***
Сообщение от: Стэйс «Я в Уолдорф Астории. Если буду нужна, номер 207. Жду тебя.»
Финн мельком просмотрел смс и заблокировал экран, отгоняя от себя образ жалобной белокурой издевательницы. Их отношения никогда нельзя было назвать простыми или понятными, но в этот момент, хоть Вулфард и находился в приподнятом настроении, по какой-то глупой причине, ему стало так грустно, захотелось положить её голову себе на колени, и в очередной раз просить прощения, перебирая в руках высветленные пряди волос. Такси мчалось по ночной мостовой аллее, соединяющий Манхэттен с материком, во взгляд впивались кричаще-жёлтые фонарные столбы, сменяющиеся видом на белоснежные мачты у берегов Гудзона, и вдруг, разрывая индийские напевы из магнитолы, раздался отчаянный вскрик: «Остановите машину!». — Финн, что случилось? Зачем остановить? — Крис обеспокоенно взглянул на затемнённый тонировкой окон силуэт Вулфарда, и оторвал свою руку от плеч взбудораженой Кристины. — Я не хочу. Я передумал. Простите, ребят. Вы езжайте, а я… — стеснение и некая боязнь осуждения не давали словам вырваться наружу. — Я в Асторию, спать хочется. Автомобиль остановился уже за мостом, у парка, на территории Бронкса. Два вопросительных взгляда непонимания не оказали должного воздействия, и Финн выскочил из машины, прошептав в полуоткрытое окно с улицы: «Я позвоню!». Уже бродя меж деревьев огибаемых парк по периметру, он понял, что не столько хочет к Стэйси, сколько побыть один и подумать — разобраться, наконец, что происходит и с ним, и с его жизнью, и с его близкими. Может быть, успокоиться, начать заново, принять себя. Принять всё, что есть — все возможности, всех людей, что встречаются ему и предлагают помощь. Принять уже эту Стэйси с её истериками и синдромом мамочки. Уговорить Криса на сотрудничество и занять лидирующие позиции в чартах. Обзвонить всех агентов и завязать с наркотой. Сколько он просидел в раздумьях, одному богу известно. И может быть, пришёл бы окончательно к той озаряющей, проливающей свет на будущее, мысли, если бы она вновь ему не почудилась. Алекс уже довольно далеко ушла от дома и сбавляла темп. По итогу, прекратившая попытки к бегству, приметила лавочку в тени тополя, не освещаемую ничем. «Грёбаные наркотические влэшбэки. Алекс, хватит мне чудиться, я прошу тебя. Мне больно, умоляю. Если любишь, перестань меня мучить, или я не выдержу и уйду за тобой. Слышишь?!» — слово за словом, предложение за предложением — он повторял теперь по кругу, как мантру. На седьмой раз повторения этой «молитвы», закрыв глаза и покачиваясь вперёд-назад, он прокричал уже в голос последнее слово и разлился яростью и отвращением самому к себе настолько, что решил покончить навсегда с этим якорем, который мешает жить. «Я просто должен подойти, удостовериться, что это другая девушка, и всё пройдёт. Обещаю, точно.» Он преодолел препятствие в виде трёх параллельных друг другу тропинок, двух беговых дорожек, одной милой парочки и пожилого мужчины. С каждым шагом голова всё больше кружилась, а ноги становились ватными, словно он идёт на протезах налитых свинцом. На уровне подсознания он знал, что ничто не заставит вернуться человека с того света, даже настолько безграничная любовь. И к сожалению, понимал, что это последний раз, когда он сможет её увидеть, пусть даже она и глюк. Но выбор был очевиден — Алекс мертва, а у него есть ещё семья, близкие и родные, и он жив, чёрт возьми. Раз за шесть лет не было ни секунды, когда бы она не всплывала в его голове, значит нужно просто прожить оставшиеся секунды так, чтобы она была счастлива, и радовалась за него. Алекс отдышалась порядка пяти минут назад и открыла книгу сохранённую в закладках на смартфоне, не представляя, что через несколько секунд, произойдёт непредвиденное. »…не ищите ответа» — последние слова, которые она успела прочитать, и экран замигал уведомлением о новом сообщении:Номер скрыт: «Молодец, малышка. Тебе не нужно видеться с ним. Мы знали, что ты умная девочка.»
