исчезали любые тревоги, а все беды казались ненастоящими. Будто ты стал совсем крохотным, напуганным штормом за стенами своего дома, и кто-то самый родной и теплый взял вдруг на руки и укрыл от грозы, оставив только сказку. И больше не было страхов, не было совсем ничего – только убаюкивающий голос и бережное объятие. И Лиара, раньше только наблюдавшая за этим и тревожно слушавшая песнь, в которой не было ни единого слова, потянулась прямо к ней. Погруженная в тишину, она нырнула в теплый омут голоса – и открылась ему, принимая его в себя и позволяя ему заполнить всю себя. Ей показалось, что еще немного – и она погрузится в самый долгожданный и сладкий сон, какого она никогда и не знала; но Лиара сделала глубокий вдох, напившись этой нежности до дна – и открыла глаза в абсолютной темноте. Подобно золотому песку, вьющемуся в потревоженном потоке, вокруг нее плыли облака, опаленные засыпающим солнцем. Ей казалось, что они скользят сквозь пряди ее волос, расчесывая их теплыми пальцами – как порой с великой осторожностью и любовью делала Рада. А вокруг нее звучал колыбельный напев, в котором по-прежнему не было слов – но было вдоволь того, что сокрыто за словами, и Лиара ощущала любовь. И ей захотелось обратиться к этой любви, но у нее не было ни имен, ни лица, а потому она просто потянулась к ней так, словно хотела дотронуться сердцем. Ты ощущаешь меня. Чужой голос не испугал ее, не показался странным. В нем была все та же нежность – и та же печаль. Лиаре хотелось обнять этот голос и исцелить его. Она не знала, как. - Я ощущаю тебя, - тихо проговорила она, купаясь в волнах мглы и золота, - И я хочу помочь тебе. Я чувствую твою боль. Колыбельные убаюкивающие образы никуда не девались, но ощущение присутствия только усилилось, стало полнее. Будто бестелесное нечто, соткавшее эту блаженную тишь, обернулось к ней – и теперь смотрело на нее, тоже желая дотронуться до нее. Ты сумела найти меня. Ты пришла прямо ко мне. - Это не было трудно. Я хотела найти тебя, - золотой огонек малхейна в груди развернулся, словно Лиара раскрывала крылья. Колыбельная не могла захватить ее, и теперь она ощущала лишь покой, - Кто ты? Почему в тебе столько печали? Та, кто должен петь колыбельные. Самые долгие колыбельные в мире – ласковее материнской руки. Такие, которые захочется слушать вечность – и не просыпаться. - Почему ты должна? В том воля, создавшая меня. Я – Анвэ-лин'этнэ. Хозяйка Занавеси. Туманная Сказительница. Я подчиняюсь тому, кто рождает меня, я пою там, где мне будет велено петь. Когда я свободна – я дарю миру тихие сны. Когда я принуждена – сны прядутся долгими, их нити длиною в жизнь. - Ты принуждена петь именно здесь – почему? – Лиара не знала, как – но ей хотелось обнять это существо. Оно не имело плоти, оно было всюду в этом пространстве, и она стремилась раствориться и раскрыть свое сердце настолько, чтобы суметь сделать так. Потому что зима боялась тех, кому я пою здесь. А Ей нужно было, чтобы метель пришла – и укрыла их. Видит Создатель, это не моя воля, не моя… Я хочу быть свободной. Я хочу петь иные песни – чтобы следом за ними наставал рассвет. - Это Королева Зимы приказала тебе усыпить детей Алариса? – она ощущала сострадание – а еще казалось, что ей почти удалось. Будто теперь сама Лиара стала тем, кто мог защитить от беды – и утешить, и пообещать, что все будет хорошо. Так бывало с маленькой Данкой, напуганной грозой. Тогда Лиара брала ее на руки, тихо целовала мокрые и горячие от слез щеки, прижимала к груди кудрявую головенку, и Данка крепко держалась за нее, дрожа от страха, будто маленький зайчонок, пока весенние шумливые ливни гремели над становищем, сотрясая громом древние мощные горы. А потом она затихала, успокоенная песней и теплом, утешенная голосами ману и мани, и все становилось на места в их доме. И Лиара тогда всей собой чувствовала, как выглядит нежность: она была объятием. Та, кто служит ей теперь. Ее имя – Асхэ. Она плетет кружево – и меня заплела в свои кружева, создав из своей яри и боли – заплела меня. Я так хочу освободиться… - Расскажи мне, - попросила Лиара, - Расскажи мне, зачем ей это? Зачем ей их сон? Они берегли эту землю – от зимы; от Ее власти. От Ее Гончих. Теперь – некому беречь, защиты больше нет. Освободи меня, прошу… Ты ощущаешь меня, ты пришла ко мне, ты можешь спасти меня и освободить… - Я освобожу тебя, обещаю. Все будет хорошо. Это скоро закончится, и все пройдет, - отдавая ей все свое тепло, прошептала Лиара, баюкая нежность на своей груди. Этот источник был бесконечен, и тепло не могло иссякнуть, а потому она не жалела его – не жалела и любви, потому что ей не было ни конца, ни края, - Я восстановлю барьер, и зло не