Солнце в красных облаках

Наруто дошел до одного из местных городов, куда, в общем-то, изначально и направлялся. Еще на входе его встретила черная кошка с пустыми глазами ринненгана, которая, коротко мяукнув, повела парня за собой. Ее хвост был проткнут семью железными стержнями, и Узумаки в очередной раз подумал, что Пейн был скрытым поклонником и почитателем чакро-пирсинга в самых неожиданных местах мертвых тел и не стеснялся демонстрировать это не только на своем примере. Они пришли в один из многочисленных каменных двухэтажных домов. — Господин Узумаки? — ровный голос хозяина этого отеля заставил Наруто напряженно всмотреться в него. Пейн всегда перебарщивал в своих стремлениях безопасности. Пожилой мужчина с бледной кожей, ждавший парня тут около двух дней, выглядел нехорошо. Его телу и мозгу нужен был отдых от контролирующей его сознание техники. Наруто вздохнул, осмотрелся и, не обнаружив присутствия кого-либо еще в доме, отправил призванную кошку обратно и снял технику Пейна с мужчины. Пожилой человек тут же осел на пол, теряя сознание. Наруто усадил его в кресло. Сейчас, в первую очередь, хозяину гостиницы нужно выспаться, техника не позволяла спать. Узумаки знал, каково это, совсем не понаслышке — Пейн и на нем самом не чурался использовать эту технику. Не спав около четырех дней и непрерывно тренируясь, Наруто начал всерьез, по-настоящему сходить с ума, и только тогда Пейн снял ее и позволил ему отдохнуть и поспать. Тогда-то Узумаки и выяснил, что их Лидеру сон был, кажется, вообще без необходимости. Наруто было четырнадцать. И после сна, длинною в четырнадцать часов, Пейн, словно ничего и не произошло, наложил технику снова, заставляя Узумаки вставать и драться, отринув мысли о боли во всем теле. Это был его личный метод тренировок — абсолютно беспощадный, но, надо отдать должное, действенный. Наруто в рекордные сроки учился тому, чего другие достигали месяцами. Наруто взял из руки хозяина гостиницы ключи от одной из гостиничных комнат и поднялся на второй этаж. Тишина разбавлялась лишь звуком скрипящих под ногами досок. Узумаки чувствовал, как его чакра и тело медленно восстанавливаются, но скорость регенерации и восстановления всё еще была недостаточной. На отдых времени не было, он и так слишком сильно задержался с Саске. Когда парень зашел в комнату, на двуспальной кровати, стоящей у окна, лежал пустой развернутый свиток. Наруто достал свой свиток — тот, что передал ему Дейдара, развернул и приложил к пустому свитку на кровати. На его свитке тут же проступила остальная информация, касающаяся задания. Узумаки, прочитав зашифрованные символы его Организации, вздохнул и, сложив печати, сжег оба свитка, прогоняя в голове прочитанное. В голове пульсировало. Внутри расползалась злая, колючая чернота, она обхватывала сердце, мешала мыслить и дышать, она ломала все чувства и оставляла только ненависть. — Долго еще будешь сопротивляться? — злая усмешка. Наруто обернулся через плечо, глядя на самого себя, стоящего у входа в комнату. — Галлюцинации? — вслух спросил Узумаки, прищуриваясь и разворачиваясь лицом к самому себе. Самому себе с черными, полными тьмы глазами с красной радужкой. — Или гендзюцу? — Наруто тут же попытался развеять иллюзию, но его двойник никуда не исчез, да и окружающая обстановка не поменялась. И потоки чакры вокруг не изменились, значит, галлюцинация. Ну что ж, не впервой. — Ты знаешь, чего хочешь, — Темный Наруто облизал губы и оскалился. — Я хочу того же, — он сделал шаг к мрачному, хмурящемуся Узумаки. — Так зачем мы делаем все это? Разве