Добрым словом и пистолетом

Когда смех затих, стали отчетливо слышны звуки отдаленной битвы. — Ох… — Восьмая провела ладонью по лицу, откинула назад упругие локоны. — Принцесса, напиши мамочке, что у нас все в порядке. — Ага, уже сделала рассылку всем нашим, — Шестая бодро отстучала сообщение, адресовав его всем членам Семьи. Даже если не прочтут сразу, добрая весть будет ждать их. — О… — Что там? — Восьмая подняла голову, соизволив оторваться от приведения костюма в приличный вид. Короткий взгляд, брошенный в сторону грохота боя, и молодая женщина отказалась от идеи переодеться незамедлительно, чтобы не портить еще один комплект одежды. Вместо этого она оторвала измочаленные рукава окончательно и сожгла, красивым жестом выбросив обрывки на землю. За ее движением проследило сразу множество глаз, как, впрочем, за всем, что делала эта бестия. Мэй-тян, судя по всему, разрывалась. Ей одновременно хотелось узнать, какая новая напасть потрясла Семью, и совершенно не хотелось покидать держащего драгоценную онее-саму на руках Раджека Кертье. Ответ от мамочки пришел незамедлительно, однако вместо привычных слов там находилась фотография, один вид которой потряс девушку до глубины души. Шестая ощутила, как непроизвольно распахиваются шире глаза, и приоткрывается рот. Картинка являлась искусной, с умело выдержанный балансом смесью традиционного для их Семьи и необычного. Недовольная Эмо — а когда бывало иначе? — сидела за лабораторным столом и пялилась в планшет, пытаясь одновременно прочитать бегущие по экрану формулы и подхватить двумя пальцами тоненькую, миниатюрную колбочку с неким оранжевым реагентом. Отличием от обыденной, научно-подвальной реальности служила чешуя, затянувшая все видимые участки тела Восемнадцатой. Огромные когти мешали ей работать с пробирками, на планшете виднелись две глубокие царапины, и если бы не модернизированная, более прочная структура, аппаратуре совершенно точно пришел бы конец. Белоснежный лабораторный халат — который Эмо не надела бы под страхом смерти — подчеркивал насыщенно-яркий, глубоко-космический цвет чешуи, усиливая контраст. Контуры снимка размазывались, словно у того, кто его делал, тряслись руки. Алкогольная причина исключалась, значит, оставалась одна — смех. Третья старалась не смеяться, фотографируя новое семейное достояние. — Ого! — Восьмая вскинула брови, когда увидела переданный ей младшенькой снимок. Мэй застыла с приоткрытым ртом, пораженная, как Шестая пару минут назад. — Мама пишет, что в наше отсутствие у Восемнадцатой произошло превращение, химеризация завершилась, — девушка листала ленту льющихся рекой сообщений от матери. Количество смайликов в них просто зашкаливало. — Вылезшего на поверхность ящера она выпила не задумываясь, однако при этом застряла в трансформе. Интеллект без изменений, память и сознание — тоже, но вот физические показатели… По расчетам Восемнадцатой, это обязательно пройдет, уже проходит, просто очень и очень медленно. Однако до этого придется походить… так. В общем, мама пишет, что Эмо покидать подвал не собирается, еду ей оставляют под дверью, а снимок она разрешила сделать, чтобы мы не волновались, после чего нашипела и выгнала взашей. — Как мило. — Но ведь есть и недостатки? — Мэй-тян подняла глаза от телефона, где все время объяснений рассматривала фотографию нового облика своей сестры. — Говорю же — нашипела. У Эмо полностью видоизменились голосовые связки, из-за когтей писать и проводить тонкие манипуляции неудобно. Мама пишет, что имеется еще хвост и гребень. — Хочу! — тут же подпрыгнула кошка. — Хочу их видеть! — И обратная трансформация очень медленная и мучительная, — с нажимом произнесла Шестая, желая урезонить сестру. Но кому она пыталась привить зачатки совести — Восьмой? Заранее обеспеченный проигрыш. — Как будто Эмо с болью не справится! — отмахнулась Восьмая, поморщившись. — В этом отношении мы все молодцы. А вот хвост… хвост это замечательно. Просто восхитительно… Особенно у нашей зануды. — Ах, да! — Шестая решила игнорировать кошку. Целее нервы будут. Если та пожелает себе фотографию чешуйчатого хвоста ученой, ее не остановят все силы мира. — При превращении Восемнадцатая случайно выпила силы мамы и папы. В данный момент они малость недееспособны в плане исцеления и прорицания. — Десятый-то там что забыл? — У него спроси. — Спросить-то можно, — вздохнула кошка. — Но получишь ли ответ? — Действительно. Итак, какие у нас планы? — Переправить Двенадцатую домой порталом не получится, по крайней мере, пока это чудовище не очнется. На руках понести тоже не вариант — сейчас все камеры и спутниковые системы Союза устремлены в нашу сторону. Одну я ее, даже под присмотром кого-либо из наших, не оставлю, не после того количества нервов, которое убила за последнюю неделю. И сама с ней оставаться в стороне от событий не хочу! — последнее заявление отдавало эгоизмом, было произнесено с потрясающей кошачьей капризностью, однако Шестая понимала, как тяжело было Восьмой последнюю неделю практически бездействовать. Вынюхивать, выслеживать — и таиться, кусать губы, не торопиться, хотя разум прокручивал раз за разом картины неблагоприятного исхода. Сдерживаться. Все хорошо, даже очень, ведь сразу две сестры прошли химеризацию. Пусть Восемнадцатой больно, пусть временами она ненавидит собственный дар, из-за которого никогда не сможет утолить тактильный голод, этот дар спас ей жизнь и разум. Сестра обязательно придет в норму, их ведьма проснется, и все вновь будет замечательно. Где-то там, чуть в стороне, левее, вспыхнула искра нового боя, только-только разгорающаяся, еще робкая, неуверенная — противники пробовали силы друг друга, возможно, скалились, но Шестая ощущала знакомую волну, идущую оттуда — кислила кончик языка темпераментность, обернутая в шкуру спокойствия и сарказма, выраженного весьма ядовитым языком и трудным характером. Все это там, нужно лишь присмотреться, принюхаться, понять. Рейзел чувствовал больше, и он учил. Терпеливо, не сходя с места, перебирая тонкие пальцы своего Шамана. Восьмая посмотрела в ту же сторону, дьявольски серьезная и собранная, больше не было улыбок, саркастических замечаний. Сейчас ее желание, ее нужда, потребность в действии шла вразрез с возможной безопасностью не одной сестры, поэтому требовалось учесть множество факторов. Выбор, кого спасать первым, не стоял. Музака способен защитить себя, он природный оборотень с дьявольской регенерацией. В