На секунду Алекс замирает в ступоре, медленно опускает руку с мобильником и, не успевшая понять — что происходит, только подумать: «У меня, всё-таки, не глюки», поднимает голову. Последний шаг, последний вздох. Финн только собрался с мыслями, как его «галлюцинация» сама поднимает голову и смотрит абсолютно стеклянными глазами в его живые, боязливые карие. Непростительно много времени прошло с того момента, как они не виделись. Непростительным изменениям подверглись оба. Непростительно было всё, что они могли сделать и не сделали. О чем могли подумать, но так и не подумали — о том, сколько моментов было упущено, сколько улыбок выброшено на ветер, и сколько поцелуев затоптано в грязной луже на Тайм Сквер. Он почти перестал волноваться и думать о том несчастном дне. Он почти прекратил бессмысленные попытки к бегству от самого себя, и от видений в её лице. Но сейчас, видение-ли перед ним? Наркота засела в легких/крови/слизистых так прочно, что казалось, он никогда не избавится от своих пороков. Он никогда не избавится от светлеющей дымки её образа, который на долю секунду возвращал в реальность, а Финн закидывался снова и снова, чтобы хотя бы еще раз почувствовать, увидеть, потрогать. Алекс всегда была для него тягой к высшему, понимающим идолом веселья и беспечности, возвышающимся скипетром над всеми его грехами и огнём, который отдавал всегда большую часть тепла ему — забившемуся в угол ребёнку, которому не хватало искренности. Но сейчас, на протяжении стольких лет, она стала якорем, неумолимо тянувшим его в бездну отчаяния. «Я безнадёжен» Финн рассматривал каждый шрам на её, до сих пор не потерявшем своё очарование, лице: угловатый, от кожаной плётки; округлый, от удара с железным кастетом; четыре точечных, от биты с гвоздями. Всё, что приходило в голову — это мысли забиться подальше, убежать, зарыться глубоко в землю. Удивительно, что последние дня четыре, он не употреблял ничего тяжелее сорокаградусного алкоголя. Но как она может сидеть сейчас перед ним? «Я настолько безнадежен, что никакой отказ от психотропных, не избавит меня от её присутствия». Алекс — убитая непониманием, скоропостижностью событий, без права на шанс подумать о последствиях, растерянная от собственных мыслей и потерянная, в таком огромном мире. Сидела не двигаясь, не дыша, не моргая. Вот он — совсем другой, умиротворённый, бросивший всё на самотёк, скорбивший, разбитый на сотни осколков несчастья, но в то же время, прежний — кудрявый, с нежным взглядом и мягкой улыбкой. Те же беспорядочные движения руками, раскидистая походка, то же тепло и притягательная энергия. Казалось, прошла вечность с того момента, как он подошёл, и сейчас они смотрят друг другу в глаза. Спустя столько лет, стольких неправильных решений, и при этом, при всей абсурдности встречи. Финн, решив, что он окончательно спятил, в последний раз окинул взглядом белокурую растерянную Алекс, и решил просто бежать. Бежать через мосты и аллеи, через весь Манхеттен, только бы прошлое не нагнало его с новой силой и не заставило вскрыть себе вены, или завязать петлю на шее покрепче. Вновь закинуться теми таблетками, что прописал ему доктор, вынюхать последние запасы, что он отобрал у диллера еще в Ванкувере, и нырнуть под бочок к Стэйси. Такой тёплой, закрывающей от злого мира, комфортной Стэйси.***
Он кричал так, будто его поливали кипятком, будто он перекидывался в оборотня, будто его пытали. Холодный пот прошибал насквозь, но от ночного воздуха — хоть и промозглого — стало получше. Вдали, в темноте вспыхивали и скручивались беззвучные молнии. Ходьба помогла унять дрожь в ногах. Хотя, как ходьба — бег на скорости, от которого, Финн успел забежать в парадный холл ещё до того, как начнётся дождь. Только поднявшись на этаж, он позволил слезам вырваться наружу. И уже не кричал, а просто выл и скулил под дверью номера двести семь на коленях, бил руками в пол и в стены. Постепенно вой переходил на истошный визг, и волна накатывала с больше силой, а ком в горле становился невыносимым, пока Стэйси не отпоила его горячим чаем, и не уложила в кровать. — Я видел её, — в чарах дремоты, охрипшим голосом, разрезая ночную темноту, сказал Финн, лежавшей рядом, обнимающей его Стэйси. — Кого? — она, вряд ли, сегодня бы уснула. Просто лежала и слушала, как Финн, по-тихоньку засыпает и растворяется в пережитом сегодня ужасе. — Алекс. — Когда ты выпил последнюю таблетку? — Нет, я чистый. Я правда её видел. Клянусь, это была она, — особых эмоций Финн не показывал, да и не был в силах — измождённый, выжатый, сонный. — Хорошо. Видел, так видел. Засыпай, пожалуйста. Ты устал за сегодня. — Ты бы мне всё равно не поверила, — он отвернулся и сполз на край кровати, закрыл глаза в очередной попытке уснуть, а где-то в голове блуждали мысли о том, что он её узнает всегда, и что это был не глюк, и что не всё потеряно. Присутствовал какой-то процент того, что всё это — приобретённая паранойя от «велика» или ЛСД, но за последние года, ни одна мысль не была такой яркой, освещённой увереностью.