(не)НОРМАЛЬНЫЙ

      После гениальной идеи Чанёля я всю ночь изменял сценарии, утром отвёз их к режиссёру, получил одобрение и мой заслуженный недельный выходной и со счастливой улыбкой на лице возвращался домой.       Всю неделю я буду проводить с моим альфой — буду нежиться в его объятиях, всё время целовать и обнимать, буду кормить его с ложечки, мы будем гулять по парку, кормить утят, потом пойдём в торговый центр за новыми вещами, ведь лето уже заканчивается, а тёплых вещей у нас мало. А всё остальное время будем валяться в кровати. Правда, мне нужно будет за эту неделю три раза на два часа оставаться без Чана, так как у него занятия боксом, но я это как-то переживу. Правда как, не знаю. Вот серьёзно, что делать в это время, я совсем не мыслю, ведь все мои мысли об отдыхе связаны с ним. В остальные разы, когда он был в секции, я писал сценарии и шёл за ним. Если задуматься, за последние четыре года это мои единственные выходные. Я, конечно, в основном работал дома, но всё время ходил с ноутом и печатал, а сейчас у меня нет никаких дел, и я о-о-очень счастлив.       — Да, Минсок, — с улыбкой ответил я на звонок.       — Бэкхён, я звоню на минуточку. Просто хотел предупредить, что вечером мы с Чондэ будем у вас. Ты же приготовишь для меня клубничные кексики? — я уверен, сейчас он стоит с кошачьими глазами.       — Конечно приготовлю, — не медля ни секунды ответил я. Да, приготовить что-то не помешало бы. Даже Чан, который обожал уличную еду, уже начал ныть, что хочет что-то приготовленное мною.       — Отлично! В семь мы будем у вас. Автобус пришёл, я побежал. Пока.       Не дождавшись, чтобы я тоже попрощался, он сбросил вызов. Минсок очень хороший омега. Мы учились вместе в университете. И благодаря его связям я смог получить работу сценариста ещё на втором курсе. И я до сих пор благодарен ему. Правда, он говорит, что если бы у меня не было таланта, он бы ничем не мог помочь, но я-то знаю, что если бы Минсок не попросил, никто не убил бы кучу времени, чтобы читать сценарии новичка, который даже универ не закончил. Именно из-за этой работы я стал независимым от родителей и смог смело идти против них, говоря, что либо они принимают меня с Чаном, либо могут забыть обо мне.       Зайдя в дом, я обнаружил моего альфу лежащим на полу. Он скрестил ноги и махал ими в воздухе, сосредоточенно думая, куда поставить очередной кусок пазла. Он собирал его уже месяц и, думаю, ещё долго будет страдать над ним. Ведь это не просто пазл, а пазл из тысячи кусков.                            — Беки, давай купим для меня… ну, знаешь, есть такие штуки… — Чанёль сосредоточенно думал, как яснее объяснить мне, чего хочет. Правда, он говорил с одышками, но без спазма и дёргания глаза. И я опять удивился его родителям. Всего за три года я смог достичь того, что он начал говорить почти нормально, а отдышки бывали, когда он не мог что-то вспомнить или объяснить. Я серьёзно не понимаю, им было тяжело хотя бы раз в неделю проводить время с сыном и дать ему понять, что его любят и что он очень способный, а не нанимать всяких сиделок? Хотя видя, как они обращались и продолжают обращаться с ним, я уже начинаю думать: «А они вообще любят его?»       — От этого ты точно догадаешься! — закричал Чанёль на всю улицу и этим приковал много недовольных взглядов к нам. Но эти ядовитые взгляды ничто рядом с озорной улыбкой моего чуда. — У него много кусков. Кладёшь их вместе и получается картинка.       — Пазл? Мой малыш хочет пазл? — знаю, что единственный малыш здесь я, но как можно не называть так это сияющее чудо, которое уверенно закивало, несмотря на то, что слышало слово «пазл» впервые? Но если я говорил, что то, чего он хочет, называется пазлом, значит, это так. И никто не сможет его переубедить, пока я не скажу, что был не прав. — Пошли. Здесь рядом есть магазин игрушек.       Мы были в магазине уже двадцать минут и не могли выбрать, какой пазл купить. Чан всё время отвлекался на другие игрушки и весело кричал, когда видел что-то новое и интересное. Но его весёлым крикам был рад только я. Продавец-омега брезгливо смотрел на нас и каждый раз фыркал, когда Чан брал что-то новое и объяснял мне, какое оно крутое. И даже один раз зашипел на нас и сказал вести себя тихо, несмотря на то, что говорили мы шёпотом. Но это не мешало Чану с энтузиазмом рассказывать мне, какие крутые здесь солдатики.       