любом случае продержится до появления подкрепления. Чего не скажешь про Двадцать первого, к недостаткам боевой формы которого добавились последствия экспериментов, проведенных Игнес Кравей. В том, что эксперименты были, Шестая не сомневалась. — Как понесем онее-сама? У Юрия должны быть свободны руки, еще один боец не повредит, — Мэй-тян смотрела в ту же сторону и вибрировала. Неслышно, беззвучно вибрировала от накопленной внутри нерастраченной силы, что требовалось незамедлительно пустить в дело. Защита или нападение — для ведьмы нет разницы, не теперь, когда пропали ограничения и весьма неудобные противники. Рука вновь привычным жестом тянулась к фляжке, гладила плотно притертую крышку, рисунок на стенках. — Можно привязать ее к Восьмой, — логичный, реальный выход из положения. Они не раз проделывали подобное, когда нужно было выбраться из передряги и при этом унести бессознательный груз. Сестра поучаствует-посмотрит на сражение, отдаст энергию второй форме. И Мэй сможет быть рядом, оберегать обеих. — М-м-м, — промурлыкала кошка. — Ведьма верхом на пантере… А если снять плащик… Только представь: обнаженная блондинка и дикий хищник. Картина «Двенадцатая: Царица Джунглей». Шестая хмыкнула, даже Мэй-тян хихикнула. Шутки шутками, но Восьмая, если понадобится, и посадит, и привяжет, и понесет так, что пассажир не ощутит ни малейшего дискомфорта. И даже сражаться сможет при крайней необходимости. А еще Шаман ощущала, что им нельзя делиться, ни в коем случае. Только вместе, только до конца. Или это в ней говорит страх, распустивший щупальца за последнюю неделю? — Прошу прощения, — голос Раджека Кертье раздался неожиданно, девушки перевели взгляд на прислушивающихся к их разговору Благородных. Те даже не маскировали собственного любопытства, а старший из братьев смотрел весьма решительно. Впрочем, младший уступал ему в этом не намного. Сейчас они были как никогда похожи. — Если позволите, хочу предложить вам свою помощь. Я смогу нести госпожу Двенадцатую и обеспечить ей безопасность, чтобы ее восстановлению ничто не мешало. То, как он невольно сжал руки на темном свертке… Шестая отвела взгляд, предпочла смотреть в рубиновые глаза, в то время, как Восьмая излишней скромностью не страдала. И в вопросах безопасности Семьи была тем еще параноиком. Правда, об этом старались не распространяться, чтобы не нарваться на… не-гриффиндорские карточные желания. — Не думаю, что это логично. Мы собираемся спасать одного человека, которому теперь предстоит много, очень много усиленных тренировок. Наверное, нам в разные стороны. — Нет, — Лорд расправила плечи, слегка выдвинувшись вперед. — Кадис Этрама ди Рейзел сообщил нам о своих планах, и я хочу составить ему компанию, так как разыскиваю свою подданную — Розарию Элеанор. — О? Вот как… Но все равно, практически лишать рук стоящего бойца — это не самый лучший метод. — Хэй! — вспылил Гокудера. — Не знаю, кто вы, леди, что так командуете, но мы вполне способны постоять за себя! И не нуждаемся в вашей опеке! Гнев Урагана потух, как спичка, залитая потоком воды, под насмешливо-прохладным взглядом Восьмой. Гокудера сглотнул, когда понял, что вызвал чужое неудовольствие. Неудовольствие бывшей донны Вонголы. Разумеется, он не мог знать о должности стоящей напротив женщины, но мафия въелась в ее кровь и плоть, оставила свой незримый отпечаток не только в виде деловых костюмов и шляп. Внутренняя сила, непоколебимая уверенность, подкрепленная немалой властью, положением, которое не сильно изменилось. Да, Восьмая лишилась титула и права приказывать, влиять как-либо на Вонголу, но, признаться честно, в родном мире мало кто мог отказать бывшей донне, если она чего-то хотела. А интриговать кошка могла с закрытыми глазами. — Эм… прошу прощения, — подал голос сводный брат, по-детски нелепо пытаясь оставаться вежливым и одновременно передать всю решительность и согласие со своим Ураганом. Сбоку раздалось знакомое фырканье — Юрий не смог удержаться. — Гокудера-кун был немного резок, но… — Пока я вижу перед собой парочку воинов, — прервала его кошка, кивнув в сторону Франкенштейна и Юрия, без слов говоря, кого именно она считает подлинными бойцами. Даже Рейзел при все его силе не относился к их числу по скромной классификации Восьмой. У него напрочь отсутствовало желание сражаться как таковое, выпустить силу могла заставить лишь суровая необходимость. — Благородных, детей и, — короткий взгляд в сторону второго боя, — модифицированных детей. Лорд привела с собой минимальную свиту, так как часть ее подданных все равно отправилась в страну оборотней, просто другим путем и по другим причинам. Кто-то должен был остаться, чтобы защитить Лукидонию от возможного нападения со стороны Союза. Этими «кем-то» стали Геджутель, Мергас с партнерами и Традио. Однако сейчас, слившись с командой Рейзела, свите больше подходило название маленькой, но весьма разрушительной армии. Хотя да, кошка с ее острым, злым языком как всегда права: пламенные в данной цепочке являлись слабейшим звеном. Недостаток опыта реальных сражений, недостаток жестокости, умения принимать важные решения, чтобы сердце не болело о каждом побежденном противнике… Сказывалось длительное пребывание в золоченной клетке Лукидонии. — Вам не стоит об этом переживать, — вмешался Раджек, пока Гокудера пытался восстановить дыхание и согнать мертвенную бледность. — Мы с Раэлем сумеем уберечь ваших сестер, пока вы сражаетесь. И они будут сражаться тоже, если это понадобится. Тон старшего Кертье не оставлял сомнений. Восьмая прикрыла глаза, смиряясь. — Хорошо. Они сорвались с места внезапно, как по команде, прозвучав единым выстрелом, и вскоре уже были на месте. Шестая убедилась в правоте собственных выводов: состояние здоровья Двадцать первого оставляло желать лучшего. Модифицированного остервенело вбивала в землю женщина с зеленой гривой, стекающий из высоко поднятого хвоста — как хохолок у райской птицы. Однако стиснутые кулаки, месившие чужое тело, как пекарь — тесто, оскаленные, удлинившиеся клыки, с которых брызгали капельки слюны развеивали иллюзию безобидности. Женщина пахла яростью, звучала как ярость, озлобленность и желание отомстить пронизывали ее фигуру. На ее действия смотрел издалека мужчина, покрытый шерстью цвета павлиньих перьев. Голову ему обматывала повязка с золотыми брошами. До этого Шестой не доводилось видеть столь красочных оборотней, основная часть населения, за