Солнце в красных облаках

Саске просыпается, жмурясь от солнечных лучей, видит рядом спящего Наруто и не дышит, замирая и не желая будить. Спящий Узумаки похож на какого-нибудь очаровательного принца со страниц детских девчачьих книжек. Светлые ресницы подрагивают, бронзовая кожа, поймав лучи солнца, словно светится изнутри, рассыпанный по подушке ворох вечно взлохмаченных волос отливает золотом, и если он сейчас проснется и откроет глаза, то посмотрит на мир чистейшим небом целой Вселенной. Саске никогда не говорил ему, что считает его красивым — красота слишком странное, далекое понятие для Учихи. Он знает, что это не то, на чем стоит акцентировать внимание. Но ему нравится лицо Наруто. Не потому что оно красиво, а потому что это лицо человека, к которому он испытывает глубокие, затягивающие с головой чувства. Саске смотрит на него, запоминает. Он хочет быть рядом с ним больше, чем что-либо другое, а если это было бы невозможно, Учиха предпочел бы одиночество — лучше одному, чем с кем-то, кто не Наруто. Саске ненавидит этот чертов мир всей душой. Ненавидит за войну, за боль, за то, что катана в его руках забрала уже десятки жизней, искалечила сотни тел. Ненавидит за то, что этот мир раз за разом методично забирает у него всё, что ему дорого. Саске хочет, чтобы Наруто принадлежал ему целиком. Если потребуется, он посадит его на цепь в своем подвале и больше никогда не выпустит, даже если свободолюбивый Наруто возненавидит его всем сердцем — Саске плевать. Так все равно лучше, чем потерять его. Учиху самого не радуют эти мысли, он отдает себе отчет в том, насколько это ненормально и странно. Саске хочет запустить пальцы под его кожу, царапая мышцы, раздирая до костей и сливаясь плоть с плотью. Саске думает, что если Наруто захочет уйти, он убьет каждого в этом гребанном мире, уничтожит все до основания, но заставит Узумаки быть рядом. Заставит остаться. Саске плевать, насильно это будет или добровольно. Он будет чувствовать вину, сожаление и постоянную боль, если заставит Наруто и ограничит его свободу, но это все равно лучше, чем потерять. Думая об этом, Саске упускает одну важнейшую деталь, которая не позволит ему воплотить ничего из всего этого. Он упускает непредсказуемость Наруто и его нестерпимую, ломающую боль, выливающуюся во вполне четкое нежелание жить. Наруто открывает глаза, фокусирует взгляд на сосредоточенном лице Саске и улыбается тепло и солнечно, и Учиха думает, что лучше сдохнет, чем потеряет его. — Твое лицо с утра еще больше пугает, чем обычно, — усмехается Наруто и обнимает Саске, кладет голову ему на грудь, прикрывает глаза и слушает биение сердца, кажется, собираясь еще немного поспать. Саске смотрит в потолок, гладит его волосы и шею, чувствует тепло обнаженного тела. Наруто тихо выдыхает, сжимая его в объятиях, затихает и вновь засыпает — Учиха слышит, как выравнивается его дыхание и сердцебиение. Через несколько минут Саске аккуратно снимает его с себя, садится, откидывается назад и собирается встать, но за запястье хватают и дергают обратно на футон, тут же заключая в крепкие объятия. — Мне будет холодно одному без тебя, — не открывая глаз, прижимая Саске спиной к себе, игриво говорит Наруто. — Сейчас лето, — достаточно холодно отвечает Саске. — Идиот, — подумав, добавляет он. — Отпусти, — Учиха совсем не романтик, особенно с утра, но Наруто абсолютно плевать, он не собирается его слушать, фыркает, обнимает крепче, утыкаясь носом в затылок жестковатых черных волос и вдыхая запах мяты. — Ты приятно пахнешь, — сонно сообщает Узумаки и, к удивлению Саске, кусает его за шею чуть ниже линии роста волос, оставляет яркий след укуса и довольно улыбается. Учиха шипит, хмурится и поворачивается к нему лицом, тут же запускает