Семь дней рая

      В небольшой уютной комнате на застеленном цветными половиками полу стоял видавший виды круглый стол под белоснежной скатертью, небольшой сервант с посудой и хрусталем, старинный комод со стоящими на нем антикварными часами. Около окна располагалась большая двуспальная кровать, застеленная роскошной периной с возвышающимися горкой двумя пышными подушками, а напротив неё находилась настоящая русская печка.       Хозяйка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась ещё не старой, а довольно привлекательной женщиной возрастом за пятьдесят с хвостиком, быстро прошла с мальчиком в соседнюю комнатушку и положила его на накрытый простыней потрепанный диван.       — Вы как будто нас ждали, хозяюшка, — удивлённо проговорил дед, тяжело усаживаясь на стул.       — А как же, — ловко раздевая ребенка, ответила женщина, — у меня в этих местах каждая пичужка друг. Вот и сообщили мне, что мужчина солидный, да довольно симпатичный с больным ребенком ко мне домой направляется.       — Симпатичный? Гмм, — только и сумел сказать Кузьмич и, заметив озорные искорки в глазах хозяйки, лихо подкрутил рукой несуществующий ус. «Могём ещё… пашенку вспахать, коли землица добрая», - про себя подумал старик, а вслух спросил:       — Как вас звать-то, хозяюшка?       — Марией Степановной кличут. Да только давно уж никто по имени не называл. В деревню раз в полгода выберусь только соли, да сахару купить.       — А меня Василием Кузьмичом крестили.       — Подай-ка мне, Вася, вон ту бутылку, — закончив раздевать сомлевшего ребенка без церемоний попросила Мария. — Да, ту что на тумбочке стоит.       Женщина взяла поданную Кузьмичом посуду, сковырнула пробку и, густо смочив чистую тряпку, начала протирать мальчику спину и ноги.       — Настойка, что надо. А рецепт мне от бабушки по наследству достался. Мертвого на ноги поставит. Ну-ка, переверни его на спину.       Дед послушно перевернул мальчишку на спину, а Степановна, растерев Юрку спереди, завернула его в огромное махровое полотенце, напоила из чашки каким-то отваром, игриво щёлкнула по носу, а затем уложила на диван, подсунув под голову мягкую подушку и укрыв большим пуховым одеялом. Невесть откуда взявшийся пушистый, черный котяра тут же забрался к Юре под бок, и довольный мальчик, ласково поглаживая кота, тихо с улыбкой заснул.       — Вот и пусть спит, — плотно прикрывая дверь в Юркину комнату, прошептала Мария, — сон это панацея от всех болезней, где там антибиотикам. Да, я на всякий случай баньку для вас протопила, так что если хочешь, можешь сходить.       Через два часа распаренный, побритый, одетый в чистую рубашку и серые кальсоны, выпивший добрых полбутылки наливки Кузьмич прихлебывал уже шестую чашку ароматного чая, сидя за накрытым вкуснейшими таежными яствами столом.       — Василий Кузьмич, — умоляюще посмотрела на деда Мария, — ну еще рябчика моего попробуйте. Вчера ведь по лесу летал. Под мою наливочку.       — Благодарствуйте, Мария Степановна, а давайте-ка мы с вами на брудершафт выпьем, — подмигнул сотрапезнице уже захмелевший мужчина и, скрестив с дамой руки, выпил полстакана до дна, закончив процедуру долгим и смачным поцелуем, на который женщина ответила столь страстно, что видавший виды Кузьмич перестал себя сдерживать и, схватив Марию на руки, бережно отнёс ее на уже разобранную кровать, и уже через пять минут старые пружины на железном ветеране начали немелодично скрипеть в такт давно забытым в этом доме движениям любви…       История Марии была довольно обыденна для конца восьмидесятых. Когда первая страсть прошла, и Кузьмич с разрешения Марии закурил сигарету, она рассказала ему о своей судьбе.       