***
В коридорах клиники было темно. Шаги и голоса звучали приглушенно, смазано, словно все здание перешло на шепот. Гроза закончилась, но ливень продолжался. Гвен закуталась в плед и сидела перед старым камином, в котором завхоз развел огонь. Пустой зал с расставленными как попало стульями выглядел заброшенным и жутким. Все разбежались по своим углам. Кто-то злился, кто-то боялся, им надо было бы собраться всем вместе, поддержать друг друга, но было уже поздно — во всех смыслах. Те, кому досталось больше всего — Престон и Дэниел — сейчас крепко спали после дозы успокоительного. Обращение в подобных случаях не менялось десятилетиями. Гвен все еще потряхивало, от холода и от произошедшего. Сначала ей хотелось найти Джаспера, чтобы просто на него накричать. Чуть позже, успокоившись, она радовалась, что сумела сдержаться. Она услышала шаги за спиной. Ей хотелось, чтобы это был Макс. Или Никки. Никки так напугалась сегодня. Все напугались, кроме Нила: их космический мальчик ничего толком не понял. Вот и хорошо, раз так. В зал зашел Джаспер. Он подошел к камину и сел в кресло чуть позади Гвен. Гвен не обернулась, чтобы на него взглянуть. Ей не хотелось видеть его улыбку, выражение его лица. Она слишком устала, чтобы сейчас их выносить. Когда она все же повернула голову, Джаспер, на удивление, не улыбался. — Думаю, нам надо поговорить. Гвен почувствовала, что возмущение и злость пересиливают усталость. — Мистер Сильвертон, у меня просто нет слов. — У меня тоже, в общем-то. Кроме того, что я вас предупреждал. Гвен круто развернулась к нему. — О чем? — Вы прекрасно знаете, о чем. — Как, как вы можете сваливать ответственность на других пациентов, когда не поставили меня в известность о состоянии Престона? Мы используем очень смелые упражнения на занятиях, обсуждаем музу творческого безумия на лекциях, когда у нас тут человек с суицидальными намерениями! — Престон их не проявлял достаточно долго, я имел все основания полагать, что он от них избавился. — Но он уже делал нечто подобное, не так ли? Джаспер молча посмотрел на нее, и Гвен пояснила: — Мне сообщил об этом Дэниел. — Вот как. — Я надеюсь, у него не будет из-за этого проблем? Джаспер мрачно усмехнулся. — За кого вы меня принимаете, Гвен? «За непрофессионала» — Гвен, помните, в первый день я сказал вам, что здесь никто не болен? Это чистая правда. Именно здесь, именно в этих условиях. Но если их изменить, могут произойти очень плохие вещи. — Что насчет безопасности? Почему был открыт доступ на крышу? — Может, вам спросить Максвелла? Насчет крыши, да и насчет того, зачем Престон туда полез? — Вы считаете, что он открыл люк и спровоцировал Престона? Знаете, это уже перебор. Джаспер вздохнул, поднявшись с кресла и подойдя к камину. Он в кои-то веки не улыбался, и это заставило Гвен его выслушать. И прислушаться. — Гвен, я знаю, что я вам не нравлюсь. Но, думаю, вы разделяете мои взгляды на субординацию в отношениях врача и пациента, особенно в клинике. Врач здесь не учитель в школе, это иные отношения. Как вы думаете, Макс воспринимает вас, как врача? Как достойного уважения специалиста? Риторические вопросы, не так ли? Джаспер давил на больную мозоль. — Зачем ему открывать крышу? — Я не могу знать наверняка, Гвен, но у Макса вполне могли быть для этого свои причины. Если вы о них не знаете, это не значит, что их нет. Он вам рассказывал, как вообще здесь оказался? Я, например, знаю, как и почему здесь оказался Престон. А что вы знаете про Макса? Да, конечно, в курсе есть анкеты и опросники. Но вы же неплохой специалист, видите, что они абсолютно бестолковые. Да и в целом с клиентами можно говорить о прошлом только при сформированном доверии, а тут ему откуда взяться? Я же понимаю, что вам не вот там интересно с ним общаться. Про доверие со стороны Макса я вообще молчу. — Я... я признаю свою