***
Гвен сидела в номере мотеля с ручкой и ежедневником на коленях, глядя на чистый лист бумаги перед собой. Этот ежедневник она привезла в клинику, когда только устраивалась на работу, но так и остался незаполненным. Гвен пыталась понять и уловить, что она может сделать в сложившихся обстоятельствах. Увы, у нее получалось обозначить лишь то, что она сделать не может. Она сидела на кровати, прислонившись к стене, не переодевшись, только сбросив с ног туфли, даже когда за окном начало светать. Гвен казалось, что она держит в руках елочные игрушки. Одно неверное движение, и они расколются, скользнув под кожу мелкими осколками. Гвен не хотела быть марионеткой, но хотела ли она быть кукловодом? К таким ситуациям не готовят при получении лицензии в Психиатрической ассоциации. Про них слышишь из новостей о халатности и мошенничестве или на разборах случаев недобросовестной психиатрии. Но теперь Гвен была непосредственной участницей подобных событий. Пусть у нее были образование и опыт, теперь она в большей мере чувствовала себя не специалистом, а человеком. Уязвимым, испуганным и сомневающимся. Гвен тщательно перебирала варианты того, что можно было бы вменить Джасперу: нарушение конфиденциальности? Халатность? Пособничество Кэмпбеллу? Что из этого можно было организовать, не поставив под угрозу кого-то из пациентов, в первую очередь, Дэвида? Гвен твердо знала, что не хочет терять лицензию. Особенно из-за Джаспера. Это желание в итоге и склонило ее к идее лишить лицензии самого Джаспера. Оставалось решить, как именно. Если Джен хоть в чем-то была права, то Гвен и правда была деятельным наблюдателем. А в клинике у нее был наблюдательный деятель. Оставалось только удержать его от излишней деятельности, особенно самонадеянной. Когда утром Гвен собиралась на встречу с клиентом Кэмпбелла, на нее из зеркала смотрел совсем другой человек. Незнакомый, решительный, с блеском в глазах, без малейшего следа бессонной ночи на лице. За окном стояло погожее летнее утро, и Гвен верилось, что новый день и правда начинается — для нее и для тех, кто долгое время жил в хмурых сумерках. Сразу после встречи с любителем искусства, который, кажется, мало в нем разбирался (Гвен убедилась, что Кэмпбелл просто проверял ее исполнительность), Гвен отправилась обратно в клинику. Ей не терпелось вернуться туда и взглянуть на происходящее новым взглядом с учетом полученной информации. Завхоз, который забрал ее из города на автобусе, кивнул в знак приветствия и бросил: — Долго вы. Гвен была с ним согласна. Она покинула клинику накануне вечером, но ей казалось, что прошло очень много времени. Уже в катере она обернулась на берег. На миг ей захотелось остаться там, вместе с остальным миром и людьми. В голове всплывали образы и символы, переплетаясь с бессознательным предчувствием чего-то неизбежного, почти рокового. Завхоз, молча управляющий катером, казался ей Хароном, везущим ее через Стикс. На нее определенно повлиял разговор с Джен, а, может, все-таки давал о себе знать недостаток сна. Еще на подходе к клинике Гвен заметила Никки и Эред, которые стояли у крыльца и о чем-то разговаривали. Заметив подошедшую Гвен, они притихли, словно что-то натворившие школьницы. — Здравствуй, Эред. Никки, ты выглядишь бледной, все в порядке? Никки покосилась на Эред, и та сказала: — Мы все отравились, немного… ничего серьезного. Гвен знала, что с подходом завхоза к кухонной гигиене подобное рано или поздно произойдет. — Поняла. Как вы сейчас себя чувствуете? Как остальные? — Нам всем выдали лекарство, я чувствую себя лучше, чем утром, — сказала Эред. Никки кивнула в поддержку ее слов. — Остальные тоже. Никки добавила: — Дэниела… Дэниела не было с вечера, — они снова переглянулись с Эред, — он еще с вечера плохо себя чувствует. От ограды к ним направлялся Дольф, который выходил покурить. — И еще Макс… — Никки снова взглянула на Эред. Казалось, она не решалась закончить предложение. — Что Макс? Подошедший к ним Дольф сказал: — Он в изоляторе. Если бы Гвен нужно было назвать самого обособленного обитателя клиники, она бы назвала Дольфа. В нем было мрачное высокомерие, не такое, как взбалмошная взвинченность Престона, и отстраненность — настоящая, не такая, как напускное безразличие Макса. По тому, как Дольф хмурится, Гвен поняла, что