мы не сможем уже сейчас начать реализовывать собственный план? Нам нужно уничтожить Учих. Незачем тратить силы на что-то еще, — его голос — низкий и чуть шипящий — вкрадчиво проникал в сознание. Он вплотную встал к Наруто и положил руку ему на плечо. Узумаки несколько секунд вглядывался в собственное самодовольное лицо с глазами, полными нетерпения и злости, и, наконец, одним уверенным и быстрым движением вытащил кунай и вогнал его в шею своего двойника. Лицо Темного Наруто озарили шок и неверие — как и десятки раз до этого, как будто он каждый раз, подступаясь, ожидал чего-то другого. Он, быстро бледнея и теряя кровь, схватился за шею в том месте, откуда вовсю текла бордовая жидкость, после чего, хрипя, упал на колени. Он поднял лицо, ошарашенно, с немым вопросом «за что?» глядя на свой оригинал и натыкаясь лишь на ледяное презрение в его глазах. Он свалился на пол, сотрясаемый судорогой и пачкая кровью пол. Курама, наблюдающий за всем этим, замер, предпочитая, как и всегда в таких случаях, промолчать. Жесткая, страшная чакра Наруто вилась из него резкими лентами. Он без колебаний убил самого себя, пусть и осознавая, что это всего лишь галлюцинация. Девятихвостый до сих пор не знал, как вот этот выдержанный профессионализм и беспощадная расчетливость могут спокойно гармонировать с обаятельно-добродушной стороной Узумаки. — Курама, — задумчиво глядя на постепенно исчезающий труп самого себя, произнес Наруто. — Я пока не буду использовать твою чакру. Вот это, — он указал кивком на тело, — выбралось из твоей ненависти. Но не переживай, друг, — он спокойно улыбнулся и прикрыл глаза, оказываясь перед лисом. — Это не твоя вина, — парень расплылся в добродушной улыбке. — И сейчас у нас есть другая проблема. — Какая же? — вскинул брови лис, внимательно глядя на него. — Саске мог убить меня, — Узумаки серьезно всмотрелся в его глаза. — Ты ведь заметил. Это было чертовски близко. И если бы умер я, вместе со мной умер бы и ты, — его взгляд потяжелел. — И сегодня я понял, что мы можем действительно умереть. То есть, каждый раз я рискую не только своей жизнью, но еще и — неоправданно — твоей. Принимая задания, я никогда не считаюсь с твоим мнением, но ты все равно помогаешь мне и не говоришь, какой я эгоист, — Наруто закрыл глаза ладонью, горько улыбаясь. — Прости, Курама. Я столько раз подвергал тебя опасности… Девятихвостый удивленно смотрел на парня. Сам он никогда об этом и не задумывался. Нет, он, конечно, знал, что если умрет носитель, он и сам умрет, но почему-то никогда не допускал мысли, что умрет Наруто. Этого не было в планах. — Я не могу и дальше так рисковать, — Наруто убрал руку от лица и решительно посмотрел перед собой. — Ты дорог мне, — приглушенно, на грани слышимости произнес он. Курама непроизвольно поджал уши к голове, не зная, что говорить на такие заявления. Это ошарашивало. Такого ему, Девятихвостому демону, никто и никогда не говорил. Он отвел взгляд, нахмурившись. — Мальчишка… — тихо сказал лис, усмехнувшись и возвращая надменное презрение к Наруто, как к представителю вида человеческого. — Ты слишком много думаешь, — отмахнулся он, но взгляд его диких, красных глаз слегка потеплел, несмотря на то, что лис старательно показывал, как ему все равно. Наруто вздохнул и тоскливо улыбнулся ему, после чего вновь открыл глаза уже в комнате гостиницы. — У меня есть план, — Наруто снял изодранный, пропитанный кровью плащ и бросил на пол, после чего создал двух клонов. — Присмотрите тут за всем, — кивнул он им и тут же сложил другие печати, совершая призыв. Две