которым они невольно подглядели за прошедшую неделю, отличались более… стандартным окрасом, свойственным волкам. Остроносая туфелька, врезавшаяся в открытый живот женщины, отбросила ту назад. Восьмая, противореча собственной «заботе», легко перешагнула подопечного. — Ты кто, черт возьми, такая?! — озлобленно зарычала женщина, переместившись поближе к сородичу. Истерзанная Лунарк устало прислонилась к обломку скалы, прикрыв глаза от невыносимой боли — рука была сломана почти пополам, но сейчас медленно регенерировала. Медленно — по меркам оборотней, разумеется. Со своего места Шестая могла видеть, как срастаются сосуды, плоть и кости, как кровь вновь наполняет тело, не позволяя пропасть ни единой капельке драгоценной жидкости. «Модифицированные дети» тоже выглядели не самым лучшим образом, их пафосность, наверняка поразившая в первое мгновение прибытия, порядком поистрепалась, запыхалась и утомилась. Но это не мешало пламени гореть в глубине зрачков ровно и сильно. Членов Ордена пронизывала готовность защитить своего друга. Шестая машинально отметила изысканность и элегантность правильно подобранных костюмов. Интересно, сколько средств, времени и нервов убил Тао, прежде чем угодил Регису? — Я задала тебе вопрос! — прорычала женщина. — Кто! Ты! Такая! — Репетитор-киллер, — мягко представилась Восьмая, — и, к моему глубокому сожалению, наставница этого недоучки. — Госпожа Восьмая! — не выдержала душа Тао такого бессовестного поклепа на напарника. — Двадцать первый отлично справился, он победил одного из оборотней и провел совершенно невообразимую атаку! Видели бы вы его!.. — А после свалился без сил, подставляя себя и товарищей под удар? — вскинула бровь кошка, слегка обернувшись. Хакер поник, а Двадцать первый, поддерживаемый Такео, прикрыл глаза, губы его болезненно искривились. — Помните, чему я вас учила? Рассчитывать свои силы. Нельзя потратить все и сдохнуть на поле боя. Но ничего, не переживайте, когда вернемся, я вами займусь, — сладко пообещала она, пустив своей обворожительной улыбкой мороз по коже присутствующих. — Хочу обратно в Союз, — пробормотал Такео. — На эксперименты. — Вы нарушили наши границы! Вторглись в страну! — заговорил мужчина в повязке глубоким, сочным баритоном. — И при этом мешаете нам разобраться с предателями и нарушителями! Благородные, модифицированные и… и… — он явно не знал, к какому виду отнести членов Семейки. — И люди! Что вы здесь забыли?! — Лорд Благородных пришла выразить вашему правительству свои претензии по поводу проникновения на территорию Лукидонии нескольких модифицированных оборотней из числа воинов, утверждавших, что у них имеется приказ вожака, а также покушения на нескольких глав кланов и уничтожения исторических и культурных ценностей. Глаза у оборотней становились все более круглыми, пока Восьмая чесала языком, ни разу не запнувшись, не задумавшись. К культурным ценностям она, скорей всего, отнесла библиотеку, которую залили кровью Геджутель и Арчери, когда их поймал Лагус. Хотя кто ее знает, эту хвостатую заразу. Благородные радовали глаз аристократической невозмутимостью, но вот их пламенные партнеры… У Гокудеры выпала изо рта сигарета, а у Тсунаеши отвисла челюсть, хотя парень старался сдерживаться. — Какова цель вашего визита? — Мы пришли сюда за своим товарищем, похищенным недавно в Южной Корее, а также высказать свое недовольство и потребовать выдачи Игнес Кравей, которая замешана в проведении экспериментов над членами моей семьи. — Но вы привели с собой предателя Музаку! — высказал следующую причину недовольства оборотень. Как будто с Восьмой можно состязаться в словесных баталиях. — И что? Разве вы не искали его самостоятельно? Нам нет дела, как вы разберетесь с «предателем», а в остальном… разве мы не оказали вам услугу? Так что будет лучше, если вы отпустите нашего товарища и проводите к своему Лорду. — Он убил Мираи! — выкрикнула женщина, буквально клокоча от ярости. Трансформация не спешила покидать тело, шерсть топорщилась в разные стороны. — Кто? — удивилась Восьмая. — Лорд?! — Нет! Ваш товарищ. — Это была самозащита. Видите ли, не всем нравится, когда его утаскивают в лабораторию, а после собираются расчленить. Мужчина заколебался, было видно, что ему хочется решить вопрос мирно и предоставить вожаку самому разбираться с увеличивающейся на глазах проблемой, однако рядом пылала жаждой мщения коллега, и он не мог просто так отринуть убийство Мираи. Кстати, кто она такая? Если судить по неадекватной реакции зеленой, погибшая приходилась ей сестрой или дочерью. Или какой другой родственницей, чрезвычайно близкой, раз смерть нанесла такие травмы. В конце концов, женщина не выдержала. — Да что ты ее слушаешь, Зураки! Стереть с лица земли — и дело с концом! Зарычав, она бросилась на Восьмую, которая легко ушла от прикосновения, а красивым движением ноги отбросила противницу обратно к все еще сомневающемуся мужчине. Впрочем, та не собиралась так просто сдаваться, помчалась вперед вновь, выпустив когти. И была снова откинута… на этот раз со сломанными руками и ногами. Которые почему-то не спешили восстанавливаться. Шестая с восторгом увидела, как переломы зафиксировали кусочки темно-синего льда. Даже у регенерации оборотней существуют пределы. Повинуясь их силе духа, кости складываются правильно, сосуды срастаются мгновенно, а кровь не течет из разрывов. Но даже она не способна залечить травмы, если в них находится препятствие. Весьма сильное препятствие, фиксирующее и не дающее прорасти насквозь. — У вас, оборотней, единственный, но весьма существенный недостаток, — хмыкнула Восьмая, демонстративно отряхивая ладони. — Регенерация. Вы настолько уверены в ней, что совершенно не думаете об увертках, гибкости, обманках. Идете напролом подобно танкам. У меня нет вашей регенерации… И в этом мое преимущество. Так вы проводите нас к Лорду? — невинным тоном закончила она. У модификантов синхронно задергался левый глаз. Зураки сглотнул, затем подхватил женщину на руки, коротким взглядом заткнув дикие крики и требования убить «дрянь». Дрянь слушала эпитеты с легкой улыбкой, как будто в них воспевалась ее непревзойденные красота и ум, а не самые мерзкие и гадкие стороны человеческой сути. На слова бывшая противница Восьмой не скупилась. Хотя даже Шестая признавала, что лексикон у нее бедноват. Особенно по сравнению с Занзасом в моменты, когда Восьмая отнимала у него последнюю бутылку виски. Сказывалась