— Музаке придется нелегко, — заметил Рейзел, пока Шестая откидывала с пути обломок какого-то шкафа.
Они пробирались узкими переходами и огромными залами, наполненными резервуарами, к комнатам отдыха персонала. Очень многие ученые оставались на ночь при своих экспериментах, и далеко не у всех них имелись покои во дворце.
Бывшем дворце. Атака Розарии Элеанор стерла с лица земли монументальное, монструозное здание, воздвигнутое Мадуком, как памятник собственному тщеславию. Однако располагавшиеся на нижних этажах и подземных уровнях лаборатории почти не пострадали — их предусмотрительно, еще в самом начале работы над изменением генетики, оборудовали защитными барьерами, похожими на тот, что закрывал страну от посторонних. Атака снесла точки фокуса, из-за чего щиты разрушились без возможности восстановления — только создавать новые. Помещения знатно тряхануло, как при землетрясении, но они выстояли. Музака щедро предложил гостям располагаться там, тем более, гостей осталось вдвое меньше — Лорд со свитой спешно покинула страну, дабы организовать процесс оказания обещанной помощи. Оборотни всегда жили закрыто, у них попросту не существовало свободной жилплощади, предназначенной специально для визитов посторонних, вроде отдельных домиков. А тревожить еще больше местное население не было ни малейшего желания. Лучше при лабораториях переночевать. Тем более, здесь все было организовано по высшему уровню, без роскоши, конечно, но жизненно необходимое наличествовало.
Шестая вела оставшуюся группу к наиболее защищенной части комплекса, ведь в первую очередь нужно позаботиться о Двенадцатой, дать ей место для безопасного восстановления сил. Да и самим бы не мешало расслабиться…
Мысли вернулись к словам Рейзела. Ноблесс волновался за своего лучшего друга. После длительного сна Музаке в самом деле придется нелегко: мир изменился, нужно будет поскорее вникнуть в произошедшие за последние столетия важные события, узнать, что случилось с кланом в подробностях… По крышам ходить, мысли читать, чтобы знать, чем дышат обычные оборотни, чего желают.
Однако… Восемьсот лет Музаку называли врагом клана, а свидетелей предательства Мадука прискорбно мало. Народ может восстать против нового-старого лидера, запротестовать… И тем самым разбить Музаке сердце. Вот, чего на самом деле опасался Рейзел.
Но он не знал того, что знала она.
— Это естественно, — согласилась девушка, шагая по коридору. — Воины могут воспринять его возвращение негативно, вызвать на поединок. Музаке придется много драться. Но, если честно, считаю, что вылезшие сегодня кровавые камни послужат доказательством правдивости слов Кентаса и Лунарк. К тому же я верю в болтливость Тао — тот, даже спасая жизни, не может не потрепаться. В любом случае, многое зависит от общественного мнения, и тут главное — к кому обратиться за помощью, — Шестая повернулась, погладила партнера по предплечью. — Все будет хорошо, не переживай. Кошка вразумит самых буйных, окоротит наглых да и просто морально выпотрошит.
— Ты же понимаешь, что вот сейчас ни капельки его не успокоила? — весело, хоть и устало спросила идущая предпоследней Мэй-тян. Раэль планировал понести ее, но ведьма воспротивилась — так она совсем самостоятельно двигаться разучится. Поэтому Кертье чуть ли не дышал ей в затылок, следуя по пятам.
— Оборотни понимают лишь силу, а этого добра у нашего кошачьего достаточно, — хмыкнула Шестая. — Сюда!
Интуиция привела их к комнате с двумя кроватями, душем, туалетом и проходом в соседнее помещение, где стояли диваны, чайный стол и микроволновка с холодильником. Никаких окон или открытых чересчур пространств, ничего лишнего.
Пока Мэй-тян решительно сдергивала не внушавшее доверия постельное белье: уныло-сероватое, неприятно шершавое, — Шестая отправилась проверить периметр, поискать возможные ловушки, опасные передатчики и прочее. Краем глаза заметила сияние портала — кошка пошла за постельной сменой и перекусом.
Где-то там, внизу, плавали в растворе тела десятков мертвых оборотней, располагались инструменты, аппаратура для проведения опытов, но, если честно, Шестой было лень сейчас об этом думать. Она устала, стресс, волнение последних дней изрядно ее вымотали. К тому же… ночь на кладбище или в разрушенной лаборатории — не самое страшное, что с ней случалось. Да и опыт имелся, пусть даже назвать его приятным не поворачивался язык.
— Это помещение, соседнее и пять следующих, — вернулась она в первую комнату.
Мэй-тян сдвинула две невыносимо узкие кровати, превращая в одну приличную, и уже встряхивала над получившейся конструкцией белоснежную простынь с аккуратной вышивкой по краям, застилая сладко пахнущим свежестью великолепием убогий, куцый объединенный матрас. Присоединившийся к компании Франкенштейн поймал уголок ткани, пропустил через пальцы, заинтересованно рассматривая материал. Вот уж кто разбирался в качестве и хороших вещах.
— Ручная работа?
— У нашего мира трудные взаимоотношения с техническим прогрессом, — печально улыбнулась Мэй, присаживаясь на край кровати. Двенадцатая спала, закутанная в одеяльный кокон, ее кожа нежно розовела на фоне подушки, а грудь мерно поднималась и опускалась в глубоком дыхании. И все же младшая из ведьм не могла перестать касаться сестры, ласково прослеживала очертания губ, крыльев носа, скулы и опущенные веки.
Они все смертельно устали, но при этом не могли оставить Двенадцатую одну, без присмотра. Мерещилось, будто старшая ведьма, как кролик умелого фокусника, мигом исчезнет из пустого помещения, стоит только дать такой шанс. Мэй-тян боялась поверить, боялась, хотя чувствовала сестру, но коварный разум подбрасывал сомнения — не выдумка ли это усталого мозга? Не проснется ли она вновь у костра, заслышав пение-вой химеры?
В любой другой день Мэй составила бы сестре компанию, свернулась в клубочек рядом, но только не сейчас, не когда одновременно устала и при этом слишком взвинчена.
Шестая сама сомневалась, хотя знала, что все в порядке. Это просто усталость.
— Отдохните, — Раджек Кертье понимающе посмотрел на ведьму. — Я присмотрю за вашей сестрой.
Но ведьма отрицательно мотнула головой, волосы колыхнулись, заскользили вперед тяжелыми, тоже уставшими шелковыми змеями.
— Вам самому необходимо поспать.
— Не переживайте, мы с Раэлем будем дежурить по очереди. Ей ничто не угрожает.
Это сломало сопротивление младшей из ведьм. Мэй-тян дрогнула, поднялась, но слишком резко, из-за чего покачнулась, вцепившись в руку оказавшейся поблизости Восьмой, бросила последний взгляд на сестру. Если не преодолеть страх сейчас, потом станет только хуже, когда он разовьется в нечто большее.
— Благодарю.
Старший Кертье остался за закрывшейся дверью, а младший выскользнул наружу. Его очередь отдыхать, чтобы потом сменить брата. Шестая показала ему путь не через сквозную комнату — ее планировали занять члены Семейки, все равно заснут далеко не сразу. А затем повела Рейзела в еще одну спальню. Однотипные, уныло-серые, безличные, обставленные по минимуму, однако, по сравнению со многими виденными лабораторными комплексами, это было сущее богатство, роскошь и расточительство.