ошибку, мне все же стоило посвятить вас в подробности относительно состояния Престона, да и Дэниела тоже. Я надеюсь, что еще не поздно ее исправить. Джаспер пожелал Гвен спокойной ночи и вышел из зала. Наверно, он думал, что сумел ее припечатать. Пристыдить, усовестить, ткнуть носом в промахи и вместе с тем поддержать и приободрить, пообещав конфетку. В каком-то смысле у Джаспера это получилось. О многом из сказанного им Гвен и сама размышляла: о том, как ее воспринимает Макс, о том, что везде есть свой устав и свои правила. А возможность наконец-то узнать о Престоне и Дэниеле и вовсе выглядела невероятно соблазнительно. Только вот в голове Гвен как наяву звучал голос Макса: «Хрена с два он вам что расскажет». И пусть настоящий Макс отстранился от нее после того, как перешел к лекарствам — вскоре Джаспер самым будничным тоном сообщил ей о его решении, — она, как мантру, повторяла про себя слова «мутный недомудак», чтобы в один прекрасный день не оказаться на одной стороне с Джаспером. По одну сторону клетки. Гвен удерживалась от любых резких движений и решений. Ей хотелось поставить все на паузу, как в компьютерной игре, но, увы, игра была совсем не компьютерной. Гвен искренне надеялась, что Макс сможет позаботится о себе и снова придет к ней на сеанс или просто так, если будет нужно. А ведь кроме Макса был еще Дэниел. Была Никки. Престон, который вырвался отсюда после прыжка с крыши и сейчас очень нуждался в поддержке и опеке. Это все равно что пуститься наутек, не сняв с ноги гипс. Наверно, отсюда Престону и правда стоило бежать, пока было можно, пока отпускали. Гвен не могла не думать, что Джаспер легко отпустил Престона по конкретной причине: он нашел ему замену. Без постоянного (настоящего, не поверхностного) общения с Максом Гвен чувствовала себя словно отрезанной от чего-то настоящего, деятельного. В свое время она удерживала от расследований Макса, а теперь ей тоже хотелось хоть что-нибудь выяснить и предпринять. Она долгое время стремилась узнать больше о пациентах Джаспера, одновременно поддерживая порядок в клинике, но теперь решила сменить тактику и узнать больше о самом Джаспере. Она чувствовала, что у него есть слабое место, и намеревалась его найти. Случай вскоре предоставился. После очередного группового занятия, без Макса и Престона до смертной скуки ровного и спокойного, Гвен пригласил к себе Кэмпбелл. Он не первый раз просил ее о помощи, но в этот раз несколько волновался, видимо, опасаясь, что она может отказаться. — Гвендолин, у меня к вам деловое предложение… Кэмпбелл предлагал ей соучастие в афере с картинами Дольфа. Гвен сдержалась, чтобы не проявить свое возмущение. Кэмпбелл, похоже, сумел убедить Дольфа, что его работы выставляются в престижных и не доступных обывателям частных галереях, и он вот-вот прославится. В действительности Кэмпбелл успешно сбывал их обеспеченным ценителям Джексона Поллока. Кэмпбелл хотел, чтобы Гвен съездила в город и встретилась с потенциальным покупателем. Возможно, с его стороны это было нечто вроде проверки: готова ли Гвен еще более полно погрузиться в его махинации. Гвен согласилась. Это был ее шанс. — Мистер Кэмпбелл, я бы хотела уточнить кое-что по поводу мистера Сильвертона. Кэмпбелл не первый раз напрягался, когда Гвен говорила с ним о Джаспере. Не то чтобы он его боялся, но словно старался не касаться как темы для разговора уж точно. — Он не хочет тоже участвовать в процессе? Кэмпбелл не ожидал такой постановки вопроса и расслабился. «Отлично». — Нет, Гвен, — Кэмпбелл махнул рукой, словно Джаспер был безнадежен и не понимал всех радостей жизни, — Джаспера никогда не интересовала такая сторона… вопроса. Думаю, ему и деньги этого их центра или института не нужны, но они нужны, эм, клинике. Мне все равно, чем он тут занимается, пока никого не убивает, — Кэмпбелл говорил