Вперед пронесся тенью силуэт, объятый с головы до ног фиолетовым пламенем. Сила Хибари Кеи громыхала горным потоком, что ворочает случайно угодившие в эпицентр огромные глыбы и швыряет их вниз вместе с водопадом. Попасть под этот водный камнепад означало мгновенную гибель. В потоке ощущалась завершенность, обширность, с которой не знакомы те, кто не обрел себе партнера среди Благородных.
Может быть, неосознанно, может быть — подражая, Хибари Кея выбрал в качестве униформы длинный плащ, какой носил его предок из первого поколения, разве что цвета лукидонские — темное с золотом. Из-за этого юноша выглядел старше своих товарищей, взрослее, мужественнее и… более сурово. Однако в глубине глаз цвета дождя горело неукротимое пламя, обещание расправиться с противником сотней способов. Тонфа мелькали всполохами, проблесками, мгновенно появляясь в одном месте и тут же исчезая, металлический звон, рождавшийся когда удары дробили механические части Восьмого старейшины, разносился по всей крыше. Хибари действовал на рефлексах, одновременно импровизируя, но вместе с тем в его движениях чувствовалась отточенная множеством тренировок техника.
Бой увлекал, ведь был одновременно яростным, полным азарта и холодным, рассудительным. Ни в одном из миров Шестая не видела, чтобы Хибари Кея терял голову. Как темная гончая, он преследовал противника, смазанной тенью вгрызался в него острыми клыками-ударами, разрушал, не давал ни единого шанса подняться, отвести руку для ответной атаки.
— Прошу прощения за то, что прервали ваш разговор, но мы посчитали, что вы нуждаетесь в защите.
Взмахнув длинным плащом-крылом, на крышу бесшумно, как ветер, ступил Раджек Кертье. Он поклонился Рейзелу и Шестой, а затем все внимание обратил на поединок, дав возможность рассмотреть резко очерченный, красивый профиль, скрытый наполовину маской.
— Ваш партнер? — не смогла удержаться Шестая, она видела потоки, связывающие этих двоих, несмотря на невозмутимость обоих, гармоничные и полностью проникающие друг в друга.
— Да, Тсуна-ним.
— Значит, ты — новый глава клана Кертье? — выдвинулся слегка вперед Зарга. — Даже удивительно, как сильно ты похож на Рагара.
— Да, мне говорили. И, как мой отец, я сделаю все, чтобы тень позора не упала на Лукидонию и чтобы ей ничто не угрожало. Для меня будет честью избавиться от одного из предавших постулаты нашей расы.
— Красивые слова… Но справится ли с поставленной задачей такой юнец, как ты? — однако, вопреки всем ожиданиям, насмешка не достигла цели: лицо Кертье осталось бесстрастным, он лишь слегка выдвинулся вперед.
— Рейзел-ним, Тсуна-ним, прошу вас, не вмешивайтесь.
Шестая ощутила, как рука партнера увлекла ее чуть дальше, к самому краю крыши, откуда отлично было видно оба боя.
Хибари не побеждал, но уверенно теснил противника, заставив того расстаться с плащом и частью униформы. Киборг выглядел знатно побитым, но все еще держался, хотя рука, по которой пришлось больше всего ударов тонфа, лишилась пары крупных кусков металла, что сковывал конечности от кончиков пальца до локтевого сгиба.
Зарга, не размениваясь по мелочам, достал собственное оружие духа — некую вариацию кусаригамы и цепного хлыста. Невероятно длинное оружие с тяжелой головой на конце, которая напоминала маятник. Разве что маятники не обладают острыми лезвиями. Против него, внушительного, тяжелого, клинки Кертье-старшего казались легкими тростинками, листочками, случайно попавшими в водоворот, но, насколько успела убедиться девушка, не стоило недооценивать клан Кертье.
Свяжись с KSA, помоги им эвакуировать людей из этого района, — отбила она команду Юрию и спрятала телефон во внутренний карман куртки, не сомневаясь в друге — тот уже мчался на помощь, но был вынужден изменить траекторию движения.
Что ж, придется привыкать к новому стилю в одежде, Восьмая с нее теперь живой не слезет.
Однако в данный момент куда больше интересовала единственная женщина среди Старейшин. Та стояла ровно посередине между двумя разыгрывающимися битвами. Хибари со своим врагом танцевали на крыше, а вот Благородные предпочли подняться в воздух, где их навыки и оружие давали больше преимуществ. Женщина тактично помалкивала, Шестая ощущала лишь цепкий, внимательный, заинтересованный взгляд. От ее силы пахло кострами и шерстью, чем-то настолько звериным, настолько не соответствующим человеческой природе. Это не было привнесенным, как в случае с модификациями, не насильственное изменение организма. Что-то другое…
— Оборотень, — тихо шепнул Рейзел. Его лицо, обращенное к Зарге, было печально и смиренно, как будто вновь вернулись его до-школьные времена, когда он еще не был знаком с человеческими детьми, с Шестой. Мысленно он вновь переживал предательство тех, кого поклялся защищать, но не сердился на их выбор, только… грустил.
— Оборотни тоже существуют?
— Да, — по губам Благородного скользнула легкая улыбка. — Мой лучший друг принадлежал к их расе.
— Значит, эта женщина… Как интересно… — мир раскрывал новые грани, показывал себя с другой, еще незнакомой стороне. Наверное, в этом есть определенная прелесть, особенно теперь, когда ей предстоит вечная жизнь? В конце концов, нельзя жить и ничему не удивляться.
— Мне бы хотелось уберечь Франкенштейна от встречи с ними. Он слишком болезненно воспринимает все новости о бывших главах кланов, — это еще слабо сказано. Франкенштейн мечтал их лично расчленить за то, что посмели опорочить его драгоценного Мастера.
— Значит, надо закончить до того, как он с ребятами вернется с тренировок, — откликнулась Шестая, подхватывая мысль.
Зарга ловко орудовал своим «маятником», закручивал вокруг себя, сплетал целую паутину, насколько хватало цепи, лезвия, казалось, были повсюду, но никак не могли поспеть за скоростью Раджека. Тот успевал парировать, отскакивать, лишь черный плащ взвивался рваным крылом, острыми пиками-перьями рассыпался в воздухе, рождая много-много убийц-Благородных.
А вот его коллега медленно выходил из себя, наливался яростью, поэтому когда Хибари в очередной раз впечатал его в пол, взревел по-страшному, камень под его руками, когда киборг опирался, чтобы подняться, крошился словно сахарное печенье.
— Тебе не победить, мальчишка! Меня специально совершенствовали, чтобы я мог убивать глав кланов! А ты даже не Благородный!
— Загрызу! — Хибари достал коробочку. Верде успел сделать для потомков пламенной воли невероятно много. — До смерти!
Из рук Восьмого старейшины вырвались лучи ослепительного света, волна энергетической мощи пронеслась по крыше. В Союзе, насколько успела заметить Шестая, вообще любили подобные импульсные атаки. Но стрела попросту потонула в темно-фиолетовом мраке игольчатого щита.