руку в волосы и оттягивает назад, заставляя Наруто распахнуть глаза и напрячься. Саске кусает его за шею до крови. Узумаки пораженно смотрит в потолок, чувствуя, как кровь каплями стекает на подушку и изумленно молчит. Саске слизывает капли и поднимает хищный взгляд, отпускает его волосы. Наруто смотрит почти восхищенно, чувствуя пульсирующую боль в шее, скользит взглядом по перепачканным алым губам Учихи и целует. Саске отвечает на поцелуй грубо и подавляет сопротивление, перехватывая запястья Наруто и заводит над головой его руки, нависая сверху и глядя в глаза. На губах Наруто — улыбка, его глаза искрятся азартным интересом и нетерпением. Учиха наклоняется, вновь целует, обжигает дыханием, не позволяя вырваться, трется членом о его живот. — Захотел поменяться? — выдыхает Наруто, подставляя шею под поцелуи. Саске изгибает бровь, смотрит на него внимательно и чуть удивленно. — Думал, ты принципиален в таких вещах, — говорит он и требовательно целует в плечо, прикусывает кожу. — С чего бы? — вскидывая брови, удивляется в ответ Узумаки. Саске всерьез задумывается и даже хмурится, смотрит ему в лицо. — Думал, ты воспримешь это как унижение. Наруто удивляется еще больше, замирает и тонны непонимания в его взгляде заставляют Саске чуть отстраниться, останавливаясь. — Ты воспринимаешь это так? — Узумаки, понимая, что хватка Саске на его запястьях ослабла, выдёргивает руку и касается лица Учихи, внимательно и даже настороженно глядя в черные глаза, прекратив улыбаться. В его взгляде смешано много странных, тягучих эмоций. — Нет, — быстро отвечает Саске, теперь не понимая, почему он ответил так. Наруто смотрит в его лицо еще некоторое время и, возможно, впервые за все время видит на нем озадаченность, а потому тихо смеется, лукаво прищуриваясь, склоняет голову чуть в бок и смотрит с игривой веселостью. — Мне не принципиально, Саске, — говорит он, после чего дергает Учиху вниз, ближе к себе, и снова целует. Руки скользят вдоль предплечий Саске и останавливаются на локтях, чуть сжимая. Учиха невольно вздрагивает, подаваясь теплу его ладоней, прикрывает глаза и, спускаясь поцелуями к его ключицам, отстранённо думает, что если бы воспоминания Наруто всё еще были при нем, он бы, наверное, отреагировал по-другому, хотя он и не может представить как именно. Саске разворачивает его спиной к себе, Наруто подчиняется, позволяет делать всё, что его партнер захочет, и, кажется, вовсе и не думает останавливаться. Саске скользит пальцами по напряженной спине, целует и трется бедрами о его ягодицы. Наруто вздрагивает, когда чувствует аккуратное проникновение влажных пальцев внутрь, сжимается и отрешенно думает, что Саске нежнее, чем он сам сверху. Пальцы скользят внутри плавно, Саске целует Наруто в плечи, свободной рукой придерживает бедра, задавая направление, ласковым шепотом просит расслабиться. Движения Учихи уверенные, неспешные и дышащие размеренным спокойствием. Наруто нетерпеливо подается бедрами назад, шипит и оборачивается через плечо, смотрит жадно и красноречиво, с затуманивающим зрачки желанием. Саске поднимает на него взгляд, и у Узумаки сладко тянет в паху от одного лишь этого взгляда. Учихе не нравится такая строптивость, он легко заламывает Наруто руку и надавливает, причиняя боль. Узумаки шипит и утыкается лицом в подушку, чуть дергается вперед в попытке вырваться, но причиняет себе лишь большую боль. Контраст ощущений режет спазмами жара внизу живота и собирается тяжелым возбуждением, наполняющим воздух. Саске нравится, как Наруто прогибается в спине, как напряжены мышцы в его плечах и как он смотрит через плечо — хищно и с вызовом. Учиха вынимает пальцы и приставляет головку члена к сжатому кольцу мышц, надавливает и медленно