цинично, и Гвен подумала, что Джаспер не даром устроился именно сюда, — меня интересует протекция, которую получает клиника и ее сотрудники из-за программы, в которой он участвует. Он какой-то большой авторитет в этих их исследовательских кругах. Гвен понятливо кивнула, скрывая отвращение. Что ж, слабости Кэмпбелла, в отличие от слабостей Джаспера, она хорошо знала. — Я так и думала, сэр. Не похоже, что Джаспера интересует что-то, помимо науки. Думаю, он вообще не умеет извлекать реальную прибыль из своей профессии. Довольно скучно так ограничить свой круг интересов. Я просто сравниваю с вами… Кэмпбелл довольно хохотнул. — Скажу вам по секрету, Гвен, некоторые так называемые специалисты полные болваны. А я, в конце концов, был самым успешным коучем по версии «Popular New Age Magazine» 2003 года! — Правда? Ого! Кэмпбелл довольно кивнул. — А Джаспер… не знаю, что его здесь держит. Давно бы устроился в штат этой лаборатории Стрэнда и работал на них лично. Но, — Кэмпбелл поднял вверх указательный палец и заговорщически улыбнулся Гвен, — он нам тут пригодится, не так ли? — Само собой, сэр. — Знаете, мне с вами гораздо комфортнее работать, чем с предыдущей сотрудницей. Все эти лабораторные крысы немного не в себе… — Кэмпбелл осекся, видимо, испугавшись, что сказал лишнее. — Ой, мне уже скучно о ней слушать! — Гвен в притворном ужасе закрыла лицо руками. Кэмпбелл облегченно рассмеялся. — А как скучно мне было иметь с ней дело! Ну, слава богу, вы не Джен. Он игриво подкрутил ус, и Гвен сдержалась, чтобы не броситься вон. Вместо этого она улыбнулась: — И слава богу, что вы не Джаспер. Теперь у нее на руках была конкретная информация. Дженнифер Уайт. Лаборатория института Стрэнда. Гвен опасалась, что связаться с бывшей сотрудницей будет непросто. В конце концов, она вообще о ней ничего не знала до сегодняшнего дня, хотя достаточно плотно занималась документацией, когда только устроилась на работу. Гвен готовилась к тому, что искать информацию о Джен и Джаспере придется самостоятельно, но в тот же день ей пришло сообщение по электронной почте: ответ от Джен с предложением встретиться.***
Когда Макс первый раз принял лекарство, то сидел в своей комнате и ждал какого-нибудь непредсказуемого эффекта. Свой единственный наркотический трип он запомнил тем, что пропустил его начало. Нил тогда намутил нечто невероятное из мескалина, и эффекта им пришлось ждать очень долго. Макс даже решил, что у них ничего не получится. Он понял, что получилось, когда Нил с жаром рассказывал ему о том, как за окном прямо сейчас вымирают динозавры, а сам Макс лежал на полу, просил Нила спуститься с потолка и оборачивался посмотреть, не обвалился ли пол позади него в пропасть. Они тогда хорошо развлеклись, но Макс не любил оттягиваться подобным образом, хотя Никки как-то и сказала ему, что он похож на злого растамана. Он старался оставаться в здравом уме и сохранять рассудок ясным. Он даже не рассматривал вариант воспользоваться урожаем завхоза: одно дело Нил и другое — это кукушкино гнездо. Прошел день, два, но ничего, кроме сонливости, Макс не ощущал. Эффект был, скорее, от самого факта, что он теперь принимает препарат под надзором Джаспера. Макс ел вместе со всеми. Он так же, как и раньше, бродил по двору и прибирался в коридорах с утра. Но он перестал приходить на вечерние встречи. Под предлогом, что его клонит в сон, он пропустил сначала одну, потом другую, хотя в действительности не спал, а просто сидел один в своей комнате. А еще он пропускал визиты к Гвен. В душе ему было стыдно, словно он ее предал. Она как-то остановила его в коридоре, и в ее взгляде была самая профессиональная доброжелательность и расположенность, какие только можно представить. — Макс, ты все еще можешь приходить, если захочешь. Твое время никем не занято. Макс молча кивнул. Гвен хотела что-то