— Сдохни!
Энергия волнами начала собираться по синеватому телу, концентрируясь на ладонях, где находилось своеобразное дуло. Только сейчас девушка отметила, что металлические заплатки на затылке и лице киборга выглядят именно заплатками, вставками в живое тело, а не частью доспехов, рот так вовсе был зашит-заварен, и жуткие шрамы выглядывали из-под оболочки. Как… для чего подобное? Вряд ли для красоты, больше похоже на печати сдерживания основной огневой мощи, для их снятия требуются причины, условия и время. Впрочем, причины Восьмой старейшина отыщет легко — он не совсем адекватен, если судить по поведению.
— Мерзкая тварь!
Хибари создавал все новые и новые щиты, встречавшие каждый разряд, развеивающие их или поглощавшие, при этом умудрялся выглядеть откровенно скучающим, разве что не зевал. Он ждал, ждал и жаждал увидеть основное оружие своего врага. Его не интересовали мотивы и причины поступков, сейчас он жил только ради боя и собственной победы, но внутри… Шестая видела нерушимый стержень, твердый, практически алмазный, который придавал смысл всему существованию гордого Облака, который давал силы идти вперед.
Он все-таки что-то защищал. Сражался ради чего-то, пусть никогда не признается в этом громко.
Когда киборг в очередной раз поднялся из груды обломков крыши, то выглядел убийственно сосредоточенным. Швы на лице разошлись, а само тело… Шестая поежилась, от одного вида стало не по себе. Суставы раздвинулись, явив миру металлические мышцы, связки, провода соединения. Каждое отверстие, появившееся внезапно в грудной клетке, каждое сочленение теперь пылало невероятной силой.
— Боюсь, это твой конец, мальчик, — хихикнула женщина, приложив пальчик к накрашенным алым губам. — Ты разозлил Восьмого старейшину.
— А-а-а!
От крика стыла кровь в жилах, словно человеческая душа перерождалась в нечто ужасное, претерпевала адские муки. Восьмой старейшина затрясся, его сила возросла, а воздух вдруг нагрелся так, что стало жарко. Казалось, все вокруг дышит маревом, плавящим бетон, Шестая слышала внизу крики, люди торопились уйти из этого места, повинуясь не только команде об эвакуации, но и собственному чутью. Пусть они не знали, что именно происходит, но эту жажду смерти нельзя не ощутить хотя бы краешком сознания.
Однако Хибари остался невозмутим, он покручивал на пальце наручники, словно вышел на прогулку, только сдвинутые брови говорили о прилагаемых им титанических усилиях. Пламя закручивалось вокруг него, пружиной сжималось, готовясь распрямиться и ударить по врагу.
Старейшина выстрелил… нет, устроил взрыв. Так будет точнее, потому что иначе Шестая не могла описать огненный шар, расцветший над крышей, от которого ее защитил кровавый щит Рейзела. Благородные в воздухе тоже не пострадали, они даже прекратили свой бой, чтобы посмотреть, что происходит под их ногами. А женщина успела выскользнуть из зоны поражения, только капюшон слетел. Красивая, но чересчур уж… хищная. Готовность перегрызть глотку читалась на точеном личике с клыкастой улыбочкой. Казалось, она вовсе не переживала за своего коллегу, ей доставляло жаркое удовольствие каждое происходящее здесь сражение.
Огню не дали выплеснуться за пределы поля боя, темно-фиолетовые лепестки пламени начали сковывать его, облегать, по ним пробегались темные волны резонанса. Шквал камней, Девятый вал усиливал мощь с каждой секундой, пока огромный щит не запер внутри себя и взрыв, и создавшего его Старейшину.
Хибари медленно, демонстративно вытянул вперед изящную бледную кисть ладонью вверх, словно предлагал пойти с ним, а затем сжал в кулак тонкие, но устрашающе сильные пальцы.
— Шипы внутрь!
Щит превратился в шар, поднялся в воздух, украшавшие его короткие колючки внезапно сделались тоньше, увеличились в размерах. И то же самое, не было сомнений, произошло внутри. Шар дрожал, вибрировал, а после… раскрылся, выплюнув добычу наружу. На крышу, брызнув в разные стороны каплями крови и осколками костей, свалился безжизненный комок плоти, представляющий собой мешанину из плоти и костей, торчащих острыми пиками. Трудно представить, что раньше это имело человеческие очертания.
А Хибари пошатнулся, лицо утратило краски, став белее мела. Облако был немедленно подхвачен Раджеком. Тот оттащил партнера ближе к краю крыши, где стояли Рейзел с Шестой, устроил удобно возле уцелевшего куска парапета.
— Прошу вас, приглядите за ним. Эта техника еще нова для Кеи, поэтому отнимает слишком много сил.
— Тсч, — Хибари явно не любил, когда упоминали его слабость, пусть даже она стала следствием победы. Облако являлся человеком, который считал, что истинный воин должен быть неутомим, убив одного врага, сразу же идти сражаться со следующим.
Рейзел кивнул, и Кертье-старший поклонился.
— Благодарю, — чтобы тут же темной лентой вновь оказаться перед своим противником.
— Восьмой старейшина умер… По-видимому, мы недооценили Лукидонию, — вопреки словам, в голосе женщины не звучало сожаления, словно возможные проблемы Союза ее мало интересовали, хотя она определенно выступала на его стороне. — Может, теперь сразишься со мной, мальчик?
Хибари медленно поднялся, вновь выставляя перед собой тонфа, их металлические бока опасно блестели. Шестая видела, как на месте вычерпанного до дна внутреннего пламени вновь разгорается неукротимый фиолетовый костер. Не зря именно Облако называли сильнейшим бойцом Десятого поколения — его сила воли, его решимость просто поражали.
Однако у Старейшины, судя по всему, имелся другой план.
— Или это будет девочка?
Шестая успела увернуться от когтей, обросшая мехом рука, превратившаяся в лапу, разнесла вдребезги место, где пару секунд назад стояла девушка, а оборотень уже заходила за спину, скаля выступившие клыки.
— Ну, же, не стоит убегать, образец номер Шесть! Меня так долго интересовали возможности прозванной быстрейшей в своей группе.
— Не вмешивайся! — успела крикнуть девушка Хибари. — Это мой бой.
Облако скривился, но кивнул, вновь отступил. Конкретно этот Хранитель обладал дивным, каким-то своим, но все же кодексом чести, утверждающим, что не стоит вмешиваться в чужие бои. С возрастом это проявилось сильнее, чем в молодости, когда Хибари просто избивал абсолютно всех противников. Шестая помнила рассказы папы, его видения, помнила ситуацию в других традиционных мирах — тогда приходилось спасаться бегом от Главы Дисциплинарного комитета.