сможет войти сюда. А потом освобожу тебя, и ты будешь петь о рассвете и пробуждении, будешь свободна. Расскажи, как дать тебе свободу. Я связана. Я связана, я чувствую боль от того. Я не могу освободиться сама. Освободи меня… - Мы найдем способ, и ты будешь свободна, - почти ощущая тепло под рукой, повторила Лиара. Не бойся, маленькая моя птичка, дорогая моя, огонечек мой ясный. Это просто гром. Скоро дождь закончится, и все пройдет. Время застыло, и в нем не было ничего, кроме теплой темноты и безграничной связи, и все прочее казалось такой несуразной глупостью: забывшие друг о друге дети разных берегов, потерявшиеся в морях корабли, отказавшиеся от жизни старцы… Лиара знала лишь то, что все в мире нуждалось в нежности – и это связывало их и объединяло, это было таким простым и понятным законом, который не нуждался в слове, доказательстве, вообще в чем-либо. Только – прикосновение. Только – знать, что ты не один, и что рядом есть кто-то. И для того, чтобы ощутить это прикосновение, не обязательно было иметь плоть. Зло уже здесь – барьер не укроет от него, оно уже здесь, оно уже глядится в окна, Гончие пришли по воле Ее, и виновна в этом я. Защиты больше нет. Освободи меня… Она повторяла это как заговор, как молитву. Лиара, не закрывая своего сердца и не отсекая ее от своего тепла, услышала все же ее слово – и оно встревожило ее: - Гончие здесь – это значит, что дикие духи в Аларисе? Как долго? Где они? Прошу тебя, расскажи мне. Я помогу – и не обману тебя. Ты не обманешь, я знаю это. Ты ощущаешь меня – и я верю тебе. Дикие здесь – я чувствую их. Я чувствую. Беда идет с севера, беда идет с гор, барьер не спасет. Моя колыбельная – под крыльями Гончих. Я не могу помешать им. Освободи меня… освободи… Вдруг Лиара ощутила ее совсем полно – бесплотную, пустую, изъеденную болью и страданием – и ощутила, как она выталкивает ее из этой темноты и теплоты, из ласковости и тишины обратно в мир. И в этом была мольба и требование, отчаянный крик о помощи. Лиара резко рухнула обратно в тело, в собственную плоть, ощутила соленый ветер моря, обнаружила рядом с собой застывшую неподвижно Симирам – и разлитую вокруг них звездную ночь. И в ней звенел, все громче нарастая, крик – тот, который невозможно было услышать, но тот, что ощущался сердцем. И все в ней вторило ему, и Лиара поняла все – в одно мгновение, и в том тоже была неумолимость. Она буквально подскочила к Симирам – и заговорила, сосредоточенно погружаясь в мир уже иначе, слушая его – и заранее зная, что ощутит. - Нам нужно возвращаться, Симирам, немедленно возвращаться! Дикие в Аларисе – мы должны предупредить владыку, скорее!.. Темную, полную тишиной ночь рассекло лезвие. Лиара чувствовала, как раскрывается тонко черная рана, из которой течет яд. - Дикие? Не… - Симирам осеклась – что-то изменилось в ней, что-то будто изломалось и дрогнуло, и глаза ее померкли, словно их затянуло туманом. Велль вздрогнула, будто услышала что-то, ведомое лишь ей, а затем тихо прошептала, - Я не чувствовала этого тысячи лет… Больше она не сказала ничего – и Лиара увидела, как она заплетает потоки, как их тонким кольцом окружает оболочка перехода. Горизонт мира замкнулся, пространство растянулось и расплылось, и они шагнули в том же направлении, откуда совсем недавно пришли. Позади остался берег моря, пересечье путей, но ощущение чужой боли и тоски теперь никуда не девалось – оно лишь зрело и крепло, как наливалась тяжестью грозовая туча, и Лиара чувствовала, что вот-вот она разразится бурей. И у нее не было ничего, что она могла бы противопоставить ей – только нежность и вера в то, что эта нежность бережет даже самые хрупкие стены. И что все действительно скоро закончится – нужно только пережить страшные минуты, когда вся земля сотрясается, а дальше будет покой и чистота, и ужас пройдет, потому что даже в час беды – каждый находился на своем месте. Я освобожу тебя. Все будет хорошо. В искаженном пространстве перехода не было звуков – но Лиара теперь ощущала этот голос и эту связь внутри себя. По связи до нее докатывалась боль и горечь, и ей оставалось только обнимать, держать и петь – не голосом, но сердцем. Время придет, она знала, и это поможет. И это на самом деле освободит и спасет. Все будет хорошо. Горизонт мира раскрылся, выпустил их – и в лицо ей ударила вьюга, застилавшая площадь перед дворцом владыки. Небо осветилось молнией – и Лиара сорвалась с места, бросаясь к высоким воротам. Буря пришла на порог, и за ее белым маревом она ясно ощущала раскрытую рану, из которой сочился яд. И это на самом деле было страшно – но кроме страха существовала еще нежность, и ее было так много, что о ней невозможно было забыть – даже теперь.