изоляция архипелага, наверное. — Прошу следовать за мной, — коротко поклонился оборотень и первым устремился к грохоту второй битвы. — Восхищен, моя леди, — Юрий поймал кошачью лапку, нежно обцеловал пальчики и ладошку. Рысьи глаза сверкнули, встречаясь с золотом. — Тогда, раз я доставила тебе незабываемое удовольствие этим зрелищем, — от количества полутонов и не самых приличных намеков у Региса и Раэля синхронно заполыхали уши, и даже невозмутимая Сейра, покраснев, отвела взгляд, — ты просто обязан пригласить меня куда-нибудь поужинать. — С удовольствием… — Блохастик, курортные романы потом, миссия еще не окончена! — пропела Шестая, чувствуя себя отомщенной. Оборотни успели удрать на приличное расстояние, но, к счастью, остались в пределах досягаемости сенсорики, да и вторая битва проходила сравнительно недалеко. Если учитывать возможности Благородных, конечно. Поэтому уже вскоре Зураки, аккуратно сгрузив поломанную напарницу, упал на колено перед мужчиной в плаще с меховыми отворотами. Редко такое случается, когда человек не нравится сразу. Не помогает ни первое впечатление, ни второе, ни третье. Просто не нравится и все — категорично, возмутительно спокойно, даже слегка равнодушно. Интуиция брезгливо передергивалась, вливала пламя в пистолеты Приговора — так, на всякий случай. Шестая отметила, что остальным он тоже не слишком нравится. Несмотря на внушительное телосложение, массивное, скуластое лицо с опущенными вниз пренебрежительно уголками толстогубого рта, чувствовалась в нем некая гнильца, поселившаяся в холодном взгляде по-звериному блекло-желтоватых глаз, один из которых был прикрыт длинной, сужающейся на конце копьем, челкой. — Мой Лорд, к вам правительница Благородных с дипломатическим… — Я бы не сказала, что он дипломатический. Лопатки Зураки выразительно дернулись от ехидного кошачьего голоса. Шестая окончательно успокоилась — когда Восьмая контролировала переговоры, бояться было нечего. Разве что внеплановых истерик, пальбы, битвы, но они и так не на курорт приехали отдыхать. А было бы замечательно посмотреть на страну оборотней без спешки, неторопливо, захаживая в поселения, переговариваясь с местными жителями или просто познавать красоты местного края. В голове, из отделенной узами половины Рейзела, проскользнуло видение высокой скалы и солнца, утопающего в море, окрашивающего волны багровыми лучами. Ох, хотела бы она посмотреть! Уверения Рейзела звучали как обещания. — С миротворческим… — Не-а. — С просьбой… — Скорее, требованием. Зураки дернулся в последний раз и развернулся, не выходя из коленопреклоненной позиции, глаза его дьявольски пылали желанием разорвать на части клыками и когтями одну нахальную бывшую донну. — Да что ты от меня хочешь, женщина?! — От тебя? — Восьмая вскинула точеную бровь с четко выверенной насмешкой. Мол, как вообще какой-то оборотень мог поставить свое имя и ее в одном предложении? Зураки немного спал с лица. — Ничего. Ты не в моем вкусе, голубенький. Вперед тут же вылез Регис, обладавший обширными энциклопедическими знаниями. К сожалению, по большей части теоретическими. — Вообще-то оборотней, как и волков, часто называют серыми вне зависимости от окраса. — Ну, и что, что серый? Главное, что голубой! — Женщина, я первым убью тебя! — мрачно пообещал Зураки. — Занимай очередь, — Восьмая достала телефон, открыла какой-то документ и перевернула к оборотню, показывая бегущие строчки. Длиной сия рукопись была чуть ли не с Вавилонскую башню в бумажном варианте. — Твой номер будет три тысячи восьмым, и это только со скидкой за проявленную честность в отношении своих предпочтений. — Да как вы смеете вести себя так перед Лордом! — вспылила зеленая женщина, прервав зарождающуюся истерию Зураки. — Как вы смеете… — Оставь, Урнэ, — повелительно взмахнул рукой мужчина в плаще. — Претензии наших… гостей беспочвенны, а ущерб, нанесенный странам, несоразмерен. В Лукидонию вторглась всего пара оборотней, а Благородные разрушили половину нашего главного острова, причем Лорд привела с собой еще и глав кланов… Это мне пора предъявлять претензии. — Вторгнувшиеся являлись воинами, вдобавок модифицированными, — Шестая подхватила эстафету сестры, удостоившись довольного взгляда. В их марш-броске по стране оборотней Восьмая делала упор на сведения о нападениях химеры, в то время как Шестая занималась общим сбором, не пропуская ничего. Из подслушанных бесед она узнала много интересного. — По законам оборотней, Лорд несет ответственность за всех, а воины так вообще исполняют его волю. Мужчину перекосило, сила взвивалась — гнилая, топкая, как болото, и тут же улеглась обратно, но было поздно — особо чувствительные уже морщились. — Предлагаю обсудить это позже, когда Гарда разберется с предателем Музакой. — Гарда? — Гарда-ним?! — эхом откликнулась Лунарк, круглыми глазами рассматривая сражавшуюся неподалеку воительницу. — Но она же погибла! — Гарда являлась самой верной сподвижницей Музаки, — Лорд тоже не сводил глаз с разыгрывающейся над головой битвы. Две пепельные молнии мелькали в воздухе. Воительница теснила Музаку, а тот, боясь навредить, даже не думал сопротивляться в полную силу. — Пришлось потрудиться, чтобы поймать ее. Зато каким замечательным подопытным она стала! Слышишь, Музака? Гарда дорого заплатила за свою преданность тебе. Восемьсот лет экспериментов и промывка мозгов сделали ее неуправляемой. Единственное, чего она жаждет — это убить тебя. — Мадук, как ты мог?! — в крике-вое слышалось обреченное отчаяние. Музаке было нелегко уворачиваться от противника, жаждущего его смерти, не нанося ответного вреда. Гарда двигалась к своей цели с прямолинейностью и напором танка, лицо в обрамлении густых белых волос перекосило ненавистью, а глаза постепенно теряли осмысленное выражение. — Раньше она была рыжей… — раздалось тихое, потрясенное замечание Франкенштейна. Ученый рассматривал воительницу с недоверием, замешательством и горьким пониманием. — Как я мог? В этом только твоя вина, Музака. Не уйди ты, и Гарда осталась бы прежней. Выбери ты нас, а не людишек, нам бы и в голову не пришло тебя сместить. Но ты не просто предпочел их клану, ты умудрился завести ребенка. Полукровку, не обладающую достоинствами нашей расы. — Не. Смей. Трогать. Эшлин! — взрыв силы отбросил Гарду назад, заставил женщину упасть на колени, сжаться в комочек и заскулить, прикрывая ладонями уши. На Музаку было страшно смотреть — он выглядел не