Перекресток

      Сначала в голову начали понемногу просачиваться звуки: пение птиц за окном, чей-то вздох совсем рядом, тихий скрип стула. Какое-то время Мидория просто прислушивался к ним, заново обнаруживая себя на этой планете, а потом медленно открыл глаза.       Белый потолок, круглая больничная люстра — Изуку не мог спутать их ни с какими другими. Он осторожно повернул голову налево и увидел Очако, прикорнувшую рядом.       — Урарака-чан? — Он поднял руку и тихонько дотронулся до подруги. Та встрепенулась.       — Ты очнулся! — радостно воскликнула она и бросилась к нему с объятиями. Грудь кольнуло тупой болью, когда девушка неловко навалилась на него, но тут же стало как прежде, стоило ей вернуться на стул. Мидория удивлённо заметил, что карие глаза наполняются слезами.       — Долго я провалялся?       — Целых три дня, — шмыгнула носом Урарака. — Исцеляющая Девочка регенерировала твою кожу, ведь ты так сильно пострадал! Катсуки сказал, что ты похож на мумию.       Мидория тяжело поднялся и сел на кровати, подложив под спину подушку. Сейчас, рассматривая свои руки ближе, он мог сказать, что те казались порозовевшими, как у младенца. Более того, его торс до сих пор был замотан бинтами.       — Кач-чан? Он был здесь?       — Все приходили навестить тебя, Деку-кун. — И шепотом добавила: — А Тодороки-кун и вовсе ночевал здесь.       Брови Изуку поползли вверх.       — Ночевал?       — Да, — она вздохнула. — Мне кажется, он винит себя в произошедшем. Если бы ты не закрыл его своим телом, то не оказался бы в больнице в таком плохом состоянии.       — Я не сделал ничего такого, — пожал плечами Мидория. — Готов поспорить, каждый на моём месте защитил бы друга.       — Не каждый, — улыбнулась ему Урарака.       Они сидели в уютном молчании несколько минут, пока Изуку не хлопнул себя по лбу, вспоминая кое-что важное.       — Ах, да! Ты так и не рассказала мне, что в тот день произошло между вами с Теньей-куном.       — Ну, знаешь, — девушка смущённо опустила глаза, — на том задании нужно было действовать вместе. Степень того, насколько разрушится шар, зависела от того, в какой степени ты откроешься партнеру. Обычно герои мысленно настраиваются на одну волну — в этом и заключается парная сила, но мы также использовали и физический контакт…       Она покраснела до ушей и договорила тихо-тихо:       — Мы взялись за руки. Рука Тенье-куна была такой большой и надежной!       Мидория непонимающе посмотрел на нее.       — Разве не все пары брались за руки, чтобы разбить шар?       — Нет конечно, Деку-кун. — Она помотала головой. — Ты не читал главу в учебнике? Я подумала, что со стороны Аизавы-сана было очень мило взять эту тему именно в День влюбленных. Физический контакт используют только близкие друзья или пары, ведь при этом происходит ещё и тактильный обмен силами, а это очень интимно.       Теперь настала очередь Изуку покраснеть. Он вспомнил, как Тодороки-кун безо всяких сомнений предложил ему взяться за свою ладонь, будто это было само собой разумеющимся. В тот момент Мидория подумал, что так делают все, и это единственно правильный выбор. Он вспомнил те невероятные ощущения, когда его сила соединилась с причудой Шото, и свои мысли после этого. Это действительно было очень личным.       Но ведь Тодороки-кун был парнем, а значит, не мог действовать из-за личных побуждений. Значит, он считает его, Мидорию, близким другом?       — Подожди, — вдруг подняла на него глаза в немой догадке Урарака. — Значит, вы с ним тоже…       Раздался шум открываемой двери, и они оба повернули головы на вошедшего. Это оказался Шото, который удивлённо моргнул, увидев, как странно смотрят на него Очако и Мидория.       — Привет, — поприветствовал он их. — Я рад, что ты очнулся.       Изуку, всё ещё ошеломлённый своими мыслями, посмотрел на него. Всё вроде было как обычно, но после разговора с Ураракой-чан он почувствовал себя не в своей тарелке.       — П-привет, — проговорил он и опустил голову.       — Добрый день, Тодороки-кун, — помахала ему рукой Очако. — И я, пожалуй, пойду. Мне ещё нужно забежать в школу и сказать всем, что Деку пришёл в сознание. Всем пока!       Она встала и подхватила рюкзак, лежавший рядом со стулом, а потом быстро покинула палату, не забыв заговорщицки подмигнуть Изуку на прощание.       — А я как раз отпросился пораньше с занятий, — спокойно проговорил Шото, пересекая расстояние до кровати Мидории и садясь на место, где только что была подруга. — Если хочешь, я могу ввести тебя в курс дела о том, чем мы занимались.       — Сначала, — Изуку смущённо посмотрел на него, — я хотел спросить тебя о том, что случилось после того, когда я вырубился.       Тодороки затих на несколько мгновений, прежде чем начать говорить.       — Ты принял весь удар на себя, и если бы не твоя причуда, умер бы. Я оттащил тебя подальше от линии боя. — Друг вздохнул. Под разноцветными глазами образовались тёмные круги от недосыпа, а между бровей залегла небольшая вертикальная морщинка. — Ты не отзывался на своё имя, я с трудом нащупал пульс у тебя на шее. Я оставил тебя лежать на асфальте и атаковал монстра обеими сторонами своей причуды. Я был так зол.       Мидория приоткрыл рот от удивления: это был первый раз после спортивного фестиваля, когда Тородоки использовал огненную сторону. Жаль, что Изуку не видел этого, ведь пламя, охватывающее половину тела Шото, вкупе со льдом, выглядело потрясающе.       — Чешуйчатый, видимо, не ожидал, что у меня есть тузы в рукаве, плюс, ему нужно было время, чтобы восстановиться после последней атаки. Я использовал всю свою силу, чтобы испепелить его, и мне удалось нанести ему значительный урон. А потом подоспели остальные профессиональные герои.       Тодороки пронзительно смотрел на него, и Мидория почему-то стушевался под таким пристальным наблюдением.       — Я не хочу снова терять близких мне людей, — вдруг сказал Шото после долгой паузы. — Ты не знаешь, но моя мама… Она лежит в больнице. Мой отец положил её туда, когда я был совсем маленьким, и с тех пор я не видел её. Лишь после фестиваля я набрался мужества и пришёл к ней.       Изуку хотел было что-то сказать, но не мог подобрать и слова.       — Я сделал это, потому что ты изменил моё отношение к жизни. Когда мы сражались на спортивном фестивале Юуэй, ты сказал мне о важности принятия себя, и я подумал, что ты прав. Я — не мой отец, и моя сила… — Он сжал левую ладонь в кулак. — Это моя сила, и я могу делать с ней всё, что захочу.       Мидория широко улыбнулся другу.       — Это правда! Я очень рад, что помог тебе, Тодороки-кун!       — Прости, что пришлось спасать меня, — продолжил говорить Тодороки, спрятав глаза за красно-белой челкой. — В следующий раз я буду умнее и не подставлю тебя под удар.       Мидория смущённо почесал нос.       — Всё нормально, мы же друзья! — И потом добавил, переходя на новую тему: — Так что я пропустил в Академии?       Они болтали ещё полчаса, пока Исцеляющая Девочка не появилась в палате и не выгнала Шото из комнаты. Перед уходом тот успел сказать, что он и весь их класс с нетерпением ждут его появления в школе, и настроение больного резко скакнуло вверх.       