С мужем своим она познакомилась еще будучи двадцатилетней студенткой. Он же в это время был уже солидным тридцатилетним мужчиной и работал начальником в геологоразведке. В восемьдесят девятом здесь хотели ставить большой завод по добыче и переработке какой-то руды. Завезли оборудование, поставили начальнику и его молодой супруге дом и даже начали что-то копать. Но потом Союз развалился, геологию признали пережитком тоталитарного режима, оборудование растащили, а люди сбежали на большую землю. Мария же с мужем, посовещавшись, так тут и остались. Возвращаться в непонятно какую теперь страну они не хотели, а тайга-матушка, решили они, всегда прокормит. Охотой добывали себе дичь, из ближайшего озера ловили и солили впрок рыбу. На огороде растили овощи, в лесу искали мед, ну и изредка ездили на старой кобыле Анфисе в ближайшую деревню. Там продавали в лавке излишки, да закупали соль, спички и патроны к карабину, из которого Мария, к слову сказать, научилась неплохо стрелять. Всё было хорошо, да лет десять назад муж Марии однажды утром тихо скончался во сне. Отплакав до утра, женщина подумала и, схоронив супруга за огородом, осталась на прежнем месте, решив, что пока есть силы никуда отсюда не уедет…       Выпитый на ночь чай сказался у Кузьмича только под утро. Осторожно, стараясь не разбудить лежащую рядом Марию, он встал с кровати и, даже не удосужившись натянуть кальсоны, проследовал в сени. Там он накинул на плечи какую-то телогрейку, обул ноги в резиновые чуни и, выбежав в холодный предрассветный туман, отправился к стоящему невдалеке сортиру. С облегчением отжурчав в большую сердцеобразную дырку, старик вышел из туалета и тут же увидел стоящего перед ним матерого серого волка с синим кожаным ошейником на могучей шее. До зверя было не более пяти метров, и находился он аккурат около крыльца, так что обойти его не было никакой возможности. Так они и стояли друг против друга, наверное, минут двадцать. Дед между тем про себя проклинал собственную забывчивость, что не взял в сортир нож. Да еще снизу, благодаря отсутствию порток, начинало нешуточно поддувать холодом, отчего перспектива утренней любви с несравненной Марией Степановной представлялась теперь в глазах Кузьмича делом довольно туманным, а то и вовсе несбыточным. Смотря сколько придется стоять на свежем воздухе. Волчара тем временем не делал каких-либо попыток откусить старику его любовные причиндалы, а когда тот уже замерз окончательно из избы выбежала одетая лишь в ночную рубашку женщина стукнула зверюгу ладошкой по загривку и, с криком "Пошёл вон, негодник», выгнала его в открытую настежь калитку…       — Я его ещё щенком подобрала, — уже лёжа в постели прислонилась к дрожащему Кузьмичу всем своим горячим, обнаженным телом Мария, — выходила, выкормила. С тех пор он у меня что-то вроде сторожевого пса. Далёко от избушки не отходит. Худых людей, да живность любопытствующую отгоняет.       — Хорошо, что Юрка в туалет не ходил, — сказал начавший согреваться мужчина соловеющим голосом. — Я ему горшок около кровати поставила. Утром встанем — вылью. Э-э, да ты никак спать намылился, — удивлённо прошептала женщина и энергично заработала рукой под одеялом. — Ты от меня так просто не отделаешься. В кои-то веки ко мне мужика в дом принесло. Я не я буду, если тебя по полной программе не использую.       — Ничего я не намылился, — бодро проговорил уже готовый к любовному действию Кузьмич, — я и сам, раз такое дело, теперь от тебя до утра не отстану. Это ж надо посреди тайги умудрился бабу нецелованную полюбить. Сказать кому — не поверят.       — Была нецелованная. Лет с десяток уже, — прошептала Мария обняла мужика за плечи и жарко поцеловала в губы, опрокидывая его на себя…