шарообразных твари с тысячами белых рук, налитыми кровью глазами и черными ядовитыми клыками, возникли перед ним, скалясь и тут же кидаясь с объятиями. — Привет, Кураямимару, — морщась от касаний холодных рук и вжимания себя в такое же холодное, твердое тело, поздоровался Наруто. — Привет, Саямимару, — он улыбнулся и, наконец, настойчиво отстранил от себя чудовищ. — Вы ведь уже делали обратный призыв? Сделаете еще раз? — он погладил монстров. Твари переглянулись между собой, и Кураямимару тут же исчез. — Присмотри за Саямимару, — с улыбкой попросил Наруто, посмотрев на одного из своих клонов, к которому, урча, начал ласкаться оставшийся тут монстр. Сам Узумаки исчез еще через несколько секунд, оказываясь в совершенно другом мире. «Твою мать, снова эта дыра», — недовольно протянул Курама. Мир обратного призыва тварей, что вызывал Наруто, отличался своим вечно фиолетовым небом с тремя крупными черными лунами, бордовыми плющами растений под ногами, застилающих всю поверхность планеты и служащими чем-то вроде ее естественного слоя. Чудовище, вызвавшее его сюда, довольно летало вокруг, урча и скалясь. — Спасибо, Кураямимару, — кивнул ему Наруто. — Мне нужен старик Сол. Отведешь меня к нему? — глядя на монстра, попросил парень. Тварь с готовностью кивнула и неспешно полетела в нужную сторону. Узумаки пошел за ней. По дороге он встретил еще одно такое же существо — только во много раз меньше, чем его сородичи, оно было размером с человеческую голову, с точно такими же многочисленными руками и одним любопытным красным глазом. Оно прицепилось к Наруто, вскарабкалось ему на плечи, а оттуда и на голову и, зацепившись холодными руками за волосы парня, устроилось там, довольно урча и скаля черные клыки. — Какой ты милый, — ласково улыбнулся ему Наруто, глядя вверх на существо и протягивая ему руку. — У тебя есть имя? — тварь сразу же обхватила маленькими пухлыми пальцами трех рук ладонь парня и потянула в рот, что-то пробурчав. «Как отвратительно, » — прокомментировал Курама, морщась и с отвращением глядя на монстра. — «Почему они вообще липнут к тебе? У них у всех фетиш на ничтожества?» — с сомнением спросил лис. Узумаки пожал плечами, кажется, умилившись монстру на своей голове. — Наруто, — представился он в ответ, услышав имя твари. «Ты их понимаешь?» — удивился Курама. «А ты нет?» — Наруто, кажется, тоже удивился. «Черт побери, конечно, нет! Они же… А что они такое вообще?» — Девятихвостый нахмурился. «Не знаю», — беспечно пожал плечами Наруто. — «Они те, кто откликаются на мой призыв, это все, что я знаю». «Жуткие твари. Первый раз за всю свою жизнь вижу подобное, а я, между прочим, живу долго и повидал немало. Но, что не так с твоим призывом, понять никак не могу». «По-моему, они очень милые», — Наруто улыбнулся и погладил чудовище у себя на голове, которое вновь укусило его до крови. Еще одна небольшого размера тварь с черными руками и оранжевыми радужками пяти глаз прыгнула на плечо парня и обхватило его шею. Узумаки научился их призывать лет в четырнадцать и с тех пор часто призывал просто ради веселья: они любили его, могли делать всякие штуки из чакры и им, кажется, нравились ураганы. А еще они скрашивали одиночество. — А тебя как зовут? — по-доброму улыбаясь, спросил Наруто, дотронувшись рукой до многочисленных рук существа, что тут же обхватили чужую теплую ладонь. Курама лишь с хмурым молчанием смотрел на всё это. Он невольно вспомнил юного Узумаки, который только-только, впервые открыл в себе чудовищную, пугающую своей мощью и злобой силу Демона. Девятихвостый отчётливо