— Поспи, — оставшись наедине со своим Благородным, девушка подтолкнула того к кровати, распластав ладонь по груди, прямо над сердцем. Постельное белье уже успела сменить вездесущая Восьмая, пробравшись сначала во все комнаты, а затем вернувшись. Как говорится, для них это был последний рывок, и они спешили выполнить все запланированное. — Пусть ты уже не тратишь жизненную силу, это не значит, что тебе не требуется отдыхать вовсе.
— А ты? — Рейзел опустился на кровать, обхватил девушку за бедра, прижавшись щекой к животу. Теплое дыхание грело кожу через ткань водолазки. Шестая уткнулась носом в чернильные пряди, чувствуя, как растет нежелание куда-то идти, что-то делать. Но надо.
— Мы с девочками будем в комнате по соседству. Сейчас я все равно не усну, если лягу, то только измучаю тебя и себя. У нас есть отработанные методы на такие случаи. Только выбегу ненадолго. Это недалеко, не переживай. Ты не заснешь, — прошептала она едва слышно, и Рейзел расслабился окончательно, улегся, прикрыл глаза.
Шестая с непередаваемой нежностью смотрела на своего Благородного. После столь длительного сна он каждый раз боялся закрыть глаза. Боялся вновь проснуться через восемьсот лет, пусть даже боязнь его не была обоснованна. Это фобия, внутренний страх, а они не поддаются контролю.
И только Шестая могла разбудить его по их внутренней связи — Рейзел знал это, а потому доверял. Безгранично.
— Спокойной ночи, — пожелала она на прощанье, прежде, чем выключить свет.
— Ты надолго?
В общей комнате уже никого не было, кроме Восьмой и Мэй-тян. Ведьма устало распласталась по дивану, перебросив волосы через спинку, отчего они напоминали дивный занавес. Кошка откуда-то притащила кресло и теперь восседала в нем, перекинув босые ноги через подлокотник. Дорогие туфельки валялись неподалеку, безжизненные, неаккуратно брошенные, что лучше всяких слов говорило об эмоциональном состоянии сестры.
— Нет, скоро вернусь. Просто нужно сделать это как можно быстрей.
— Мы подождем.
Снаружи, стоило только показаться на поверхности, к ней присоединился светловолосой молнией Юрий. Телохранитель невозмутимо занял место за плечом, хотя глаза загадочно и весело блестели.
— Разве ты не должен помогать спасать оборотней?
— У них и без меня полно помощников. Уцелевших алтарей оказалось не много, так что оборотней не сильно потрепало. С критическим состоянием я справился, остальным займутся местные медики. Ну, и еще наши бравые орденцы.
Шестая усмехнулась, представляя удивление оборотней, когда спасать их пришли Благородные. Впрочем, встряски бывают не только плохие, некоторые даже полезны. Главное, чтобы юных глав кланов не прибили до того, как Музака официально придет к власти.
Теперь, после исчезновения Мадука и возвращения сестры, страна вновь казалась тихой, очаровательно спокойной и открытой, без угроз, таящихся в тени деревьев. Шестая мчалась, перескакивая с корня на корень, стараясь держаться как можно незаметнее. Ее вела интуиция, сопровождаемая редкими, буквально продирающимися в разум картинками.
Их дополняли слухи, память о подслушанных беседах местных. Если все удастся, Музака получит значительную поддержку.
Юрий, как всегда в отношении своей госпожи и подруги, не задавал вопросов, беспрекословно повинуясь единственному взмаху ресниц, следуя по пятам, настороженно зыркая по сторонам, выискивая опасность. Его поддержка грела сердце. Все же столкнуться с неизведанным Шестая предпочитала в боеспособной компании — разумная предосторожность, на которой настаивал разум, в обход сердца, заявляющего на пару с интуицией, что бояться нечего.
Их спрятали под самым носом у Мадука, который разыскивал пропажу по всем окраинам и мелким островам. Спрятали те, кому он верил, в чьей преданности, несмотря на некое инакомыслие, не сомневался никогда. Ирония судьбы, но если бы их нашли, казнены оказались бы все четверо.
Двухэтажный дом, сложенный из серого гладкого камня, стоял в стороне от всех более-менее оживленных троп и дорог. С трех сторон его окружал непроходимый лес, густой и темный, а с четвертой серебрилась мелкая река, в которой задорно плескала хвостом не знакомая девушке рыба.
Глубоко вздохнув, приготовившись ко всем возможным последствиям, Шестая постучала.
— Открыто!
Внутри пахло травами, шерстью и медом, на полах лежали уютные коврики, в коридоре у стен толпились многочисленные тапочки разных размеров. Создавалось ощущение, что здесь живет обычная семья с несколькими детьми, собакой или кошкой, а не…
— Добрый день, наставник Ингвар, — привычно сощурил глаза при улыбке Юрий. — Рад видеть вас в добром здравии.
Стоявшие на кухне оборотни готовились если не к битве, то к серьезному разговору, ей предшествующему, точно. Сведенные напряжением плечи, чуть согнутые руки и спина, в которую словно вставили железный прут. Такие разные, непохожие, они одинаково собирались продать свою жизнь подороже.
— Хм… неожиданно, но так даже лучше, — первым расслабился невысокий старичок с блестящей лысиной. Шурша песочного цвета плащом, он засеменил к шкафчикам, грохнул на плиту потрепанный жизнью чайник с искривленным носиком. — Значит, можем попить чаю.
Его приятель прикрыл глаза ладонью привычным, отработанным за долгие годы знакомства жестом и опустился на стул, подпирая щеку. Темно-синие, ничуть не выцветшие за столетия жизни глаза сверлили гостей пристальным взглядом. Почему-то они напомнили Шестой ночное Небо кошки — такое же глубокое, всеобъемлющее, обжигающее. Под этим взглядом становилось неуютно, словно на плечи легла десятитонная плита.
— Гард, не пугай гостей! — прикрикнул маленький старичок на друга, даже полотенцем замахнулся. — Присаживайтесь. У нас есть замечательное клубничное варенье.
— Прошу прощения за вторжение, — Шестая поклонилась. — Меня зовут Тсуна. Благодарю за гостеприимство.
— Хм… — старичок внезапно остановился, перестав напоминать заводную юлу, его движения сделались плавными, текучими, как у мастера боевых искусств. Возможно, так оно и было, если Юрий назвал его своим наставником. — Хорошие манеры очень важны для Шамана.
Его речь тоже изменилась: больше не торопилась звонким ручейком по камнями, а струилась величавой, медлительной рекой.
Вокруг массивного квадратного стола расположилось несколько крепко сбитых стульев. Шестая выбрала себе один, чтобы оказаться напротив молчаливого партнера старичка. Из всех виденных ранее оборотней тот больше походил на Музаку — такой же сухощавый, поджарый, как гончая, а не бойцовская псина-Мадук или медведь-Кентас.
— Признаться честно, сегодня мы ожидали совсем иных гостей, — старичок расставлял перед гостями кружки. Насыщенно-красный чай пах цветами и травами. К кружкам присоединилась вазочка с вареньем, корзинка с сухим печеньем.