добавить, но промолчала. Поменялось и кое-что еще. Его ожидало неприятное открытие, когда он решил прогуляться в лесу рядом с клиникой. Раньше его туда не тянуло, но теперь захотелось хоть куда-нибудь, пусть недалеко и ненадолго. Он уже выходил из ворот, когда его догнал и остановил Нерф. — Тебе нельзя. — Почему? В чем дело? — Правила. Прием лекарств, ты не можешь покидать территорию клиники. Макс хотел поспорить, но сдержался, пожав плечами: мол, не очень-то и хотелось. Он никому бы не признался, что по его спине пробежал холодок. Да и признаваться было некому. Он не ходил к Гвен, Джаспер только выдавал ему лекарства в пластмассовом стаканчике, отмечал что-то в своем журнале и отпускал. Дольф и Эред держались отстраненно и безразлично. Максу стало казаться, что даже Никки и Нил его чураются, но не хотел вникать: это они избегают его или он их. Дэниела (Дэниела?) Макс именно избегал. Не то чтобы это было трудно сделать. Дэниел вел себя так же, как обычно, а если и проявлял себя на занятиях, то Макс этого не видел. Максу было тяжело смотреть ему в глаза, было тяжело просто его видеть. Когда они случайно встречались взглядом, он боялся увидеть в глазах Дэниела осуждение, но видел привычный испуг, и для Макса он становился хуже самого осуждающего и презрительного взгляда. Незаметно для себя Макс прожил целую неделю по новым правилам. Он всегда умел подстраиваться под новые условия, если они были временными и служили конкретной цели. Стоял солнечный, но прохладный день. Он сидел на ограде — там, где раньше они иногда сидели с Никки. Это «раньше» вызывало у него легкую тоску. Поэтому, когда Никки показалась во дворе и тут же устремилась к нему, у него прямо-таки потеплело на душе. — Эй, — Никки подскочила к нему и хлопнула по колену. — Привет, — Макс почти улыбнулся, когда Никки подтянулась на руках и села рядом с ним. Они сидели молча. Макс не знал, что сказать. Он просто был рад, что Никки пришла сюда к нему, что он не прокаженный, которым чувствовал себя последнее время. — Знаешь, Дэниел вчера на встрече спросил, где ты. В кармане у Никки что-то звякало. Она достала оттуда россыпь мелких камешков, которые иногда собирала на берегу озера. Раньше Макс отмахивался от походов на берег, а теперь, когда ему было нельзя покидать клинику, возможность пойти собирать камешки с Никки казалась чем-то вроде праздника. Никки продолжила: — Остальные уже спрашивали, где ты, у мисс Кейсен и у меня. А Дэниел спросил только вчера. Макс молча слушал, к чему ведет Никки. Наверняка ни к чему хорошему. — Мы рисовали все вместе, Престон… уехал, и теперь, как ты понимаешь, мы часто рисуем. Макс усмехнулся, поняв, что Никки имеет в виду. — Дольф говорил про цвета и прочую муть, и Дэниел вдруг прервал его и спросил: «А где Макс?» Знаешь, не у… не у мистера Сильвертона, а у мисс Кейсен. Никки помолчала. Макс слышал, как гудят катера на озере, как чирикают птицы и шумит лес. Все было так близко и одновременно так далеко, словно его отделяла от мира тонкая невидимая пленка. — Дэниел не знал, что ты… ну, ты понял. Мисс Кейсен сказала, что ты пока не посещаешь встречи из-за того, что у тебя сонливость и все такое, — Никки прожестикулировала так, словно говорить про прием лекарств вслух было неприлично, — и Дэниел испугался. Макс вздохнул. — Никки… — Макс, он испугался, и я теперь тоже боюсь. И мисс Кейсен боится, я видела. — Никки, хватит. Это же Дэниел. Он всегда так себя ведет. Никки повернулась посмотреть на Макса — с вызовом и возмущением. — Да? С каких пор он стал «это же Дэниел»? Что случилось, Макс? Я, может, не самая умная, но вижу, что происходит что-то плохое. Голос Никки дрожал, и Макс мысленно выругался. Он не хотел, чтобы Никки втягивалась в происходящее. Ей нужно оставаться в стороне от всего этого дерьма. — Никки, давай без теорий. Все нормально! правда. Я