Я одним ухом слушал Чанёля, но моё внимание было на продавце. Я пытался услышать, что он там бормочет под нос, но не получалось. Как же он и подобные ему люди бесят меня. Раз они «нормальные», то можно и больных осуждать?       За наблюдением за недовольным продавцом я даже не заметил, как Чанёль затих. Повернувшись к нему, я увидел, что он уставился на полку с пазлами, наверное, приглянулся какой-то.       — Беки, — позвал он к себе и обнял за плечо, как только я добрался до него. — Я хочу этот, он очень красивый.       Чан пальцем показал на пазл с очень красивой картинкой. На нём был закат, красное солнце раскрасило оранжевыми и жёлтыми цветами море. Вдоль моря был маленький лес, в котором был крошечный домик. Перед домиком сидели двое мужчин. Один из них был с животом, а другой обнимал его со спины, обе руки кладя на красивый животик, а подбородок поставив на плечо явно мужа. Они смотрели на закат, и заодно омега кормил лебедей, которые плавали в море. Просто идиллия.       — Когда мы год назад были на выставке, там тоже была такая картинка. Ты хотел купить её, но она была дорогой. Но эта дешёвая, у этой одного нолика меньше. Мы купим её, я её соберу, и у нас дома будет картина мечты Беки, — я уже забыл о той выставке и о той картине, которая и правда была очень похожей на этот рисунок пазла. А Чанёль помнил. Какой же он хороший и заботливый. Большинство альф, которые были абсолютно здоровыми, даже не вспомнили бы, что их омега уже который месяц говорит починить дверь шкафа на кухне. А мой Чанёль вспомнил это, несмотря на то, что я говорил это год назад, тихо под нос и один раз.       — Внимательный мой, — я потянул его за щёки, а он гордо стоял посреди магазина.       — Мы хотим купить этот пазл, можете принести его на кассу? — как можно вежливей и дружелюбней обратился я к продавцу.       — Ты серьёзно хочешь купить пазл из тысячи кусочков ради этого? — он с брезгливостью посмотрел на Чанёля, показывая на него пальцем. — Лучше купите вон те, из тридцати кусочков, и, может, к следующему году он наконец его соберёт, — и начал смеяться так, будто сказал самую лучшую шутку в мире. А вскоре к нему присоединились и другие посетители магазина.       Я серьёзно хотел не обращать на них внимания, с гордо поднятой головой выйти из магазина и купить тот же пазл в соседнем магазине. Но Чанёль взял меня за руку, и я почувствовал, что он дрожал и даже немного боялся. Но несмотря на страх, он закрыл меня своим телом, чтобы защитить от этого. И это стало решающим моментом — раз уж он хочет защищать меня, то и я защищу его.       — Слышь, ты, — вышел я из-за спины альфы и вплотную встал перед омегой. А вблизи оказалось, что он ниже меня, и это давало мне побольше уверенности. — Если бы у тебя были мозги, в свои годы не работал бы в магазине продавцом. А теперь быстро дай мне этот пазл из тысячи кусков, пока я не вызвал полицию и не обвинил тебя в издевательстве над человеком. Чтобы через минуту я увидел пачку на кассе.       И уже сам, взяв Чана за руку, потащил его к кассе.       Когда мы с покупкой вышли на улицу, Чанёль уже не дрожал, но его весёлое настроение испарилось. Конечно же он всё понимал.       — Беки, — он сел на скамейку, — зачем ты купил его? Я же не смогу…       — Сможешь! — не дав ему закончить свою глупую мысль, я подскочил к нему и обнял, прижимая его голову к своему животу.       — Но он сказал, что я не смогу, — пробубнил он в мой живот, обнимая меня.       — Эй, Пак Чанёль! Кто для тебя важнее: я или этот продавец?       — Ты, Беки, — он быстро поднял на меня свой грустный взгляд.       — Раз уж я, то и поверить ты должен мне. Я сказал, что ты сможешь собрать? — он неуверенно кивнул. — Значит сможешь, — я сел на его колени, не обращая внимания на то, что мы были в людном парке, и поцеловал моего гиганта. И это, кажется, ему помогло — во время нашего недолгого поцелуя я почувствовал, как с каждой секундой на его лице улыбка становится всё больше и больше.                            — Чани, а сегодня у нас будут гости, — я сел возле него на полу. Он уже собрал солнце, которое и правда было очень большим и занимало почти половину картины.       — Мини с Чондэ придут? — даже не смотря на меня, спросил он, пытаясь найти место следующего куска. Всегда ненавидел лес и небо в пазлах, их кусочки были одинаковыми, а у меня нервы слишком хрупкие. А тут Чан с интересом искал, куда поставить маленький голубой кусок.       — Да, — обиженно ответил я. Мы только утром виделись, и то на пять минут, а он даже смотреть на меня не хочет. Но вскоре моя обиженность прошла, когда он, всё так же не смотря на меня, взял мою руку, прижал к своей щеке, вдыхая запах, и закрыл глаза от наслаждения. — Может сегодня пойдём к утятам пораньше? Мы долго у них не были, а вечером времени не будет.       Мы почти каждый день по вечерам ходили гулять по парку и кормили утят в пруду. А за последний месяц мы там ни разу не были. Да что там, за последний месяц мы нигде не были. И я опять вспомнил про чёртов сценарий.       — Да, пошли. А ещё я тортик хочу, — он предельно осторожно скользил готовую часть картинки под диван, а потом закрыл пачку остальных кусков и без единого слова пошёл поставить коробку на полку. Я бы в жизни не додумался хранить готовый пазл под диваном, а он сразу это предложил. Умничка мой.       — А кексики можно? Мин просил их готовить, — готовить и торт, и кексы у меня не хватило бы ни сил, ни времени. Да и желания не было.       — Всё можно, главное, чтобы готовил Беки, — весело ответил альфа и пошёл в комнату переодеваться.       Многие считают, что только я помогаю Чану развиваться и делать что-то новое, а на самом деле многое взаимно. Например, именно из-за него я стал хорошим поваром.                            Мы с Чаном только начали жить вместе, и я только сейчас понял, что готовить я не умею от слова «совсем». Пересоленные до невозможности супы, подгорелые омлеты, я даже гречку умудрился испортить, вместо соли добавив в неё целую ложку лимонного порошка. Но Чанёль ничего по этому поводу не говорил, съел всё, что я ему давал, да и ещё с таким восхищением, что всё актёры в рекламах фастфуда позавидовали бы ему. Но когда он, чмокая, за обе щеки уплетал острый суп, от запаха которого глаза у меня слезились, я уже не выдержал и спросил:       — Чан, как ты можешь это есть?       А он поднял на меня непонимающий взгляд и ответил так, будто это яснее ясного.       — Это же готовил Беки. А раз он готовит так, значит так правильно. Чани нравится всё, что готовит Беки.       После этих слов я быстро ушёл в ванную и начал реветь как дурак. Даже мои родители, которые все мои кривые рисунки называли шедевром, не могли врать, что мой кофе вкусный. А мой Чан так сильно любит меня, что даже готов терпеть такое. Да он и не терпел, ему нравилось. Он только думал, что это я готовил для него, а значит, должно быть вкусно, а мозг не мог не слушаться хозяина.       После этого дня я купил море кулинарных книг, записался на кулинарные курсы, и уже через месяц я увидел уже удвоенный восторг в его глазах, когда первый раз приготовил нормальный и вкусный суп.                            Несмотря на то, что уже был конец лета, в парке было солнечно. Повсюду бегали маленькие дети. Родители некоторых помогали им поймать бабочек, а другие, как и мы с Чаном, стояли на мосту и кормили уток.       — Беки, — пытался тише говорить Чанёль, но всё же голос получился громче положенного, — смотри, эта утка с того конца пруда плавала здесь ради моих печенек.       — Вау, даже утки тебя любят.       — Я тоже их люблю, — Чанёль восхищался красотой уток и очень сильно их любил. Я до сих пор помню его радостный вопль, когда в очередной раз придя в парк мы увидели в пруду семеро маленьких утят.       — Беки, печеньки-то у нас закончились, — он поджал нижнюю губу и жалобно посмотрел на меня.       — На этот раз мы забыли купить новую пачку. Ничего. Там есть скамейка, — показал я пальцем на скамейку под деревом, — сиди там и жди. Я быстро сбегаю в магазин и вернусь.       