Мидория с облегчением растянулся на кровати, пока Девочка меняла его бинты. «Завтра будешь как новенький. И не попадайся мне на глаза ближайшую неделю!» — пригрозила она, и Изуку улыбнулся ей в ответ. Она вручила ему новый комплект одежды и обуви, который, по её словам, занесла мама, и изрядно подпаленный рюкзак, наказав, чтобы сегодня Мидория берёг себя и по возможности много не двигался.       Обещав ей, что будет осторожен, Деку переоделся в свежую футболку и штаны, надел кроссовки и собрался накинуть рюкзак, но остановился на полпути. У него до сих пор не было возможности толком рассмотреть валентинку, и сейчас он мог сделать это в одиночестве. Изуку питал надежду, что, взглянув на неё ещё раз, он без труда разгадает, кто же отправил ему письмо.       Послание обнаружилось там, где он его оставил — в переднем верхнем кармане. Немного обожжённое, но сохранившееся.       Мидория сел на краешек кровати и раскрыл открытку: правильный, аккуратный почерк, круглые и чётко выведенные буквы, «р», чуть закругленная на конце. Изуку определённо знал владельца почерка, но никак не мог вспомнить, кто это мог быть.       Наконец, приняв своё поражение, он убрал валентинку обратно и встал с кровати. Ему предстоял долгий путь домой. Сначала он, как обычно, сел в электричку, на этот раз добравшись на ней без приключений, потом пешком пошел до дома. Уже сворачивая на их улицу, он нос к носу столкнулся с матерью Кач-чана, которая, судя по пустой корзинке, шла в магазин.       Изуку помнил её с детства — они с его мамой были лучшими подругами, а их дома располагались рядом, поэтому тот знал: если мамы нет дома, то она сидит у Митсуки.       — Здравствуйте, Бакуго-сан.       Даже тот, кто никогда не видел её, но знал Катсуки, мог бы сразу определить, что Митсуки — его мать. Те же пепельные волосы, торчащие в разные стороны, оранжево-красные глаза и тонкие губы. Но, в отличие от сына, она всегда приветливо улыбалась ему.       — Здравствуй, Изуку-чан! Тебя всё-таки отпустили сегодня? Я разговаривала с Инко, и она сказала, что пойдёт забирать тебя завтра.       — Наверное, я слишком досаждал Исцеляющей Девочке, — рассмеялся Изуку. — Да что мне там было делать ещё один день? Я чувствую себя прекрасно.       Митсуки радостно рассмеялась и хлопнула в ладоши.       — Я так за тебя рада! Мы все за тебя переживали. А Катсуки был просто сам не свой.       — Правда? — Мидория удивлённо раскрыл рот: эта новость для него была сюрпризом.       — Да, милый. Он действительно волнуется о тебе и дорожит вашей дружбой, хоть и не всегда этого показывает. — Она похлопала его по плечу. — И его отец такой же — чем ближе ему человек, тем сильнее он боится раскрыться ему.       Изуку изумлённо моргнул. Он и не знал, как сказать ей, что их отношения с Кач-чаном давно и бесповоротно испортились.       — Дай ему шанс, — улыбнулась Митсуки. — И будь терпеливее. Я знаю, мой сын может быть той ещё занозой в заднице, но, в общем-то, он неплохой человек.       — Я знаю, — вздохнул он. — Но в последнее время мы с ним мало общаемся и…       — Так в чём же дело! — перебила она его. — Приходите с Инко к нам сегодня на ужин в семь, заодно и поговорите с Катсуки по душам.       — Но…       — И никаких «но»!       С этими словами она кивнула ему на прощание, покрепче перехватила корзинку и зашагала прочь. Изуку ещё немного постоял, примиряясь с неожиданными планами на вечер, и пошёл домой.       Мама встретила его на пороге и обняла так сильно, что у Мидории посыпались искры из глаз. Она щебетала и щебетала, что ходила к нему каждый день, разговаривала с его друзьями и Исцеляющей Девочкой, что он выглядел просто ужасно, замотанный бинтами со всех сторон, и что ей было так одиноко в пустом доме, и как она рада его возвращению.       