живу тут еще две недели, получаю деньги и сваливаю. И тебе советую, если будет возможность. Надеюсь, ты об этом месте вообще не будешь вспоминать. — Вообще-то, я буду. Никки насупилась и молча перебирала в руках пестрые камешки. Они постукивали друг о друга, словно по ним бежал ручей. — Знаешь, когда я сюда приехала, то испугалась Дэниела. Подумала, что он чокнутый и что тут все такие и… что мама опять наврала и не посмотрела, куда меня отправила. А Дэниел увидел меня в коридоре и сам испугался. Мне стало смешно, я даже рассмеялась. И он так посмотрел на меня, словно… он все понимает, и ему тоже смешно, но он не может развеселиться, у него что-то внутри не работает. И я подумала — жаль, конечно, ну и ладно, это не мое дело. А потом ты приехал и стал говорить всем все… Потому что это надо делать, это правильно. Знаешь, вот мы с тобой кормим кроликов, кормили, точнее… И я смотрю на них, и они в клетке, и даже их жалко, но мы же не звери. Макс слышал, что Никки вот-вот заплачет. — Никки, Дэниел не случайно здесь оказался, — «это ведь правда?» — просто он… такой. — Да? А, может, дело не в том, что он такой, а в том, что мы такие? — Никки… — Помнишь, он пожаловался на нас? Так вот, он пожаловался не на то, что мы в него кинули этой гребаной шишкой. А на то, что забор старый, и мы могли с него упасть. Мне мисс Кейсен сказала. Никки плакала. Макс мысленно проклял всех: и Гвен с ее рассказами, и Джаспера, и Дэниела, кем бы он ни был, и заборы с шишками, и себя, конечно. Он хотел приобнять Никки или хотя бы похлопать по плечу, но не умел этого делать и боялся все окончательно испортить. — Никки, правда, не стоит из-за этого так расстраиваться. Хватит переживать из-за таких… Никки его перебила: — Нет, Макс, не хватит. Ты сам все начал, а теперь бросил. Она соскочила с забора и, всхлипывая, побежала в клинику. Каждый раз, когда Макс думал, что хуже уже не будет, он оказывался не прав. Каждый раз он только все портил, каждый раз оказывался виноватым. Стыд перед Гвен, невнятную вину перед Дэниелом (?) он мог вынести, вытеснить и выбросить вон из головы. Никки — уже нет. А может, слезы Никки просто стали последней каплей во всем этом безумии. Никки хотела от него невозможного. Ему одновременно было непонятно, чего она от него хочет, и абсолютно ясно, что она имела в виду. «Ты сам все начал, а теперь бросил». Никки ждала, что Макс будет продолжать. А что, если не только она? Что, если кроме нее этого ждал и другой зритель?***
— Так, давай честно: ты там действительно сошел с ума, ибо безумие заразно. Макс попросил Нила-космомальчика последить за коридором и отвлечь тех, кто будет по нему проходить. Он справлялся с заданием: просил каждого нарисовать ему по планете на карте Солнечной системы. — Нил, слушай… — Макс, ты попросил меня забрать долбаную пьесу у какого-то патлатого типа, а теперь просишь меня прочитать ее тебе по телефону! — Твою… Нил, я не могу приехать за ней сам. Я… на приеме лекарств. Меня не отпускают. — Это многое объясняет. Давай ты закончишь прием, а потом мы поговорим? — Твою мать, Нил! Ты прочтешь мне сраную пьесу или нет?! — Знаешь, а вот сейчас ты меня и правда пугаешь. — Нил… — Макс прорычал-прошипел в трубку от отчаяния, и Нила, кажется, это убедило. — Хорошо, хорошо. На самом деле, тут пьесы как таковой нет, так, наброски. В общем, это интерпретация «Бури». — И что это? — Это пьеса Шекспира. Ты знаешь ее? — Нет, что там еще? — Макс, как я тебе скажу, что там, если ты не читал пьесу! — Черт возьми, Нил, ты можешь просто продиктовать или рассказать, что там? — Ну, в самой пьесе волшебник Просперо оказывается с дочерью на острове из-за козней брата, там ему служит дух Ариэль, которого он освободил из плена колдуньи Сикораксы и ее сынка Калибана. Короче, они олицетворяют невежество, а Просперо и его друзья — культуру и