Не хотелось оставить Чана одного, но и под солнцем тащить его в магазин не было желания. Да и я один справился бы гораздо быстрее, и в очереди мог бы проскользнуть вперёд. Всё равно я маленький и никто ничего не заметил бы.       Я правда пытался вернуться как можно раньше. Но на кассе какой-то старик-омега буквально пятнадцать минут беспрерывно кричал на кассира, доказывая ему, что дата на пакете йогурта, который купил его внук, это не дата изготовления, а дата, до которой нужно использовать. И даже то, что продавец показал ему, что на пачке написано «хранить десять дней», его не волновало. Под конец пришёл менеджер, взял из его рук йогурт, вернул деньги и попросил больше никогда ничего не покупать у них.       Быстро бросив деньги на бортик кассы и даже не дождавшись, чтобы мне вернули сдачу, я побежал к Чану. Мой телефон остался у него, а моё сердце чуяло, что что-то плохое с ним случилось.       — Чан, что с тобой? — у него из руки шла кровь, ещё джинсы и лёгкая футболка были порваны.       — Я хотел котика поймать, — виновато ответил он, сдерживая слёзы. — Беки же сказал, что он милый, когда мы зашли в парк. Я хотел поймать его и подарить тебе, но он начал царапаться и кусаться.       — Чан, не нужно пытаться дать мне всё, о чём я говорю, что мне нравится. Хорошо? — меня очень радовало то, что Чан говорил спокойно, без одышки и спазмов. Это значит, что несмотря на кровь и страх, он не жалеет о сделанном и даже не испугался.       — Но, Беки… — заныл он, явно пытаясь доказать, что он должен дать мне всё хорошее на свете.       — Самое главное для меня в жизни — это здоровый и весёлый Чанёль. Понял?       — Понял, — он пытался улыбаться, несмотря на то, что царапины на руке были глубокими и они точно саднили. Но я же сказал «весёлый Чанёль», значит, он будет улыбаться даже если, не дай Бог, умрёт. Милый Дурачок.       Ну как он это делает? Это же самый лучший флирт на свете. Он, даже сам не понимая этого, заставляет меня каждый раз влюбляться в него всё больше и больше.

***

      — А кексики? — Чан шмыгал носом, но мужественно держался, чтобы не заплакать в голос, когда я обрабатывал самый глубокий порез на руке.       — Мы их обязательно приготовим, Чани.       Я начал дуть на ранку, чтобы немного унять боль, потому что после того как наклею пластырь, боль обязательно усилится.       — Но у нас нет клубники… и бананов.       — Я их онлайн заказывал. Помнишь, я тебе показывал, что это?       Он усердно думал несколько минут, пытаясь вспомнить, что за онлайн-магазин. И я решил, что это самый лучший момент для лейкопластыря. Но как только часть пластыря с ватой прикоснулась к ранке, он начал сначала тихо поскуливать, а потом кричать.       — Это тот магазин… — он скривил лицо, но сдержал очередной крик боли, — который есть в телефоне… — он выхватил руку из моей руки и начал махать ей в воздухе. — Тот маленький магазин в телефоне, да?       — Да, Чани. Этот, — одновременно с моим ответом постучали в дверь, а у Чанёля появилась гордая улыбка на лице из-за того, что он с трудом, но вспомнил, что это за магазин.       — Чани, иди помогай мне, — я высунул голову из кухни, и не зря.       За несколько минут на лице Чанёля появились все пять стадий принятия неизбежного.       Сначала у него было отрицание — не мог поверить, что он может чем-то помогать мне. Комплексы с детства. Его родители даже маленьких солдатиков не купили для ребёнка, когда он просил их, потому что «ты всё равно тупенький, а собирать сломанные игрушки нам лень». Каждый раз, когда вспоминаю, как он со слезами на глазах смотрел на этих солдат в магазине, а после как рыдал у меня на плече, рассказывая воспоминания из детства и благодаря, что купил их, у меня по телу идёт дрожь, и я всё больше и больше ненавижу старших Паков.       