Реквием

Несобранность раздражала. Для него, как наследника великой державы, выученного всему, что только могло понадобиться для процветания собственного клана, несобранность просто не могла существовать. Так должно было быть и так было всегда, сколько Карла себя помнил: он не витал в облаках, не предавался грёзам, оставался верным только отцовской суровой науке, что порою отдавала железом на губах или ломотой в костях. Следуя такому уставу, Карла тренировал себя избавиться от любых слабостей, что так или иначе стали бы для него неприемлемы, как для монарха, — чувства, или страхи зримо должны были исчезнуть, как и погрешность позволить им управлять собой. Он не изменял себе никогда, но сегодня, в противовес выработанной привычке, — по вине, верно, болезни, — мысли в порядок привести никак не получалось. И если бы из-за чего-то важного, нет — из-за ерунды, из-за женщины; её робкое сердцебиение набатом отдается в висках, перебивая железный обруч мигрени, что стискивает голову. Интересно ей стоять вот так под дверью и подслушивать, не боясь быть уличенной вдруг, и схлопотать наказание? Думает она об этом или мысли о скрипящей койке подвала, с его влажной сыростью, уже оставили её воспоминания? Возможно, он был слишком добр, когда дал ей разрешение свободно перемещаться по дому. Учитывая, как именно она эту власть использует. Не в этом, впрочем, дело. И было бы хорошо, если бы все неурядицы, что у него случаются со смертной, касались лишь её непослушания, только вот причина занимающая его мысли нынче к ним относится всего-навсего отчасти, и связана она, в основном, со вчерашним происшествием, которое выдало его отнюдь не с лучшей стороны, — или, точнее, с самими последствиями, от которых присутствие игрушки вампиров, как кость в горле. Карла, даже не закрывая глаза, видит её перекошенное от ужаса лицо, с расширенными до невозможности зрачками, и губами наперебой повторяющими его имя с полсотни раз, — первое, что довелось ему увидеть проснувшись; первое, что он увидел, когда иллюзия спала с век. А до того был голос: маслянистая нега терпкой, тягучей интонацией, — и чужой, и знакомой одновременно, — что жалит сознание болезненной иглой, во рту застывая смутным предчувствием дежавю. Слова всплывают в сознании одиночно, слагаясь то в фразы, то в блеклый образ, представляющий собою полузатенённый, хрупкий силуэт. Вероятно, женский. Он шепчет ему, с непонятной радостью, что-то диковинное о судьбе — судьбу не изменить, — тихонечко вздохнул вконец, будто мучаясь от собственного осознания. А он, сгорающий от марева, что наслала смертельная болезнь, в речи говорившей, — знакомой ему, отчего-то, достаточно хорошо, чтобы выдвинуть подобные предположения, — различает явное лукавство. Одначе, не так от хитрости, как от отчаяния: поглотившее визави положение безвыходности становится для него понятным. Язык горчит ответная фраза, — ты не веришь в судьбу, — когда тьма постепенно исчезает, и черты лица оппонентки вдруг становятся чётче. Вместо них — карикатура из псевдо-заботы неожиданно нагрянувший смертной. Флёр ушедшей галлюцинации вертится под носом, засев внутри непонятным предчувствием: всё было настолько реально.. через чур правдоподобно. Карла отмахивается; эндцайт пускает новые корни, травя на этот раз его рассудок, а не тело, — вот и весь тайный смысл бредни. Он умирает, это не странно. Странно, почему ему не удается пропустить этот эпизод сквозь себя. Мерц, чинно ведущий свою речь о церкви, охотниках и беспорядках на улицах Японии, присутствия смертной, казалось, и не замечает. Единожды он только тихонечко втягивает ноздрями воздух, словно пробуя его на вкус, но себя никаким образом не выказывает, хоть Карла ловит в выражении вампира определенные перемены, — речь у него замедлилась, точно он ещё о чем-то задумался, голос стал сухим, без выражения, но в этот момент девчонки уже и след простыл. — …Так что, опасности они не несут. Топ-топ, скрип ступеньки наверху, — она поднялась к себе; видать ей уже лучше, если находит в себе силы подслушивать. — Хорошо, ты свободен. Мерц, пропустив последнюю фразу мимо ушей, слабо улыбнулся, нервозно потоптавшись на месте. На днях, узнав от своих фамильяров, что в городе происходят какие-то непорядки с церковью, которая демонстрирует резко категорическое отношению к демонам на территории людей, чему свидетелем стал и сам Шин, наткнувшись во время прогулки с фамильярами на почерневшего, умирающего вампира, Карла приказал слуге добыть более тщательную информацию, поскольку тот, просившись на службу, кичился своими разношёрстными связями в человеческом мире. Мерц пришёл, доложил что и как, но уходить не спешил. Карла размышлял над тем, что разговор он, наверное, хочет опять обернуть вокруг приверженцев чистой крови, и таки не