помнил Наруто в возрасте с тринадцати до пятнадцати, потому что именно в эти годы его носитель наибольшее количество раз был на грани смерти и именно тогда он и шагнул к Демону, сам, первым, сказав, что хочет силы. Такой силы, которая могла бы уничтожить все. И Девятихвостый, расплывшись в диком, бешеном оскале, предложил ему эту силу. В первую очередь, чтобы выжить самому, ведь без этого у юного Наруто не было шансов в Акацуки. Когда тебе тринадцать, и ты присоединяешься к преступной организации, состоящей из убийц, у которых детство забрала война и которые не имеют никакого представления о сдержанности и хоть каком-то сочувствии, шансы выжить становятся совсем прозрачными. Самыми безопасными для Наруто были тренировки с Пейном — Лидер знал, когда нужно остановиться, видел предел ребенка и действительно учил его контролю над чакрой, он был единственным, кто, несмотря на полное отсутствие каких-либо признаков присутствия «души» в бледном теле, оставался наиболее человечным. Конечно, далеко, бесконечно далеко не таким человечным, чтобы не подвергать Наруто изматывающим тренировкам, сокращающим его жизнь и сильно расшатывающим психику, но всё же. Ситуацию сглаживала Конан — невероятно сильная, спокойная и собранная женщина, она присматривала за юным Наруто, во многом помогала и, пожалуй, без нее Узумаки было бы в разы тяжелее выжить. Наруто привязался к ним, хоть и очень долгое время отрицал это. Но каждый раз, глядя в ничего не выражающие, спокойные глаза Пейна, на его отточенные, слаженные движения, Узумаки испытывал восторг. Детский, воодушевляющий его восторг. Самыми опасными были тренировки с Хиданом. Хотя, пожалуй, Хидан никогда не ставил своей целью именно тренировать Наруто, скорее уж, он раз за разом методично пытался принести его в жертву своему жуткому Богу. Он бил всегда насмерть, его жестокость и безумие сливались во что-то совершенно дикое и неконтролируемое и усиливались благодаря фанатичной преданности культу. Хидан не чувствовал ни ограничений, ни пределов — потому что у него у самого их не было вовсе. Он почти убивал Наруто несколько раз, и каждый раз его останавливала либо взбешенная Конан, либо хладнокровный Пейн. И, если бы не Девятихвостый внутри, ребенок-джинчуурики давно был бы мертв после этих «тренировок». Именно после того, как Хидан, засунув руку в живот Наруто и вырвавший оттуда добротный кусок внутренностей, с хищной улыбкой сказал: «Нам не нужны слабаки вроде тебя, чудище!», Узумаки и пришел к Девятихвостому. Он не справлялся сам, и ему нужна была помощь. И Курама знал, что если Наруто не справится, то умрут они оба или, что еще хуже, Пейн, рано или поздно, просто пленит Девятихвостого. Четырнадцатилетний Наруто стоял у клетки, глядя в ее темноту. — Что тебе нужно, ничтожество? — низким, ледяным голосом спросил Девятихвостый, по-звериному глядя в глаза парня. — Сила, — моментально ответил Наруто, бесстрашно глядя в ответ. Он выглядел ужасно: побледневший из-за жизни в стране Дождя, с выцветшими глазами и черными синяками под ними от недосыпа из-за непрекращающейся боли, тренировок и кошмаров. Бешеные глаза зверя за клеткой наполнились надменной веселостью, он оскалился. — Зачем? — вкрадчиво произнес он. — Думаешь, сможешь что-то изменить, невежественное отродье Четвертого? — Я не хочу ничего менять, — мотнул головой Наруто, жадно глядя в глаза зверя. — Я хочу силу, чтобы уничтожить все, что пожелаю. — Например, Учих? — насмешливо уточнил Девятихвостый. — Да. Лис выдержал на нем долгий, внимательный взгляд и оскалился. — Я дам тебе