(не)НОРМАЛЬНЫЙ

      Первая моя мысль была о том, что Чан мне изменяет. Но она длилась всего секунду, а потом я тупо стоял и нервно смеялся из-за абсурдности моих мыслей. Чтобы Чани изменил мне? Вот мысли у тебя, Бэкхён. Он даже думать о других не может. И не хочет. А про то, что он привязан ко мне донельзя и что хорошо знает, что даже смотреть на другого омегу нельзя, я вообще молчу. Он прекрасно знает, что это сделает мне больно, а Чан умрёт, но не обидит меня.       После моей первой «гениальной» мысли возникла вторая, такая же гениальная. Я подумал, что кто-то заставляет Чана смотреть видео. Много извращенцев, которые заставляют смотреть детей контент для взрослых и с маниакальным восхищением смотрят на их лицо и эмоции. А тут мой Чани. Он же большой ребёнок, находка для таких. Я даже подумал о соседе с первого этажа, который был немного странным и всё время носил длинное пальто, как я думаю, на голом теле. Но и этот вариант я быстро перечеркнул.       Чанёль всегда звонил мне, когда кроме наших друзей кто-то стучался в дверь. А звонка я сегодня не получил. А дверной замок был цел. Хотя вряд ли какой-то маньяк пошёл бы на вскрытие двери только для того чтобы удовлетворить себя. Хотя кто их знает.       Я бы уже бежал в комнату и смотрел бы, что там происходит, но моя натура требовала от меня хотя бы знать, на что я иду. У меня должен быть хоть один вариант, что там происходит, чтобы дойти до ручки двери спальни.       И этот вариант ждать себя долго не дал. Оглянувшись, я увидел куртку на бортике дивана, и тут меня осенило. Это же было куртка грёбаного Чондэ. Прости, Минсоки, но твой ребёнок, возможно, вырастет без отца!       — Эй! Ким Чондэ! — я с такой скоростью дошёл до двери, и так сильно дёрнул её, что на минуту перед моими глазами почернело. — Как ты смеешь показывать Чану такое?! Он же ещё ребё…       Я опешил на полуслове. Чани был один в комнате и САМ смотрел видео. Никто его не принуждал. Он добровольно смотрел на экран ноута и охал каждый раз, когда на экране появлялось, видимо, что-то интересное. Хотя, что такого интересного он увидел в порно, я не знаю. Точнее, не хочу знать.       — …нок, — уже тихо закончил я.       Мой Чани, который даже слышать о сексе не желал и думал, что это хуже смерти, так заинтересованно смотрел на экран, что даже на минуту не хотел оторваться. А у меня в голове сейчас был только один вопрос: «Что заставило Чана смотреть это?»       — Беки! — радостно воскликнул Чанёль, когда наконец-то поднял голову от экрана и увидел меня. — Иди сюда!       Он похлопал рядом с собой и отодвинулся немного, хотя места рядом было достаточно. Я на ватных ногах и как-то неверяще медленно шёл к нему. А Чан опять вернул восхищённые глаза на экран.       — Беки, — приобнял он меня, как только я сел на кровать, — представляешь, я хотел посмотреть мультик, а он долго не грузился. И тут рядом был это видео. Там делали то же, что и мы тогда, когда хотели заделать ребёнка. Мне было интересно как это, и я хотел знать больше. Представляешь, Беки, эти маленькие людишки такие интересные вещи делали.       — Да, представляю, насколько интересные, — с нервным смешком ответил я, не зная, как отключить видео, где омега орал так, словно его режут.       А Чани у меня интересный человек. Месяц дрожал, когда я обнял его или просто ходил рядом. А сейчас смотрит на экран, и только сейчас понимает, что это, как сказал он сам, «интересно». Значит то, что я той ночью дрожал, стонал, а потом весь день говорил, что мне всё понравилось, его не убедило. Хотя откуда он должен был знать, что первые две вещи я делал не от боли, а от наслаждения.       — Беки, — как-то неуверенно протянул Чанёль, прерывая мои мысли, от которых уже болела голова, и всячески избегал моего взгляда. — Ты же тогда говорил, что тебе понравилось, да?       — Да! — раздражённо бросил я. Значит до него только сейчас дошло то, что я говорил месяц назад. Но вскоре я начал сожалеть о моём вспыльчивом и грубом ответе. Всё же мой альфа не похож на всех, а мышление и понимание происходящего у него отличается от моего. Я уже хотел извиниться, как Чан задал вопрос, который поверг меня в шок.       — Тогда можно ещё? — радостно воскликнул он.       Мне понадобилось, наверное, больше пяти минут, пока до меня дошло, что Чанёль сам предложил мне спать с ним. Сам. Боги, спасибо за такое счастье.       — Если не хочешь… — затих он и немного отодвинулся от меня с опущенной головой.       — Хочу!       Моё молчание он, видимо, принимал за отказ. Но нет, гигантик мой. От меня так легко ты не отделаешься. А про беременность, а точнее про её отсутствие, я буду думать потом. Хотя, мне кажется, думать и не нужно, ведь мой Чани, кажется, уже окончательно победил свой страх. Ведь по-другому объяснить то, как он уже без единой нотки страха и дрожи раздевает меня, я не могу. И сейчас шансы забеременеть в следующую течку у меня значительно больше.                            — Беки-и, — в последний раз глухо застонал Чан и упал на меня. Но его тяжесть не причинила мне боль. Я получал от неё только удовольствие.       Я лежал на груди Чана и только-только смог отдышаться. Не знаю, каких там видео насмотрелся Чанёль, но я готов залайкать их до отказа сайта. А ещё я готов носить на руках тренера Чанёля, который не побоялся взять в свою секцию человека с аутизмом и работал с ним так же, как и с остальными. Ведь именно из-за тренера сейчас у меня спортивный муж, который даже после часа умопомрачительного секса не устал и хотел ещё. Но, видя моё измученное лицо, сам предложил отдохнуть.       — Беки, — тихо и как-то неуверенно позвал Чан.       — Да, милый, — я всё больше тёрся об его грудь и уложил голову поудобнее, прямо на его сердце, чтобы услышать, как оно тихо постукивает.       — Я тогда тебе не поверил. Прости меня. Я должен всегда тебе верить, но тогда не поверил. Чани плохой. Чани очень-очень плохой, — он ещё сильнее обнимал меня, чуть не душа. Наверное побоялся, что я обижусь и уйду. Глупышка моя.       — Эй, успокойся, — нехотя я вылез из тёплых объятий Чана и взял его за щёки, внимательно смотря в его шоколадные глаза. — Не верить кому-то — это нормально. Ты же человек, который тоже может думать. И ты не должен бесспорно верить всем, — спокойно говорил я, наслаждаясь его запахом мёда.       — Я знаю. Беки это уже говорил. Но я не поверил тебе, и…       — Мне тоже можно не верить. Всем можно не верить, — не было смысла давать ему завершить свою глупую болтовню. — Ты лучше говори, когда подумал, что я вру.       — Когда ты в прошлый раз, когда сильно пах, говорил, что тебе нравится. Я думал, что ты соврал. И ещё… Ты же много раз мне говорил, что тогда отец не бил папу. А я не верил. Чани плохой.       — Нет! Чани очень умный и хороший мальчик.       — Но…       — Никаких но. Ты же говорил, что всегда будешь верить мне. Так что сейчас тоже поверь. Чани очень хороший. Понял?       — Понял, — быстро ответил он, а потом сощурил глаза и с огромным энтузиазмом спросил: — Ты же уже отдохнул, да? Значит можно же ещё?       — Понимаешь, Чани… — отказывать ему я не хотел. Но уже было три часа ночи. А завтра мне рано нужно уходить на работу. Проверки кончились, но нужно сдать сценарии и ещё много-много дел есть там, — … мне завтра нужно…       Договорить мне не дала трель телефона, которая сообщила о входящем сообщении. Взяв телефон в руки и посмотрев на экран, я окончательно разочаровался. Ведь отправил мне сообщение секретарь шефа. А он отправляет сообщения только для того, чтобы сказать завтра прийти пораньше. А я ведь хотел плюнуть на всё и убедить организм, что и четырёх часов сна ему будет достаточно.       С неохотой я разблокировал экран и открыл сообщение, чтобы узнать, насколько раньше мне нужно заводить будильник. Но текст сообщения меня приятно обрадовал.       «Простите, что пишу так поздно. С офисом всё в порядке, никаких нарушений не нашли, и наш директор, в качестве благодарности за хорошо проделанную работу, дал всем неделю выходных, а тем, кому ну никак нельзя пропустить работу, обещал премию в конце месяца»       По тексту я понял, что секретарь отправил сообщение всем контактам в разделе «работа». Но это меня ни чуточку не волновало. Я с огромным удовольствием бросил телефон на край кровати и упал на подушку, растянув руки по обе стороны головы.       — Можно, Чани. Можно сколько хочешь.       В секунду его разочарованное лицо с мило надутыми губами превратилось в довольную моську, и мой рыжик с огромным наслаждением опустился на меня.                            Проснулся я с довольной улыбкой, в тёплых объятиях моего большого мишки. Воспользовавшись моментом, незаметно выскользнул из его рук и, оперевшись на локоть, разглядывал посапывающее лицо передо мной на подушке.       Мой Чани очень красивый, особенно когда спит. Его длинные ресницы, прямой нос, который, несмотря на размеры альфы, был очень маленький, взлохмаченные волосы и влажные губы в один прекрасный день сведут меня с ума окончательно. Как он может быть таким соблазнительным, просто спав? И как может спящий человек, у которого даже одной извращённой мысли за всю жизнь не было, так соблазнительно облизывать губы?       — Доброе утро, — прохрипел Чани своим басом и открыл свои большие сонные глаза. Но я не уверен, его голос охрипший из-за сна или из-за нашего ночного марафона.       — Уже полдень, — бросив взгляд на цифровые часы на тумбочке, которые показывали час дня, оповестил я и потянулся за моим заслуженным утренним поцелуем.       И он не дал себя долго ждать. Чан потянул меня на себя и поцеловал так нежно и трепетно, что я буквально таял в его руках. А когда он через привычные пять секунд не отпустил меня, а только углубил поцелуй, я вообще подумал, что схвачу инфаркт от переизбытка чувств.       — Пошли есть, — нехотя оторвался я от таких желанных губ, когда услышал звук урчащего живота Чана. А вскоре и мой дал о себе знать.       — Но перед едой нужно умыться, — протянул Чан и, встав с кровати, взял меня на руки.       К таким нежностям по утрам я уже привык. Чан просто обожал таскать меня на руках. Но когда он вместо того, чтобы, как обычно отпустить меня в ванну и просить настроить воду, зашёл в кабинку, я немного растерялся.       — Я просто вчера видел… Там альфа и омега в душе… — начал Чан, но остановился на полуслове, после того как буквально вжал меня в стену кабинки. — Беки, можно ещё?       — Можно! — вырвалось у меня сразу после его вопроса, и я с удовольствием откинул голову назад, подставляя шею для поцелуев.       Из душа мы вышли только через полчаса. И то только из-за того, что если ещё в постели наши желудки только урчали, то в ванной они уже начали материть нас последними словами.       — А что здесь делает куртка Чондэ? — выйдя из спальни и натянув на ходу огромную майку Чана на моё почти обнажённое тело, только сейчас вспомнил о его куртке на диване.         — Он вчера принёс огромный ящик клубники. А потом забыл куртку…       — У нас дома есть клубника? — воскликнул я и с детским восторгом побежал на кухню, за моим красным лакомством.       Из моего плана приготовить завтрак, то есть обед, из омлета и бекона, с свежевыжатым яблочным соком, исполнился только пунктик с соком. Потому что кому нужен омлет, когда дома есть эта чудесная клубника. Зря я хотел вчера убить Чондэ. Ведь сейчас он мой клубничный бог, который мог найти такую большую и сладкую клубнику в конце сентября.       — Я открою, — нехотя встав со стола, я поплёлся к дверям, после того как послышался звонок, готовясь убить того, кто разрушил мой обед.       — Я, видимо, помешал вам. Да, голубки? — двусмысленно протянул Чондэ, даже не здороваясь, и с хитрой улыбкой на всё лицо зашёл в дом. — Но не волнуйтесь. Я только куртку возьму и уйду. Не обращайте на меня внимания.       — О чём ты говоришь, псих? — не выдержал я, когда он перед выходом из прихожей бросил на меня двусмысленные взгляды.       — А ты в зеркало посмотри.       — Да что со мной не так, чтобы в…       Не успел закончить мысль, как мой взгляд упал на зеркало в прихожей. Да, со мной всё не так! Я уже забыл, что на мне только майка Чана, которая еле закрывала мои булочки. А про шею, которая была вся усыпана засосами, я вообще молчу. Немного отодвинув майку, я увидел, что в засосах не только шея, но и плечо.       — Эй! Вспомни, что дома есть посторонний альфа. Будешь раздеваться после моего ухода, — опять послышался издевательский голос Чондэ, когда я хотел опустить воротник майки ещё ниже, чтобы проверить на наличие засосов ключицу.       — Да пошёл ты, — нервно бросил я, открыв дверь. Да, Чондэ во мне, и вообще во всех омегах, кроме Мини, видит только дышащее мясо, но всё же стоять перед посторонним альфой практически голым было как-то неудобно.       — А я рад, что Чан наконец-то дорос, — опять с ехидной улыбкой проговорил он и быстро закрыл дверь. И правильно сделал, а то убил бы не думая.       После ухода альфы я раздражённо сбросил с себя футболку и опять вернул свой взгляд на зеркало. В засосах и укусах были не только ключицы, но и грудь, и верхние кубики пресса. Не знаю, каких там видео насмотрелся Чанёль, но я прямо сейчас найду их в истории браузера и засыплю их такими хорошими отзывами, что админам и не снилось.       — А что имел в виду Чондэ, когда говорил, что я наконец-то стал мужиком? До этого был кошкой, что ли? — сразу после того как я вернулся в гостиную начал Чан, обняв меня за талию и положив голову на моё плечо.       — Это же Чондэ. Он всегда говорит глупости. Не обращай внимания, — отмахнулся я, наслаждаясь запахом альфы, и уже мысленно зачеркнул план убийства моего «клубничного бога». — Можешь убрать стол в кухне? — конечно же он может. Может всё, что я попрошу у него.       А я человек своего слова. Оставил комментарий под каждым видео, который вчера смотрел Чан. Их было восемь, в общей сложности два часа. И думаю, что актёрам этих восьмерых видео очень повезло. Ведь не каждый день такой умный и с отличным воображением сценарист, который ещё и доволен как чеширский кот и безумно им благодарен, оставляет комментарий к их «творчеству».                     За всю мою неделю отдыха мы с Чаном вылезли из дома только дважды. Один раз для того, чтобы купить недельный запас еды. А второй — для того чтобы покормить уток в парке. Ведь по словам Чана: «Они же будут скучать по мне. А тот совсем маленький будет есть только с моих рук». Говорить ему о том, что утки будут есть из рук всех, я не стал. Это ранило бы его нежное сердечко, да и я хотел выйти из дома и прогуляться. Но «погулять» у меня получилось плохо. Очень плохо. Весь путь до парка и обратно я висел на руке Чана. Ведь почти пятидневный марафон не мог так легко обойти мои хрупкие ноги. А до этого я реально думал, что у меня очень крепкие конечности. А Чану хоть бы хны. Двухметровая гора мышц, с кучей энергии и ослепительной улыбкой.       А сейчас мы просто сидим дома. И этот вечер был бы похож на все наши предыдущие вечера, если бы не зудящий зад, из-за которого я сидел на двух подушках и время от времени перемещал вес тела с одной моей булки на другую. А Чани лежал на полу, у пазла, половина которого уже была собрана, и внимательно искал место очередного кусочка.       За наблюдением за моим рыжиком, я не сразу услышал звук телефона, который был у меня в руках. А когда мелодия дошла до высоких ритмов, вообще испугался, чуть не выбросив гаджет из рук и не крича от страха.       — Привет, Бек, — послышался немного взволнованный голос Кёнсу с того конца провода.       — Что случилось? — даже не здоровался, прекрасно зная, что если я даже через телефон чувствую его волнение, то всё плохо. Ведь Кён прекрасно умел скрывать свои чувства. — Скажи быстрее, Су. С Чонином что-то не так? Утонул, что ли? — раздражённо бросил я, вспомнив, что медовый месяц они проводили на каком-то маленьком острове. А Чонин, несмотря на то, что плавать не умеет, не может не заходить далеко в воду.       — Нет! Какой умер?! Просто… — тихо постанывал в трубку омега.       — Просто что? Говори быстрее или я сейчас же позвоню Чонину, и…       — Не надо звонить ему! — быстро отрезал Су, и его голос ещё сильнее задрожал.       — Поругались, да?       — Нет, Беки, просто… просто.       — Да, чёрт возьми, что «просто»? Скажи уже!       — Я беременный, — послышался низкий голос Кёнсу, но я всё же мог услышать.       — Поздравляю, Су-а. — радостно воскликнул я, чем привлёк вопросительный взгляд Чана. — Но что не так с твоим голосом? Почему он такой подавленный?       — Просто…       — Кёнсу, если я ещё раз услышу от тебя чёртово «просто» вместо нормального ответа, приду туда и задушу Кая, а после рождения малыша и тебя! — заорал я в телефон так, что даже Чани, который с тем же вопросительным взглядом пришёл, чтобы сесть рядом со мной, подпрыгнул на месте от страха.       — Все будут думать, что мы с Чонином сыграли свадьбу из-за залёта, — послышался всхлип в телефоне.       — И? — я искренне не понимал причину его паники и плача.       — Они будут обсуждать нас.       — И?       — Моему малышу будут говорить, что его родители женились не по любви.       — И?       — Что «и», Бэкхён? — раздражённо бросил он. Да настолько раздражённо, что я начал думать, что это он сейчас придёт убить меня.       — Кёнсу. Милый. Меня уже почти четыре года осуждают за то, что я влюблён в «дурака». Но за эти четыре года ты видел меня несчастным? Или когда ты узнал Чана, хоть раз подумал, что с ним что-то не так? Если не считать его приступы.       — Нет.       — Если нет, то сейчас же избавься от своих глупых мыслей. Понял? И ваш малыш даже не может думать, что вы не любите друг друга. Помни, это даже понимал наш слепой учитель пения, — в трубке послышался облегчённый выдох и тихое хихиканье, что не могло не обрадовать меня. — Вот так, глупый, смейся. А то что будут думать, — поддразнивал Кёна я, чем, уверен, опять вызвал улыбку на его лице. — А сейчас быстро побежал к Чонину, обнял и сообщил, что беременный. И пожалуйста, сфотографируй его застывшее лицо, когда он будет в шоке и будет обрабатывать твои слова. Нет, лучше тайком снимай видео. Я хочу посмотреть и поржать. Помню видео Чондэ, где он минуту стоял с бананом во рту, пока тот не отвалился и не упал.       — Чонин будет выглядеть ещё хуже. Не представляешь, как сильно я жду того момента, чтобы увидеть такое лицо у Чана… — расслабленный голос Кёнсу опять подрагивал, и я точно уверен, что сейчас он ругает себя и свой язык за глупость. Все наши друзья знали про страхи Чана, и, конечно же, Кёнсу подумал, что его слова меня задели. — Прости, Бек. Я тут говорю тебе про мою беременность и о том, что будут думать другие, когда ты даже не можешь забеременеть.       — За что ты извиняешься, дурачок? — признаюсь честно, если бы он такое говорил неделю назад, я бы его ненавидел, но сейчас все в порядке. Чан не боится. И я уверен, после следующей течки я обязательно забеременею. И у меня тоже появится видео шокированного мужа. И он будет самым лучшим. Ведь Чани самый милый человек на земле.       — Ну, Чанёль… Вы… Это…       — Эй. Даже Чанёль так не заикается. Успокойся. И вспомни, с кем ты говоришь. Я Бён Бэкхён. Никто перед моим очарованием не устоит. Даже какие-то детские страхи. Я всё разрушу.       — Это значит…       — Да, Кёнсу, это значит… — договорить мне не дали обеспокоенные крики Чонина, которые даже сквозь трубку отчётливо слышались. — Ты столько времени был в ванной? Быстро выходи! Он там умрёт. И не забудь про видео. Потом поговорим, — Кёнсу быстро попрощался и отключился.       А я приобнял Чана, опустив голову на его плечо, мысленно радуясь, что он не спросил причину моих криков. Ведь если бы я сообщил ему о беременности Кёнсу, он бы спросил о моей. А что ответить на это, я не знал.       — Беки, — послышался глубокий бас над моим ухом, а за ним последовал поцелуй, — а Чани хочет ещё.