просто разъяренным — балансирующим на тонкой грани, чуть не срываясь вниз, в чудовищное безумие. — Где его таблетки? — толкнула локтем в бок Восьмая. — У меня, — откликнулась тихо Мэй-тян. — Забрала на всякий случай, все равно вместе путешествовали, а отдать забыла. — О, да, — продолжал тем временем Мадук. По какой-то причине он совершенно не нервничал перед лицом взбешенного Музаки, продолжая того злить. — Эшлин. И Эйрин, ее милая мать. Она была просто счастлива помочь нам и соблазнить тебя. Жаль, быстро погибла. Дуреха умудрилась влюбиться на самом деле. От присутствующих оборотней в разные стороны разливалось потрясение, болезненно-напряженное внимание и смешанное со страхом узнать большее любопытство. — Она даже пыталась сбежать с ребенком. Надо ли говорить, что вскоре твоя дочь лишилась матери? Ну, а дальше — дело техники. Заручиться поддержкой предателей-Благородных, организовать пару войн так, чтобы Эшлин непременно оказалась в центре конфликта. И стравить тебя с Ноблесс, когда ты попытаешься уничтожить людей, убивших твою дочь. — Нет… — раздался потрясенный шепот. К компании присоединился Кентас с оборотнем, за которым приглядывал. — Так Музака-ним не предавал нас… — Мы думали, что он предатель, а на самом деле… по нашей вине Музака-ним… лишился всего… — Лунарк яростно кусала недавно залеченные губы, не обращая внимания на выступавшую кровь, желая лишь одного — страданием телесным заглушить боль душевную. В один миг все, во что верил клан, осыпалось к ногам цветной пылью. Музака вызывал дрожь одним своим видом: оборотня колотило от полученной информации, зрачки то сужались, то расширялись, но Шестую больше волновало состояние партнера. Рейзел погрузился в невыносимую осеннюю печаль, приправленную виной и болью. В органной мелодии уз слышался утекающий детский смех, да мелькал кончик тонкой рыжей косички. Потери лучшего и единственного друга Благородный переживал как свои собственные. — Но, Лорд, как же так? Мы же верили вам! — потрясенно прошептал Зураки. — А что в этом такого? — мех колыхнулся, когда Мадук пожал плечами. — Музака был отвратительным правителем, с ним наша раса никогда бы не заняла положенного ей места в мире. Он даже смену себе начал готовить точно такую же. Верно, Дорант? — оборотень рядом с Кентасом дернулся как от удара. — С каким удовольствием я наблюдал как вы, верившие в Музаку, ловившие каждое его слово, отрекались от него, словно он был проклятым. — Вот же сволочь! — мрачно прокомментировал Франкенштейн. — Но что-то ты разболтался. Думаешь справиться с нами со всеми? — Свидетели вообще долго не живут. Кто меня остановит? Лорд-молокососка, не освоившая даже половину своих возможностей? Дети, по недоразумению зовущиеся главами кланов? Полудохлый Ноблесс? — Франкенштейн зарычал на оскорбление любимого Мастера. — Или эти малолетние хамки? О, простите, совсем забыл про людишек с их огонечком. Ни один из вас мне не ровня! — Тогда это сделаю я! — Музака приземлился перед бывшим подданным. — Я убью тебя! — Сначала справься с Гардой, — расплылся в мерзкой улыбке Мадук. — И помни: она ненавидит именно тебя, считает причиной всех своих бед. Неужели ты не дашь ее сердцу успокоиться ценой своей смерти? Музака заколебался, во взгляде, брошенном на поднимавшуюся с колен Гарду, читалось сомнение. Безусловно, сейчас он мог сдаться на милость врага просто потому, что это Гарда… Женщина, которую он помнил еще ребенком, которая была ему близка и дорога — он не говорил ей об этом не признавался, о чем сейчас невыразимо сожалел. Куда надо выстрелить оборотню, чтобы гарантированно его нейтрализовать? — Как говорит онее-сама в ответ на очередные претензии Инквизиции: «Ой, все!» Спусти меня, пожалуйста. Раэль послушно поставил младшую из ведьм на землю, выразительно щелкнула крышечка фляги. Казалось, серебро рисунка удовлетворенно заблестело под пальцами Мэй. Сопротивляющуюся, рычащую диким зверем Гарду спеленали по рукам и ногам колючие розовые стебли. Они раздирали нежную кожу, отчего по белым бедрам струилась кровь, но сильного вреда не причиняли, несмотря на все попытки добычи вырваться. Мэй-тян простерла вперед руку, и стебли потащили жертву к хозяйке. Пальцы легонько коснулись открывшегося лба, с лаской, под которой Гарда вдруг почему-то застыла с расширенными, остекленевшими глазами. — В ее седативных крови не обнаружено, — констатировала Мэй, а затем молниеносным движением всадила короткий шприц в точеную шею. Гарда дернулась, но быстро затихла, обмякла бессильно, веки ее опустились, а ресницы задрожали — препарат погрузил ее в сон. Правильно, сейчас лечить ее — сущее безумие. Можно вовсе погубить истерзанный экспериментами организм. Нет, надо сначала отправить на проверку к Восемнадцатой. Как бы Эмо ни шипела, в помощи все равно не откажет. — С ней… с ней все будет в порядке? — с острой надеждой спросил Музака. Если он чему и научился за время своего краткого пребывания в доме Шестой, то это доверять действиям Семейки — просто так те никого не убивают. — Да, она просто спит. Понадобится — вколю еще, заначка у меня внушительная. Зато теперь можно вплотную заняться этим выскочкой. Пока он еще чего-нибудь не натворил, — последнюю фразу Мэй пробормотала, скорее, для себя, но стоящие поблизости ее услышали. — Думаете, одолели Гарду — и победили меня? Заблуждаетесь! Я гораздо сильнее вас! — Сейчас мы это проверим! — прорычал Музака, бросаясь вперед. Мадук был крепко сбитым, массивным, с широченными плечами и бицепсами. На его фоне поджарый, жилистый Музака определенно проигрывал, казалось, его можно переломить двумя пальцами. Однако сила духа потрясала. Как и опыт, который имелся в избытке. Музака обладал силой, полученной не даром, не за счет экспериментов и жертв, выпестованной годами тренировок, смертельных сражений, а потому он знал каждую ее капельку, каждую крошечку, управлял ею, сила подчинялась своему владельцу, преданная и верная, как пес, лижущий руку господина. Музака знал пределы своих возможностей и умел их переступать. Если бы не слабость тела после пребывания в длительном сне… После сравнения Кентаса и Лунарк с другими оборотнями, можно было сделать вывод, что модификация останавливала развитие духовной силы, странных энергетических возможностей оборотней. Да, при этом давала она немало, но блокировала движение вперед, навсегда оставляя измененного пребывать на уровне, на котором тот остановился перед операцией. Кентас и