ошибся. — Прошу прощения, — заискивающе, как всегда, прошептал вампир, вперившись взглядом в пол, — Касательно демонов, разделяющих со мной одну идею.. Что мне им сказать? Некоторые из тех, с кем я держал связь долгое время, прознав, что прародители высвободились из-под заточения, выявили желание присоединиться к вам. Тема с приверженцами Карле не нравилась, хоть, Мерц, обходя именование окольными путями представил их весьма интересно. Роль, которую они сыграли в прошлом невозможно забыть, но отказываясь быть слишком категоричным, интересуясь, он спросил: — Кто именно? Узнать имена 'потенциальных' союзников было любопытно с точки зрения мести — кто из них боится более или менее, чтобы наступить на старые грабли, пытаясь переиграть прошлый опыт. — Я подготовил список всех, кто связался со мной. — ответил Мерц с придыханием, едва ли не зардевшись, энергично доставая из рукава сложенный листок бумаги. Карла изучил перечень имен, состоящих, в основном, из вампирского дворянства. Кое-какие были ему знакомы, — граф Юрген из западных марок, барон Коэн из Каштановой рощи… — одни и вовсе встречались ему впервые. Свернув лист, он передав его собственному фамильяру. — Я сообщу тебе о своём решении. Мерц сдержано кивнул, согнув спину в низком поклоне. — Буду ждать с нетерпением… После ухода вампира, Карла остался наедине со своими мыслями. Тихий шепот дождя за окном напоминал ему перезвон голосов полных боли и отчаяния, которые там, в сырых подземельях, не смолкали ни на минуту, страшно боясь тишины. В конечном итоге она наступила, но тогда ещё, когда в хладных сердцах теплилась малая надежда, об этом не было и мысли, — никто, вероятно, и вообразить не мог, что именно такая участь ждёт первородный клан. А в это время приверженцы, разукрашенные и размалеванные на манер последнего писка моды, щеголяли по коридорах Пандемониума, выписывали пируэты на балах, холеные отцом и любимые, когда те, кто действительно заслуживал к себе внимание, гнили ни за что в тюрьмах. И теперь они просятся обратно? При разломе власти, хитрецы с помощью расчетов стремятся перейти на сторону победителя, дабы подняться вверх по ступенькам сложившийся в аристократии иерархи, а в случае бывших «друзей» отца, лебезивших перед ним и смеющихся у него за спиной, ситуация сложилась крайне непростая: с одной стороны вполне стабильное положение в собственном государстве, которое они ранее в угоду личным 'интересам' предали, с большими усилиями потом вернув себе прежнее положение, с другой — сильнейший некогда клан, который припомнит им старые долги, вне всяких сомнений. Вымаливать прощение, когда ситуация не набрала оборотов и держится стабильно, не имея с их стороны грубых потерь, и рано, и опасно, а вот подписаться в заискивающем прошении, — без клятв, присяг, без обещаний, — но как приветствие, вопящие «я не забыл о вас, не мог» — вполне, самое то. Карла махнул кистью. Явился фамильяр, склонившийся в поклоне. — Чем могу помочь, господин? — Принеси список, который я тебе дал. Мерц хорошо постарался, — очевидно, в случае положительного ответа, он ожидает получить щедрое поощрение, — около двадцати имён, и то если брать в счёт одних только вампиров, в одном мире демонов. Истинная его гордость — человеческие земли, куда и мигрировали огромная часть предателей. А в чем их польза? Выжившие, что смогли как-то оправдаться и не были казнены, лишились титулов, семейных имений и были сосланы. Другие, струсившие возвращаться в державу, которую предали — пустились бега, прозябая бессмертие где-то на затворках мира смертных. Полезного в них и ногтем не наскребешь, но воротить нос от такой коалиции нет никакого смысла. Всяко лучше, чем никого не иметь под боком. И тот факт, что обитатели мира демонов пока не знают о гибели всех представителей первородной расы, необходимо умело обыграть. Отчасти, вину на такое большое количество инфицированных можно взвалить на плечи приверженцев, которые по указке отца сновали на приёмах и верно указывали на тех, кто хоть немного демонстрировал признаки пока ещё безымянной хвори. Подозрительных личностей ссылали в подземелья и, даже если они не болели взаправду, шанс оставаться здоровым далее, снижался до минимума. Отец, утративший доверие к соотечественникам, из-за страха, что кампания несогласных касательно грядущей войны вспыхнет бунтом, доверился иноземным демонам, внимая каждому их слову, а те, разузнал о неполадках в клане, само собой, ситуацией не побрезговали воспользоваться, указывая на «предателей» то тут, то там. Что ж, пришло время воспользоваться их стратегией против них самих. Шин, как и ожидалось, в восторг не пришёл. Письмецо Мерца он просматривал нахмуренным, через раз кривя губами, ровно сдерживал себя от фатального высказывания на счёт всей этой идеи. — Что ты намерен