просвещение и… — Пофиг на это, что дальше? — Окей. Братан Просперо проплывает мимо на корабле, Просперо насылает на его корабль бурю, братишка и его сын со свитой и прочими оказываются на острове, приключения-злоключения, молодые влюбляются, все всех прощают, мирятся и уплывают в закат. — Ясно, это какая-то тупость. Так, а что в этой… в этих набросках? — Короче, твой дружбан написал тот еще фанфик по этой пьесе. Боже мой, Макс, что там с вами делают? — Блин, просто прочитай уже! — По его наброскам выходит, что Просперо совсем не такой уж и хороший, проще говоря, мудак. И на острове оказался по делу. Дальше интереснее: он и не волшебник вовсе, волшебные силы только у Ариеля. И — помнишь, я говорил, что он его освободил? Так вот, по… твоему другану, ниоткуда он его не освобождал, Ариэль всегда был свободным. Но, чтобы тот ему поверил, приплел Сикораксу и Калибана, которые просто местные придурки. — И что дальше? — А дальше ничего, потому что ничего не дописано. Макс задумчиво посмотрел на обрывок бумаги, на котором записывал слова Нила. — Но это и не пьеса даже… — Я и сказал — это больше фан-интерпретация, довольно мрачная, как по мне. Тут есть пара идей под знаком вопроса в конце, так, сейчас… а, вот: «Буря, остров тонет» — знак вопроса и «Ариэль» — знак вопроса. Макс посмотрел, как в конце коридора Дэниел (?) наклонился к Нилу, чтобы нарисовать что-то на его схеме. — А про… про этого Проспера, волшебника, там что-нибудь еще говорится? В трубке зашелестели листы бумаги. — Нет, ничего. Просто: «лишен волшебства». — Ясно. Спасибо, и… спасибо, Нил. — Макс, — голос стал серьезнее, и Макс представил, как Нил сейчас хмурится, — у тебя все в порядке? — Да, Нил, все в порядке. Извини, что так затянул… со всеми этими делами и с деньгами тоже. — Да я не про дела, дурень! — Нил явно сердился, — я про тебя. Макс прикусил губу. — Да, все в порядке, я в порядке. Я помню про деньги, я верну все… спасибо, Нил. Макс положил трубку прежде, чем Нил успел возразить или возмутиться. Он успел закончить разговор вовремя, потому что в коридоре показался Нерф. Макс тут же подошел к Нилу и склонился над его рисунком, притворившись, что ему интересно. С каких пор он стал притворяться? Он сидел на ступеньках во внутреннем дворе и разглядывал записи на обрывке бумаги. Они казались бесполезными, и все же что-то здесь задело Джаспера. Джаспер. Джаспер не удивился, когда Престон не вернулся. Не удивился, когда Макс перестал приходить на встречи. Да что там, он не удивился, когда увидел его рядом с своим кабинетом тогда, ночью. Джаспера вообще хоть что-то может удивить? Может, он просчитывает все наперед? Может, ему на все плевать? Тогда что у них с Дэниелом (?)? Кто такой Дэниел? А Дэвид? Макс не мог уснуть, несмотря на сонливость от таблеток. Он не выдерживал такого бездействия. К черту. Может, он хоть что-то да выяснит. Кабинет Джаспера закрывался на ключ. Замок был новее, чем замок в кабинет Гвен, но Макс умел открывать самые разные. Он первый раз чувствовал себя вором: не в плане действия, а в плане возможного правосудия. Родственники, охранники в супермаркетах и на стоянках, даже Гвен не вызывали у него такого чувства, какое вызывал Джаспер. И именно это чувство сильнее толкало его вперед, чтобы действовать вопреки. Макс открыл замок старой пилкой для ногтей, которую еще давно нашел у себя в комнате. Он бесшумно прикрыл за собой дверь и включил настольную лампу. На столе Джаспера, как и во всем кабинете, царил идеальный порядок. Макс судорожно старался вспомнить, где Джаспер отмечает отпущенные Максу дозы, он это отслеживал. Вроде бы папка в среднем ящике слева. Макс трясущимися руками открыл маленький замок, и тот громко щелкнул. Макс выхватил из ящика файлы и бумаги. В третьей сверху его внимание привлекли два имени. S Intstitute курс 003-1 нейромиктал Макс Навик