произошло нечто, что задело даже его. — В изоляторе? Что он там делает? Не дожидаясь ответа, Гвен прошла в клинику и сразу к кабинету Джаспера. У двери она остановилась, сжав в кулак руку, прежде чем постучать. Вдох. Выдох. Все будет хорошо, пока она спокойна. Когда она вошла в кабинет, Джаспер взглянул на нее с привычной приветливой улыбкой. — Добрый день, мисс Кейсен. — Добрый день, мистер Сильвертон. — Никки и Эред сказали мне, что в клинике случилось отравление. — Да, — Джаспер досадливо поморщился, — к сожалению, санитарные моменты иногда дают о себе знать. Все под контролем, пациенты уже получили лоперамид. — Видимо, я вовремя уехала, — Гвен пошутила, и Джаспер чуть напрягся. Гвен даже показалось, что на мгновение на лице Джаспера мелькнула тревога. Внутри пронеслось радостно-тревожное чувство собственной силы, новообретенной уверенности в себе, которое тут же сменилось леденящим предчувствием опасности. — Мистер Сильвертон... Дольф сказал мне, что Макс в изоляторе. Что случилось? Джаспер ответил: — Вчера он вернулся в группу и повел себя несколько… агрессивно. Он принимает лекарства, а вы знаете правила. Мне пришлось его изолировать. Гвен хотела схватить со стола ручку, карандаш, что угодно и воткнуть Джасперу в оба глаза. Вместо этого она разочарованно произнесла: — О, как неприятно. — Да, — Джаспер печально кивнул, подыгрывая ей, — думаю, его огорчило ваше отсутствие. — Что ж, его явно спасло ваше присутствие. В лице Джаспера что-то дернулось. — Полагаю, ему тоже выдали акрихин? Или он не сочетается с курсом? Джаспер помедлил с утвердительным ответом всего пару секунд, но Гвен поняла, что он лжет. Макс не получил какое-то из лекарств. — Думаю, раз у нас произошло это досадное отравление, Максу лучше покинуть изолятор, — Гвен говорила медленно, словно не была уверена в своем предложении. Джаспер кивнул. — Конечно. Ключи у Нерфа. Гвен кивнула и удержалась, чтобы не броситься за ключами сразу же и прошла к себе в кабинет. Перевести дыхание перед следующим нырком. Гвен пошла в изолятор вместе с Нерфом. Ее уверенность и намерение разыграть все по нотам перехлестывалось сильным волнением. Нерф открыл дверь. Макс сидел на кровати, обхватив колени. Он посмотрел на Гвен, и она почувствовала сильное облегчение вместе с раздражением, досадой и радостью. Ей хотелось дать Максу подзатыльник. Просто потому, что она никогда ни за кого так не волновалась. Макс был цел и невредим. Он выглядел бледным, но вместе с тем оживленным, даже радостным. И по его взгляду Гвен поняла, что Макс знает. Они не могли здесь разговаривать. — Макс, как ты себя чувствуешь? — Гвен старалась говорить ровно, спокойно, словно ничего особенного не случилось. Она знала, что Макс поймет все правильно, — в клинике произошло отравление, поэтому ты можешь вернуться к себе. Нерф выдаст тебе лекарства. Макс кивнул, глядя на Гвен и собираясь что-то сказать. — Мистер Сильвертон сообщил мне о вчерашнем инциденте. Мы решили, что он исчерпан. Об изменениях в своем самочувствии можешь сообщить мистеру Сильвертону или мне. И мы по-прежнему ждем тебя в группе или на приеме. Гвен вернулась к себе, уверенная, что Максу хватит понятливости пересечься с ней позже, не привлекая к себе внимания. Но уже через десять минут Макс буквально ворвался к ней в кабинет, захлопнув за собой дверь. — Вы знаете, да? Макс походил на ребенка, который с нетерпением ждал подтверждения тому, что Санта-Клаус существует. Или, в его случае, тому, что Санта-Клауса нет и никогда не было, а взрослые врали, как он и подозревал с самого начала. — Да. Макс просиял. — Я тоже. Я знаю, — его голос чуть дрожал от возбуждения, — я знаю насчет Дэвида. Я видел документы. Гвен молча кивнула. Она решила не прерывать Макса, просто радуясь тому, что с ним все в порядке и что он все еще ей доверяет. Настолько, чтобы прийти в кабинет после стольких дней отчуждения. Прямиком из изолятора, где он оказался, пока ее не было рядом. Макс по-своему понял ее молчание: — Я не мог вам сказать. Я и сейчас не могу, я... такие условия. Он не врал, но недоговаривал. — Я понимаю, Макс. Макс выжидательно смотрел на нее горящими глазами. Он определенно что-то пережил здесь, без нее, и чувство вины из-за того, что она его оставила, смешивалось с чувством гордости за то, что он справился. — Как ты