Потом начался гнев. Я уверен, в его рыжей башке сейчас творился хаос, главной мыслью которого было: «Я тупой, я даже голову куклы на место поставить не могу». А за это спасибо его младшему брату-омеге. Если Чану родители даже не давали шанс попробовать что-то сделать, то этот избалованный придурок, который был младше Чана на десять лет и самым маленьким успехам которого их родители радовались так, будто он изобрёл что-то великое, специально дал брату не ту куклу, чтобы Чанёль поставил на место голову. А потом начал издеваться над старшим. Это я уже сам увидел, когда первый раз погостил у них дома. Хотя, если подумать, это самое «лучшее», что я в тот день увидел и услышал в их доме. А слова его папы-омеги после чаепития до сих пор не могут выйти из моей головы:       «Когда наш дурак тебе надоест, не бросай его. Мы тебе заплатим сколько угодно, только возьми его к себе. Даже заботиться о нём не нужно. Только забери».       Я тогда был в шоке. Ничего не ответил, сказал, что хочу гулять с Чаном, и вышел с ним из этого дурдома. Да, четыре года назад Чан был более несдержанным, речь была неплавной, плохо соображал, а приступы, в которых он начинал рушить всё, бывали очень часто, но это же не повод так говорить о собственном ребёнке.       Но сейчас не о них. Сейчас важно только милое лицо Чанёля, которое принимало гримасу очень старательно думающего человека, и я понял, что началась третья стадия — торг. Я серьёзно не понимаю, как люди временами не понимают его, ведь он как открытая книга. Стоит посмотреть в глаза, так вообще даже мысли в его голове становятся ясными. Вот сейчас его главная мысль: «Я ведь помогаю Беки готовить супчики, и вчера стульчик вместе починили. Я точно не буду мешать!». Его лицо начало сиять.       Но через секунду он уже был мрачнее тучи. Началась четвёртая стадия — депрессия. И он уже начал думать вслух:       — Я же всё время буду попадаться под ноги и мешать. Братик и папы всё правильно сказали. Я ничего не могу. А стульчик был не сильно сломан, поэтому и я смог починить. Нет, Чани дурак, он ничего не может сделать. Он…       Я спокойно стоял, облокотившись о дверь кухни, и слушал. Такое у него начинается каждый раз, когда я предлагаю ему помочь мне или что-то сделать самому. Сначала я злился на него, ругал, не давал закончить мысли, но потом понял, что это у него такой защитный механизм, что так он не мне, а самому себе хочет доказать, что Чани может сделать всё.       Наконец-то его тирада закончилась, он несколько минут грустно смотрел в глаза игрушечного зайца, который был на журнальном столике. А потом, как будто ничего не было, он вскочил с места и направился ко мне.       — Что мне сделать? — спросил он, когда добрался до меня и между нами остались какие-то жалкие сантиметры.       А вот и пятая стадия — принятие. Он говорил так, будто его заставляют что-то делать, но в глубине души, я уверен, он танцевал, ведь он полезный и может сделать всё.       — Порежь клубнику и бананы, — я сделал шаг вперёд и обнял его, целуя в щёку. На этот раз он выходил из четвёртой стадии гораздо быстрее.       — А можно? — он тоже поцеловал меня.       — Да, можно. Но не ешь всё. Минни обидится, — полноценного вопроса не нужно было. Он хотел есть клубнику, но так как знал, что это не только для него, спросил. Самый послушный ребёнок на свете.       Начать готовить кексики с четырёх часов было одной из самых лучших моих идей. Мы еле успели за три часа приготовить всего-то двадцать четыре кекса. И после того как положили их в тарелку, в дверь постучали.       — Здесь была война? Вас ограбили? — Чондэ даже не поздоровался с нами. А Минсок стоял и с выпученными глазами смотрел на нас.       Но я их понимаю. Вид у нас был не очень. У Чанёля в волосах были куски банана, немного клубничного крема, желток яйца, а вся эта смесь держалась потому, что голова, как и всё тело, была посыпана мукой. Себя я не видел, но исходя из того, что с моей головы упали капли с розоватым желтком, то можно сделать вывод, что мы выглядим идентично. Вид у нас смешной и в какой-то степени милый, но это тогда, когда знаешь, что случилось.       — Ну, а что? — начал я отвечать на немой вопрос удивлённых друзей, после того как закрыл за ними дверь. — Мы же нормальная любящая пара. А какая нормальная пара во время приготовления чего-то с мукой не будет играться с ней? — Как только Мин услышал о муке, засветился, понимая, что его кексики готовы, да и запах, наверное, уже уловил. А я с доброй завистью смотрел на его маленький животик и неосознанно опустил собственные руки к животу. Я тоже хочу однажды носить детей Чанёля.       