Лунарк двигались вперед, пусть это движение было медленным. Крохотными шажочками, постепенно они становились сильнее. Пусть не сейчас, но однажды они превзойдут модифицированных сородичей. Учитывая продолжительность жизни расы, те будут на тот момент еще живы и застанут возвышение «обыкновенных» товарищей. Только вот поделать ничего не смогут. Интересно, сумела бы Эмо преодолеть этот своеобразный запрет, изменить саму модификацию, чтобы оборотни могли развиваться дальше? Музаку она знатно подлечила, одновременно приводя организм в норму. — Нам следует вмешаться? — тихонько спросила она у Рейзела. — Нет, — тот качнул головой, — это бой Музаки. И это было сказано абсолютно для всех. Восьмая фыркнула, дернулась, независимо, по-кошачьи, развернулась, словно вовсе не собиралась ничего предпринимать, и подошла к Юрию, намереваясь разделить с ним сладость язвительного комментирования. Мэй убрала руку с фляги. Есть вещи, в которые нельзя вмешиваться, когда на кону стоит нечто невещественное, незримое, такое, как честь и благородство. Долг. По-видимому, остальные считали точно так же, потому что переключились на Франкенштейна, пытающегося вытрясти из Мэй подробности ее странного поведения и еще более странных замечаний. На это с неодобрением смотрел Раэль, но препятствовать не пытался, лишь держался поближе. А ведьма бросала короткие взгляды на присутствующих оборотней, меж ровных дуг бровей пролегла морщинка — мозг явно погрузился в анализ чего-то необыкновенного, видимого лишь Мэй. —… кровавые камни. — Ты шутишь! — Если бы. Внутри их тел находятся структуры, похожие на кристалл того старика… Лагуса, кажется? — Лагус Традио, — помог Раэль, пока Франкенштейн недоверчиво качал головой. — Это невозможно! Кровавый камень был единственным и неповторимым артефактом, вместилищем всех отрицательных эмоций и жажды власти. Ключевое слово здесь — единственный. — А я сказала «похожие», а не «такие же», — парировала Мэй. — Структуры несомненно близки к оригиналу, однако видно, что это лишь копии с одной-единственной функцией. — Какой? — Передача сил носителей главному камню. Как паразиты, они сожрут своих владельцев изнутри, отдав силы кому-то другому. Увлекшись разговором и наблюдением за боем Музаки, они позабыли об остром слухе оборотней. — То есть, вы хотите сказать, что в нас сидят какие-то паразиты?! — воскликнул Дорант, и Кентас был вынужден положить широкую лапищу тому на плечо, чтобы удержать от необдуманных поступков. — Ага. — Вы можете их вынуть? — прогудел Кентас, пока Дорант приходил в себя от потрясения. — Я ради обычных функций с трудом до них достучалась! Вы хоть представляете, как это было нелегко? Из-за искусственного происхождения на них тяжело воздействовать. Конечно, можно попробовать, но лучше сделать это потом, в спокойной обстановке, когда времени будет с запасом. — И это тоже ты сделал, Мадук?! — не только зрители обладали отличным слухом. У Музаки словно открылось второе дыхание, он уверенно теснил противника, вырывал целые куски плоти. Битвы оборотней всегда так жестоки? Судя по всему, да. Они полны насилия, крови, но, что самое страшное, сама раса не видит в этом ничего плохого. — Естественно, — хмыкнул мужчина, отпрыгивая в сторону. — Хочешь узнать, зачем? Он поднял целую конечность и показательно щелкнул пальцами. В тот же миг модифицированные оборотни страшно закричали, хватаясь за грудь, из которой выдался вперед уродливый розовато-красный кристаллический нарост. Мадук стал раздаваться в плечах, шерсть, до этого оставлявшая пресс обнаженным, покрыла теперь уже все тело. Лицо вытянулось, превратилось в морду, в оскаленной пасти виднелись белоснежные клыки. Вскоре перед ними на задних лапах стоял громадный темно-коричневый волк. Обычный, в отличие от химеры Двенадцатой, но сила возросла, закручивалась вокруг него и поднималась ввысь спиралью. Чем сильнее становился Лорд, тем хуже чувствовали себя модифицированные оборотни. — Как видишь, Музака, я нашел способ стать сильнее тебя. — За счет своих сородичей?! — Они сами согласились, что это пойдет на благо клана — жертвовать слабыми, дабы выживали сильнейшие. Так что это будет даже правильно, если я, как более сильный, заберу их жизни себе. Смотря на выражения лиц корчащихся на земле оборотней, на которых смешивалось болезненно-острое понимание и вина, Шестая с грустью подумала, что люди в последнюю очередь думают, что разные теории отбора применят именно к ним. И хорошо, если они сумеют вынести свой урок, не озлобиться и не начать уничтожение всего живого в качестве мести за предательство. — Ваша сила принадлежит мне, ваши жизни принадлежат мне… Не зря в вас внедрили кровавые камни при проведении усовершенствования. Теперь мне ничего не стоит победить Благородных и захватить власть во всем мире! — Слишком много пафоса! — Музака изо всех сил врезал по морде волка, но тот лишь пошатнулся, переступая на голенастых, странных лапах — как только держится, стоя почти на цыпочках? — Меня всегда бесило твое самомнение, — слова лились из раскрытой пасти, мимика не менялась, и Шестая задалась вопросом, как именно это существо разговаривает. У него не изменились связки? Или, наоборот, изменились как-то по-особенному, позволяя почти не задействовать гортань и язык? — Ты выглядел так, будто в любой момент можешь получить титул Лорда. Звание сильнейшего — предел мечтаний многих, а ты игрался с ним, как человеческий детеныш — с игрушкой. И даже пытался передать другим, мне в том числе. — Ты прав. Надо было выбирать Гарду. С губ сорвался рык, когда Музака бросился вперед, из откинутых за спину волос вырос призрачный силуэт громадного серебристого волка. От ударов противников дрожала земля, Музака огрызался, рвал когтями. Шестой становилось не по себе всякий раз, когда босые ноги оборотня прочерчивали в земле длинные борозды. Сама она в подобных обстоятельствах давно бы лишилась конечностей. Внезапно шерсть Мадука выцвела до оттенка первого снега, на плечах, разрывая плоть, проклюнулись кроваво-красные наросты со срезанными вершинами, еще один вспорол лоб, прямо по центру, острым пиком устремившись вверх. Сила оборотня вновь претерпела изменения, поднялась на несколько уровней, хотя подобное казалось уже невозможным. Сбоку раздался щелчок. — Ух, ты, единорог! — хлопнула в ладоши Мэй-тян, рассматривая получившееся фото. — Обычная псина говорящая, — пренебрежительно фыркнула Восьмая. Мадук вглядывался в нового