Новость о том, что через четыре часа они идут на званый ужин к семье Бакуго, подняла её настроение с отличного на прекрасное.       — Сын, приведи себя в порядок, а пока я приготовлю тебе парадную одежду, — сказала она, и совсем не одушевлённый происходящим Мидория поплёлся в свою комнату. Он поднялся по лестнице на второй этаж и открыл левую дверь. Прямо напротив неё была ванная.       Он снял рюкзак и кинул его куда-то в угол, прошествовал к кровати и устало сел на неё, измотанный после долгого путешествия, и расслабил спину, падая на подушки.       На потолке прямо над ним, ведомые ветром из открытого окна, качались на лампе деревянные модели планет, отбрасывая лёгкие тени. Мидория с десяток минут зачарованно наблюдал за ними, прежде чем заставить себя подняться и пойти в ванную.       Там он снял с себя всю одежду и бросил её в бельевую корзину, а потом завис перед зеркалом, разглядывая свое отражение. Вроде бы Изуку выглядел как обычно, но в то же время он не помнил, чтобы под его глазами были такие синяки, а кожа была настолько бледной. Он с сожалением отмёл идею с душем из-за бинтов и наскоро помыл голову, стоя над раковиной. Потом посушил волосы, взял с полки свежее нижнее белье и прямо в боксерах прошел на кухню, где приготовился ждать маму.       Та носилась по дому в поисках туфель, юбки, пропавшей помады, и под её бормотание Мидория начал клевать носом и не заметил, как заснул.       — Дорогой? — Она легонько прикоснулась к его плечу, и Изуку нехотя разлепил глаза. — Переодевайся, нам пора выходить.       Он зевнул и потянулся — этот день, казалось, никогда не кончится. Мидория взял у мамы белую наглаженную рубашку и свежую пару джинсов.       — Ах, как всегда лохматый, и что я с тобой сделаю? — ласково проворчала мама, пытаясь уложить его волосы, пока тот переодевался. — Ладно, пусть останется как есть. Ты хоть скажи, мне идет эта блузка?       Изуку перевёл взгляд на названный предмет одежды, потом на зеленую юбку, а потом снова на мамино лицо: её глаза — копия его собственных — улыбались.       — Мам, ты всегда выглядишь великолепно.       Она рассмеялась.       — Ну-ну, я всё равно тебе не верю. Пойдем же, Бакуго уже давно нас ждут.       Они вышли из дома и пересекли двор, чтобы оказаться перед дверью соседей. Мама нажала на звонок, и тот, тренькнув один раз, затих. Изнутри послышались быстрые шаги, а потом звук открываемого замка. Наконец, кто-то снял цепочку.       Мидория в ужасе наткнулся на злобный взгляд Кач-чана, который показался в дверном проеме:       — Здравствуйте.       — Здравствуй, Катсуки-чан, — поприветствовала его мама и сразу прошла вперед, а Изуку застыл на пороге, не смея пошевелиться. — Ты чего там, сын?       — Я… Н-ничего.       Он, съёжившись, прошёл мимо Кач-чана и снял обувь, в любую секунду ожидая тычка в спину. Но тот так ничего ему и не сделал, только тихонько прикрыл дверь и щёлкнул замком.       — Проходите в гостиную! — раздался голос Митсуки откуда-то слева. — Я сейчас приду.       Они с матерью вслед за Бакуго пошли вглубь дома в просторную комнату с большим сервированным столом, во главе которого уже сидел отец Катсуки — Масару. Он оторвался от чтения газеты и вскинул руку в приветственном жесте.       — Добро пожаловать!       — Спасибо, — хором сказали они с мамой.       — Присаживайтесь куда-нибудь. Катсуки, отодвинь Инко кресло.       