делать? — с плохо скрываемым напряжением спросил он, раздражительно отбросил пергаментный лист в сторону, словно тот мог внезапно укусить. Перспектива сотрудничества с предателями ему не нравилась, поэтому, сидя на кушетке он то и дело ёрзал, не зная куда себя деть. Ответ на этот вопрос был один единственным, без существований побочных аналогий. Карла тут же его озвучил. — Все признающие неоспоримую власть Первой Крови могут поклясться в своей верности в Пандемониуме, это безоговорочно и очевидно. Мягкие нотки травяного чая успокоили его головную боль, верно ненадолго: играющий желваками мятежный брат пророчил вернуть её с лихвой. — Ты шутишь?! — вспыхнул Шин. Ногти с неприятным скрипом впились в деревянный подлокотник, на шее у него вздулась жилка, — Они предали нас! Они предали отца! Из-за них он.. это из-за них!. — Шин, — твердо окликнул его Карла. Брат грозно раздул ноздри, но тут же смолк, — Разве я хоть слово сказал о приверженцах? Учись слушать внимательнее. Шин оторопело моргнул. Его единственный глаз, насыщенно-золотой, как лучи утреннего солнца, пораженно на него воззрился. — Да, но ты сам говорил.. О присяге. — Полагаешь, — обратился к нему Карла, — хоть один из них явится засвидетельствовать своё почтение лично? В момент, когда ситуация хоть и балансирует на грани стабильности, но, тем не менее, упрямо на ней держится. Долго ли, коротко, — не важно. Главное, что бывшим почитателям чистокровных этого с лихвой хватает, чтобы сделать свой выбор. Не в их, основателей, пользу уж точно; по меньшей мере, на это влияет ряд причин, — и страх перед первородной расой лишь одна из них. — Если бы в мире демонов нашлись те, кто разделяет наши взгляды, относительно мироустройства, — пояснил Карла, пока выражение лица младшего брата оставалось задумчивым, — рекомендации Мерца были бы излишни. — Мерц, выходит, лжёт? — сдвинул брови к переносице, рассудил Шин. — Необязательно, — ответил на это Карла. Глухой грохот на втором этаже вынудил его помедлить, прежде чем продолжить, но дальше всё было тихо, — Вполне вероятно, что он всего лишь сообщает то, что ему выгодно. Твоей задачей и является, выяснить так это или нет. — Следить за Мерцем? — скривившись, прошептал Шин. Его выражение молча вопило о том, что худшего задания не придумаешь. Карла ввёл в предположения брата коррективы, прежде, чем тот выразил протест, до конца так и не понял, что от него хотят. — Нет, тебе необходимо установить его связи с приверженцами и понять, насколько он достоверен в своих высказываниях. И достоверен ли; Мерц, по собственному, краткому, но весьма информативному рассказу, представляет самого себя, как вампира с обедневший семьи, которая после окончания войны не в пользу первородных, потеряла графский титул, — последнее, что у них было. Поэтому, сподвижников, — среди которых есть куда более родовитые, — ему таким образом привлечь не сильно удалось бы. Вот и предстояло выяснить, — если уж эта армия реальна, — как именно ему это удалось и всё ли в действительности так, как он то выставляет. — Понимаю, Мерц кажется мутным парнем, но зачем ему обещать нам помощь приверженцев, если он не держит их вокруг себя? — скептически начал Шин, но внезапно умолк. В его взгляде появилось озарение, — Или ты имеешь ввиду, что если ему и удалось скооперировать вокруг себя определённое количество приверженцев, то ради своих целей? — Не разобравшись в ситуации, пока рано делать подобные выводы. — Ладно, а на счёт тех почерневших трупов он ничего не сказал? Не болезнь ли случаем какая, что уже среди вампиров распространяется? — спросил Шин с лёгкой усмешкой. — Не болезнь. Против демонов ополчилась церковь и те тела, что ты встречал в городе — следствия их зачистки. Шин вскинул бровь в непритворном, весёлом удивлении. Горько-насмешливая усмешка возникла у него на губах. — Неужели? Даже смертные почувствовали слабость вампиров! — облокотившись о спинку дивана, со злым удовольствием приметил он, — От стыда они, наверное, умрут быстрее, чем от меча охотника, да и поделом – сильный клан никогда бы так не подставился, чтобы ещё и перед людьми!.. Мнение Карлы на этот счёт разнилось; весьма сомнительно, что род людской сам пришёл к такому удачливому для них заключению — очевидно, вампиров подставили, раскрыли их слабость в угоду пошатнуть сильнейший, на данном этапе, клан. Вариация предполагаемого недоброжелателя, — который, вполне вероятно, преследует те же цели, что и Карла, — разнится и вертится в основном среди представителей межклановой знати, действовать которых предрасполагает затмение, что обязательно посеет нестабильное положение в царстве демонов. Неразбериха в мире людей – вполне один из них. Не война, но предупреждение, весьма чёткое и лаконичное; а между тем безумное, — видно, прав Мерц, и о том, что