Скорость старейшины поражала воображение, когти полосовали легко как плоть, так и камень, оставляя глубокие, неровные борозды. Рейзел отошел в сторону, готовый вмешаться при малейшей опасности, но Шестая не собиралась звать его на помощь. Перерождение вовсе не означает, что она вдруг стала беззащитной или должна теперь прятаться за спиной своего Благородного.
К тому же, ей просто необходима тренировка. Пока она не чувствует приближения собственной смерти, можно потанцевать, поработать оружием. Пусть это выглядит беспечно, почему-то… от этой женщины Шестая не чувствовала исходящего желания убить. Да, оборотень пришла сюда с Союзом, но… что-то отличало ее от остальных. Может, книжки фэнтези не лгали, и оборотни в самом деле преданны в первую очередь стае?
В свое время Шестая влюбилась в Приговор, когда на плохонькой записи с голема, продемонстрированной сестрой, увидела, как стреляет Мариан Кросс: быстро, без усилий и колебаний, не раздумывая ни секунды, спуская курок раз за разом. То, как двигался при этом барабан, невольно захватывало, если… не возбуждало. Пули одна за другой пронзали врага, а генерал при этом умудрялся уклоняться от ответных атак или потягиваться со скуки, находясь под защитой Марии.
Сейчас пистолеты как будто сами прыгнули в руки, казалось, будто они вибрировали от возбуждения, резонировали со своей хозяйкой, отзываясь на ее силу, а их тяжесть была приятной, такой знакомой и родной… Как же она соскучилась по ощущению парного оружия!
— Пистолеты? Ну, давай. Я бы обиделась, сражайся ты со мной голыми руками.
Движение спускового курка, сладость отдачи от каждого выстрела. Шестая пока только пробовала свои силы, разыскивала баланс, но пламя слушалось идеально — наконец-то! — и время создания снарядов сокращалось, появлялась сноровка. Вернее, тело припоминало, как привыкло действовать до всей этой неразберихи с Перерождением.
Оборотень была быстра, но Шестая не уступала ей в скорости, а взрывные патроны позволяли держать противницу на расстоянии. Сила сама стелилась под ноги, когда девушка хотела встать повыше. То, чего она боялась, получалось теперь естественно.
Женщина отбросила прожженный местами плащ, ее регенерация ошеломительно быстро, буквально на глазах, заращивала серьезные ожоги. Интересно, как быстро она справится со сломанными или раздробленными костями?
Ей нравился сам бой, она любила сражаться — это читалось в каждом движении. И любой достойный враг приветствовался с азартом.
От стройного силуэта во все стороны взметнулась сила, невидимая волна разметала обломки камней, как бумажные листики, заставляя их падать с грохотом вниз, на улицы. Шестая понадеялась, что Юрий с агентством успели эвакуировать большую часть жителей. Не хотелось бы, чтобы обычные люди пострадали из-за боя. И так Корее не слишком везет в последнее время — одни разрушения кругом. Жуткий, пробивающий до костей рык сотряс воздух, невозможно поверить, что его породило изящное вроде бы горло. А тело… тело трансформировалось, обросло светло-каштановой шерстью, каким-то чудом сохранив при этом белоснежные брюки и высокие сапоги. Клыки стали еще более длинными, теперь смотрясь пугающе меж кроваво-красных губ. Оборотень облизнулась, пошевелила пальцами с устрашающими когтями, как будто пробуя, приноравливаясь к ним после длительного перерыва.
— Я бы предпочла захватить тебя живой, но ты ведь не дашься? — к последней части интонация взметнулась вверх, став вопросительной.
— Не имею ни малейшего желания, — покачала головой Шестая.
— Мы знаем только вашу внешность и основные характеристики: «быстрейшая», «сильнейшая», «провидец»… Но вот беда, кажется, данные весьма устарели.
— Сочувствую.
Все мышцы пришли в движение, смазанной тенью оборотень бросилась вперед, целясь когтями прямо в горло. Ее скорость возросла, хотя подобное казалось вовсе невозможным. Впрочем, Шестая чего-то такого ожидала. С противницы словно сняли все ограничения, печати, и теперь та работала если не в полную силу, то очень к ней приближенную.
Вот только одно дело тренироваться, и совсем другое — подставлять себя под удары машины смерти, заточенной под ближний бой. Девушка подпрыгнула вверх, пробежалась по вытянутой шерстистой руке, а затем, перевернувшись в воздухе, выстрелила несколько раз. От части пуль оборотень увернулась, но те… последовали за ней. Самонаведение как последняя грань, прибегать следует в самом крайнем случае, потому что нельзя развивать только одну сторону дара, забывая про остальные — когда-нибудь это может аукнуться.
— Что?.. Какого?!..
Больно жалящими стальными пчелами они впились ей в спину и руку, Шестая еще раз выстрелила, на этот раз по ногам, а затем навела пистолет на голову. Хороший враг — мертвый враг. Хотя, помнится, Восьмая то же самое говорила про соседей.
Пуля не успела выскользнуть из пистолета — Шестой пришлось уклоняться от пробившего землю «маятника», а затем… Это было предощущение, сознание прошило ясное понимание, откуда придет опасность, и она перекатом ушла в сторону раньше, чем ее настигло возмездие.
Темным росчерком гуань дао пронзил воздух и вошел в поверхность крыши, следом за ним появилась еще одна фигура в белом плаще — красноволосый мужчина с повязкой на левом глазу. Походкой, фигурой, лицом он напоминал улыбчивую змею, разинувшую пасть. Шестая словно слышала шелест чешуи за спиной.
Благородный. Еще один.
— Пятая старейшина, ты ранена?
Оборотень усмехнулась, вынула пулю из ноги.
— Девочка оказалась с сюрпризом.
— Вот как? Даже интересно, что же придумали там, за границей миров? — непринужденно рассмеялся Старейшина. — Ой, Зарга, с кем ты там сражаешься? Неужели малыш Раджек?
— Да, и вижу, Рагар зря доверил ему клан.
И вдруг все изменилось — новоприбывший заметил Рейзела, когда тот вышел вперед, из тени. Рука легла на плечи Шестой, и девушка вогнала пистолеты обратно в крепления, чувствуя глобальную серьезность партнера. Кертье-старший мгновенно оказался возле Хибари, застыл изваянием с клинками.
— Н-нет… не может этого быть… Кадис Этрама ди Рейзел-ним.
— Урокай Эгваин, давно не виделись.
— Это какой-то обман… Вы не могли выжить!
— Боюсь, что это так, Урокай, — Зарга присоединился к коллеге. — Чувствуешь мощь его присутствия? Это несомненно он.
В лице Урокая пробилась некая детская потерянность, недоверчивость, смешанная с растерянностью и желанием… чтобы все оказалось ложью. Что все — пока не знал даже сам Эгваин. Он так запутался в собственных желаниях… Шестая не знала, откуда, просто знала. Теперь она понимала, почему Юни так снисходительно относилась к Бьякурану, почему простила ему все — потому что видела суть, подлинные желания захватчика миров.
От потрясения Урокай утратил на минуту маску, позволив окружающим заглянуть под нее.