Мидория увидел, как скривилось лицо Кач-чана — он терпеть не мог, когда им командовали. Но всё же Бакуго молча помог маме и сел за стол сам, выбрав место напротив Изуку.       — А вот и я, — неся большое блюдо, из кухни показалась Митсуки. Она была одета в лёгкое персиковое платье. — Сегодня на ужин будет горячая соба с овощами.       Женщина поставила блюдо на середину стола, чтобы каждый мог положить себе порцию, и села рядом с мужем.       — Приятного аппетита!       Изуку только сейчас понял, насколько сильно проголодался. Он положил себе двойную порцию и начал уплетать лапшу за обе щеки. Кажется, он не ел вечность. По крайней мере, сегодня в его организм не поступало ничего, кроме утренней витаминной капельницы.       — Катсуки-чан, расскажи, как идут дела в Академии, — вдруг сказала мама, накладывая себе собу.       Мидория застыл с полным ртом и поднял глаза на Кач-чана.       — Нормально, — буркнул тот, мрачно глядя куда-то в пол.       — Неужели ничего не происходит? — снова попыталась разговорить его Инко, и Митсуки сильно хлопнула сына по спине.       — Катсуки, расскажи про то, как ты выиграл спортивном фестивале Юуэй, — приказала ему та, разом сменив голос с приветливого на строгий. — Не заставляй гостей ждать.       Бакугоу сжал губы.       Изуку, наблюдавший за ним всё это время, прекрасно знал, что тот ненавидит семейные ужины, да и вообще разговоры с родителями в целом. И если отец хоть немного был добр к нему, то мать относилась к сыну примерно так же мягко, как Кач-чан к Мидории. За исключением того, что Митсуки радовалась его победам и говорила всем друзьям и знакомым, что Катсуки лучше всех.       — Я же говорил тебе, мам, что это было нечестно, — процедил он сквозь зубы. — Тодороки не сопротивлялся, и я вмазал ему как следует.       — Но ты ведь выиграл! — вскинула кулак она. — В этом был весь смысл.       — Не весь, — одними губами возразил Бакуго, и лишь Изуку увидел это, в то время как родители принялись обсуждать результаты детей.       Катсуки презирал себя за этот матч. Он понимал, что мог отменить поединок, если бы увидел, в каком состоянии находится Шото, но жажда победы застилала ему глаза. Мидория слышал, как тот говорил Киришиме, что не ощущает себя победителем.       Словно почувствовав чужой взгляд, Бакуго перевёл глаза на Изуку.       — Чего уставился? — тихо огрызнулся он.       — Н-ничего, — стушевался тот, снова уткнувшись в тарелку.       Вся эта ситуация — накрытый стол, их перебранки и веселый смех мам — словно вернула его в прошлое, где им было лет по пять. Тогда у Кач-чана только открылась причуда, а Мидория всё ещё надеялся, что получит свою. Почти все разговоры за столом тогда сводились к тому, насколько Бакуго крут, но Изуку это не смущало: он верил в друга и собирался помочь ему стать самым лучшим героем.       Он прекрасно помнил эту цветастую скатерть, старомодные часы между двух окон, сладкий запах духов Митсуки-сан и кремовый линолеум, по которому они, будучи детьми, часто ползали, воображая себя частными сыщиками. С того момента столько всего произошло, и вот уже ему пятнадцать, он учится в Академии, а напротив него сидит бывший друг детства.       Изуку прекрасно знал, когда их отношения перестали быть дружбой. Это произошло тогда, когда Кач-чан повёл себя как злодей и напал на ребёнка младше них. В тот момент Изуку остановил его, хотя и не думал, что будет делать, если Кач-чан решит побить его, но тот лишь посмотрел на него со смесью удивления и злости. Он не ожидал, что лучший друг посмеет пойти против него. И когда на следующий день мама спросила, почему Мидория не идет играть с Катсуки, тот сказал, что больше не хочет с ним водиться.       