они с Шином сломали печать барьера уже болтают повсюду, начиная от мрачной резиденции венценосного правителя демонов Брая, и заканчивая приземистыми тундрами Волчьего королевства, что говорит о теперешних и грядущих разборках; мир демонов такой посредственный и предсказуемый: едва кто-то допустит одну ошибку, он превращается в жужжащий улей из жадности и самоуправства. Видимо зачинщик анархии в Японии счёл жест Карлхайнца не реагировать на побег прародителей слабостью и вздыбился уверенностью, что его действия по поводу вампиров сыграют на хороший счёт. Впрочем, не важно. Если у вампиров нашёлся недоброжелатель, это ещё не делает его союзником прародителей. — Сейчас это не главное. Лучшей позицией будет наблюдать за ситуацией и не вмешиваться до поры, пока не подвернётся возможность изъять из неё пользу, — высказался на счёт этого Карла, предупреждающе поглядывая на младшего брата, — Карлхайнц, хоть и отсиживаться в Эдеме, уже зажат между двумя огнями – со стороны церкви в мире людей, и грядущей войной в царстве демонов, которую развяжем мы. Поскольку репутация вампиров замарана бунтом клириков, то, как Карлхайнц справится с ситуацией, повлияет на будущую расстановку интересов во время войны. — Это значит, что к нам может кто-то примкнуть? — шумно выдохнул Шин, нахмурил в раздумьях лоб, — Во время затмения ситуация и так постоянно колебалась бы.. Ладно, пока что мы ведь ничего не делаем? — По отношению к церкви, — подтвердил его слова Карла, — Но на счёт Мерца ты понял? Разобравшись с частью дел, он направился в свою комнату; стоит позвать смертную, пока эндцайт вновь не напомнил о себе, как вчера, отчего девушка должна была выйти из его комнаты заикой. Зато сегодня она на него и не глянула. Поспешно проскочила в сторону кухни, отвесил кроткий, приветствующих кивок. Взгляд в пол, голова склонена. Карла полагал, что когда заслужит её страх, то ощутит удовольствие, но эта выходка, напротив, вызвала в нём раздражение. Потому, что вчера она застала его в непригодном виде и сегодня всеми силами пытается вести себя так, будто ничего не произошло? Или потому, что глядя на неё, чувствуя её запах, сердцебиение, ему невольно вспоминалась та галлюцинация, — ярое подтверждение того, как мало ему осталось? Некоторые основатели, прежде, чем потерять способность передвигаться, переживали точно такой же симптом и впоследствии теряли рассудок, покончил с собой себя или, что ещё хуже, в приступе марева неумышленно убивали кого-то из своего окружения. ..Только-только проявились результаты очищения, а он скоро потеряет и способность двигаться. Значит, сегодня нужно взять больше крови, чем обычно. Карла хотел призвать слугу, чтобы дать ему поручение привести девчонку, как в дверь постучали. В комнату, вошёл фамильяр — один из тех, что осаждают особняк сыновей Карлхайнца в мире демонов.

*

Она смотрела в просвет между полом и дверью, на мягкую полоску жёлтого света, который чудился ей теплым, горяченным, как настоящие пламя. Хотелось коснуться его, ощутить кожей тепло, как оно мерно растекается по телу, насыщая собой каждую клетку, согревая, убаюкивая… Почему очаг больше не зажигают? По ночам ей так холодно, не беда что разгар лета на дворе. Она не единожды говорила о своей зябкости служанкам, но каждый раз они лишь картинно удивлялись этим словам, будто слышали их впервые. Кормили увещеваниями, что впредь подобного не повторится, а на деле лгали. Отец приказал им так поступать? Он зол на неё за что-то? Наверное, за эту болезненность? Это, должно быть, очень наскучило ему.. Все мечтают о здоровых детях и, конечно, он не исключение. Каждой ночью, когда холод, ровно та дикая, рычащая собака, подбирался ближе, она в который раз ловила себя на мыслях, что не занята ничем другим, кроме как поиском оправданий — отцу, служанкам, самой себе. В её узком, ограниченном собственной спальней мире, детском и наивном, каждый поступок должен был иметь определенную причину, но отцовский она уразуметь никак не могла. За что он отослал её? Не навещал раньше, пусть они жили под одной крышей, это да, а потом, что же, решил вовсе от неё отказаться? Боль, что это предположение окажется правдой, душила подходящими к горлу слезами, дать волю которым она не находила в себе сил: хворь все их забрала себе, упившись остатками жизненной энергии, которой теперь не хватало и на то, чтобы свободно передвигаться, пока однажды её не уколола сокрушительная догадка, почему на неё все так смотрят, почему больше не топят камин, а утром прячут взгляды, — стыдливые, сожалеющие, удрученные, — в пол. Они не измываются над ней, а ждут. Ждут, когда она умрет. Поэтому отец и устроил её здесь, — чтобы не видеть всего этого. Из всего детства, ей отчётливо запомнился именно момент этого осознания, — как, наблюдая слезящимися