— Вы знаете, что с тех пор, как вы пропали, у нас сложились не очень хорошие отношения с Лукидонией.
— Да.
— Вы знаете о произошедшем в тот день? — Зарга сжал кулаки на цепи своего оружия.
— О вашей вине?
Благородные дернулись как от удара, Зарга потемнел лицом, а Урокай… Эгваин прикусил губу, словно не мог поверить, словно надеялся на что-то другое.
— Тогда почему вы не разыскали нас?! Почему не стремились покарать?! Неужели… Неужели вам снова нет до нас дела? — его голос утих, Благородный поник, и красные волосы заструились по белому плащу, плечи обессиленно опустились. Шестой стало его жалко — он выглядел как обманутый ребенок. Что бы там ни произошло пятьсот или восемьсот лет назад, это ударило больнее всего по этому молодому Благородному.
Когда Эгваин вскинул голову, его лицо болезненно-безумно кривилось. Он балансировал на грани, даже не на хрупком льду — на тонкой проволоке, опасно клонясь в разные стороны, с трудом удерживаясь, чтобы не упасть.
— Вот поэтому я поддержал план по избавлению от вас тогда, восемьсот лет назад. Вам ни до кого нет дела, вы равнодушны ко всем, кто вас окружает, но при этом… при этом приняли каких-то смертных людишек. Чем они лучше меня?!
— Урокай…
— Нет, Зарга! Пусть ответит! Скажите хоть что-нибудь! Неужели вам не интересно, почему… Что мы сделали с вами?
Однажды Шестая пришла к выводу, что убила бы всякого, кто осмелился навредить Рейзелу, но сейчас… Сейчас она понимала, что попросту не сможет поднять пистолет на Урокая Эгваина. Нельзя ненавидеть того, кто столь сильно ненавидит себя.
Урокаю больше жизни, больше дыхания было важно признание Ноблесс, хоть какая-то реакция, говорящая о не-безразличии. Пусть даже это будет ненависть.
— Чем этот ублюдок Франкенштейн лучше меня? Если бы он так не унизил меня в том бою… Неужели вас совсем не интересуют причины нашего предательства? Неужели вам настолько…
— Это был ваш выбор.
Благородные застыли, Урокай посмотрел ошеломленно и недоверчиво:
— И вы примете любой наш выбор? Даже если этот путь неверен?
— Ноблесс не указывает путь, для этого у вас есть Лорд.
— Тогда зачем вы здесь? Почему появились именно сейчас и именно в этой стране?
— Потому что Союз и вы причиняли вред людям, которых я поклялся защищать, — Урокай стиснул зубы до боли, до белых от напряжения скул. — Поэтому вы нарушители, которых я должен покарать.
Дело ведь даже не в нынешнем вреде, а в том, что предатели-главы позволяли себе экспериментировать над людьми столетиями, создавали мутантов, причиняли вред людям. Они забыли о долге своей расы, забыли о чести и достоинстве. Для Ноблесс преступление Благородных не имеет срока давности.
— Вот как значит вы решили… — Урокай потерянно искал что-то в лице Ноблесс. — Вот как…
— Хватит, Урокай, — Зарга положил руку на плечо товарища, затем приложил ладонь к сердцу. — Обратного пути для нас не существует, и Кадис Этрама ди Рейзел-ним это понимает. Надеюсь, вы простите нам еще один непозволительный поступок?
Двое предателей выглядели странно решительными, отчего внутри сила пела огорчением, печалью Рейзела и его же смирением.
— Я приму любой ваш выбор.
— Пятая, не вмешивайся, эта схватка тебя не касается.
— Эм… — оборотень кивнула и отступила, слегка растерянная, только-только начиная понимать. — Ладно.
Благородные выступили вперед, и рука Рейзела соскользнула с плеч Шестой, белое одеяние сменилось традиционным черным.
— Раджек, Хибари, позаботьтесь о безопасности людей.
— Да.
— И присмотрите за Тсуной.
— Слушаюсь.
Отвечал только Кертье, он же оказался возле девушки в следующее мгновение, но Шестая не сомневалась: Хибари выполнит просьбу. Пусть он не любит приказы, но… в Хибари Кее этого мира было видно невооруженным глазом существенное отличие от знакомых ей версий — он умел подчиняться. Сыграл ли свою роль резонанс с Кертье, или дело в уничтожении семьи и других пламенных, но… Хибари обрел иной смысл жизни.
Оружие духа загорелось красным, энергия пульсировала в нем, но взвилась органная мелодия, слышимая лишь Шестой, и небо затянуло пространство крови. Дар Рейзела не черпал пламя, как это происходило в Лукидонии, а пил его, так как внутренний огонь являлся его частью.
Кроваво-красный купол закрыл от них окружающий мир, заставив Благородных нервничать.
Урокай атаковал первым, вскинув гуань дао, он помчался на Ноблесс, но Рейзел даже не шевельнулся, встретив острие раскрытой ладонью, в которую то уперлось, словно в стену. Вскинутый Заргой «маятник» был перехвачен кончиками пальцев за самый кончик. Шестая не подозревала раньше, сколько восхищения породит в ней стиль боя Рейзела, его способности, показанные в открытую. Тогда, при стычке с Лордом, он использовал лишь талант, практически не шевелясь, но сейчас… Мощь, грация, скорость… Рейзел был лучшим, и все атаки противников натыкались на вовремя поднятые кровавые щиты. Вихри крови, направленные горизонтально, пропахивали в бетоне траншеи, заставляли искать укрытие, и очень скоро Благородные начали задыхаться, не выдерживая темпа битвы.
— Вы… определенно стали сильнее, — Урокай перехватил рукоять оружие удобнее, — но, Рейзел-ним, вы потратили столько сил восемьсот лет назад. Не стоит перенапрягаться, если не хотите расстаться с жизнью.
— Не стоит переживать обо мне, Урокай Эгваин.
— Как скажете.
Но вместо новой атаки на Ноблесс, Благородные-предатели направили удар на пространство крови. Купол пошел трещинами и разлетелся, как хрустальный бокал, оброненный на пол. Однако Шестая чувствовала, что Рейзел упустил свою силу специально, он добивался чего-то… Хотел что-то показать…
Разлившаяся по крыше мощь прижала к месту прессом, обрушилась не поддающейся контролю штормовой волной. От силуэта в темном побежали в разные стороны ручейки силы, а за его спиной медленно, словно с трудом просыпаясь после длительной спячки, раскрылись два длинных изящных крыла, выходящих далеко за пределы крыши. Кроваво-красные перья, совсем как у дракона на кулоне. Шестая непроизвольно сжала украшение. Раджеку и Хибари приходилось нелегко под напором силы, к ней же та ластилась подобно преданнейшему псу. Девушка знала, что именно сейчас в ее глазах танцуют рубиновые искры их с Рейзелом резонанса.
Рейзел был прекрасен, сверхъестественно красив в своей новой трансформации, паря в ночном небе на неподвижных крыльях под торжественные звуки органа, воспевающего превосходство Ноблесс.