входит, прикрывая глаза и чувствуя, как бешено пульсирует в висках. Наруто выдыхает и пытается расслабиться, вновь утыкается лицом в подушку. Саске насаживает его до конца, отпускает заломанную руку и проводит ладонями по пояснице парня, скользит по спине, очерчивая линию позвоночника, и только после этого начинает двигаться. Наруто привстает, упираясь локтями в матрас, и дышит тяжело и громко. Острое удовольствие застилает сознание вместе с гулкой болью. Член стоит и сочится смазкой, пульсирует. Саске склоняет голову набок, затуманенным взглядом глядя на его сильную спину, после чего выходит и рывком переворачивает Наруто, входит снова и ложится сверху, толкаясь глубже. На лице Учихи проступает несколько болезненный, будто бы лихорадочный румянец. От рук Наруто на спине остаются красные полосы, несмотря на то, что Узумаки и не думает царапать его. Наруто запрокидывает голову, выдыхает, отдаваясь ощущениям, и Саске целует его в шею, оставляет красный след. Узумаки кусает его в плечо до крови, заставляя вздрогнуть, Саске дышит тяжело и рвано, удовольствие захлестывает, он упирается лбом в плечо Узумаки, тихо стонет его имя и помогает ему рукой. Ощущение терпкой, жгучей близости прошибает и обезоруживает. Саске отстраняется, его щеки алеют, он склоняет голову набок, глядя на выгибающегося на простынях Наруто, на его влажную от пота грудь и живот, скользит пальцами по коже. Узумаки сжимает подушку у себя под головой, тихо подаваясь бедрами навстречу, и смотрит Саске в глаза. Учиха кусает губы, двигается плавно и постепенно наращивает темп, наклоняется к Наруто и оставляет влажные поцелуи у него на плечах. Они кончают ускоряясь, Саске против воли краснеет просто потому, что его кожа слишком бледная и с головой выдает все эмоции, он падает сверху на Наруто, громко дышит и утыкается лицом ему в грудь. Пальцы Узумаки скользят в его волосы, поглаживают затылок. Он прижимает его тело к себе и довольно жмурится. — Пойдем в душ, — Наруто целует Саске в висок и приподнимается на локтях. — Вместе? — привстав, уточняет Учиха и тут же, чертыхнувшись, отводит взгляд, получив красноречивый оскал. Они встают и идут в душ, где под струями прохладной воды Наруто вжимает Саске спиной в кафельную стену, трется о него членом, заставляя стонать, и глубоко целует, сжимая в объятиях. Саске в какой-то момент отстраняется, опускается на колени, не смотрит в глаза и прижимается губами к головке члена Наруто. Узумаки упирается руками в стену, ошарашенно и с каким-то фанатичным неверием смотрит на него и не думает ни о чем, кроме его языка. Капли воды стекают по бронзовой коже вниз, очерчивают мышцы и падают со светлых волос вниз. Наруто кажется, что он сейчас кончит от одного лишь осознания происходящего и вида Саске, он прерывает его, вздёргивает вверх, заставляя встать, и вновь жадно целует. Они выходят из душа лишь через полтора часа и изможденные падают на футон, глядя в потолок в некоторой прострации и с ощущением полной апатии ко всему миру — сейчас даже если произойдет Апокалипсис, никто из них не сдвинется с места. Саске уходит на работу только через час, и на обеспокоенные и одновременно настороженные вопросы подчиненных отвечает почти что с улыбкой, чем распугивает всех еще больше. Наруто тоже вспоминает, что ему вроде как пора вновь возвращаться к снятию печати. Перед тем, как приступить, он, не изменяя себе, завтракает быстрорастворимым раменом и только после этого начинает. Второй этап снятия печати поддается еще труднее первого. В этот момент Наруто почти ненавидит Саске, но потом вспоминает сегодняшнее утро и успокаивается — ладно, не так все и плохо, разберется он с этой печатью! В голове роем воют мысли о том, что будет после того, как он снимет печать — он