Так уютно, по-домашнему мило. И не скажешь, что еще пару минут назад их готовы были разорвать в клочья. Шестая сделала пару глотков обжигающего напитка — интуиция помалкивала, значит, безопасно.
— Каких, если не секрет?
— Наш глубокоуважаемый и почитаемый Лорд Мадук, — сарказм капал с каждого слова, как излишек меда — с тоста. Ни «глубокоуважаемым», ни «почитаемым» в этом доме Мадук не был. Темно-синие глаза воинственно сверкнули, — давно лелеет планы, как бы загнать нас в могилу подобно остальным нашим товарищам. Увы, планы часто расходятся с реальностью.
— Мадук уже не Лорд. Он проиграл сегодня.
Старики переглянулись, безмолвно переговариваясь друг с другом. Шестая сделала еще глоток, рассматривая кухню, чтобы дать время переварить удивительную новость. Наполненное светом помещение с картинами на стенах, многочисленными шкафчиками подходило все той же семье, в здешнем уюте чувствовалась женская рука.
— И кто же станет новым вожаком? Надеюсь, не этот балбес Музака?
— Ну… эм… Если честно…
— Ох, Шаман, ну что же за дурные вести ты приносишь! — покачал лысой головой Ингвар. Сколько же ему лет, если он выглядит как старик? Тот же Музака тянет лет на тридцать, не больше. Интересно, кто старше — этот Ингвар или Геджутель? Оборотни вроде не бессмертны…
Шестая поспешила выбросить глупые мысли, порожденные усталостью, из головы. Следовало сконцентрироваться на беседе.
— Не самый благоразумный вариант, — согласился тем временем со своим напарником Гард. — Однако, увы, лучший из имеющихся. Все, кто мог бы стать Лордом в дальнейшем, остановили свое развитие ради мгновенной силы.
— Музака… этот мальчишка так и не осознал своей ответственности перед кланом, все бегал где-то. Свобода манила его. Мы просили предыдущего Лорда подождать, не делать Музаку своим преемником, хотя бы до той поры, пока тот не созреет. Но у Лорда на все имелось собственное мнение. Он любил Музаку как родного сына и мечтал успеть увидеть его на своем месте.
Теперь Шестая понимала причину, почему оборотни так уважали своих Старейшин — их устами говорила древняя история, прекрасно сохранившаяся в цепкой памяти. Книги могут солгать, могут обмануть отчеты и видеозаписи, но только не оборотни, желающие для клана всего лучшего.
Если они выступят на стороне Музаки…
— Он изменился. Музака победил Мадука и сам высказал желание стать новым Лордом, он готов принять ответственность, но теперь… теперь ему не хватает знаний об изменениях в мире и клане. Он может доверять немногим: Кентас, Лунарк… Гарда, как и он сам, восемьсот лет провела взаперти, на экспериментах, а потому не может служить достоверным источником информации.
С оглушительным треском кружка разлетелась на части, но Гард даже не обратил внимания на текущую по пальцам жидкость, пронизанную острыми осколками. Дикими глазами уставился он на Шестую, зрачок то сужался, то вновь расширялся, клыки удлинились, а из груди доносилось пока еще тихое басовитое рычание.
Рука Юрия скользнула вниз, на рукоять клинка, меж пальцев вспыхнули крохотные звездочки пламени Солнца, но Шестая сжала запястье друга, предотвращая атаку. Пока ей ничто не грозило, несмотря на то, что Старейшина клана выглядел сошедшим с ума.
— Шаман, ты уверена? — заторопился его напарник. — Не стоит говорить о том, чего не знаешь. Ты молода и просто не можешь знать, как выглядела Гарда.
— Я действительно не знала Гарду раньше, — Шестая старалась говорить спокойно, чтобы не вызвать атаку преждевременно. Балансирование на грани, как попытка сдержать камнепад, способный перемолоть ей кости. — Но Музака назвал ее Гардой, Кентас и Лунарк признали в ней Гарду. В конце концов, Мадук назвал ее Гардой, сказал, что ее поймали восемьсот лет назад, и все это время она провела в лабораториях клана.
От удара по столешнице пошла трещина, кружки подпрыгнули, когда стол зашатался, зазвенели чайник и вазочка, но мебель устояла. Гард вылетел из кухни, громко хлопнув дверью. Второй Старейшина печально посмотрел ему вслед, а затем перевел взгляд на Шестую.
— Мадуку его власть досталась не в честной борьбе, а в результате интриг, поэтому он мечтал стереть любое напоминание о древних традициях, правах и обязанностях каждого члена клана. Книги, летописи — все пошло на костер, немногое сумело уцелеть. В конце концов, настал и наш черед. Старейшины — носители и Хранители знаний клана, его истории, его вечные Стражи. Они помогают в управлении кланом, но сами никогда не выступают на стороне какого-либо претендента. Работают с уже имеющимся, — он хмыкнул и отпил глоток. В прозрачно-серых глазах, в которых радужка почти слилась с белком, ровно и уверенно горела спокойная печаль. Смиренная, усталая.
Они хотели сегодня драться, потому что устали прятаться. Потому что уже не могли бегать. Их силы почти исчерпали себя.
— Раньше нас было пятеро, включая жену Гарда и бывшего Лорда, предшественника Музаки. Мы передаем знания особым способом, полученным нашей расой от Шаманов. Вместе с волей переходит история. Но трое других Старейшин не успели передать наследие, их убили раньше. Малышку Гарду назвали в честь деда. И она прятала нас до последнего. Уже в ту пору мы были слишком стары, чтобы сражаться, однако не могли допустить, чтобы погибла с нами история. Но и передать ее кому-либо тоже не могли — не было достойных претендентов, способных принять и выдержать груз вековых знаний. Малышка Гарда перевозила нас с места на место, укрывала, так как мы не могли сбежать с острова из-за барьера — Мадук позаботился об этом, а когда удостоверилась, что с нами все в порядке, ушла искать Музаку. С тех пор мы долго о ней не слышали, пока Мадук не разнес повсюду весть о ее гибели, заклеймив на вечность предательницей.
По морщинистой щеке протекла одинокая слеза, Ингвар стряхнул ее дрожащей рукой.
— Гард потерял всех: сына, невестку, жену. Они сражались до последнего за благо нашего клана. Гарда — все, что осталось у моего друга.
— А у вас?
— Лунарк, — Старейшина улыбнулся. — Она прекрасна как цветок и как ее мать, моя внучка. Та, в свою очередь, унаследовала этот оттенок от своей матери, моей дочери, которой он перешел от моей драгоценной супруги. Когда-то я был околдован живыми аметистами при свете полной луны.
Шестая смущенно кашлянула, чувствуя, как горят щеки. Дверь хлопнула еще раз — это вернулся Гард. Слегка растрепанный, но успокоившийся и настроенный решительно.
— Чего ты хочешь, Шаман?
— Чтобы вы помогли Музаке. Он планирует объединить усилия с Благородными, заключить с ними союз. Человечество развивается слишком быстро, в следующий раз мы можем не успеть спрятаться, к тому же… Ваши расы похожи: сильны, умны, отличны от людей. Никто не просит обмениваться знаниями, но сотрудничество дало бы плоды куда более сочные, нежели варка в собственном котелке. Вдобавок… подумайте, как могут измениться воины, если их партнерами в тренировках будут главы кланов или их наследники, а не другие сородичи?