себя чувствуешь? Макс неопределенно пожал плечами. — Нормально. Макс снова уходил от ответа. Гвен не стала допытываться: если он что-то скрывал, у него на это были причины. Право не доверять ей уж точно. Пусть сейчас он и примчался к ней в кабинет и сидел, придвинув кресло к столу гораздо ближе, чем раньше, это все равно был Макс, который не перестанет быть осторожным, даже испытывая сильные эмоции. — Макс, я прошу рассказать тебя о том, как проходил твой прием лекарств. Тебя принуждали к чему-нибудь? Запугивали? Макс напрягся. Гвен знала, что, помимо информации, которой Макс по своим соображениям не хотел с ней делиться, он не хотел признавать себя жертвой манипуляций. — Нет, — сказал он, наконец. Гвен сделала глубокий вдох. Что ж, настало время раскрыть карты. — Макс, мне нужна эта информация, чтобы помочь тебе и Дэвиду. Во взгляде Макса мелькнул интерес. — Разве вы не можете просто обратиться в полицию или куда-то еще? — Пока нет. Мне нужно, чтобы у меня было, с чем к ним обратиться. Возможно, сфабриковав материалы. Боюсь, у меня... у нас нет другого выхода. Гвен знала, что теперь, когда она прямо сообщила Максу о своих намерениях, приглашая присоединиться к ней, пути назад не было. Они собирались стать соучастниками. Макс молча посмотрел на нее, и Гвен поняла, что он просто, по-детски, по-злому рад, даже счастлив. Он был прав. Его картина мира, в котором невозможно добиться справедливости честным путем, оказалась верной, и Гвен признавала это вместе с ним. Это было горькое единство, но Макс, кажется, всю жизнь нуждался в этом Contra mundum. Макс рассказал ей о том, как случайно обнаружил настоящее имя Дэниела, и о случае накануне вечером. Он был очень оживлен и забавным образом напомнил Гвен Престона, когда тот говорил о театре на групповых занятиях. Макс поколебался прежде, чем рассказать Гвен о том, что Джаспер не выдал ему лекарства, о ломке и о помощи со стороны Дэвида. Возможно, Макс боялся его подставить. Гвен тут же заверила его, что не будет привлекать Дэвида к происходящему. Макс возмутился. — Почему? Он тоже может участвовать. — Ни в коем случае. — Но он же все понимает. Он дал мне лекарство. — Макс, по ряду причин, юридических, медицинских и психологических, Дэвид в происходящем участвовать не может. Ни в коем виде. И я сейчас не только про наш потенциальный проект, а вообще про любые разговоры о его лечащем враче. — Но... — Дэвид является пациентом мистера Сильвертона уже три года. Ты понимаешь, как это может на него повлиять? Макс молча посмотрел на нее в ответ. — Пациенты, особенно впечатлительные и эмоциональные, иногда сильно привязываются к своим лечащим врачам. Особенно, если длительное время находятся в клиниках вроде этой. — Особенно если врачи уроды. — Макс, обещай мне, что не будешь обсуждать с Дэвидом мистера Сильвертона. — Но почему... я не знаю, почему он вообще все терпит, он же все понимает, — Макс пробормотал слова себе под нос и покачал головой. — У Дэвида на это есть свои причины. Нравятся они нам или нет. Макс недовольно посмотрел на Гвен и кивнул. — Я знаю, что ты не все мне рассказал, но, если ты вспомнишь или решишь поделиться со мной чем-нибудь, что может пригодиться, я буду рада тебя выслушать. Будь аккуратен. Макс кивнул, поднимаясь с места. Их сеанс закончился. Он уже выходил, когда Гвен его окликнула. — Макс, я очень прошу тебя ничего не предпринимать, не поставив меня в известность. Хорошо? Макс нехотя кивнул и вышел. Гвен осталась одна, чтобы все обдумать. Где-то в темном кинозале ее бессознательного воображаемая Джен довольно уселась в кресло с целым ведерком попкорна в руках.***
Когда после приступа Макс пришел в себя, проглотив лекарство, Нерф огляделся по сторонам и толкнул его обратно в изолятор. — Все, Макс, давай назад. — Стоп, подожди минуту, — Макс положил руку на дверь и остановил Нерфа, — это то, что ты отправлял Нилу? — Нет. Это было что-то вроде крэка. Кэмпбелл как раз хранил его в изоляторе. Нерф явно не хотел делиться информацией, но, видимо, у него не было выбора. Макс кивнул. — Ясно, — Макс перевел взгляд на Дэвида, — ты сейчас украл это у… у него? Дэвид покачал головой. — У меня есть, на всякий случай, — он говорил совсем тихо. — Все, ребята, расходитесь. Дэвид смотрел на Макса так, словно очень хотел сказать ему что-то