вернется к своей изначальной цели? Уничтожить Учих? Уничтожить Саске? От мыслей в голове хочется выругаться, что Наруто и делает. Мысли об уничтожении Саске он отбрасывает быстро и спокойно. Он не станет убивать ни его, ни Итачи. И Саске был прав — смерти не заслуживают и те, кто не убивал его родителей. Какими бы ни были Учихи, они не заслуживают истребления и геноцида в их отношении. Наруто видел среди них детей и подростков, женщин, стариков и просто хороших людей вроде Итачи, убить их — значит предать самого себя и все то, чему его учил отец. Убить их — пойти против Воли Огня, пойти против самого себя. Наруто понял, что не станет этого делать — просто не сможет. Смерть его семьи и других людей в результате той кровавой ночи — трагедия, которую Наруто не воплотит в жизнь еще раз на примере клана Учиха. Прошлое останется прошлым. Только вот… Фугаку Учиха все равно заплатит. Лидер всегда платит за всех, и это по-своему справедливо. Наруто заберет его бесполезную жизнь, как плату за жизнь своих родителей, ведь именно с легкой подачи Фугаку начался тот переворот*. Второй этап начал поддаваться, как только мысли стабилизировались, а чакра постепенно восстановила свой поток. Часа через три Наруто осилил его. По вискам тек пот, он чувствовал себя выжатым и уставшим, словно только что пробежал несколько километров без остановки. Узумаки встал и пошел в душ. В голове ныло странной, тупой болью. «Наруто?» — голос Курамы заставил остановиться, вздрогнуть и вцепиться рукой в край стола. — Курама? — Узумаки прикрыл глаза, но ни Девятихвостого, ни клетки он все еще не видел. «Что произошло?» — хмуро спросил лис. — «Я как будто уснул и проспал пару лет…» — Всего лишь пару недель, — усмехнулся Наруто и возобновил свой путь в душевую, раздеваясь на ходу. — Саске стер мне память и запечатал тебя, — он говорил тихо и осторожно, прислушиваясь, не подслушивают ли их. — Я почти снял печать, остался один этап, и я снова смогу использовать свою и твою чакру. «Вот как?» — удивился лис, что-то судя по всему вспомнив. — «А я тебе говорил, что связываться с Учихой была плохая идея?» — он ядовито усмехнулся, но в голосе все равно было больше веселости, чем злости, из-за чего Наруто невольно улыбнулся. — Все не так плохо, — пожал плечами Узумаки. — Это даже нам на руку, разве нет? Мы в тылу врага, будем пользоваться моментом, — он включил воду и встал под душ, расправляя плечи и смывая с себя ощущение усталости. — И как бы там ни было, — продолжил Наруто и спокойно улыбнулся, прикрыв глаза и чувствуя, как тёплые капли бегут вниз по коже. — Я рад тебя снова слышать, друг. Курама лишь небрежно фыркнул в ответ. Он, разумеется, тоже был рад, но демонстрировать это не собирался. «От тебя пахнет Учихой», — вдруг сказал Девятихвостый, желая сменить тему, и Наруто мог бы поклясться, что он услышал сквозь эти слова ехидный оскал. — «Кажется, вы сблизились еще сильнее, хотя, казалось бы, куда еще ближе?» — он надменно рассмеялся. — Замолчи, мои чувства не имеют значения, — нахмурился Наруто. В соседстве с Девятихвостым была одна небольшая, но проблема — Курама беспардонно лез в его личную жизнь и не стеснялся комментировать. «Чувства?» — с издевкой удивился Девятихвостый, его оскал стал лишь шире. — «Так этот идиот добился своего?» — он вдруг расхохотался. — «Вот это настойчивость! Хотя чего еще ожидать от представителя этого клана…» — в голосе скользнуло некоторое подобие одобрения. Наруто смутился и лишь фыркнул, мотнув головой. «Ладно, и что мы будем делать дальше?» — снисходительно продолжил Курама. — У меня есть план, все нормально, — кивнул Узумаки и выключил воду. *** Вечерело. Наруто оделся и вышел на улицы, покрытые оранжевыми лучами заходящего солнца, и задумчиво