глазами за пробивающимся из коридора светом, она тряслась в лихорадке и боялась впредь не проснуться. Не увидеть теплого солнышка, омываемого лазурным небосводом, не ощутить молочного лунного света на коже, не наслаждаться пьянящим благоуханием роз. Потерять отца, кануть навеки во мглу. … поэтому, дребезжащий огонёк из коридора так манил. Через проступающую щель он медленно перетек в её комнату, пустившись по полу, занавесках и мебели, горячим, оранжевым танцем. Чёрный дым слепил глаза, лишал воздуха и подступал всё ближе. Огонь сожжёт её, она не может двинуться, не имеет совершенно никаких сил! Ужасные вопли прочих обитателей дома заложили уши, а затем резко умолкли, обратившись тяжким осадком на частившим сердце. Пламя и жар исчезли, вместо них её поглотила вязкая темнота. Первые минуты из-за страха было тяжело дышать, но дымка уступила место осознанию, — это просто сон, это не реальность, тогда всё было иначе, во время пожара её даже в доме не было, она улизнула в сад, чтобы выплакаться, ища утешения в ночной прохладе. А только потом небо окрасилось в алый, и кто-то больно схватил её поперёк пояса, с лёгкостью поднимая над землёй. Аризу устало вздохнула — прилегла всего-навсего на минутку, не зная чем заняться, а уснула без задних ног. Бессонное утро дало о себе знать, как и те два часа обрывчатого сна, которые не позволили забыться и пролетели так скоро, что она и не поняла, как задремала — прикрыла тяжёлые веки и тут же встрепенулась, почувствовал на себе чей-то тяжёлый, рассерженный взгляд. Над ней, чернея от гнева лицом, стоял подбоченившийся Шин. — Наконец-то! — рявкнул он, — Собирайся и мигом вниз. Тоже мне, госпожа нашлась — ходи тут, буди её ещё. Аризу вскинулась на кровати, чувствуя, как кровь отливает от лица и неживым голосом перепросила: — Куда собираться? Последствия вчерашнего времяпровождения с Карлой отбили у неё весь сон, — всё ждала, что он придёт в себя и поймет что с ней не так, — и теперь разъярённый Шин виделся ей почти что палачом. Никак сейчас схватит за космы и приложит головой о стену несколько раз, погоня пинками в подвал дожидаться своей участи. — Ты что, пока спала, мозги себе отлежала? — он посмотрел на неё так, словно Аризу оскудела рассудком, — Форму в зубы и переодевайся. Оглядываясь на него, она подступилась к шкафу и наскоро достала оттуда форму. От страха колотило, но, приметила Аризу, Шин был при полном параде по уставу академии Рётэй во всём, кроме, разве что, пиджака, потому изначально ей и получилось истолковать его посыл неверно. Да и как неверно — увидела в нём то, с чем предполагала столкнуться и теперь прародитель глядит на неё в недоумении. — Что опять с тобой? Ты зеленей травы. Он схватил её за предплечья и притянул к себе, вглядываясь ей в лицо. Беззлобные действия визави дали чёткое утверждение, что убивать, мучить или пытать её, его намерения не предполагают, потому, Аризу, ровным голосом ответила: — В голове немного закружилось, последние время такое часто случается. Лучше бы она этого не говорила. — Выйдешь, пожалуйста? Я хочу переодеться. Шин, прежде, чем отпустить её, поглядел ей в самые глаза, словно расценивая лжёт она или нет. Потом он фыркнул себе под нос и отошёл к двери, бросив напоследок: — Больно мне хочется на твои кости глядеть. Аризу шустро переоделась, но мандраж всё ещё ходил под кожей. Что это, спрашивала она себя, её оплошность будет ненаказуемой? Невиданная удача, когда ей так редко везёт. И, едва вспомнила о везении, когда на пороге тут как тут возник Шин. Ей опять стало нехорошо. — Ну, переоделась, что ли? — спросил он, мазнул по ней отрешенный взглядом, — Переодевайся обратно. — Мы остаёмся дома? — уточняя, поинтересовалась Аризу. Сейчас ей меньше всего хотелось находится в этом затхлом от напряжения доме. Неужто, это Карла их остановил, неужто позвал её к себе? — Ага, — кивнул Шин, — Расшибешь ещё себе лоб, когда опять поплохеет, а я за это отвечать не намерен. — Это всего лишь лёгкое головокружение, — попыталась вразумить его Аризу, — Здесь нет ничего смертельного, да и я уже переоделась, так что.. Шин перебил её на полуслове, сжав в ладони дверную ручку: — Слушай, это не я решал, а брат. Если хочешь оспорить его решение, иди и говори это ему, а не мне. В другой раз, возможно, и пошла бы, мягко выпытывая почему её заставили остаться дома. Теперь же ходить к Карле последнее, что ей хотелось. Она, почему-то, думала, что его мысли касательно неё на этот счёт тоже совпадают, но, пересекшись с ним близ кухни, Аризу поняла, что это не так. Ей, поначалу, стало боязно, приметить его идущего навстречу, — в коридоре они одни, вот и гадай, что ему в голову придти может, — но ничего не произошло. Аризу прошмыгнула на кухню, с одной стороны восхищенная его невозмутимостью. Ей, на