Дэвид Кордрой Дальше шел столбик дат приема препарата. И если один из них был совсем маленьким, то другой тянулся со страницы на страницу, насколько Макс успел заметить, пролистав файлы в папке. Только два человека, только он и Дэвид. Никаких других людей, о которых ему сказал Джаспер, здесь не было. Здесь и Престона не было. В коридоре раздались шаги. Для Макса они звучали зловеще, словно он был ребенком, который разозлил сурового родителя. Ребенком, который не боится наказания и готов безобразничать наперекор. Может, он этого и ждет? Джаспер остановился в дверном проеме; на нем был накинутый поверх пижамы халат. Он посмотрел на Макса, на открытый ящик и спокойно спросил: — Что ты тут делаешь? Его голос звучал почти насмешливо. Макс молчал. Пускай в этот раз он и был готов к равнодушно-безразличной реакции Джаспера, его потряхивало от увиденного в файлах. Он смотрел на них и на Джаспера, не зная, что сказать. Джаспер вздохнул, подошел к Максу, забрал у него из рук папки и убрал в ящик, закрыв его на ключ. — Макс, просто иди к себе. Макс механически повернулся и пошел в свою комнату, следуя инстинкту, который призывал его не спорить, подыграть и обдумать все после. Только закрыв дверь в свою комнату, Макс выдохнул и заходил туда-сюда, чувствуя, что готов вслед за Престоном не то что прыгнуть с крыши, а выпрыгнуть из окна. Не из-за желания себя убить, а из-за сильнейшего волнения, переходящего то в жуткий страх, то в невыносимую ярость. Надо успокоиться. Джаспер спокоен. Пока не спокоен Макс, преимущество у Джаспера. Джаспер это учел, он все учел. Учел, что, если напомнить Максу его место, Макс взбрыкнет. Джаспер ждал, что Макс будет ему противостоять. Но Макс может решить, что все эти папки, имена и курсы действительно не его дело. Он может оставить все, как есть. Может никуда больше не вламываться, ничего не выяснять. Может подыграть Джасперу. Может?***
Последние дни (или день, он стал сбиваться со счета) Макс существовал так, словно часть его была выключена. Он приглушил в себе все, что могло хоть как-то вызвать к жизни Макса целиком. Ну уж нет, он продержится, пусть Джаспер обломится и играется с кем-нибудь другим. А Макс просто уедет отсюда и никогда, никогда не будет вспоминать это место. Он сидел на скамейке во дворе, запрокинув голову, и дремал. Было бы здорово вообще проспать все оставшееся здесь время, ничего и никого не видеть. Но ему пришлось услышать. — М-макс. Макс открыл глаза. Рядом с ним стоял Дэниел. Он чуть ли не дрожал на ветру, как листья вяза над ними, трепетал, казалось, еще чуть-чуть и он отслоится сам от себя, как старая штукатурка от стены. Дэниел стоял молча. Вся его смелость закончилась на том, чтобы окликнуть Макса по имени. Макс не хотел знать, что ему от него нужно. Не хотел об этом даже думать. Он хотел огрызнуться. Хотел рявкнуть так, чтобы Дэниел отвалил от него раз и навсегда. Макс хотел — и не мог это сделать. Ему казалось, что он слышит, как внутри Дэниела звенят натянутые до предела струны, готовые порваться. Макс прокашлялся и поднялся со скамейки. — Дэниел, я плохо себя чувствую, извини. Я пойду к себе. Макс ожидал, что уйдет Дэниел, но ушел со двора сам. Он хотел верить, что именно ушел, а не убежал. Он старался не думать о сильном беспокойстве, которое заметил в глазах другого человека. — Черт… — он до боли сильно тянул себя за волосы, сидя на кровати в комнате, — черт, черт, черт! Если бы он мог, то вернулся бы в прошлое и дал бы самому себе в челюсть, чтобы не заниматься ерундой, чтобы никогда сюда не попадать. Он не знал, что делать. Он знал, что делать. Макс не хотел разбираться в своем прошлом и думать о своем будущем, да и о настоящем тоже. Он вообще не знал, кто он, кроме того, что в данный момент был человеком, который может обломать планы одному очень мудацкому типу. Может, это все, на