зашагал вперед. Сходив к Кабуто, объяснив ему все про печать и немало удивив врача таким быстрым успехом, Наруто вышел из госпиталя с новой информацией о дальнейших действиях. План Пейна стартовал. Узумаки шел долго, пока не остановился у качелей рядом с академией. Он стоял и смотрел на тени, постепенно удлиняющиеся, чернеющие и переходящие в густую темноту ночи, выскальзывающую на тихие улицы Конохагакуре. Это было чертовски странно. Клан Учиха установил свою жесткую диктатуру, и это, черт побери, было очевидно, как день. Саске боялись. Уважали и боялись. Каждого из Учих боялись. Их квартал разросся, и Конохагакуре больше не выглядела так, как запомнил ее Наруто. Узумаки знал, что об Учихах за пределами деревни и даже страны Огня уже слагают какие-то жуткие легенды, подкрепленными кровавыми побоищами. Знал, что Учихи выступают в качестве основной военной силы Конохагакуре, и они единственные на данный момент, кто обладает таким душащим военным потенциалом, что одно лишь их главенство и существование уже считается за наличие бесчеловечного оружия массового поражения. На Конохагакуре, равно как и на те селения, где есть подчиненные хвостатые звери, составляющие основную силу, практически не нападают. Конохагакуре участвует в войнах, как наемник (точно так же, как и Акацуки), клан Учиха, разросшийся и сейчас достигший своего величия почти на том же уровне, что и при легендарном Мадаре, позволяет обычным жителям Конохагакуре не знать, что такое вечная бойня. Отличный сдерживающий фактор. Наруто выдохнул. Наверное, это было неплохо. Наверное, так было даже лучше. Наверное, это правильно. Он сжал зубы, пытаясь унять бешенство, рокотавшее в груди. Но все же ничего не меняло того факта, что Учихи забрали и извратили его «дом». Это началось еще когда Наруто жил здесь, началось почти сразу после смерти его отца. И это было одной из причин, почему он покинул деревню. Дело не только в силе. Страх. Наруто испытывал его почти постоянно, находясь рядом с Саске или рядом с кем-то из Учих. Страх дополнялся совершенно взаимным презрением — старшее поколение Учих презирало его, поджимало губы и не отводило надменного взгляда, наполненного желанием оборвать жизнь крикливого мальчишки. Теплый, полный горечи взгляд Итачи вскоре тоже начал пугать. Наруто с ужасом понял, что возненавидит и его, если продолжит находиться рядом. Эти чувства давили. Наруто не хотел ненавидеть Итачи. И не хотел ненавидеть Саске. Саске смотрел холодно, с опаской щурясь, его взгляд был окрашен внимательностью и спокойствием — и это завораживало. Саске наблюдал. Саске анализировал. Саске будто бы присматривался к нему. Он смотрел с плохо скрываемым интересом. И Наруто нравился его взгляд. Потому что Саске его замечал. Наруто не хотел ненавидеть его. Как тогда, так и сейчас. Ему было стыдно за этот страх. За то, что он был таким до беспомощности слабым, за то, что не смог защитить тогда отца, за то, что вся его жизнь была доказательством одной большой слабости. Собственной слабости. Наруто начал испытывать отвращение к самому себе, и иногда он намеренно калечил себя — физическая боль глушила растущую темноту ненависти внутри, но не спасала. Раны насмешливо заживали на глазах, а Наруто с каждым порезом ненавидел себя все больше. Вскоре ненависть и страх стали единственными постулатами, на которые опиралась расшатанная психика. Наруто отчаянно пытался придать всему происходящему несерьезный, шутливый оттенок, пытался не ненавидеть и не причинять себе боли, но видя, как Саске становится сильнее, видя шаринган в его глазах, он каждый раз вспоминал ту ночь, когда потерял всё, и липкий страх, смешиваясь со злостью, вновь проникал в сознание. Но всё же рядом с Саске он не чувствовал себя в