мгновение, даже подумалось, — авось и не он это тогда свалился без чувств? Пронзительный скрип половицы, ровно чьи-то предсмертные стенания, вынудил мороз галопом проскакать по коже. Показалось? Лёжа на кровати она перекатилась на правый бок, невольно вглядываясь в ту сторону, откуда прозвучал звук. К горлу подступило предчувствие, что на неё из пущенной на комнату темноты кто-то глядит. Аризу со стыдом упрекнула себя в трусости, — ладно ещё с Карлой, с ним по инерции ощущаешь себя не в своей тарелке и без несущих наказание проделок, но сейчас тревоги напрасны. Не выспалась, разнервничалась вот и чудится. Только вот стоит ли так несерьёзно относится и к тени, что как тать отделилась от платяного шкафа, стражем стоявшего у двери, и невесомо подобралась к ней? Уже навряд. Она смежила ресницы, желая прикинуться спящей, недоумевая, кто такой этот посетитель, что так тихо крадётся, точно боясь нарушить её покой. Шин, что ли? Остался дома и заскучал, потому решил напроказничать? Ей с трудом верилось в такое предположение, а когда чьи-то прохладные пальцы коснулись её макушки, Аризу и вовсе разуверилась в нём. Что, неужели ещё один обитатель дома пришёл познакомиться? В доме она не так много времени, но до сих пор никого кроме братьев или слуг не видела. — Не спишь, — тихо прошелестел мужской голос, не задавая вопрос, а как будто подытоживая. Голос, который почему-то показался ей знакомым, — Напрасно. Поспи. Силы у тебя на исходе. Аризу так и молчала, предчувствуя, что вымолви хоть словечко, неизвестный тут же сменит ласку на гнев, за то, что его сбивают с хода мысли. Мужчина, точно почувствовал, что у неё на уме, ещё раз прошёлся пальцами по спутавшихся из-за сна волосах, заговорил с неожиданной лаской. — Не бойся меня. Я не выдам твою тайну. Она подумала, что ослышалась, потому что в ушах резко зашумело, а руки и ноги онемели. О чём он? Неужели, правда знает? Тогда зачем говорит ей это? И кто он вообще, если набрался смелости признаться именно сейчас? Юлит, наверное. Точно юлит, или.. наоборот, пытается таким образом вывеси её на чистую воду? От потрясения Аризу слово прикипела к кровати, не имея сил и шелохнутся, когда мужчина медленно убрал руку с её головы, легонько сжал её плечо, точно прощаясь и всё тем же шёпотом продолжил свою речь, которая больше была похожа на наставление: — А ты, смотри, не выдай мою — что я тут был. Поняла? К концу недели, может, удастся поговорить. Аризу открыла глаза, как раз в тот момент, когда силуэт развернулся, собираясь уходить. Она вспомнила, где слышала его голос — это он разговаривал с Карлой в гостиной немногим временем ранее. Диалог из-за закрытой двери был слышен плохо и урывками, но она не сомневалась в собственном предположении. Горло царапнула шершавая догадка. — Вы не прародитель, — дерзнула предположить она, а на деле только секундой позже поняла, какую глупость в слух брякнула. От волнения язык присох к нёбу — если ошиблась, если он из основателей и попроницательней, чем Карла, тогда.. — Прародитель, конечно, — чуть громче полушепота ответил мужчина. В интонации ей почудилась усмешка, — такой же, как и ты человек. Скрипнула дверь — таинственный гость ушёл. Она вырвалась в коридор следом, не понимая толком, что хочет ему сказать. Просто увидеть? Хоть издали, чтобы знать, что он из себя представляет? Промозглый, ночной осенний воздух ужалил кожу прохладным поцелуем. Ветер тихо засвистел через приоткрытую створку окна, точно приглашая её подойти поближе и удостовериться, что безликий гость растворился в ночи; оконная рама щёлкнула на весь этаж, когда Аризу, предварительно осмотревшись на наличие фамильяров, закрыла створку. Она прошмыгнула в собственную комнату и собрала себе чистую одежду для ванной. Нужно избавиться от любого намёка на посторонний запах, как можно быстрее, пока просьба безымянного посетителя оставаться инкогнито не обернулась плачевно для обоих сторон. И всё же, если не прислужник Карлхайнца, то кто он? — бытовала единственная мысль в её голове, когда Аризу поспешно скидывала с себя одежду в ванной. Она размотала бинты на покусанным запястье и, — превозмогая некий внутренний барьер, который возникает всегда, когда делаешь нечто, что вынуждает тебя переуступить через себя, — примкнула губами к укусу, оставленного Карлой. Собственная кровь, обжигая сухие губы, хлынула в рот горьковатый потоком, но Аризу тут же смочила ею рукав кофты, — буквально несколько капель, чтобы оставить в истории реализм, что потревоженная по время сна рана снова открылась. Итак, если на одежде и оставался слабый посторонний запах, она на всякий случай перекрыла его собственной кровью, в том случае, когда во время стирки кто-то из фамильяров мельком уличит что-то неладное. А если при виде на эту кофту, наоборот, размыслят, что она