силу, ничтожество! — он прищурился и рассмеялся. Осталось лишь дождаться, когда сопляк потеряет контроль и подчинить его себе. А его непрошибаемая, черная ненависть как нельзя лучше поспособствует этому. Наруто медленно кивнул. — У тебя есть имя? — тихо спросил он, глядя во тьму клетки. Пейн и Итачи успели пообщаться с Девятихвостым куда раньше самого носителя, и их разговоры хоть и несли совершенно разные цели, но в конечном итоге оба сводились к чему-то вроде: «Смотри мне в глаза, чудовище. Я подчиню и использую тебя, как захочу, как только выкинешь что-нибудь опасное, так что не забывай своё место». И в этот раз лицом к лицу со своим носителем Курама заговорил действительно впервые. Конечно, Узумаки и раньше видел его, например, в своих снах — в качестве огромной девятихвостой лисицы, уничтожающей Конохагакуре, но говорил впервые. Или слышал его голос, вкрадчиво советующий убить кого-нибудь. — Курама, — представился лис, щурясь и стараясь не думать о том, когда в последний раз кто-то спрашивал его имя. Демон дал ему силу. Сводящую с ума, черную, жесткую, злую, но необходимую, жадную и всепоглощающую силу. Наруто, которому и без того каждую ночь снились кошмары, который иногда вообще не мог спать от боли и усталости из-за постоянных тренировок на выживание и выносливость, окончательно был поглощен бездной ненависти и тьмы. Тренировки с Дейдарой были, пожалуй, чуть ли не хуже, чем с Хиданом. Подрывник слетал с катушек в буквальном смысле почти ежесекундно, он взрывал Наруто бесчисленное количество раз и постоянно возвышал свои убийства в ранг искусства. Он тоже не имел почти никаких представлений о самоконтроле и сдержанности, был непредсказуем почти так же, как и сам Узумаки, но всё же не ставил своей целью убить джинчуурики. Более того, в отличие от Хидана, он действительно пытался научить Наруто, как он говорил «своему истинному искусству», и, хоть и говорил, что бомбы Узумаки — полная безвкусица, всё же от него пользы было больше, чем от того же Хидана. Тренировки Сасори, который сначала вообще отказывался что-либо показывать юному члену Организации и смягчился лишь через год после его принятия, всегда требовали невероятной выносливости и концентрации. Чертовы куклы даже Кураме одно время снились. Сасори не бил так, чтобы убить, но вот чтобы покалечить — да. Причем покалечить желательно как можно быстрее и сильнее, чтобы от него отстали как можно скорее и как можно на дольше. Он сразу заявил, что, в отличие от примитивного искусства Дейдары, которым способен овладеть каждый идиот, его искусство далеко не столь простое и учить ему он никого не собирается. Впрочем, впервые Курама и Наруто сошлись во мнении, что не особо-то и хотелось бы. Задача стояла не научиться мнимому искусству, в котором, кстати, ни Демон-лис, ни его джинчуурики ни черта не смыслили, а научиться противостоять этим чертовым куклам. Кисаме, который в возрасте Наруто уже убивал людей так, что этому можно было лишь завидовать, и который, кстати, пугал Узумаки одним своим видом, чего он старательно не показывал, лояльным учителем не был от слова совсем. Наруто не давалось искусство владения мечом — он был слишком энергичен и подвижен, слишком экспрессивен, а тяжелый меч лишь отягощал его движения, замедлял их. Но, тем не менее, Пейн приказал тренироваться с Кисаме, и Наруто слушал. Но так же Курама помнил, как однажды Наруто, задыхаясь от боли в груди, сидел на полу, в темноте своей небольшой комнаты, после пяти месяцев непрерывных тренировок (в основном с Пейном), за окном, как и всегда в этой стране, шел