опасности. Он знал, что может доверить ему спину, знал, что друг всегда прикроет его. Чакра Саске — пульсирующая, сильная и с огромным, невыразимым потенциалом. Его глаза, его шаринган — все словно источало мощь, незыблемое желание взять, подчинить, достать, уничтожить или, напротив, защитить. В его намерениях всегда прослеживалась аккуратная, ярко-выраженная логика и последовательность действий. Саске знал, чего хочет, даже если не осознавал этого. И Наруто, глядя в его глаза, тоже это знал. Пробираясь через дебри собственного страха, Наруто видел в его глазах то, что роднило их обоих. Он знал, что Саске прав, когда говорит про «связь». Он чувствовал ее так же четко и глубоко, как и тогда, впервые, глядя на затылок шестилетнего ребенка, упорно складывающего печати и выдувающего шары огня над водой. Саске тогда обернулся и нахмурился. Наруто, держащий за руку Кушину, удивленно смотрел на него, после чего, улыбнувшись, махнул рукой, и, подчиняясь внутреннему желанию сказать «У тебя получится!», громко пожелал удачи. Саске удивился и, скрывая это, тут же отвернулся, смущенно хмурясь и опуская голову. Наруто улыбнулся и поднял взгляд на Кушину. — Я тоже хочу так научиться, — с искрами восторга в глазах проговорил он, улыбаясь матери. — Уверена, Саске-кун научит тебя, если ты попросишь, — тепло и ярко улыбнулась женщина. Наруто бодро кивнул и весело зашагал дальше. Отношения между Учихами и Конохой к тому времени были напряжены и нестабильны, а потому Кушина, несмотря на свою дружбу с Микото, не могла часто видеться с ней. Еще три года назад Итачи, будучи взрослее, часто оставался присматривать за Наруто и Саске, но сейчас все изменилось. Микото и Кушина виделись куда реже, чем хотелось бы им, и их дети, знавшие друг друга буквально с младенчества, отдалились друг от друга. Когда Наруто исполнится восемь, когда случится всё то, что навсегда изменит его и пробьет черную, полную боли и отчаяния дыру в груди, Кушина уже не увидит слез Микото, не увидит ее поседевших за несколько недель волос, ее бледного лица и дрожащих губ. Не увидит она и Итачи, который, прижимая ее восьмилетнего сына к себе, будет сдерживать полные горечи слезы, не увидит, как будут дрожать его руки каждый раз, когда он будет вспоминать ту ночь. Не увидит она и Наруто, облаченного в черный плащ с красными облаками. Не увидит его жестокости, его темного солнца, поглощенного чакрой Девятихвостого и черными намерениями Акацуки. Не увидит боли, одиночества, что заполняют его душу и утягивают глубже, в бездну темной жестокости к самому себе в первую очередь. Не увидит, что ее солнечный, веселый сын, раз за разом пытается причинить себе больше и больше боли. И не узнает, что он не хочет жить. И это, однозначно, к лучшему. Наруто тоскливо посмотрел в небо. Он знал, как сильно может болеть в груди, он привык к этой боли, ведь она не разжимала своих стальных объятий ни на секунду с той самой ночи, но он никогда бы не подумал, что ему будет больно смотреть в глаза Саске и пытаться заставлять себя ненавидеть. Он не думал, что когда-нибудь захочет не отпускать его руки. Он никогда бы не подумал, что захочет остаться с ним или позвать его за собой. Узумаки даже и представить не мог, что самым болезненным будет расставание с ним. И под расставанием Наруто подразумевал вовсе не уход из Конохагакуре. Он понимал, что это — глубже. Он убьет его отца. И эта непростительная жестокость раздирала грудь, внутри все полыхало от понимания и от того, что, убив Пятого Хокаге, запятнав Волю Огня, Наруто навсегда потеряет Саске. Он обретет возмездие, которого так жаждал все эти годы, которое заставляло его жить, но потеряет кое-что важное. Он потеряет Саске. И это был не выбор. Наруто нуждался в Саске, не