что он, Макс, способен. Может, на этом все закончится. Но он хотя бы попробует, черт возьми. Хотя бы попытается. Джаспер многое предусмотрел, но Макс надеялся, что его возможности не безграничны. Он достал из кармана замусоленный обрывок с записями о пьесе. Бессмысленная ерундовина сейчас ощущалась чем-то вроде магического артефакта. Может быть, здесь все-таки скрывалась слабость Джаспера. Макс очень хотел в это верить. И он очень хотел верить в то, что, как бы он ни отстранялся от других, хоть кто-то да был на его стороне. Вечером он вернулся в группу. Ему было страшно, когда он заходил в зал, и стало еще страшнее, когда он увидел, что Гвен среди присутствующих нет. Джаспер приветливо ему кивнул. Джаспер вообще был с ним дружелюбен — когда выдавал лекарства три раза в день или встречал за завтраком. Кроме них с Джаспером в зале было еще четыре человека, но ему казалось, что они здесь вдвоем. Макс кивнул в ответ на невнятные приветствия, чувствуя на себе любопытные взгляды. Он в пол-уха слушал, как Джаспер объясняет задание на ассоциации, и смотрел, как участники получают карточки. Старые бархатные шторы еле колыхались от теплого сквозняка, словно кулисы. С улицы доносился радостный смех Нила. Люди в группе передавали друг другу карточки с картинками, тихо переговариваясь. Макс засунул руку в карман и сжал плотно сложенный листок. «Лишен волшебства». — Дэвид, ты не мог бы передать мне карточку? Дэвид (Дэвид? — Дэвид) застыл на месте с карточкой в руках и взглянул на Макса. Макс раздраженно вздохнул (боже, если актерствовать так трудно, он готов пожать Престону руку): — Дэвид, ты оглох? Мне нужна карточка. И Дэвид передал ему карточку. Макс старался смотреть прямо перед собой, старался не обращать внимание на то, как переглядываются Никки и Эред, на то, какими широко раскрытыми глазами на него смотрит Дэвид, на то, как трясутся его, Макса, руки. — Макс, — голос Джаспера раздался словно откуда-то издалека, — думаю, тебе стоит покинуть занятие. Макс поднял на него взгляд. Джаспер смотрел на него ласково, как на малыша. — Ты бредишь. — Нет, я в полном порядке, мистер Сильвертон. Джаспер скорбно поджал губы. — Никакого Дэвида здесь нет. — Есть. — Нерф, — Джаспер позвал санитара, не сводя взгляда с Макса, — проводи, пожалуйста, Максвелла в его комнату. Кажется, ему нехорошо. Нерф зашел в зал и попытался приподнять Макса за предплечье, видимо, решив, что ему действительно плохо. — А ну отпусти меня, я ничего не делал, — Макс резко выдернул руку так, что ударил Нерфа локтем. Кто-то что-то пробормотал, Нерф схватил Макса покрепче за предплечье и поднял на ноги, слегка встряхнув, видимо, давая понять, что ему лучше не вырываться. Макс краем глаза видел реакцию остальных, и ему было невыносимо видеть страх в глазах Никки. — Джаспер… — Дэвида было еле слышно, но Макс уловил его просящий, почти увещевательный тон. Макс снова попытался вырваться. — Черт возьми, да отпусти ты меня! — Макс, лучше иди с ним, — Эред говорила спокойно, но явно волновалась. — Пойдем, Макс, — Нерф повел его за собой. Не в комнату Макса. — Что за… — Слушай, приятель. Просто успокойся, окей? — Нерф открыл тяжелую дверь в конце коридора и завел Макса в небольшую комнату. Нерф продолжил говорить быстро, словно не хотел, чтобы его услышали. — Я понимаю, что ты вспылил, но ты сейчас на таблетках, и тебя могут не так понять. Лучше успокойся и день-два посиди смирно. — Посидеть где? Но Нерф замолчал, потому что к ним подошел Джаспер. Он бесстрастно посмотрел на Макса и сказал: — Я снимаю тебя с курса. Дверь в комнату захлопнулась. Макс обвел глазами голые стены, узкую кровать, умывальник с унитазом в углу и застучал по двери с наглухо запертым окошком: — Эй! Выпустите меня, черт возьми! Он прекратил стучать через минуту, вспомнив слова Нерфа о том, что его могут не так понять.