себя с любопытством и толикой недовольства. — Странно, я должен был стать куда сильнее… — Ну, — Франкенштейн разве что показательно ножкой не шаркнул. Правда, полный скромности жест немного не вязался с мерзкой ухмылкой, растянувшей губы. Со стороны Рейзела донесся печальный вздох, — мы по дороге слегка уменьшили компанию ваших модифицированных телохранителей. Или больше, чем слегка? — И мы прогулялись с пользой, — поддержала его Мэй-тян, светло улыбнувшись. Увидев такую улыбку, не подумаешь, что говорит ее обладательница об убийствах и разрушениях. — Уничтожили несколько алтарей, а над остальными я подшаманила через появившиеся бреши в системе. — Плевать! — рыкнул волк. — Плевать! Даже без алтарей я все равно сильнее! Я сотру вас в порошок! Кулак Музаки свернул челюсть и прервал монолог. Бывший вожак не мог ждать. Несмотря на все усилия Эмо, ему по-прежнему было далеко до прежней идеальной формы. Поэтому бой нельзя было затягивать. — Мадук, ты всегда… всегда был гнилой изнутри дрянью, — Музака молотил кулаками так, что противник не успевал защититься, хотя крутился белоснежной юлой. — Думаешь, тебе поможет сила, отнятая у клана? Это тебе за Гарду! Это — за наших собратьев! А это — за Эшлин!!! Каждый удар он сопровождал колоссальным количеством выпущенной энергии, усиливая тем самым столкновение. Отрывая конечности, расплескивая кровь с остатками кости, взламывая грудную клетку, пока от Мадука не осталась лишь морда да половина торса. Однако даже это не обеспокоило зверя — он начал исцеляться на глазах. Образовывались новые ткани, кости, суставы, тянулись, скреплялись правильно. И чем целее становился Мадук, тем больше истощались его подданные, уже сейчас напоминая умирающих, высушенных стариков, чьи тела избороздили глубокие морщины, а кожа суха, как кора. По земле потянулся кровавый туман, от него, как от прохладного дыхания смерти, увядало все живое. Шестая ощутила головокружение, когда дымка коснулась ее ботинок. Запел Рагнарек, блеснул золотой молнией, вонзившись в землю перед группой, посланный уверенной рукой. Лорд выступила вперед, и плащ развевался за ее спиной подобно крыльям. Точеные губы сжались в узкую полоску решительности, когда она, без малейших усилий, поставила полупрозрачный красноватый барьер, который дымка преодолеть не сумела. Туман облизывал преграду, скользил по ней изгибистыми языками, но пробраться внутрь не мог. Лорд Благородных определенно стала сильнее со времени последней встречи. Теперь она защищала не только своих, но и модифицированных, и Семейку. — Все это бесполезно, Музака! Твои усилия напрасны. Конечно, ты вынудил меня прибегнуть к крайним мерам… — Мадук встал на задние лапы, в то время, как Музака покачивался от нахлынувшей слабости, и только стальная воля мешала ему упасть. — Не уничтожь вы алтари, под удар попали бы лишь жители. А теперь вся земля этой страны умрет. Все живое погибнет, наполнив меня силой. И снова из-за тебя, Музака. Но рядом с бывшим Лордом оборотней встал плечом к плечу Ноблесс, поддержал, обхватил за плечи, улыбнувшись. — Что… Что ты делаешь? — Музака вытер бегущую по подбородку струйку крови. — Теперь это не только твоя проблема. Мы не можем позволить злу выйти во внешний мир, — Рейзел вытянул вперед руку. Распахнулись багровые крылья, и Мадук схватился за сердце, в котором закручивался центр новой черной дыры. Шестая не знала, что конкретно делает ее партнер, но Мадук перестанет существовать совершенно точно. Лорд оборотней кричал, пока его засасывало в странный черный вихрь, похожий на некое искривление пространства, поэтому воцарившаяся после его исчезновения тишина казалась ненастоящей — не верилось, что все уже закончилось. Дымка растаяла, о ней напоминали только пожухлые растения, к оборотням быстро возвращался их прежний облик. Кровавые камни в их грудных клетках рассыпались, оставив после себя лишь шрамы да углубление. Гораздо страшнее были шрамы внутри, оставленные на душе и сердце предательством, длительным обманом и вынужденным преступлением. — Что теперь нам делать? — Зураки не спешил вставать, он бессмысленно смотрел на свои колени, подрагивающие руки без следов предательства правителя. — Как… как мы посмотрим в глаза членам клана, когда забыли о предназначении воинов? Положили под нож множество товарищей, считая, что это ради всеобщего блага. Урнэ тихо, горько плакала, лежа на земле. Слезы катились по щекам и терялись в густой зеленой гриве. Грудь сотрясалась беззвучно, женщина уже не пыталась подняться, не хотела что-либо говорить. Все слова растаяли на губах, когда Лорд показал свое истинное лицо. Восьмая щелчком пальцев развеяла лед, позволяя травмам Урнэ восстанавливаться. — Соплежуй, — припечатала она Зураки, по-кошачьи фыркнув, краем глаза наблюдая, как Мэй-тян проверяет состояние сестры после высасывающей жизни атаки Мадука. — Что? — оборотень недоуменно хлопнул глазами. — Тряпка и истеричка, — любезно объяснила свою точку зрения Восьмая. — Не понимаю, как воином могло стать столь бесхребетное создание. Сожми свои невеликие яйца, песик, и слушай меня, — она наклонилась, почти прижалась носом к носу Зураки, взгляд того стал почти загипнотизированным, стоило лишь ему столкнуться со злым весельем золота. — Вместо того, чтобы проверять, не пострадал ли кто из твоего клана, ты лелеешь собственные поистине детские комплексы. «Ах, он предал меня», «Ах, я приносил других в жертву». Не удивительно, что Лорд предпочел вытереть о вас ноги, а Музака — всю жизнь бегал от вас, как от огня. Кому угодно надоест подтирать сопли вечным ребятишкам. Пока ты сидишь здесь, где-то там, возможно, умирают женщины и дети — всегда наиболее уязвимая категория. Мы просто физически не могли уничтожить все алтари. Кто знает, как на них сказались действия вашей главной псины. Даже колдовство Мэй не всесильно. Ты хочешь наказания? — змеиный шепот лился в уши. — И поэтому сейчас своим бездействием убиваешь тех, перед кем должен извиниться? Хотя… Как я сразу не догадалась! Какая прелесть… Мне нравится твоя расчетливость, щеночек. Если они все сейчас умрут, тебе нечего будет стыдиться. Ты скажешь, что оплакивал обман Лорда. К злому веселью, презрению к чужой слабости добавился восторг. Восьмая выглядела по-настоящему довольной, чуть ли не восхищенной. Сейчас она была больше не-человеком, чем присутствующие здесь оборотни. Зураки делалось не по себе от данного выражения лица. И больно — от чужих