Я быстро пошёл в комнату под предлогом того, что нам нужна одежда и полотенца, чтобы помыться. Они реально были нужны, но это был предлог, потому что я так скрыл мои предательские слёзы. Я очень рад за Мина, но когда понимаешь, что твой альфа даже не знает, что такое секс, что он каждый раз во время твоей течки впадает в истерику от сильного запаха и что о ребёнке ближайшие несколько лет можно только мечтать, становится больно.       Извинившись, мы с Чаном скрылись за дверями ванной, обещая, что через двадцать минут вернёмся. Сначала Чан был хмурым и всё время спрашивал, почему я грустный, но мой, наверно, седьмой ответ, что я не грустный, а просто устал, его, видимо, убедил, и он вернул свою улыбку на всё лицо.       Когда мы уже в нормальном виде вышли из ванной, обнаружили гостей на кухне, которые съели, кажется, уже десять штук кексов.       — Эй, Ким Чондэ! — я хлопнул его по затылку и сел рядом. А Чан сел рядом со мной. — Хватит жрать. Мы тоже хотим.       — Тогда нужно было готовить больше, а не бросать еду друг в друга, — начал ныть Чондэ, делая из бровей домик. А Мин тихо хихикал за его спиной, откусывая очередной кексик. — То есть Мину можно, а мне нет?       — Но он же с животиком, — подал голос Чанёль, демонстративно почмокивая и наслаждаясь выпечкой.       — Ты что, завидуешь собственному беременному мужу? Если так завидно, можешь спокойно взять мой животик, я не против, — Мин лизнул верхнюю губу, которая была в клубничном креме, и закатил глаза от удовольствия.       — И вообще, мы готовили их специально для Минсока, так что если он захочет, может съесть всё, — я тоже не отставал от Мина и с большим аппетитом откусывал кусок от кекса.       — Да идите вы все. Сынок, видишь, что они делают с папой? — Чондэ наклонился и обнял живот Мина. — Пинай папу, он и дяди держат твоего отца голодным, да ещё и соблазняют.       Я думал, единственный взрослый малыш в комнате — это Чанёль, но смотря на то, как взрослый двадцатичетырёхлетний парень пытается уговорить ещё не родившегося шестимесячного малыша пинать папу, понял, что все альфы, несмотря на то, здоровые они или нет, маленькие дети.       — Он запинался! — Чондэ даже на месте подпрыгнул от счастья. — Ты же почувствовал? — обратился он к мужу. — Беки, малыш слушается меня, — он, благо, коротко обнял меня, а то точно придушил бы. — Чан, он же любит меня, раз слушается, да?       — Да, — сейчас даже Чанёль начал думать, что что-то с ним не так, поэтому он тихо спросил меня, нужны ли Чондэ его лекарства. И тогда с Чондэ начали кричать и смеяться и мы с Мином, ведь говорить тихо у Чана получалось не очень.       — Мини, это же значит, что он любит меня, да? — волна радости, кажется, отпустила Чондэ, и он смотрел на Минсока так, будто от его ответа зависела вся его оставшаяся жизнь.       — Да любит он тебя, Ким Чондэ! Не беси меня и уже начинай есть, — раздражённо ответил Минсок, за одну секунду поменяв улыбку на злость. А Чондэ, наверное, уже привыкший к резким изменениям настроения мужа, только быстро чмокнул того в щёку и переключился на нас.       Три часа пролетели незаметно. После поедания кексов мы с Мином долго болтали в спальне, а тем временем альфы остались в кухне и начали собирать тот бардак, что мы с Чаном устроили там. Я был спокоен за Чанёля. Он очень быстро привык к семье Ким, несмотря на то, что в их первую встречу я думал, что безмерная болтовня Чондэ может испугать его.       Когда было десять вечера, мы попрощались с друзьями. Обычно наши посиделки были долгими, но беременность отобрала у Мина много сил, и он быстро уставал.       — Чани, о чём думаешь? Скажи мне, не бойся, — уже было за полночь, но Чан всё время переворачивался с одного бока на другой и не мог успокоиться и уснуть.       — Беки, ты же тоже хочешь ребёночка, да? — жалобно спросил он и выжидающе посмотрел на меня своими огромными глазами.