— Что вы делаете?! Вы израсходуете последнюю жизненную энергию… — Эгваин оборвал сам себя, видимо, вспомнив, что теперь не должен волноваться за кумира. Благородный кусал губы, старался не показывать своей боли.
Наверное, ему было бы легче, не очнись Рейзел никогда. Тогда бы у Урокая получалось бы не думать о реакции Ноблесс, о собственном предательстве, обмануть самого себя.
— Урокай, Рейзел-ним обрел партнера, — Зарга наматывал цепь на руку. — Взгляни на искры в его глазах. Поэтому сейчас мы должны быть готовы ко всему.
Их сила возросла многократно, когда они напали вновь, почему-то не поднимаясь в воздух, чтобы быть наравне с Рейзелом, но и лезвие Зарги, и гуань дао Урокая оказались бесполезны против многочисленных кровавых щитов, чистой силы, которой встречал их Ноблесс. Шестая не видела лица Рейзела, а потому не могла судить, насколько легко тому даются удары, но узы резонировали, просили не беспокоиться, и интуиция в кои-то веки была спокойна, поэтому девушка не волновалась.
— Вы сами так решили, Рейзел-ним! — с рук Урокая сорвался восточный дракон, свивая гибкое тело в чешуйчатые темно-красные кольца, это воплощение последнего удара бросилось, распахнув пасть, на Ноблесс.
Но тот разбил его непринужденным, элегантным взмахом руки, а затем по крыше пошли гулять кровавые вихри. Крылья поднялись вверх.
— Урокай Эгваин, Зарга Сириана, — чистый голос заглушал все посторонние шумы, проникал в самое сердце. — Правом, дарованным мне как Ноблесс, я приговариваю вас к вечному сну.
Спина Ноблесс гибко прогнулась, волосы развевал могучий ветер, а крылья, сойдясь вместе, превратились в феникса, устремившегося к врагам. Те не сопротивлялись, слишком ошеломленные и подавленные многократно увеличившейся силой.
Как нет предела у решимости Шамана… Есть ли предел у возможностей Ноблесс?
Когда все закончилось, а феникс исчез, крыша была покрыта рытвинами и котлованами, а Благородные в изодранных одеждах стояли на коленях.
— Скажите… — от Урокая медленно отделялись осколки и кусочки, словно мужчину, как мозаику, разбирали на части. Каждый «лепесток» превращался с рубиновую пыль, с тихим шипением быстро растворяющуюся в воздухе. Так вот как погибают Благородные. — Позвольте задать вам один вопрос, Рейзел-ним… Когда вы обо всем узнали… Вы совсем не рассердились? Ни капельки? — он цеплялся за последнюю соломинку. И ответ Рейзела убил его.
— Нет.
Урокай поник, впиваясь пальцами в собственные колени. Если бы Шестая не знала, что ее Благородный вовсе не желает быть жестоким…
— Я не был зол, — Урокай вскинул неверящее лицо с написанным ошеломлением, громадным удивлением-облечением. — Мне было грустно.
Впервые за все время лицо Эгваина смягчилось, он улыбнулся окровавленными губами, более счастливый, чем за все эти восемь сотен лет.
— Прошу… простите… что опечалил вас.
Эгваин растворился первым, словно его ничто уже не держало. Зарга уходил медленнее, смотря в землю.
— После стольких лет я… не мог следовать пути, выбранному Лукидонией. Это привело меня к предательству — то, что я все же изменился, несмотря на то, что являлся главой клана.
Рейзел покачал головой, подошел ближе. Шестой оставалось только догадываться, какое выражение лица имеет партнер.
— Меняться не плохо. Предыдущий Лорд сам жаждал наших изменений. Просто… ты выбрал не тот путь.
Зарга смотрел точно так же, как Урокай — недоверчиво и счастливо. Сколько бы лет ни прошло, они оба уважали Ноблесс. И желали…
— Спасибо, что остановили меня.
Желали, чтобы он прервал их неправильный путь.
Рейзел повернулся, и Шестая бросилась к нему, позабыв обо всем — по щеке скользила кровь, как будто Ноблесс плакал.
Он не хотел… Узнав о предательстве, он больше всего на свете желал, чтобы их пути никогда не пересеклись, потому что именно эти главы кланов были дороги и почему-то важны ему.
Рейзел подался навстречу прикосновению, прикрыл глаза, пока Шестая стирала кровь с его лица. Ноблесс не имеет права плакать, вынося приговор? Какая глупость! Почему-то девушке казалась, что кровь на ее пальцах более соленая, чем обычно.
***
— И когда ты собиралась нам сказать об этом?
Дверь в сад протестующе зазвенела, ей жутко не нравилось, когда некоторые модификанты резко дергали за ручку и хлопали ею.
Нашествие гостей заставило Шестую оторвать взгляд от экрана ноутбука, в то время как ее друг продолжил щелкать клавишами. Они с Юрием весьма удобно устроились на диване: он спрятал ноги под стол, она — вытянула их на самом диване, опираясь спиной на крепкое плечо. Рядом исходили паром кружки с ароматным чаем.
Модификанты не злились, скорее, пребывали в состоянии, близком к панике. По крайней мере, у Такео весьма красноречиво дергалось веко.
Шестая перебрала в уме все варианты провинностей, которые могли бы послужить причиной такого поведения, пришла к выводу, что их, пожалуй, многовато, а потому прибегла к лучшему средству защиты на свете — нападению.
— Вы сувениры не привезли?
Неожиданный вопрос развеял ауру угрозы, заставил мужчин глупо хлопнуть ресницами.
— Да какие там сувениры! — отмахнулся Тао, по-видимому, смирившись с тем, что с ребенка Третьей ничего не стрясешь — ни угрызений совести, ни моральной компенсации. Поэтому хакер прошел и сел на диван. — Голый остров, одна лаборатория.
— И теперь у нас к тебе вопрос, — к другу присоединился Такео, за ним, слегка поколебавшись, последовал Двадцать первый. — Почему ты не сказала, что теперь с нами будет жить Раэль?!
О, так они все-таки не узнали про последний визит Старейшин. Рейзел говорил, что сумеет скрыть это от Франкенштейна, а Раджек с Хибари поклялись молчать, но директор упертый, если хоть что-то заподозрит — им несдобровать. Из мертвых признание выбьет.
— Его Раджек отыскал неподалеку, поговорил насчет разделенного оружия. Вроде теперь все в порядке.
— Кроме одного! — возопил, поднимая руки к небесам, Тао. — Теперь этот вредный клоп будет жить с нами!
Юрий на секунду поднял глаза от очередного отчета, переделываемого для директора.
— Ты все-таки королева драмы, Тао.
— Ой, молчи! Ты вообще непонятно где живешь!
— Здесь, вместе с Тсунаеши.