слов, в котором вдруг обнаружилось слишком много правды. Поэтому он поднялся, сжимая внушительные кулаки, стискивая зубы, чтобы не порвать глотку нахалке, посмевшей в нем усомниться. Сейчас он был морально слаб, считал, что в самом деле заслуживает наказания. От любого, кто видел свидетельство его позора, как воина клана. — Ты права, женщина, — сквозь зубы процедил он. — Сейчас мы должны спасти как можно больше наших, а затем понесем заслуженное наказание. — Ага-ага, удачи! И еще одно — девушка. — Ч-что? Улыбка стала сочувственно-ласковой, как будто кошка смотрела на душевнобольного. — Девушка, песик. Ты знаешь, что это означает? Оборотень поперхнулся, а затем вдруг стремительно залился краской. Вместе с ним почему-то покраснели модификанты. И нет, Шестая определенно не хотела знать, в чем там дело. А Восьмая имела в виду совсем не то, о чем подумали испорченные современным телевидением люди. Всего лишь свой истинный возраст. Но, как говорится, каждый думает в меру своей испорченности. И Восьмая обожала играть на этом. — Скажи, что у тебя есть план, — Музака плюхнулся в пыль, пачкая потрепанные штаны, устало потер лицо, отбросив назад пепельную гриву. Раны почти зажили, словно это не он минуту назад балансировал на грани жизни и смерти. — Музака-ним… — Кентас неуверенно переглянулся с Лунарк, а затем облизнул пересохшие от волнения губы. Видеть здоровяка робеющим было странно. С другой стороны, кажется, Музака являлся чуть ли не кумиром их юности. — Это значит, что вы остаетесь с нами? — Да, — Музака решительно сверкнул глазами, но затем вдруг смягчился. — Один очень хороший человек сказал, что я не был готов к ответственности Лорда, поэтому сбегал от нее. Однако это совершенно не отменяет моих лидерских качеств. Конечно, мне понадобится помощь, мир жутко изменился за последние столетия, но… Может… может, во второй раз у меня получится лучше? Теперь я… я хочу взять на себя ответственность. Если… другие… конечно захотят. Наверное, впервые в жизни Музака был столь не уверен в себе, как будто признавался в страшных грехах, а не в готовности вести за собой свой народ. И впервые в жизни в нем настолько не сомневались остальные. Их лица озарились восторгом, благодарностью и затаенной светлой надеждой. — Почтем за честь, Музака-ним, — оборотни, как один, рухнули на колени. Рейзел мягко улыбнулся, сжал плечо друга в поддержке. — У тебя обязательно получится. — Спасибо, — Музака повернулся к Восьмой. — Так каковы будут наши следующие действия, советник? — Только через твой труп, — ласково улыбнулась кошка, лучась смертельной угрозой. — С чего ты вообще взял, что я буду тебе помогать? — Один хороший человек сказал, что у тебя есть бесценный опыт руководства иди… большими группами одаренных людей, а также политической и экономической деятельности. И временами ты по этому жутко скучаешь. — Папочка — трепло! Так, мальчики, — Восьмая развернулась к модифицированным, но те поняли ее без слов. — Поняли. Осознали. Сейчас все сделаем, — вытянулся в струнку Тао. — Как выглядят эти алтари? — Как башня Саурона, — фыркнула Мэй, — только вместо Ока на верхушке красный кристалл. Вам нужно будет их просто уничтожить, мои чары сдержат любую активность. — Все поняли, сделаем. Мэм, есть, мэм! — отсалютовал кошке Тао, и члены Ордена прыснули в разные стороны. Издалека донесся звонкий, заливистый ржач. — Паяц, — прокомментировала Восьмая, посмотрела на оборотней. — Смотрите и учитесь, как надо действовать, спасая чужой народ, пока воины бездействуют. Оборотней перекосило. Список желающих прибить вредину рос на глазах. — Она права, — пробасил Кентас. — Мы не можем позволить, чтобы чужаки спасали наш клан! Прошу прощения, Музака-ним, мы вынуждены оставить вас на некоторое время. — Конечно-конечно, иди, Кентас. Оборотни поклонились и тоже исчезли. — Как отнять конфетку у ребенка, — прокомментировала кошка, успокаиваясь и возвращая лицу нейтральное выражение. Но будь у нее сейчас хвост, он бы нервно подергивался. Десятый не стал бы распространяться о своих детях перед чужаками, каковым считался Музака. Значит, папочка рассчитывал, что они помогут-приглядят? Потому что больше некому, ведь оборотни очень горды, принимают только равных себе по силе… — Лукидония окажет вам поддержку, — слова Раскреи прозвучали внезапно. Музака вскинул потрясенно голову, однако Лорд не дрогнула, даже бровью не шевельнула. — К вам отправятся наши лучшие врачи, ученые, менталисты. — Но… почему? — Мы серьезно отличаемся от людей, и это всегда невольно роднило наши расы, делало нас ближе друг к другу, чем к смертным. Однако человечество развивается стремительными темпами, по одиночке нам не справиться с грядущими изменениями, а остаться прежними у нас, увы, не получится. Поэтому… думаю, нам лучше держаться вместе. Видно было, что эти слова являются результатом многодневных размышлений. Перемены коснулись обеих рас независимо от того, хотели их представители подобных изменений или нет. Но, наблюдая за яркими людьми, бывший Лорд оборотней Мадук и предатели-главы кланов выбрали не самые лучшие примеры для подражания. Сила, власть, деньги… Позабыв о чести, достоинстве, благородстве. Единственный способ сохранить свою расу — это курировать, координировать изменения, помогать идти вперед, при этом меняясь самому. Именно этого хотел Лорд — чтобы Благородные жили, учились, наслаждались, горели, а не замыкались в склепах родовых замков, покрываясь тенетами и плесенью, лелея полуистлевшие наставления. Твердый стержень воспитания хорош, чтобы двигаться вперед, разделять плохое и хорошее, делать выбор. То, чего хотел предыдущий Лорд Благородных, происходило в данную минуту. Изменения. И очень жаль, что Геджутель не был свидетелем этой картины. Самостоятельное принятие собственных решений. Музака возвышался над Раскреей чуть ли не на голову, разорванные джинсы на фоне глухо закрытого традиционного костюма и плаща. Когти и клыки против золотого меча. Серые глаза против красных. Но при этом, при всех отличиях, без пафосности и высокомерия, Музака удивительным образом соответствовал Раскрее, не выглядел глупо по сравнению с ней. Наверное, дело во внутренней силе. — Я согласен. Узкая бледная ладонь утонула в сухой мужской, с выпирающими костяшками, но рукопожатие было сильным с обеих сторон. Здесь и сейчас, под ошеломленное молчание присутствующих, прямо на их глазах рождалась новая история двух древнейших рас на планете.