Старейшины вновь переглянулись, на этот раз коротко. Гард откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. Темно-синяя глубина загадочно мерцала.
— Когда-то я был решительно против того, чтобы Кавахира уходил. Несмышленый ребенок никак не мог стать достойной заменой опытному и знающему Шаману. Несмотря на все усилия, Система равновесия могла погибнуть, утянув за собой весь мир. Однако он до странного верил в тебя. И теперь, пожалуй, я понимаю, почему.
Шестая облизнула пересохшие губы, спрятала смущение в полупустой кружке, куда Ингвар понимающе долил еще чаю.
— Скажите, как вы узнали, что я Шаман? Даже древнейшие Благородные не могли его во мне почувствовать.
— Кроме того, что я был наставником Юрия, а потому знаю, что ни за кем другим бы он не пошел? — лукаво прищурился Ингвар.
— Вы пахнете иначе, — обрубил Гард. — Вся ваша раса целиком обладает некой единой ноткой, вплетающейся в общий узор аромата, присущего каждой личности. Сейчас молодежь не стремится узнать подобные нюансы, им подавай пробивающую силу да побыстрее, — он недовольно поджал губы.
— Наставник? Но Юрий учился в Гильдии асассинов!
Казалось, Ингвар прищурился еще сильнее, еще более довольно.
— Давным-давно, в незапамятные времена, глава клана Кертье подал человечеству отличную идею воспитания элитных убийц, поражающих жертву из тени, со спины, бесшумно, неслышно. Увы, все попытки воплотить идею в жизнь потерпели крах. Чем мы не преминули воспользоваться. Людям всегда не хватало силы, организованности, единства мыслей и целей, одинакового воспитания для подобного. Много чего еще. Наш клан взаимодействует с внешним миром, это необходимо для процветания. И услуги наемников — одни из самых востребованных. Убийцы были, есть и будут необходимы. Конечно, особенности боевого стиля оборотней не слишком подходили Гильдии, но мы сумели найти нужных мастеров, учителей. Мы принимали туда и людей, если у тех имелся талант, а лет через триста после воцарения Мадука вовсе свалили на них управление.
— И никто не возразил? В смысле из ваших?
— А кто будет возражать? Среди мастеров Гильдий имеется парочка оборотней, не прошедших модификацию, достаточно умелых, надо сказать. Деньги шли положенными темпами, а Мадука больше ничего не интересовало. Когда наступило время для обучения телохранителя будущего Шамана, за мной пришли. Кавахире всегда было плевать на наш барьер — он помогал его создавать. Предыдущий Лорд, по старой дружбе, выдал ему вечный пропуск, который Кавахира передал другому. Этот пропуск убил того человека, но на два месяца позволил мне выскользнуть из ловушки. Конечно, потом пришлось вернуться — с пламенем Шамана не шутят.
— Но это были самые продуктивные два месяца в моей жизни, — Юрий мечтательно улыбнулся. — Мы спали по два-три часа в сутки, однако столько способов убийств!..
— Шаманы всегда легко общались с нами и с Благородными, поэтому, когда пришло время, мы сделали все, чтобы спасти пламя и Систему равновесия. Благородные уберегли остатки носителей воли, а мы… мы постарались защитить тебя.
— Спасибо.
— Не стоит. Иди отдыхать, Шаман, я вижу, как ты устала — метаться неделю по буеракам страны нелегко.
— Откуда вы знаете?
— Лунарк на хвосте принесла, она забегала сюда ненадолго, проверить. Вообще-то, это ее с Кентасом дом, но она не нашла места лучше, чтобы нас спрятать.
— Просто мы… устали прятаться, — рыкнул Гард. — И хотели сразиться. Хотя бы в последний раз. Умереть в бою — честь для каждого воина.
— Хотя и обидно было умирать, не передав историю. Однако получилось даже лучше, чем мы планировали, — хлопнул в ладоши Ингвар. — Иди отдыхать, Шаман, и ни о чем не тревожься. Если балбес Музака решил взяться за ум, мы обязаны это увидеть.
— Спасибо, — Шестая еще раз поклонилась, после чего покинула дом.
Обратный путь прошел в молчании. Юрий растворился где-то на подступах к комплексу, давая госпоже пространство для отдыха, за что девушка была ему искренне благодарна. По связи лился поток успокаивающего ничегонеделанья, к которому хотелось присоединиться.
В общей комнате Мэй-тян по-прежнему царственно возлежала на диване, не сменив положения, а черная кошка играла со свешивающимися черными прядями ведьмы. Ни одна из них не прикоснулась к «релаксантам», что для пристанища семейного алкоголизма являлось поистине подвигом. Поэтому, пока ее не изрешетили молнии из кошачьих глаз, девушка быстро приняла душ. Свежий комплект униформы уже ждал ее — расслабляться до пижамного состояния не стоило.
Вернувшись, Шестая растеклась напротив Мэй-тян. Ведьма задумчиво поглаживала вынутый из прически ликорис, обводила кончиком пальца тонкие лепестки, те шевелились, пытались ухватить, подставиться под мимолетную ласку.
Восьмая плавно, на ходу, перетекла в человеческую форму, и стало ясно, что костюм молодая женщина тоже сменила — рубашка сияла белизной и крахмальной свежестью. Изящная ножка в блестящей туфле пнула из-за кресла ящик со льдом, в котором заманчиво поблескивало темно-коричневыми боками «успокоительное». Бутылок пять, однако кошка явно не собиралась останавливаться на достигнутом.
Шестая приняла бокал, втянула носом тяжеловатый, но приятный запах. Жидкость задержалась на языке, лаская небо ярким вкусом, а после обжигающей каплей заструилась вниз, к желудку. Девушка ощутила, как после первого же глотка расслабляются все еще взведенные подобно курку пистолета мышцы. Тугая стальная пружина, что удерживала ее в ясном сознании, со скрипом начала расправляться, достаточно медленно, чтобы не повредить никому отдачей.
Трудность перехода к состоянию покоя после сложной миссии являлась их семейной особенностью. Если задание превышало определенную планку, разум зацикливался на вечной боевой готовности и никак не желал покидать этот режим. Словно давно не смазываемый механизм, он скрипел, колебался, упирался. Шестая крутилась всю ночь в постели, и только на следующий день появлялась надежда на нормальный, полноценный отдых — разум наконец-то начинал «оттаивать». Разумеется, это выматывало похлеще самого задания. Имелись разные ситуации, в некоторых, как в случае с охраной после химеризации, подобная особенность приходилась к месту. Но иногда хотелось банально лечь и заснуть без задних ног.
Первой, и в этом не было ничего странного, способ расслабляться отыскала Восьмая, за ней потянулась прочая компания. Даже Шестая прибегала порой к данным мерам, желая заснуть после очередного потрясения. К счастью, нервами Семейка обладала крепкими, не каждая миссия проходила через определенную черту.
Но эта совершенно точно относилась к сложнейшим.
Шестая закрыла глаза, откинулась на спинку дивана и принялась смаковать следующий глоток. Где-то там позвякивала бутылкой уже выпившая свою порцию Восьмая, вздыхала Мэй-тян, копаясь в «настройках» организма — как сделать так, чтобы не отключать чары насовсем, но и получить возможность опьянеть?