Модификанты поперхнулись, недоверчиво разглядывая невозмутимого, как Будда, нового коллегу. Тот вполне спокойно продолжал печатать, уже переходя на запросы от преподавателей.
— Ты живешь в одном доме с девушкой Рейзел-нима? Эм… в смысле, в одиночку?
— У меня нашлась свободная комната, — пожала плечами Шестая. Очередная футболка гласила, что девушка умная в папу, а красивая — в маму. Восьмая вообще любила провокационные надписи.
— Я видел ее голой и даже купал в свое время, — одновременно проговорил Юрий, заставив вспыхнуть.
— Без этой информации они могли бы вполне обойтись!
По-видимому, рыцари считали точно так же, потому что помотали головами, словно желая выбросить из головы попавшую туда картинку. Но, как ни странно, успокоились. В отношении Шестой Юрий внушал им доверие, ведь был точно таким же, как Франкенштейн.
— Если у тебя есть свободная комната, почему ты не забрала к себе Раджека-нима или его… брр… партнера?
— Они не захотели. Говорят, у них какое-то задание от Лорда к Франкенштейну и Рейзелу.
— Ага, и теперь у нас дома посреди ночи ходит отмороженное чудовище с кирпичом вместо нормального человеческого выражения лица.
— Посреди ночи?
— Он в это время только домой возвращается!
Дверь снова хлопнула, на этот раз без звона стекла. Шестая улыбнулась гостям.
— Регис, Сейра, Ямамото, привет! Чаю? — освободила она им место.
— Не откажемся, — благодарно кивнул Регис, устраиваясь на диване. — Кстати, почему Рейзел-ним с нами не пошел?
— Рейзел посчитал, что Франкенштейну будет приятно, если он лично встретит его после длительного отсутствия.
— Но он просто сидит на диване и пьет чай, — выгнул бровь Двадцать первый.
Шестая пожала плечами.
— У каждого свои представления о теплых встречах. Но директор ведь доволен?
Модификанты вынуждены были признать, что да, Франкенштейн буквально засветился, стоило ему увидеть Мастера на диване.
— Уже пожаловались? — рассмеялся Ямамото, обратив внимание на кислые лица товарищей. — Да ладно вам, Хибари не такой уж страшный. Раньше хуже было.
— Куда уж хуже? — пробормотал Двадцать первый.
— Ты просто не видел его в детстве, когда он забивал до смерти всех, кто под руку попадался.
Модификантов дружно передернуло.
— Кстати, — Такеши благополучно не замечал их гримас, — там директор какой-то странный. Крутится вокруг Рейзел-нима, все выспрашивает что-то…
Его слуга — его проблемы. Франкенштейн не мог ничего не заподозрить, но подозрения не являются вещественными доказательствами преступной деятельности Мастера за спиной самого верного его прислужника. Ух, как он разозлится, если узнает, что кто-то обошел его в нанесении справедливости и добра предателям.
По связи донесся тихий смех. Рейзелу осторожные расспросы Франкенштейна совсем не мешали веселиться.
— Как прошли ваши тренировки? — Шестая расставила чашки на столе, присовокупив к ним тарелки с печеньем, сладким рулетом и бутербродами, на которые особенно сильно налегли проголодавшиеся модификанты.
— О-о-о…
— У-у-у…
— Шеф просто зверь! Загонял нас! Но все равно лучше твоей сестры… Стоп! — Тао опасливо посмотрел по сторонам. — Если что, ты этого не слышала!
— Да-да.
Это было весело, в какой-то мере беззаботно: вот так собраться всем вместе и обсуждать тренировки, говорить, ничего не скрывая. Даже молчаливая, уравновешенная Сейра выглядела довольной и вставляла изредка пару слов. Шестой нравилось подобное времяпрепровождение ничуть не меньше, чем общение с одноклассниками, их карточные игры на желание.
Не пугало даже временно введенное в общежитии имени Франкенштейна военное положение и то, что Тао удалось уговорить Сейру и Ямамото вступить в Орден рыцарей. Последнее не пугало, пока только настораживало.
***
После школы, отказавшись от предложения одноклассников пойти в компьютерный клуб, взвалив это мероприятие полностью на плечи Рейзела, Шестая направилась домой к директору — Франкенштейн настойчиво просил их с Юрием зайти на огонек. Конечно, не хотелось оставлять своего Благородного с адептами компьютерных стрелялок Шинву и Ик-Ханом — от подобного ужаса девушке успешно удавалось оберегать своего партнера, однако успокаивало, что она буквально тридцать раз взяла с них обещание включить Рейзелу какой-нибудь безобидный ролик с животными или о далеких краях. Нынешние технологии слишком мощны, продуманны, не хотелось бы, чтобы компьютерная смерть напомнила впечатлительному Ноблесс о вечном сне.
За короткое время пребывания Раэля в гостях у Франкенштейна военные действия умудрились перерасти в холодную войну, близкую к вооруженному нейтралитету. Девушка считала это существенным прогрессом — теперь Кертье-младший в словах приходивших по вечерам жаловаться рыцарей «вырос» от клопа до пиявки.
Войдя в гостиную, девушка застала всех обитателей дома, за исключением хозяина, Рейзела и парочки Ландегрэ-Роярд, которая приглядывала за детьми и Ноблесс. Регис с видимой, наигранной неохотой вошел в Орден, однако с явным удовольствием следовал повсюду за сильнейшим Благородным, чьей возвышенной элегантностью не уставал восхищаться. Привычка присматривать за родственником возникла у Сейры давным-давно, то, что круг «объектов присмотра» существенно разросся, Роярд мало волновало.
Атмосфера в гостиной оставляла желать лучшего: гробовое молчание, как будто похоронили недавно убитую любимую собачку. Темная аура ощущалась на физическом уровне. Модификанты сидели на одном из диванов, с мрачными, практически похоронными лицами пили чай, стараясь, чтобы действо выглядело непринужденно под пристальным взглядом Раэля. Надо сказать, им не совсем это удавалось, так как Кертье-младший, судя по всему, мысленно расчленял их, даже не доставая Грандии. Впрочем, он тоже был вынужден надеть узду на свой острый язычок из-за молчаливого присутствия старшего брата, с невозмутимым лицом, наполовину скрытым маской, медитирующего над чаем. Если бы не Раджек, как скоро развязалось бы тут противостояние?
Пытался как-то исправить ситуацию только Ямамото, с громким смехом, абсолютно неестественным в потемневшей еще больше гостиной, пристававший с вопросами к Хибари.
— Как у вас тут… уютно, — хмыкнул Юрий.
Его заявление встретили острыми взглядами, одинаково злобными.
— Еще один модифицированный? — прищурился презрительно Кертье-младший. — Что ты здесь забыл?
— Нас пригласил директор, — Шестая непроизвольно заслонила Юрия, переключив внимание на себя. С его манерой разговаривать особняк будет уничтожен в считанные секунды. — Кстати, где он?
— Внизу, — махнул рукой Такео, — я провожу.