свою кровь кому-то давала? Аризу прижалась лбом к бортикам ванны и глухо застонала из-за собственной недалёкости. Потому, что личность посетителя сейчас её интересовала всяко больше последствий. — …думалась так? Прохладный ветерок защекотал кожу шеи, вынудив её съежиться от выступивших мурашек. Аризу отшатнулась, больно врезавшись плечом об изголовье кровати, на что Шин разразился ухмылкой. Чтобы привлечь к себе внимание, только что он подул ей на шею и выглядел очень довольным собой. — Чего, говорю, задумалась так? Или ты меня умышленно игнорируешь? — Я не услышала, что ты вошёл, прости — честно призналась Аризу. Гипнотизируя глазами страницу посвященной строении атома и периодическому закону, она так крепко ушла в прочтение, целью которого было отвлечься от неприятных мыслей, что и не услышала звука открывающейся двери. — Вижу, поэтому и спрашиваю над чем, — Шин подцепил пальцами учебник по химии, лежавший на её сложенных в позе лотоса ногах и плюхнувшись рядом с ней на кровать, начал перелистывать книгу, как какой-то журнал. — Да так, сон приснился о моём старом доме, — она прижалась спиной к подушке, решая приоткрыв малую часть своих размышлений. Шин, листающий книгу, казалось, и не слушал её, что подмывало на осуществление этого шага, но едва Аризу уподобилась его невнимательности, — ощущение делить с кем-то свои истинные переживания ворчливо скрипело о запрете этой прихоти с кем попало, — он отбросил учебник в сторону и повернул голову к ней. — Дом? Хм, — буркнул тихонечко прародитель, словно у этого слова было другое значение и ему стоило усилий его припомнить. Взгляд у него сделался мутным, отсутствующим. — У тебя ведь тоже есть дом, — отчего-то, осмелела задеть такую серьезную тему Аризу. Природу переменившего настроения собеседника она понимала, но вот дочери священника, не разбирающийся в реалиях мира демонов, об этом было невдомёк, — Настоящий, в который хочется возвращаться. Ты по нему, разве, не скучаешь? Этот вопрос привёл Шина в чувства. Он поглядел на неё, точно только сейчас вспомнил о её существовании и просто покачал головой. Не разозлился, на удивление, — видать, рана хоть и зарубцевалась, а всё равно ноет. — О доме – нет. Я спал и видел, чтобы из него поскорее выбраться. Даже смерть была бы приятнее, чем те столетия ожидания, за которые мне там всё опостылело, — с горькой улыбкой выдал он, — но я скучаю по тем временам, когда мог звать его домом, до того, как он стал тюрьмой. Внутри неё, после этих слов, скрутился спутанный комок чувств — о том, как быть это без воли, она и сама знала не понаслышке. Только Шин сам был хозяином своей жизни, а вот Аризу такой привилегии не имела, как и сил, чтобы противостоять кому-то открыто, если хочет жить. Даже зарезать Белиала, — последнего, кто имел над ней власть, — без помощи Реи ей не удалось бы, хоть он и был обращённым. — А твои родственники? — снова вырвалось у неё. Распалившийся интерес было сложно унять, — Они разве не там остались? — Родственники.. — хмыкнул Шин, а потом осекся, вперившись в неё своим единственным глазом, — Кстати, о родственниках. Тебе, говоришь, сны о прошлом снятся? Аризу кивнула, без слов наблюдая, как Шин хлопнул себя по карману, как будто проверяя его на наличие чего-то, но вещицу не достал, передумав почему-то в последний момент. — Ладно, не суть. Ты, я погляжу, уже не умираешь? Отпечатавшаяся на лице задумчивость скоро сменилась былой беззаботностью и он посмотрел на неё то ли с надеждой, то ли с интересом, что собственные слова неожиданно окажутся правдивы. — Когда это я умирала? — недоуменно похлопала глазами Аризу. Такое, конечно, было, но уж точно не на твоей памяти, — мысленно добавила она. Этот неожиданный вопрос даже выбил у неё из головы мысль, что же он хотел сказать ей перед этим. — Когда на ногах почти не стояла и смотрела на меня предобморочным взглядом, — Шин улёгся поперёк кровати, подложил руку под голову и смежил ресницы, — а ещё когда я пришёл будить тебя после фамильяра, ты во сне бормотала, что умираешь.. или умрёшь. В общем, я не вслушивался в эти бредни. О разговоры во сне она не поверила, потому что отродясь сквозь грёзу не говорила и не помнит, чтобы ей что-то снилось за тот миг покоя после бдящей ночи. — А ты, значит, пришёл меня добить? — обнимая колени и уместил на них подбородок, спросила Аризу, не зная что сказать на это. Он нахмурился, продолжая держать единственный глаз прикрытым. — Не мели ерунду, а отвечай на заданный тебе вопрос, — будешь и завтра ноги через силу волочить, что за тобой глаз да глаз нужен? Сам вопрос был построен странно — будто ничто иное, кроме того ответа, который Шин хочет услышать, не принимается. — За сегодня я отдохнула и мне уже лучше, — выдохнула Аризу. Она видела, что собеседника что-то гложет, но решила