Тело медленно расслаблялось, голова начинала приятно кружиться, пищевод горел огнем. Виски у Восьмой всегда был отличным.
А впереди их ждало еще как минимум пять бутылок.
***
Наступление утра Шестая ощутила на уровне инстинктов, нежели увидела — в комнате не имелось ни окон, ни телевизора, а телефоны они благополучно отключили. Заблокированные двери спасали не только Семейку от жаждущего внимания внешнего мира, но и внешний мир — от решительно настроенной пьяной Семейки.
Мягкая подушка под головой сладко пахла ранней весной, а сосредоточившиеся на пульсирующих висках пальцы изгоняли оттуда боль. Шестая благодарно простонала, а затем героическим для своего нынешнего состояния усилием перекатилась на пол, поднялась с четверенек и на автомате, не открывая глаз, отправилась в ванную, где залезла под душ, едва успев стянуть одежду и сунуть в рот зубную щетку. Паста почему-то отдавала клубничкой — точно Восьмая, вредина, постаралась. По ее мнению, мамина принцесса пахнуть должна только клубникой.
Их похмелье отличалось от людского — никаких неприятных запахов, и проходило быстрее, за что химеризации успели не раз сказать «спасибо». Но вот мерзкие внутренние ощущения исправлялись только душем — доказанный не единожды факт.
Возвращалась девушка более живой, нежели прежде, но по-прежнему не открывающей глаз. Ее ждала восхитительно мягкая, уютная подушка, и Шестая спешила, летела к ней, стараясь не сильно опираться на стенки. Регенерация делала свое благое дело, правда, медленно, а потому девушка со стоном наслаждения, выражающим всю мировую благодарность за изобретение подушек, уткнулась носом в белую ткань.
Подушка хмыкнула, прохладной рукой залезла под водолазку и легко поцеловала в макушку. Шестая приподняла голову и увидела смеющиеся глаза Рейзела — изумительное по красоте зрелище: переливающиеся, искрящиеся на солнце рубины.
— Ты очень милая, когда выпьешь.
Порой его честная прямота убивала.
— Не-ет, скажи, что ты этого не видел, умоляю! — девушка уткнулась в шею своего Благородного. «Подушка» усмехнулась, даже, кажется, тихонько засмеялась. Шестая отказывалась верить похмельным галлюцинациям.
— Я обеспокоился, когда твоя часть связи затихла. И одновременно обрадовался, что ты нашла способ отдохнуть. Однако когда я открыл дверь… Ты лежала на диване, наигрывала на гитаре и что-то тихонько напевала. Кстати, у тебя приятный голос.
Шестая решила не отвечать, а зарыться поглубже во вкусно пахнущую кожу. Она почти наяву видела ту светлую картину с лирично-философским настроением, что застал ее Благородный.
А если еще четвероногое на голове… И необычно-дикие прически Мэй-тян…
— Франкенштейн как раз готовит завтрак. Надеюсь, в тебе найдутся силы, чтобы подкрепиться.
Как ни прислушивалась девушка, не нашла в голосе Рейзела ни капли укора или обвинения. Благородный гладил ее по спине и, кажется, искренне наслаждался мгновением, периодически согревая лохматую макушку поцелуями. Связь не бушевала, а тихо окутывала, исцеляя, смеясь, вторя веселью партнера.
— Почему ты такой хороший?
— Потому что я люблю тебя, — Рейзел поднялся вместе с Шестой, переместил ее, чтобы нести перед собой как принцессу, а не как обезьянку в зоопарке. — Идем. Нельзя дать пропасть трудам Франкенштейна.
Шестая положила голову на плечо, сильное сердце билось под ухом.
— Я тоже люблю тебя.
— Я знаю.
Страна оборотней купалась в солнечных лучах. Шестую поставили на ноги, как только они вышли наружу, и дальше Рейзел повел девушку, держа за руку. В обход руин замка, чуть дальше в лес, где раскинул на густой изумрудной траве широкое покрывало Франкенштейн. Возможно, ученый решил воспользоваться редким мигом спокойствия и насладиться погодой, а потому превратил обычный завтрак в пикник. Или просто посчитал лабораторные комнаты недостойными трапезы драгоценного Мастера.
На клетчатом покрывале сияли возмутительно хрупкие тарелки, высокие бокалы на длинных тонких ножках, а от вида аппетитных фруктов и закусок во рту накапливалась слюна. Остальные терпеливо ждали, не вмешиваясь, пока ученый с видом строго критика, обхватив пальцами подбородок, осматривал получившуюся картину. При их появлении он повернулся, поклонился Рейзелу.
— Доброе утро, Мастер, Тсуна. Все как раз готово, прошу, присаживайтесь.
Место нашлось как раз по соседству с братьями Кертье, но не они привлекли внимание девушки.
— Двенадцатая! Ты очнулась!
— Я вас еще переживу! — фыркнула ведьма, однако вопреки ехидным словам обняла крепко, приветствуя. Шестая вздрогнула, когда уловила знакомый аромат. Несмотря на длинные розоватые локоны, сегодня забранные в высокий хвост, и чуточку изменившееся лицо, это была их Двенадцатая, прежняя. Нерушимый оплот чародейства Семейки.
— Как ты?
— В порядке… Уже лучше. Только слабость в теле. Наверное, я не должна была просыпаться, но уже не могла спать, — Двенадцатая ласково посмотрела на кровную сестру.
Мэй-тян неприкрыто сияла от счастья, глаза ее влажно блестели, как будто в любой момент младшая ведьма могла разразиться рыданиями, но губы… губы, предательски дрожа, норовили сложиться в счастливейшую из улыбок.
— А где все остальные? — спросила Шестая, устраиваясь под Рейзела, обратив внимание на неполный состав коллектива.
Куда-то запропастились модифицированные и юные Ландегрэ с Роярд, не было видно Кэриаса Блостера. Вытянувший длинные ноги в своем неизменном деловом костюме Юрий невинно улыбнулся и отвел взгляд, отдавая все внимание разлегшейся на коленях черной кошке. Та потягивалась, жмурилась лукаво и довольно, сверкала ястребиными глазами, изредка лениво помахивая хвостом. И нет, ни в коем случае она не подставлялась под прикосновения, не воображайте. В случае Восьмой не получалось подумать о таком ни в коем случае. Кошка всегда царственно дозволяла доставлять себе удовольствие, никак иначе.
— Я отослал их домой, пусть приглядят за школой, — отмахнулся Франкенштейн. — Конечно, скоро каникулы, однако это не повод оставлять Е-Ран и детей без защиты. Кто знает, что выкинут ошметки Союза.
— Долго мы спали?
— Гуляли, хочешь сказать? Двое суток. Надо сказать, в таком состоянии вы тихие.
— Просто местность чужая. Зачем шокировать посторонних?
— Да? То есть обычно вы ведете себя иначе? — заинтересовался Франкенштейн.
— Лучше скажите, что тут произошло, пока мы отсутствовали, — привлекла его внимание Мэй-тян. — Что? Шестая, дорогая, мы очнулись всего на пару часиков раньше тебя.
— И по словам Восьмой, Мэй выглядела «омерзительно, просто отвратительно» бодрой, — хмыкнула Двенадцатая. — Что ж, чары на собственном организме имеют ряд преимуществ.
Черная кошка на коленях Юрия громко фыркнула и демонстративно махнула хвостом.