осознавая, не понимая, нуждался почти на внутриклеточном уровне. Учиха был его единственным близким и по-настоящему родным человеком, единственным, к кому Наруто бы точно вернулся. Но и возмездия Наруто хотел не меньше. Оно нужно было ему точно так же — сильно и непреклонно — без него не было самого смысла жить. Без него все то, что произошло с ним за все эти годы, было лишено смысла, теряло свои очертания. Возмездие было единственной черно-яркой целью, которая заставляла его дышать. И только с ним он сможет жить. И если для этого нужно будет умереть от руки Саске — пусть так и будет. Наруто спустился вниз и спокойно пошел по темным улицам Конохагакуре, глядя себе под ноги. Он буквально кожей чувствовал внутренний отсчет. Посекундно. До самого конца остается совсем немного. Он развернулся и всмотрелся в каменные лица Хокаге. Воля Огня. Она была внутри Наруто, однозначно была. И, наверное, именно поэтому сейчас было так нестерпимо больно. — Наруто, — голос Итачи заставил удивленно обернуться. Узумаки сдержал теплую улыбку, глядя с тихой болью и горечью, которые, впрочем, не укрылись от старшего Учихи. — Итачи-сан, — выдохнул Наруто, понимая, что по привычке пришел к департаменту военной полиции деревни, а так как сейчас конец дня, то такая вот встреча не была чем-то удивительным. — Уже темно, не гуляй так поздно, — Итачи подошел ближе, всматриваясь в его глаза. — Ты в порядке? — в его взгляде отразилась внимательность и легкая обеспокоенность. Наруто был плохим актером. И не умел, совсем не умел сдерживать свои эмоции перед старшим Учихой. Особенно сейчас. Секунды тикали в затылке. Тонны боли, тонны вины и тоски отражались в глазах Наруто, в его сжатых губах, в его с усилием выдавливаемой улыбке, в его дрогнувшем голосе: — Конечно, — он улыбнулся шире и отвел взгляд. Итачи замер, глядя на него, после чего протянул руку и взъерошил светлые пряди волос Узумаки. Наруто невольно вздрогнул, сжался, опуская голову и сжимая зубы. Ласковые прикосновения Итачи вызывали внутри неподъемный вихрь благодарности и дикой, неумолимой боли. — Если тебе будет нужно с кем-то поговорить, дай знать, — тихо произнес мужчина. Наруто коротко кивнул, не поднимая головы. — Наруто, — вновь тихо позвал Итачи. — Посмотри на меня, — со спокойной, взвешенной требовательностью попросил он. Узумаки понял, что если сейчас поднимет голову и посмотрит ему в глаза, Итачи, знающий его с детства, знающий лучше, чем сам Наруто знал себя, всё поймет, буквально читая это на его лице. И Наруто не хотел знать, как отреагирует Итачи. Не хотел увидеть, как его лицо исказится ледяным осознанием и собранностью убийцы. Потому что сейчас в его драгоценной Конохагакуре находится преступник, который способен навредить жителям и самой деревне изнутри. Наруто зажмурился, пытаясь совладать с собственными чувствами. Саске, появившийся как никогда вовремя и внезапно, буквально вытащил Наруто из этого состояния, заставив собраться. Его голос — спокойный и холодный — позвал его по имени. Наруто тут же обернулся и облегченно посмотрел на него. — Саске, — почти против воли выдохнул он, глядя на младшего Учиху, как на спасательный круг, брошенный утопающему. Зрительный контакт с Саске помог взять себя в руки. Бездна в глазах Учихи затянула в себя. — Я как раз шел домой, — непринужденно улыбнулся Наруто, взъерошивая волосы и делая шаг в сторону Саске. — Хорошо, что встретились… — он пораженно остановился, почувствовав пальцы Итачи на своем запястье. Мгновенный страх окатил ледяной волной. Наруто не решался повернуть головы и посмотреть в лицо старшего Учихи, он так и застыл ошарашенно глядя в лицо Саске. — Отойдем поговорить, — мягко проговорил Итачи. Слова заставили ощутимо вздрогнуть. — Саске, верну