Шестая пару раз уже бывала в лабораториях Франкенштейна — из чистого любопытства заглянула, ей хотелось сравнить с имевшимся опытом, но, судя по всему, ученые, за исключением Эмо, обустраивали свои рабочие места в одинаковом стиле. Однако в этот раз снайпер повел их по другой дороге, куда-то значительно глубже, дальше, остановившись перед ничем не примечательной дверью.
— Шеф, к вам гости!
Дверь распахнулась, показывая, насколько она тяжелая, как плотно прилегает к косякам — ни одной малюсенькой щелочки, ни единой возможности подслушать.
— Спасибо, Такео.
Снайпер развернулся и кивнул, а директор распахнул дверь шире, приглашая.
Комната внутри чем-то напоминала помещение для буйных и неуравновешенных психически больных людей: стены и потолки, обитые мягким белым материалом, полное отсутствие какой-либо мебели, вообще каких-либо предметов. Не хватало только зеркала, из-за которого могли бы беспрепятственно наблюдать за пациентом лечащие врачи. Пахло стерильностью и Франкенштейном, его дорогим одеколоном и темной силой.
— Прошу, присаживайтесь, — махнул мужчина рукой на пол, закрывая дверь. Та захлопнулась мягко, но даже такой щелчок показался девушке слишком громким, напряжение нарастало, словно решалась чья-то судьба. Франкенштейн выглядел слишком… задумчивым, взволнованным и на что-то решившимся — эта складка меж светлых бровей, эти плотно поджатые губы. Все говорило о том, что он собирается сделать нечто, о чем не хочет никому говорить, но что считает правильным донельзя.
— Прежде, чем приступим к разговору, я бы хотел узнать у тебя, Тсуна, ответ на один вопрос, — Франкенштейн прошелся из угла в угол, а затем, остановившись перед собеседниками, немигающим, ледяным взглядом уставился на девушку. — Как много ты можешь скрывать от Мастера? И можешь ли ты вообще что-либо от него скрыть в своих мыслях и чувствах?
Тон, каким были заданы вопросы, заставил Шестую непроизвольно прикусить внутреннюю сторону щеки. Франкенштейн всегда заботился о безопасности и благополучии Рейзела, это составляло смысл его жизни. Так неужели…
— Ты считаешь, что я могу его предать? — и рядом, повинуясь невольному импульсу, напрягся Юрий, прищурил рысьи глаза за стеклами очков.
— Что? Нет, конечно же! — Шестая расслабилась: выражение лица ученого говорило, что он даже не рассматривал подобную возможность. — Нет, я совсем не то имел в виду. Скажи, ты можешь скрыть какие-либо свои деяния от Мастера?
— При желании, могу. Мы не особо лезем друг другу в головы.
— Хорошо… — Франкенштейн вновь прошелся, — это очень хорошо.
— Что случилось? — не выдержала действующего на нервы молчания девушка.
— Мне пришло предложение встретиться от Тринадцатого старейшины, доктора Кромбеля. Мастер упомянул, что сообщил Союзу о своем существовании. По-видимому, теперь Кромбель желает прощупать обстановку или договориться о том, чтобы мы прекратили подставлять его. В любом случае, вооруженный нейтралитет, пусть временный, с ним выгоден нам.
— Однако…
Франкенштейн кивнул довольно, глаза холодно и зло сверкнули.
— Однако если мы оставим его в живых, то проблем не оберемся. В данном случае его любопытство играет на нашей стороне — он прибудет в Корею лично. И это наш шанс разобраться с еще одним Старейшиной раз и навсегда.
Хорошо играть, интриговать, до тех пор, пока не пострадают важные для тебя люди. Такой шанс — уничтожить давно досаждавшего противника — представляется крайне редко. И Кромбель идиот, если идет прямиком в расставленные сети.
— Вряд ли он прибудет один, — вставил Юрий. — Как минимум, члены проекта «Асассин» и другие подручные будут с ним.
— Поэтому я и пригласил вас. Юные Благородные под руководством Раджека будут охранять дом, лабораторию и детей, ведь те слишком часто попадали под удар подопытных Союза. Тао, Такео и Двадцать первый, Хибари и Ямамото займутся безопасностью школы. Кромбель непредсказуем, поэтому не знаю, куда он может нанести удар.
— А Ноблесса ты не хочешь трогать, потому что… — вскинул светлую бровь Юрий.
Он очевидно предпочел бы в деле, в котором собирались задействовать Шестую, видеть еще одного, самого сильного участника. Однако Франкенштейн нетерпеливо-резко взмахнул рукой.
— Я бы вообще предпочел никогда не тревожить покой Мастера! — ощерился он. Шестой уже доводилось видеть подобное выражение — у Юрия, когда тот говорил о ее безопасности. — Он не сражается с людьми, только если его не вынуждают обстоятельства. И уж тем более я не желаю представлять его Кромбелю. Пусть заблуждается как можно дольше. В результате, для подстраховки остаетесь только вы. Если бы Тсуна смогла снизить вероятность нападения на какой-либо объект, я бы смог переставить дежурства по-своему, высвободить людей, но нельзя недооценивать Кромбеля и его подручных.
— Не знаю, — Шестая покачала головой в ответ на вопросительный взгляд и уставилась в белую стену. Судя по всему, Франкенштейн выбрал это место для беседы, потому что его невозможно прослушать. По крайней мере, структура, построение напоминает… — Интуиция кричит, что все находятся в опасности, только не может определить, кто больше, а кто — меньше.
Директор кивнул, потер переносицу.
— Понимаю. Твои родственники не смогут помочь?
— К сожалению, нет, у нас в Семье в данный момент начался период хаоса и разрушений. Ну, то есть было тихо, тихо, а потом как навалились проблемы. Да и Двенадцатая… — Шестая покачала головой. Ей не хотелось думать о сестре, которая никак не могла совладать с Кровавым волком, потому что всякий раз перед глазами вставала картина бугрящейся спины, вздувающейся кожи, как будто под нею шевелились жирные, огромные черви. Колдовство отнимало слишком много сил, ведь Волк становился все сильнее с каждым прожитым днем.
Скоро сестра уже не сможет оттягивать неизбежное.
— Что ж, — жизнерадостный возглас Франкенштейна вернул Шестую в реальность, — значит, мы пойдем втроем!
Для встречи выбрали здание Второго исследовательского, все еще обвешанное лентами запрета на проход, уныло пустого, с выбитыми местами окнами. Весьма символично со стороны Кромбеля.
Впервые Шестая сумела лично увидеть противника, про которого столько слышала, которого почти бесполезно искала в сети.
Высокий мужчина в деловом костюме-«тройке», лет шестидесяти на вид, ступил на крышу прямо напротив ожидающего Франкенштейна. Седеющие волосы трепал сильный ветер, а густые брови вместе с мало похожим на человеческий оскалом придавали лицу злодейское выражение.
— Давненько не виделись. Именно здесь мы встретились впервые. Надеюсь, ты не против моего выбора?