— Во-первых, прибыла ваша сестра, Восемнадцатая. Ее очень расстроила необходимость добираться тайком, буквально под покровом ночи. И то, что прежний облик вернулся на подходах к стране. Кажется, она ворчала, что стоило немного подождать, и не пришлось бы тащиться в такую даль уйму времени. Сейчас она заведует лабораторией, местные готовы чуть ли не молиться на нее, по крайней мере, обожествляют точно. Хотя должен признать, разработки у нее весьма интересные. При минимуме физического воздействия на организм получить максимум результатов… — глаза у Франкенштейна, истинного ученого, горели исследовательским азартом. Который он сдержал неимоверным усилием, дабы продолжить рассказ. — Все местные оборотни проходят курс лечения, Музака-ним и Гарда-ним — чистку. В данный момент Восемнадцатая вместе с Клаудией Традио ищут способ изменить физическую модификацию таким образом, чтобы оборотни получили возможность развиваться далее.
— Клаудия Традио?
— Издревле клан Традио отвечал за научно-исследовательские работы в Лукидонии, — пояснил негромко Раджек. — Несмотря на молодость, Клаудия-ним весьма талантлива в данной области.
— Кровавые камни значительно ослабили оборотней, — продолжил Франкенштейн. — А их удаление вызвало перекос системы, сейчас в наличии проблемы с восстановлением сил и регенерацией — та снизилась на порядок. Впрочем, насколько я понял, после смерти отца Клаудия Традио нашла некоторые документы с исследованиями. На данный момент она является лучшим специалистом по кровавым камням любого происхождения. Пусть даже чертов Лагус оставил не так много.
Ученый цыкнул, покрылся на миг темно-фиолетовой аурой, как происходило всегда при упоминании предателей. Шестая поспешила перевести мысли директора на другую тему, пока он снова не начал запугивать окружающих, злобно посмеиваясь. Жители общежития уже давно привыкли к его выкрутасам и спокойно относились к морозу по коже, но вот местные… У них такого устойчивого иммунитета не имелось.
— А что с Музакой? У него возникли проблемы с титулом?
— Самое интересное — нет, — на лице Франкенштейна появилось недоумение. — Свидетельские показания, кровавые камни, парочка документов из лаборатории, распечатанных твоей сестрой… В общем, они поверили в вину Мадука. Так еще откуда-то вылезли считавшиеся давно умершими Старейшины и выступили на стороне Музаки-нима! Пристыдили, вразумили… Это было так впечатляюще! Твоих ручонок дело, Тсуна?
— Как бы я могла? Я в первый раз в стране!
— Да-а-а?
— Ага, — Шестая покрутила меж пальцев виноградину, улыбка слетела с губ, как сухой осенний лист — с тонкой веточки. — Местные оборотни устали бояться. Не только за себя, но и за близких, детей. Они могут не помнить Музаку, зато знают — при его правлении никого в жертву не приносили. Уже плюс. Да и помогающие вдруг Благородные, бесплатное лечение… Это надежда, в которой они остро нуждались. Надежда на перемены к лучшему.
— А они будут к лучшему?
— Не знаю. Это и не важно. Главное — перемены есть. Эта страна не заслуживает превращения в тухлое болотце безысходности, страха и боли.
Рейзел переплел с девушкой пальцы, поддерживая, однако самого его что-то волновало, кружилась некая мысль на самой границе сознания. Как песчинка в ботинке, мешающая успокоиться и наслаждаться нежданным отдыхом. Шестая повернулась к нему, улыбнулась успокаивающе.
— Если хочешь, могу порталом переместиться туда и успокоить их. Сейчас каникулы, мы можем задержаться. Посмотрим на природу, край. Поможем Музаке, если понадобится.
— Спасибо.
— Ты о Шинву с ребятами? — немедленно заинтересовался директор.
— Да, надо бы успокоить их, как-то объясниться, чтобы они не волновались. Рано или поздно мы вернемся, не хотелось бы попасть под ударную волну гнева.
— Тогда заодно прихватишь кое-какие документы и аппаратуру из лаборатории! — обрадовался Франкенштейн. — А заодно р-рыцарям указания передашь!
— Как скажете, директор.
***
В Корее было жарко, душно, и какое счастье, что пришла пора каникул. Учиться в такую погоду — сущее наказание, как для студентов, так и для учителей.
Шестая еще раз обвела пристальным взглядом гостиную, чтобы убедиться, что она ничего не забыла перед тем как нанести визит в соседний особняк. Конечно, при необходимости, одежду Рейзел с Франкенштейном себе создать сумеют, однако разные жизненно необходимые мелочи их магии не поддавались. Родственницы наведаются куда им надо сами.
Дом в кои-то веки пустовал, Шестая как-то подзабыла, что подобное вообще возможно за последнее, весьма насыщенное событиями и родственными визитами время. Никто не кричал, не шелестел обертками, не сопел, свернувшись уютным клубочком на диване, и это поневоле заставляло вспоминать, каким был дом сразу после покупки. Лишь невесомое, витающее в воздухе ощущение уюта, некая обитаемость отличали его от прошлого состояния, делали не просто помещением, но домом.
— Тсуна, открывай! Я видел, как ты окна закрывала!
Громкий вопль Шинву, раздавшийся с улицы, заставил вздрогнуть. Девушка поспешила открыть дверь, пока соседи не вызвали полицию, хотя вроде бы должны были запомнить парня в качестве частого гостя этого дома.
Рассерженный одноклассник сжимал кулаки, дыша шумно, отрывисто, давя в зародыше возможное гневное возмущение.
— Стой! Никуда не уходи! — скомандовал он и достал телефон, быстро отбивая сообщение, при этом не сводя глаз с Шестой.
Девушка вскинула руки, сдаваясь. Она сама планировала позвонить, но когда вещи будут уже собраны, чтобы не отвлекаться.
— Стою. Никуда не ухожу. Но, может, пройдем лучше в дом?
— Нет! Дождемся сначала всех здесь!
Ждать пришлось недолго. Буквально через пять минут из-за поворота вылетел Ик-Хан в компании девчонок. При виде Тсуны глаза его комично расширились, став чуть ли не больше очков по диаметру.
— Тсуна! У тебя совсем нет совести! — завопил маленький гений.
— Эм… давайте лучше в дом пройдем? — улыбка получилась жалобной. Шестая очень, очень не любила скандалов даже когда понимала и признавала свою вину целиком и полностью. — Я вам чаю заварю…
Лица одноклассников отчетливо говорили, где они видят ее чай. Шинву возмущенно пыхтел, Ик-Хан, нервничая, то и дело поправлял очки. Роль миротворца на себя взяла Юна, так как ни мальчишки, ни Суйи сдержаться точно бы не сумели.
— Тсуна, — осторожно начала девушка, — прости за резкость, но дело в том, что… понимаешь, мы очень волновались за вас. Ты долгое время болела и выглядела при этом… — Юна передернула плечами, словно у нее не находилось слов. — Да и Рей, когда только пришел к нам, выглядел не лучше. Поэтому, когда вы уехали, не сказав нам ни слова, мы забеспокоились. И директор пропал, и аджосси. Мы даже не знали, у кого спросить!