размеренный дождь, длинными каплями очерчивающий пространство. Тогда Девятихвостый, почувствовав его острое одиночество, решил воспользоваться шансом и в очередной раз ослабить печать. В комнату зашел Дейдара, как всегда без стука, заставив Наруто вздрогнуть и поднять взгляд. В руках Дейдары была очередная вылепленная из белой глины птица-бомба. Он подошел к окну и выпустил ее наружу. Птица взмыла в воздух, в самое небо, вверх, пока совсем не исчезла из виду, покружила под облаками и взорвалась разноцветным огнем, отдаленно напоминающим фейерверк, и, наконец, разогнала вечные тучи, собранные над этим местом. Ненадолго, солнечный свет, словно кислород, упал на мокрые серо-черные улицы. Удивленные жители, морщась и щурясь, поднимали вверх головы, глядя на солнце, едва-едва показавшееся из пелены облаков. Дождь не остановился, тучи вскоре снова закрыли солнце, но Наруто, смотревший на этот просвет в небе, вдруг, кажется, наконец, понял, что имел в виду Дейдара, когда говорил про искусство. Рука подрывника взъерошила его волосы, он широко улыбнулся, глядя на ребенка, и вновь повернулся к окну, смотря на постепенно затягивающиеся тучи. Дейдара был безумен, абсолютно зациклен и одержим лишь своим искусством, его не волновало ничего кроме взрывов, но все же у него были и хорошие стороны, и Наруто ценил его за это. — Ненавижу это место, — пожаловался подрывник и вновь кинул быстрый взгляд на ребенка. — Слушай, — он чуть нахмурился, — давно спросить хотел. Каково это, когда внутри тебя есть что-то… Такое? — он изогнул бровь, с живым любопытством глядя на парня. — Не так уж и плохо, — Наруто пожал плечами и спокойно улыбнулся. — Я даже благодарен ему. — Вот как? — Дейдара хмыкнул и, кажется, удовлетворившись ответом, кивнул. Через два года Наруто сам снял печать с клетки, дав Девятихвостому больше свободы и фактически доверившись. Курама не знал, сделал Наруто это, потому что был уверен в нем и действительно считал другом, или всё же потому, что знал, что в случае, если лис возьмет над ним контроль, всегда есть Пейн, который его остановит и все исправит, или просто так чертовски хотел силы, что решил идти на любые риски. Девятихвостый предпочел не проверять. Он проникся этим доверием со стороны человека и решил, что пока что можно и ненадолго остаться. Раз уж его теперь ничего не держит. Узумаки, в первые несколько лет после того, как покинул деревню, очень сильно полагался на Пейна и проводил с ним много времени, и, как позже он сказал Кураме, когда тот спросил: «Это потому что Пейн-семпай, совсем как я. А еще потому что ему страшно, и мне не хотелось оставлять его одного. Конан-чан тоже это понимает, поэтому она всегда рядом с ним». «Ты всем помочь хочешь, сопляк?» — с насмешкой спросил тогда Девятихвостый, глядя на него с легкой снисходительностью. «Это невозможно», — равнодушно пожав плечами, ответил Наруто. — «Родителям же не помог», — он, ледяным взглядом всмотревшись в лиса, зло оскалился. И тогда, впервые за все время, Курама, наконец, почувствовал ту горькую причину, по которой Наруто делал всё это — к чему были эти смертельно-опасные тренировки, рискованное снятие печати, постоянные драки и бесстрашие. Наруто, где-то глубоко внутри себя, сам не осознавая до конца, хотел умереть. Тогда же Курама в первый и последний раз подумал, что есть шанс, что Итачи Учиха совершил ошибку, когда спас тогда восьмилетнего сына Четвертого от неминуемой смерти. Возможно, для самого Наруто было бы лучше умереть тогда, чем жить, вынося все это и волоча за собой каменный крест черной ненависти.