еще. В коридоре послышались голоса. Перед тем, как Нерф закрыл дверь, Макс бросил Дэвиду: — Мы во всем разберемся. Макс понятия не имел, как это сделать. Он сидел в мокрой от пота футболке, судорожно прикидывая, чего ему теперь ждать и на что рассчитывать. Когда дверь снова открыли, Макс был безумно рад видеть Гвен. Они о чем-то говорили, он хотел обнять ее и хотел ударить кого-нибудь другого. Он хотел что-нибудь сделать. В его голове появлялось множество идей, и он ничего не боялся. Макс был рад тому, что Гвен на его стороне, и все же он не мог рассказать ей обо всем. Он не мог рассказать ей про то, какие условия для прохождения курса предложил ему Джаспер. Он не мог рассказать ей про Нила. Макс сам не заметил, как вышел во двор, глядя под ноги, мысленно возвращаясь к словам Нерфа о кокаине и перекидывая информацию туда-сюда, как кубик Рубика, пытаясь собрать из нее что-то стоящее. Стоял теплый, немного пасмурный день. Макс оглядел двор в поисках Никки. Он соскучился по ней, так, словно они давно не виделись. Но единственным человеком во дворе был Дэвид. Он сидел на скамейке, обхватив себя руками, и смотрел за ограду. В голове Макса всплыли слова Гвен о том, что Дэвид наблюдается у Джаспера уже три года. Макс подошел к скамейке, сел рядом и прокашлялся, глядя в сторону. Дэвид взглянул на него, слабо улыбнувшись, и тут же отвел взгляд, но Макс успел разглядеть в его глазах тревогу. — Так… ты тоже пьешь эту дрянь? Дэвид кивнул. — Черт побери. И давно? Дэвид покачал головой. — Я не помню. — Нет, помнишь. Дэвид напрягся, и Макс вспомнил слова Гвен. «Ты его пугаешь». Дэвид чуть прищурился. Казалось, он словно сдерживал слезы. «Перестань плакать». — Ладно, не хочешь, не говори, просто кивни, если очень давно. Дэвид кивнул. Он опустил взгляд и смотрел на свои руки. Макс вспомнил, что он иногда так же опускал взгляд на занятиях. Макс посмотрел на руки Дэвида и заметил белые полосы шрамов на костяшках. Он не обращал на них внимания раньше. Он не обращал раньше внимания на Дэвида — не до такой степени. Дэвид... Дэниел был для него аргументом в спорах с Гвен и доводом против Джаспера. И теперь, когда ему больше не нужно было доказывать, что что-то не так, Макс видел в Дэвиде не доказательство или факт, а человека, о котором ничего не знал. Возможно, потому что никогда по-настоящему им не интересовался. Дэвид казался ему невнятным, нечетким, как те пейзажи, которые Дольф рисовал пастелью. Нил любил тыкать в них пальцем и потом - в собственный нос. Дэвид быстро вытер глаза рукой, глядя в сторону. Он все-таки плакал. Максу стало неловко. Хотелось встать и уйти. Кажется, Дэвид это почувствовал. Он снова быстро вытер глаза тыльной стороной ладони и тихо сказал: — Извини. — Хватит… Макс осекся. Он хотел сказать Дэвиду, чтобы тот перестал плакать и перестал извиняться. Макс представил довольный взгляд Джаспера, услышь он сейчас их диалог. Он стиснул зубы, вспомнив свое обещание Гвен не обсуждать Джаспера с Дэвидом. Макс не знал, что сказать. Ему и с Никки-то бывало тяжело в таких разговорах. — Ничего, мы слезем с этой дряни. У меня ест знакомые-химики, которые разбираются в таких штуках. Макс говорил так, словно хотел убедить и самого себя в том, что Нил им поможет и что все не страшно. Макс не заметил, как начал на ходу выдумывать друзей, которые работают в серьезных лабораториях, и Дэвид слушал его с детским восторженным интересом. Макс закончил рассказ о реальных и не очень достижениях своего друга и великого химика современности Нила Уайта и молча смотрел перед собой, чувствуя, что краснеет из-за стыда за свое вранье. Когда он взглянул на Дэвида, тот ему улыбнулся и сказал: — Ты очень хороший человек, Макс. Макс нахмурился. — Чего? Что за хрень, Дэвид? — Я говорю, что ты хороший человек. Макс не выдержал: — Дэвид, ты с ума сошел? Еще и обдолбался, да? — Дэвид не обиделся, только еще сильнее улыбнулся. Так, словно в наглухо закрытой комнате приоткрыли жалюзи, и внутрь скользнул солнечный луч. Макс поднялся со своего места. — Я... пойду, мне надо позвонить. Дэвид кивнул. — Хорошо. И еще ты очень отзывчивый. — Да иди ты, — Макс встал со своего места и быстро пошел в клинику, по пути споткнувшись о камень. Гвен просила его ничего не предпринимать. Что ж, она сама знала, что просит его о невозможном.