его тебе позже, — спокойно произнес мужчина и потянул Наруто на себя. — Нет, — мотнул головой Саске, прекрасно видя выражение лица Узумаки, но расценивая его по своему. В конце концов, Итачи застал их весьма в пикантной ситуации и мало ли о чем он собирался говорить. В любом случае, по лицу Наруто было понятно, что он не в восторге от перспективы разговора со старшим братом человека, с которым он спал. — Не сегодня, — Саске усмехнулся и подошел ближе. Итачи всмотрелся в его лицо и поджал губы. — Это важно, Саске, — спокойно произнес он. Наруто выдохнул и опустил голову. В затылке саднила боль. Итачи уже отпустил его запястье, а поэтому Узумаки сейчас уже не чувствовал себя так, словно его только что поймали в капкан. — Тогда говори сейчас, — кивнул Саске, холодно глядя на Итачи. Наруто уловил недовольство в его голосе и, когда Саске подошел еще ближе, отчетливо поймал знакомую пульсацию его чакры. Младший Учиха не позволит ему уйти с Итачи. Напряжение, повисшее в воздухе, судя по всему, почувствовали даже замолчавшие на деревьях птицы. Старший Учиха мотнул головой. — Будьте осторожны, — мягко посоветовал он, решив, что сейчас лучше не вмешиваться. Иногда лучше просто не вмешиваться. — Извините, Итачи-сан, — вымученно улыбнулся Наруто, все еще глядя в землю. Саске быстро кивнул и, развернувшись, потянул Узумаки за собой. Наруто охотно пошел следом, мысленно еще раз извиняясь перед Итачи за свое поведение и за собственный ступор, и решил, что нужно лучше контролировать всё то, что происходит внутри. Он шел за Саске, который, сжимая его руку, вел его за собой. Наруто задумчиво смотрел в землю, не ориентируясь и безоговорочно доверяя младшему Учихе путь. Было бы, наверное, здорово доверить ему и другой свой «путь». Ведь Саске всегда знал, что делать. Саске был умным, ему можно было доверять и на него всегда можно было положиться. Ведь это Саске. Курама внутри молчал. Он чувствовал, на грани острого, звериного чутья, чувствовал, хоть и не понимал. А потому предпочел молчать. Впрочем, Наруто и сам не понимал. Не понимал, почему доверительно прикрыл глаза, когда Саске, наконец, остановился, развернулся к нему и дотронулся прохладной ладонью до его щеки, поглаживая. Наруто выдохнул и чуть повернул голову, прижимаясь к руке Учихи, словно дикий зверь, ласкаясь, поцеловал грубоватую светлую кожу и, наконец, открыл глаза, возобновляя зрительный контакт с Саске. — Пойдем домой, — тихо произнес Учиха с едва уловимым, спрятанным в глубину непроницаемых черных глаз теплом, глядя в ответ. — Ты — мой дом, — вдруг сам от себя не ожидая, проговорил Наруто и тут же вздрогнул, понимая смысл сказанного. В глазах Саске не было удивления, он лишь спокойно улыбнулся и сократил расстояние между ними до минимума. Наруто прижался лбом к его лбу, прикрывая глаза. В груди гулко и горячо билось сердце. Они стояли так некоторое время, чувствуя дыхание друг друга. Наруто понимал, как никогда понимал, что Саске, его, черт побери, Саске, упрямый, как и сам Узумаки, сдержанный и собранный Саске, понимал его, признавал его и безоговорочно принимал таким, какой он есть, без оглядки на что-то значительное или незначительное. И для Саске он тоже был домом. Поэтому Учиха и хотел вернуть его обратно. Наруто нужен был ему точно так же — на совершенно ином уровне понимания, так же глубоко и непреодолимо. И сейчас кроме этой связи больше ничего не имело значения. Узумаки и Учиха, сын Хокаге и сын убийцы Хокаге — без разницы. Наруто обнял его, прижал к себе, сжимая зубы и мысленно прося прощения за все, что будет происходить дальше. — Всё в порядке, Наруто? — шепот Саске согрел теплом щеку. Нет. Наруто отстранился, выдавил улыбку и кивнул. — Конечно, — непринужденно отозвался он.