Переведя взгляд влево, на маму, Деку вскользь посмотрел на Кач-чана. Тот, видимо, решил воспользоваться моментом, когда к нему никто не лез, и положил в тарелку собу.       — Да, Мидория? — спросила Инко сына, продолжая разговор, в который тот не вслушивался.       — Ч-что?       — Я говорю, что тебе нравится в Академии, — улыбнулась она. — И что ты нашёл много новых друзей.       Изуку смущённо кивнул.       — Это правда.       — Вчера утром я заходила к тебе в больницу перед работой, — сказала мама, накручивая на вилку лапшу. — И обнаружила в палате посетителя. В шесть утра, представляете! Этот милый мальчик представился Шото.       — Да-да, я знаю, это сын Старателя, — воодушевлённо воскликнула Митсуки. — Вы с ним большие друзья, Мидория-чан?       Он покраснел под направленными на него взглядами.       — Ну… Можно сказать и так.       — Конечно, большие друзья! — кивнула мама. — Медсестра сказала мне, что он всю ночь провёл около постели сына и постоянно спрашивал, всё ли с ним в порядке.       — Ты ведь тоже ходил в больницу к Мидории-чану, правда, Катсуки? — поинтересовалась Митсуки.       — Вместе со всеми, — буркнул Кач-чан неохотно.       — Да, я видела вашу группу, — кивнула ему Инко. — Я как раз сменила Шото на посту. Мне ещё нужно было отдать Исцеляющей Девочке вещи для Изуку. У сына такие замечательные одноклассники!       Родители снова начали обсуждать Академию, и Мидория продолжил поглощать еду. Спустя полчаса разговоров и натянутого молчания между бывшими друзьями Митсуки произнесла:       — Почему бы вам с Мидорией-чаном не пойти поиграть наверх, как в старые добрые времена?       — Но мы…       Начал было Изуку, но увидел, как одобрительно кивает ему мама. Он встретился взглядом с Кач-чаном, который явно не обещал ему ничего хорошего, как только они окажутся вне предела видимости родителей.       — Идите-идите, — приказала Митсуки, отвесив сыну щелбан по затылку. — И будь хорошим мальчиком, Катсуки.       Тот, ничего не сказав, рывком встал: на бледных щеках расцветали розовые пятна. Мидория последовал его примеру и пошёл вслед за ним из гостиной.       Даже сильно волнуясь он не мог не отметить, что коридор и лестница, казавшиеся в детстве широкими, теперь выглядели маленькими, а комната Бакуго оказалась уж совсем миниатюрной, но чисто прибранной. Узкая кровать, письменный стол с компьютером, стул и небольшой шкаф занимали большую часть пространства. Единственное, что делало спальню уютной, это огромное окно, на котором стояли коллекционные фигурки профессиональных героев.       Изуку неуверенно застыл на пороге, наблюдая, как Кач-чан с силой пнул дверцу шкафа, кипя от злости.       — Ненавижу эту проклятую семейку, — прошипел он. — Вечно указывают, что мне делать.       Катсуки прошёл к своему столу, отодвинул стул и сел, включая компьютер.       — Можно войти? — тихо спросил Мидория. Он чувствовал себя просто ужасно неловко и больше всего на свете хотел вернуться домой.       — Нет, — рявкнул тот, не отрываясь от созерцания монитора. — Стой там и ничего не трогай.       Изуку вздохнул, понимая, что большего от Кач-чана не добьётся. То, что тот не избил его за пределами гостиной, уже было значительным достижением.       Мидория прислонился к косяку двери. С последнего его визита сюда прошло около десяти лет, и тогда в спальне Бакуго всегда был беспорядок, на полу лежали мягкие игрушки, машинки и даже железная дорога. Любимым местом мальчишек было окно, потому что на нём можно было сидеть и болтать, а вечером, когда на небе показывались звёзды, они мечтали, что станут такими сильными, что смогут путешествовать по галактике без помощи кораблей.       