Остальные кивали, поддакивая словам, полностью соглашаясь. Шестая ощутила прилив жгучего стыда, совесть грызла острыми зубами, впивалась, обжигала. Пусть они отличаются, но, согласившись на дружбу, она взяла на себя кое-какую ответственность.
Они в самом деле за них переживали, их злость — всего лишь следствие треволнений.
— Простите, — девушка взъерошила волосы на макушке, кусая губы. — Просто… — она умела говорить четко выверенную правду. — У моей сестры долгое время наблюдалась серьезная болезнь, и недавно произошел кризис, переломный момент. Понадобилась операция. Я отправилась к ней сразу, как только узнала. Рейзел последовал за мной, а директор сопровождал его, как официальный опекун. Моя сестра… она неделю находилась в подвешенном состоянии, и мы не знали, сумеет ли она прийти в себя, очнуться…
Она не знала, что будет так легко рассказывать, не рассказывая — этим особенным для них всех детям. Все страхи вновь оживали и вырывались из самого сердца. Набиравший обороты горячий, искренний монолог прервали теплые руки, обвившие плечи. Шестую уткнули в сладко пахнущие духами волосы Юны, с другой стороны прижалась Суйи, и почему-то от этого простого действия защипало глаза. Шестая подняла голову — мальчишки уже не выглядели сердитыми.
— Простите, — еще раз прошептала она.
— И ты нас прости, — Юна отстранилась. — Мы так беспокоились и сердились, что не узнали у вас причину отъезда. Регис и Сейра ведь помогали вам, да?
— Угу.
— Ты никогда не говорила, что у тебя есть сестра, — заметил Шинву.
— Мы с ней не кровные родственники, скорее, она моя двоюродная или троюродная кузина со стороны дальних родственников родителей. Впрочем, в такую глубь никто из нас не лезет, я просто знаю ее с самого детства, а потому…
— Приняла ее беды близко к сердцу, — кивнула Юна, погладила по голову. — Как она сейчас?
— Очнулась недавно, уже смогла нормально поесть. Ну, или почти нормально, — добавила Шестая, припомнив, что Двенадцатая предпочтение отдавала соку или фруктам, да и то в малой порции.
— Мы так рады за тебя. Прости нас, просто мы…
— И вы нас простите. В следующий раз постараемся отослать хотя бы сообщение.
— Будет очень мило с вашей стороны, — кивнул важно Ик-Хан. — Ты куда-то собираешься?
— Сестре нужно восстановиться, поэтому мы решили провести каникулы на море.
— Ух, ты, здорово! — завопил Шинву, а затем вдруг осекся, посерьезнел. — Но вы ведь вернетесь?
Их всех беспокоил этот вопрос, если делать выводы по тому, как переглядывались, нервно напрягались одноклассники. И Шестая улыбнулась.
— Конечно, не волнуйтесь.
На лицах тут же расцвело облегчение, ребята заулыбались.
— Тебе нужна какая-то помощь? Кстати, мы не могли дозвониться ни тебе, ни Рею…
— Мы так спешили, что телефоны дома оставили, — Шестая искренне радовалась, что гроза промчалась стороной. — Клятвенно обещаю взять его с собой.
— С тебя фотки! Интересно, Рей носит плавки? А там будут девчонки симпатичные, в купальниках? Ай, за что?!
— Не слушай его, — покачала головой Юна, отряхивая руки после подзатыльника. — Так как насчет помощи?
— Я вроде уже все собрала, осталось только к соседям заглянуть — директор попросил захватить ему пару вещей. Что?
Школьники странно переглянулись, посмотрели по сторонам, словно нервничали и боялись, что их подслушают.
— Тсуна, ты можешь кое-что узнать? — Ик-Хан наклонился вперед, сделав голос тише. — Аджосси, Тао-хен и Такео-хен странные в последнее время. Мне кажется, аджосси поссорился с Регисом, но Тао-хен ничего не говорит.
А вот это было странно. Регис с Двадцать первым собачились на постоянной основе, словно жить не могли без язвительных подколок, но никогда еще их «ссоры» не замечали посторонние, не относящиеся к обитателям общежития имени директора и развлекательного клуба имени ее.
— Хорошо, я попытаюсь…
— Спасибо!
Шестая испытующе посмотрела в окно на видневшийся угол соседнего особняка-общежития. Что успели натворить за короткое время модификанты? Неужели предчувствие не обмануло Франкенштейна? Тот всегда как сердцем чувствует очередной ущерб своему дому.
— Вот прямо сейчас и попытаюсь…
— Удачи!
— Крепись, Тсуна! Они молчат, как рыбы!
Одноклассники провожали ее как на битву, однако, вопреки всем домыслам, в соседнем особняке царили мир и покой. Насколько это вообще возможно с местными обитателями в отсутствие сдерживающих факторов. Дом выстоял и даже не пострадал, только в гостиной темнела, распространяя повсюду флюиды уныния и мрака, напряженная, взрывоопасная атмосфера. Компания удобно расположилась на двух диванах: модификанты против юных Благородных. Но было видно, как неудобно и тем, и другим.
— Мне даже страшно спрашивать, что у вас произошло? — Шестая медленно зашла в помещение и поставила сумку на пол. — И почему вы не в школе?
Тао и Такео мгновенно отвернулись в разные стороны: снайпер взмахнул хвостом, скрывая лицо, плечи хакера подозрительно подрагивали, он прижал длиннющие пальцы с покрашенными ногтями ко рту, как будто изо всех сил старался не рассмеяться.
— Ямамото на уроках, Хибари и Кэриас-ним охраняют школу, и все трое до жути боятся твоей матери в кабинете директора — все по фэн-шую, — развел руками сидящий в центре Двадцать первый.
— Как будто кто-то может не бояться госпожу Третью, — пробормотал Тао, а Такео закивал.
— Но все-таки, что у вас произошло? Мне уже начинать бояться?
Модификанты вновь переглянулись и так же синхронно вновь отвернулись. Никто из них не собирался открывать карты первым. Сейра с интересом рассматривала стену напротив, словно на ней было начертано некое откровение.
И это лишь усиливало жгучее любопытство. Что они скрывают? Ведь очевидно не плохое, но… важное, способное перевернуть мир. Шестой было жутко интересно, а интуиция помалкивала, вооружившись терпением для ожидания добровольного признания.
Не выдержал всеобщего напряжения и нежелания говорить Регис, разрывающийся между сохранением якобы постыдной тайны и желанием получить ответы на вопрос. Ландегрэ вскочил, взмахнул руками:
— Между мной и Двадцать первым возник резонанс!
И о… О, эта новость определенно лучше всего, что только могла вообразить себе Шестая. В голове сразу всплывают обрывки данных, кусочки информации, складывающиеся в единое целое — все, что выяснила Восемнадцатая при исследовании Музаки. Все, что узнала Мэй-тян, пока добавляла кровь Двадцать первого в защиту, чтобы та пропускала модифицированного.
Тот определенно заслуживал доверия, не-одиночества, того, кто разделил бы с ним жизнь и все его «странности» и «ненормальности» — как считал сам Двадцать первый, все еще до обидного самокритичный.
Шестая безумно за него рада.
— Ох… И какой у него атрибут?