Голос у Кромбеля был глубокий, но слегка надтреснутый… нет, скорее, потрескивающий, как угольки в костре. Ученый идеально контролировал себя, по нему невозможно было ничего понять, что раздражало, если судить по нахмуренному лбу, Франкенштейна, чьи светлые волосы развевались флагом.
— Не думал, что ты окажешься такой значительной персоной.
— О, право слово, ты мне льстишь!
Шестая залегла на крыше соседнего здания, Юрий контролировал еще одно. По их расчетам, именно этими домами с большей вероятностью воспользуется свита Кромбеля. В расчетах принимала участие также интуиция, поэтому за результат Шестая голову готова была положить. Все начнется, когда они с другом обнаружат асассинов — Кромбель не доверял подручным, не связанным с ним поводком. Именно поэтому Юрий, несмотря на исполнительность, пребывал в основном на «выездных» миссиях. С остальными доктор имел ментальную связь, их смерть он обязательно почувствует.
Это станет сигналом.
Расплывчатые тени мелькнули невдалеке, одна из них приземлилась на парапет прямо над головой незаметной в темной форме Шестой. Не успел асассин обернуться, как уже упал с простреленным черепом. Солнечная нить напряглась и передала отголоски азарта — Юрий тоже начал действовать. Только он, в отличие от своей госпожи, работал исключительно руками, не желая привлекать еще больше внимания. Что может быть незаметнее, чем подкрасться сзади и свернуть шею? А на скорость Юрий никогда не жаловался.
Шестая впервые с удовольствием работала в команде с пламенным, это просто… восхитительно, что Юрий вернулся.
Кромбель дернулся как от удара, зло оскалился, все напускное благодушие слетело подобно пожухлой листве, гонимой ветром — почувствовал первую оборванную нить.
— Я думал, у нас здесь честная встреча.
— Действительно, — от любезности в голосе Франкенштейна по спине прошла дрожь ужаса. — Лучший способ избавиться от досадных помех, мешающих жить — это устранить их источник. Не ты один так считаешь. Ответь на мой призыв, Темное копье!
Небеса развернулись, темные глубины пробила молния, скользнувшая в руку Франкенштейна. Тот дико рассмеялся, заставив ненадолго отвлечься очередного противника Шестой, чем та немедленно воспользовалась.
— Среди нас хрупкая, ранимая девушка, — раздался в наушнике насмешливый голос Юрия. Друг ни капельки не запыхался, получая удовольствие от боя, превосходя своих противников, — вежливый, интеллигентный юноша и монстр с Копьем. А скажут, скажут, друзья, что нас было трое!
Шестая прыснула и увернулась от выпада мужчины в белом халате. Кромбель привел с собой ни много, ни мало целую армию подручных. Если асассины достались почти полностью Юрию, то к Шестой устремились странные типы в подозрительных масках, полностью скрывавших лицо. Противники уже поняли — чтобы добраться до охраняемого объекта, придется разобраться с двумя помехами.
Кромбель тем временем пытался противостоять «монстру с Копьем». На острове не только модификанты и Благородные приобрели полезные умения, но и сам директор обновил свои навыки ближнего боя. И теперь ни силовые удары, ни странное кроваво-красное оружие не помогало доктору избежать ярости, практически ненависти разозленного Франкенштейна. Тому было, за что мстить: за беспокойство о Мастере, за то, что того подвергали опасности, за опыты над ставшими товарищами модификантами. Да и просто… его боевой азарт горел звездой, пылал, полыхал огнем.
Вновь и вновь сталкивались две силы, высекая искры, заставляя воздух гудеть от переизбытка энергии. Кромбель все же не сдавался, хотя определенно не мог удерживать позиции, а Франкенштейн все больше сходил с ума.
Шестая ловко не подпускала к месту боя маленькую армию Кромбеля, как вдруг… Все изменилось в один-единственный миг, время остановилось, мир вокруг замер, пришло странное понимание…
У нее есть два выстрела, только два выстрела, прежде, чем случится неизбежное, и либо доктор Кромбель получит союзника, с которым может не совладать Франкенштейн, либо… Шестая плохо видела, у нее жутко заболела голова, но… что-то связанное с нею. Она должна допустить к себе… подпустить… Пожертвовать собой? Нет, о смерти речь не идет, по крайней мере, о быстрой.
Девушка мельком взглянула на темную ауру, которая почти полностью скрыла директора, на пламя Солнца, что все-таки не сумел сдержать Юрий.
Они должны убрать Кромбеля с шахматного поля, во что бы то ни стало убрать его. Нельзя допустить появления союзника. Если она выберет правильно, то никто не придет на помощь доктору.
Есть только два выстрела, и она должна использовать их с толком.
Люди в масках приближались, их осталось всего шестеро — как смешно и символично. Девушка подпустила их ближе, вскинула оружие, а, когда противник сгрудились, почти прикасаясь плечами друг к дружке, выстрелила. Взрыв прогремел над городом, вспыхнул маленьким солнцем, унося с собой жизни модифицированных. Сильных, способных, но… каких-то бездушных, лишенных личности. Что бы с ними ни сделали, прививая абсолютную преданность, это стерло любой намек на человеческую индивидуальность.
Выстрел из другого пистолета последовал в ту же секунду, руки задрожали от напряжения — еще ни разу девушка не стреляла одновременно разными способностями, но Приговор не просто справился, он как будто обрадовался, теплая отдача приласкала руку.
Пуля с самонаведением пробила легкое Кромбеля. После изменения оружия девушка уже не могла подобным самонаведением попасть туда, куда хотела — пули просто преследовали объект в общем. Но доктор весьма удачно — для Шестой, разумеется, — повернулся, и снаряд пошел по прямой, не размениваясь на повороты. Самый короткий путь — самый верный. Пусть Франкенштейн злится на нее, пусть обижается, главное — покончить с еще одним Старейшиной.
Но в чем заключалась опасность, которую она… почти видела? Именно так начинал развиваться дар предвидения мамы? Шестая бросила короткий взгляд на другую крышу. Юрий сражался с двумя модифицированными одновременно, ему приходилось туговато, но он справлялся.
Так откуда же опасность? Почему она грозила именно ей, Шестой? И почему была такой… предназначенной? Определенной?
Перед глазами мелькнуло бледное лицо в обрамлении темных кудрей, сверкающие алым глаза выдавали в незнакомке Благородную, однако Шестая не могла даже пошевелиться, не то, что закричать, взгляд прикипел к странному артефакту в виде китайской деревянной головоломки, что сжимала изящная рука с длинными черными ногтями. Волна неопределенной энергии на долю секунды полностью подчинила сознание, и этого хватило, чтобы шею болезненно укололо. Последнее, что видела Шестая перед тем, как провалиться в темноту, это алые губы, изогнутые в ядовитой усмешке.
— Надо же… По-видимому, я не зря решила проследить за нашим уважаемым Тринадцатым старейшиной.
Оставалось надеяться, что Франкенштейн успеет добить Кромбеля.