После выходки Бакуго Изуку начал проводить дни дома около компьютера. Через открытую форточку он слышал, как Катсуки смеётся в своей комнате с другими мальчишками и завидовал, потому что у него не осталось друзей. Все, кто разговаривал с ним до ссоры с Кач-чаном, отвернулись от него, и лишь в Академии Мидория перестал быть один.       — Можно я хотя бы сяду? — попросил Изуку, чувствуя, что смертельно устал. — Я знаю, что тебе неприятно моё присутствие, но давай потерпим десять минут. После этого я заверяю тебя, что спущусь вниз и попрошусь домой.       Бакуго перестал печатать и помолчал немного, а потом раздражённо бросил:       — Десять минут.       Мидория обрадовано зашёл внутрь и присел на самый краешек жесткого матраса.       Теперь он находился совсем близко к окну и мог в деталях рассмотреть фигурки на подоконнике. В коллекции Кач-чана были Полночь, Древесный, Старатель и Гидрант. Но самое главное — он заполучил редкого Всемогущего из лимитированной партии журнала «Все герои». Изуку тогда купил штук сто журналов, но так и не смог завладеть заветной фигуркой, у которой двигались все суставы.       Чуть подальше, за рядом пластиковых профессиональных героев Мидория увидел светло-серую деревянную рамку для фотографий, лежащую стеклом вниз. У Изуку тоже была такая, и он узнал бы её из тысячи.       Ведомый любопытством, он протянул руку и осторожно взял рамку, сразу понимая, что не ошибся. На фотографии совсем маленькие Катсуки и Изуку сидели рядом на скамейке, у них в руках было по ванильному мороженому. Они довольно улыбались в камеру и приобнимали друг друга за плечи, не обременённые причудами и соперничеством.       Мидория прекрасно знал этот снимок и часто смотрел на него, когда ему было совсем одиноко.       — Ты чего это делаешь, говноед? — вдруг раздался злобный голос Бакуго. Изуку вздрогнул от неожиданности, совсем забыв, где находится. Катсуки поднялся со стула и направился к нему. — Ты что, не понимаешь, что тебе говорят?       — Я-я… Я п-просто… — в панике округлил глаза Мидория, стараясь казаться меньше. — Извини.       Он прижал к груди рамку, и Бакуго, вырвав её из его рук, мельком посмотрел на фото.       — Дерьмо! — Он швырнул фотографию на пол. — Какого чёрта ты тут хозяйничаешь?       — Я н-не…       Катсуки грубо взял Изуку за отвороты рубашки и поднял вверх, приблизив его лицо к своему. Мидория нервно сглотнул под полным ненависти взглядом.       — Какого черта, Деку? — рявкнул Бакуго и, освободив одну из рук, отвёл её для удара. Изуку не знал, то ли Кач-чан переборщил с силой, то ли ожог под бинтами не до конца восстановился, но тычок под ребра оказался таким болезненным, что на несколько секунд у него потемнело в глазах. Когда зрение пришло в норму, Мидории показалось, что он увидел в расширенных зрачках Бакуго беспокойство, которое, впрочем, через секунду исчезло.       — Идиот, — выдохнул ему в лицо Катсуки и разжал захват; Изуку мешком упал на кровать. — Иди уже домой.       — Кач-чан… — начал он, но Бакуго повернул голову в сторону, показывая, что разговор окончен.       Мидория медленно встал и, держась за пострадавший бок, вышел из спальни. Уже спускаясь по лестнице Мидория понял, что сам всё испортил: Катсуки прямо сказал ему ничего не трогать, а он, ведомый любопытством, потревожил то, чему нужно было остаться в тайне. И теперь в голове Изуку вертелось непрошеное понимание, что Кач-чан до сих пор хранит память о том, что когда-то они были друзьями.