— Это все, что тебя интересует? — Регис возмущенно сверкнул глазами в сторону девушки. — Раса оборотней и раса Благородных никогда не пересекались в этом отношении, узы резонанса могут возникать лишь между нами и пламенными. Но Двадцать первый… когда он в обороте, то не может использовать пламя. А когда использует пламя, ему не доступен оборот…
— У него атрибут Солнца, — вдруг тихо вставила Сейра и посмотрела серьезно-серьезно, прося дать ответ и успокоить родственника, о котором Роярд привыкла заботиться. В данный момент душевное состояние Региса вызывало беспокойство.
А Шестая смотрела на Двадцать первого. Мужчина старался казаться независимым и безразличным, но с каждым словом незаметно вздрагивал, темнел лицом, погружаясь в депрессию. Словно вернулись прежние времена, когда самооценка модификанта находилась на низком уровне.
Кто согласится стать вечным напарником изгоя? Неудачного эксперимента? Выброшенного учеными материала?
Напарники посматривали на оборотня с тревогой, пока тот все сильнее замыкался в себе. Шестая не могла этого допустить. Она помнила первую встречу с Двадцать первым, и ей нравилось, каким он стал сейчас, обретя дом, поддержку, друзей.
— Ты против, чтобы именно Двадцать первый был твоим партнером?
От заданного негромко вопроса Регис прервал свое хаотичное движение по гостиной, замер, расширив глаза, как зверек, попавший в свет фар. Щеки налились малиновым румянцем, когда мальчишка отвел взгляд.
— Эм… нет… не против… Пусть даже он не элегантный… Просто я не понимаю, как это возможно — чтобы Благородный и оборотень… В дальнейшем могут возникнуть проблемы…
Услышав бубнеж Региса, Двадцать первый очнулся и посмотрел на Благородного так, словно видел впервые. Тот фыркнул и отвернулся, сложив руки на груди. Шестая могла поспорить, что эмоция, проскальзывающая на невозмутимом лице Сейры — умиление.
Знание пришло естественно: от интуиции, от дара и от Рейзела, знакомого со всеми тремя расами мира.
— Но ведь Двадцать первый — не оборотень, — мягко произнесла Шестая, и на нее тут же устремили взгляды все присутствующие. — От оборотней у него одна запчасть. Та может изменить тело, дать силы, ускорить регенерацию, но не способна сделать его другим существом. Расы между собой никогда не пересекутся в одном существе, это не изменить даже сердцу оборотня. Биологический союз Благородных и оборотней невозможен, он не принесет плодов, а при смешении крови с людьми на свет появится чистокровный наследник одного из родителей.
— То есть дочь Музаки-нима… — постучал пальцами по коленке Тао.
— Да, родилась человеком, несмотря на то, что Мадук назвал ее полукровкой. Мадук мог не знать таких нюансов или желал причинить противнику как можно больше боли… Насколько я понимаю, разбавление крови произошло, Эшлин действительно являлась наследницей Музаки, но при этом не была оборотнем.
— И в дальнейшем…
— Да, оборотень в таком роду все равно не появится. Но возможность подобного смешения все равно необходима, — Шестая чувствовала, как наливаются ее глаза чистым золотом, но уже не могла остановить свою силу, желающую высказаться, донести информацию. — Иначе две сильнейшие расы попросту вымерли бы. Кровосмешение никогда до добра не доводило. Оборотней и Благородных слишком мало, если бы они женились только друг на друге…
— Но при этом оборотни продолжали считать нас слабейшей расой… Несмотря на то, что мы им нужны…
— Ну… они же сильнее… — пожала плечами Шестая. — Нам ли обвинять их за презрение к людям, которые запросто жертвуют своими, воюют, предают… Раньше оборотни считались свободными от подобного. Мадук все изменил… Некогда он и двое его приближенных захватили несколько человеческих городов, сделав местных жителей своими рабами, а женщин — наложницами своих соратников. Он показал им власть и вседозволенность. По праву силы. Несмотря на то, что все они презирали род людской, это не помешало им забрать родившихся волчат. Их матери погибли. Как правило, все матери, если являлись людьми, погибали, так как выносить не-человека, другое существо, очень сложно. Подобное произошло впервые. До этого расы позволяли себе подобное редко и только по взаимному согласию.
Благородным дети давались тяжело, даже со своими, поэтому они не рисковали. Все те страшные сказки о дампирах, убивающих матерей при рождении, возникли не на пустом месте. А оборотни считали ниже своего достоинства связываться с людьми, верили, что такие волчата, пусть даже те чистокровные оборотни, все равно слабее прочих. И это служило отличной защитой человеческой расе от возможных набегов.
— Откуда ты все это знаешь?
— Вижу. И Рейзел поделился информацией.
— Ох, Рейзел-ним… Но как же тогда Двадцать первый?
— Полагаю, именно атрибут Солнца изначально помог ему выжить, иначе организм мог бы попросту отторгнуть чужеродный орган. Оборотни устроены иначе. Их метаболизм, потребление энергии… Все другое. За подробностями — к Восемнадцатой. В любом случае, она еще тогда, при первых наших встречах, полагала, что сердце сделало некий апгрейд твоего организма, — обратилась она к Двадцать первому. — Прокачало твои характеристики. Несмотря на успешность атак, полноценным оборотнем ты все же не становишься — кровь остается как у модифицированного человека.
— Да. Кентас упоминал, что до трансформации ощущает меня как человека. Но и пламенный…
— Придется тебе тренироваться в обоих направлениях, быстро сменять одну силу на другую. Солнце поможет усилить регенерацию, стать сильнее. Кстати, как вы вообще пробудили в нем атрибут?
Шестая помнила, как кошка наотрез отказалась работать в данном направлении с Двадцать первым. Он оборотень, для Восьмой этого было более, чем достаточно, чтобы не дергаться лишний раз.
— Ну… эм… — Тао посмотрел на приятелей и нервно рассмеялся. — Нам выдали такие забавные пилюльки… на всякий случай. И я одну скормил Эмычу. Совершенно случайно, разумеется.
— Разумеется. Регис, — повернулась девушка к Ландегрэ, — ты чувствуешь резонанс сейчас?
— Да, но слабо, он только зарождается, — поджал губы Благородный.
— А если он трансформируется?
По кивку Двадцать первый поднялся с дивана и принял волчью форму, максимально возможную. Регис, прислушиваясь к чему-то, обошел его кругом, полуприкрыв глаза, затем кивнул.
— Да, чувствую. Из связи ушло пламя, но появилось… нечто другое.
— Франкенштейн будет в восторге, — пробормотала Шестая, подхватывая сумку и двигаясь к лаборатории директора. — Зато мы узнали, что Двадцать первый все равно человек. В любой из своих форм. И, конечно же, у вас появился план действий на то время, пока нас не будет, — она уже открыла дверь, задержавшись на пороге.
— Какой план? — дружно воскликнули модифицированные и Благородный.
— Нужно сообщить о радостной новости твоему дедушке, Регис, — Шестая поспешила выйти из гостиной, закрыв за собой дверь. — Геджутель будет в шоке, — пробормотала она себе под нос.
С другой стороны, все не так страшно. Регис станет сильнее, с Двадцать первым наконец-то разъяснилась ситуация. Конечно, понадобятся тренировки, новые опыты, эксперименты, проверки, но в любом случае ничего такого, с чем бы они не справились.
Только… Пожалуй, надо сообщить новость Франкенштейну. Чтобы он был готов к возможному набегу дедушки.