сделать, как он просит. — Значит так, — Шин приподнялся на локтях и, принял сидящие положение, перевёл на неё горящий взор, — завтра, в полвосьмого, будь готова и смотри не вынуждай меня подниматься сюда. В школу пойдём. Это прозвучало настолько торжественно, что невольно Аризу приподняла бровь от удивления. Какие странное рвение, подумалось ей, особенно после нынешнего. — В школу? — пусто повторила она за ним. — В школу, — с нажимом подтвердил он. В тоне было достаточно намёка, чтобы Аризу поняла, что ни в какую школу они и близко идти не будут. Она приоткрыла губы желая задать уточняющий вопрос, тоже с заковыркой, раз они решили играть в шпионов, но Шин быстро зажал ей рот ладонью, как будто неправильные слова могли мигом разрушить этот хрупкий план, — Форму оденешь, я внизу подожду. Слышишь? Форму, как в школу. И сумку не забудь. Аризу кое-как вырвалась из его хватки, больно ударившись затылком об железные прутья изголовья. Право, удачное он выбрал время для побега, — с одной стороны Карла, который, кажется, мысли твои прочесть может, а с другой тот демон, что к ней нынче захаживал. Первого она боится и, ощущает, что сам Шин разделяет с ней эти чувства, а со вторым ещё придётся разобраться. — Что? — уставился на неё Шин, не найдя в её выражение лица тех эмоций, которых, должно быть, ожидал застать, — Не хочешь? — Хочу, — искренно вторила ему Аризу, — Но мы ведь планируем возвращаться, или?.. Она ожидала, что он осадил её, — осадит в своей манере, сказав что-то вроде «держи свои фантазии при себе», сопроводив слова задорной ухмылкой. Сначала они звучали бы строго, чтобы она сполна могла почувствовать неловкость, но строгость была бы кратковременной и слишком картинной. В действительности, подальше от предположений и фантазий, Шин тоже улыбнулся, — почти также, как она воображала, с той же смешинкой во взгляде, смеющийся над ней самой, однако, была в ней и непонятная твёрдость. Будто, этот вопрос он, не смотря ни на что, взял на серьезный счёт. — А ты хочешь вернуться? — вырвался у него именно тот вопрос, давать ответ на который она не хотела. Застывшие ожидание во взгляде гипнотизировало, но чем дольше она молчала, тем быстрее тускнел лицом её собеседник. В конечном итоге, когда тишина затянулась, Шин обратился к ней уже буднично натурально, будто это мгновение не пригвоздило их обоих собственными размышлениями, — Ладно. Завтра, смотри, не опаздывай. Если будешь долго копошиться, дома останешься. Шин поднялся с постели, а затем оглянулся на неё, как будто вспомнив что-то ещё. — По дому старайся не разгуливать. Не полностью ведь оправилась. Оставив ей это предостережение, он ушёл. Аризу ещё долго лежала в кровати с выключенным светом и глядела на дверь. Да, ей не хотелось безмолвно наблюдать за ситуацией, мстилось внести свою лепту, доказать, что и она что-то может, но как бы не сделать хуже. А тогда уже процесс необратим.

*

— Касательно Мерца, — ввёл Шин с порога, — Я приступлю к заданию после человеческой школы. Авось кто-то из вампиров подвернётся? Странный блеск во взгляде и исходящий от него смрад человека, не вселяли в Карлу уверенности касательно чистых намерениях младшего брата возиться с девушкой, особенно, когда сегодня он в красках это передал. Странная перемена настроения. Только вот сейчас ему было не до этого. — Планы поменялись, — одной фразой Карла мигом стёр всякие зачатки хорошего настроения у Шина. Тот, по тону поняв, что приключилось что-то серьёзное, выпрямился и облокотился спиной о стену. Карла, между тем, продолжил: — Прибыл фамильяр из тех, что осаждают особняк сыновей Карлхайнца в мире демонов. Он сообщает, что оттуда сегодня сбежало двое — вампир и девушка с необычным запахом. Новая информация повисла в воздухе с ощутимой тяжестью, какая в обыденной средне может существовать разве что на дне моря. — Погоди, я правильно понял ход твоих мыслей? — с ощутимым замешательством поговорил Шин, — Это ведь.. возможно? Не уловка Карлхайнца, нет? Стараться запутать их после того, как женщина уже в ими схвачена? Бессмысленный ход. Выгоднее делать это до того, как они захотят её украсть. Он же знал об этом, вне всяких сомнений знал. Тогда почему позволил?; фамильяры докладывают всё, что видят, слышат и осязают, а вот разобраться в достоверности ещё предстоит хозяину. Тоже самое он сказал и Шину: — Пока неизвестно. Необходимо поймать обоих и лишь тогда ситуация прояснится. — Они в мире людей? — Да. Фамильяры загнали их сюда, но в последний момент им удалось улизнуть. Выступи до рассвета, — постановил Карла, — В стране участились случаи убийств демонов, возьми это во внимание. Нельзя, чтобы они попали в руки охотников. Тяжело ворочая ногами, Шин вышел в коридор со смятением на лице. Карла подозвал к себе фамильяра. — Приведи сюда девушку.