***

      — Чани хочет ещё.       Я уже боюсь этой фразы. За эти два месяца Чан меня буквально затрахал. Он говорит это каждый день. Независимо где мы и какой час. Он может говорить это во время просмотра фильма, во время уборки, во время мытья. И, чёрт возьми, он может разбудить меня в три часа ночи и сказать эту долбаную фразу.       А я слабак и отказать не могу. Он говорит это с таким молящим лицом. Да и мой организм хочет наверстать упущенное. Но всё же… Я же человек, и мне, как и всем нормальным людям, иногда нужен отдых. Хотя, смотря на Чана, я уже сомневаюсь, что всем нормальным людям он нужен.       — Да, пап, — как можно дружелюбнее и счастливее проговорил я в телефон, уже мысленно готовясь к тому, что он опять начнёт оскорблять Чана. Но если честно, его звонок на этот раз мне понадобился. Ведь Чан уже поцелуями добрался до моих плеч, а я как мороженка таял в его руках, не сумев сказать хоть слова, тем более отказать.       — Сынок, мы тут с отцом решили навестить вас. И я хотел спросить, твой дур… прости, муж, какой тортик любит: клубничный или апельсиновый?       — Клубничный, — коротко ответил я, а папа бросил трубку после того как сообщил, что они будут у нас через полчаса.       Я сообщил Чану о приходе родителей, и он без слов быстро чмокнул меня в губы и пошёл в комнату переодеваться. И этим поступком он заставил меня гордиться им ещё больше. Ведь я прекрасно знаю, что он немного боится моих родителей, но ничего не говорит об этом и каждый раз мужественно выносит их визиты.       А таких внезапных визитов было очень много. Сначала я суетился, нервничал, приводил меня, Чана и дом в приличный вид, готовил вкусняшки. Но потом, когда я понял, что смысл этих внезапных визитов то, чтобы в беседе «нечаянно» упомянуть о болезни Чана и объяснить, что я усугублю свою жизнь, я начал относиться к этим встречам нейтрально. А разговоры я вообще пропускал мимо ушей и, как китайский болванчик, кивал каждые десять секунд, чтобы папа не начал скандал о том, что я его не слушаю и что он для меня ничего не значит.       Вот и сейчас я сидел и слушал, что по статистике умственно отсталые люди умирают под сорок. Хотя откуда отец нашёл эту статистику, я не знаю. Но вот в том, что папа говорит всю эту чушь только из-за того, чтобы я отстал от Чана, я был уверен.       Я бы и дальше молча слушал их болтовню, если бы после моего выхода в туалет я по возвращении случайно не подслушал через немного приоткрытую дверь, как папа ненавязчиво сидит на ушах Чана и тараторит о том, что он усложняет мою жизнь и что с ним я несчастлив. И главным его аргументом были мои синяки под глазами, которые якобы от слёз. А Чан, кажется поверил ему, даже не подумав о том, что синяки от нехватки сна.       — А как сделать, чтобы Беки не плакал? — послышался тихий и грустный голос Чана. Он сидел с опущенной головой и даже в глаза папы боялся смотреть.       — Если ты уйдёшь от него, тогда Беки…       — Тогда Беки будет самым несчастным человеком на свете! — уже не выдержал я, и с криками зашёл в комнату. — Слышишь, Чан? Беки даже секунду без тебя жить не может! — По его счастливой улыбке я понял, что мои слова дошли до него, и, несомненно, он верил мне, а не папе. — А вы, пап… Пожалуйста, если все наши встречи будут заканчиваться тем, что я буду защищать Чана, а вы будете его оскорблять, то, пожалуй, нам нужно прекратить наше общение.       — То есть ты хочешь окончательно бросить нас из-за этого недоразумения? — уже вскипел отец и стёр с лица фальшивую улыбку.       — Он не недоразумение, пап. Он…       Мои ноги вдруг стали ватными. Голос ослаб, а перед глазами возникли чёрные точки. Последнее, что я помню, это сильные руки на моей спине и обеспокоенное лицо Чана. И всё. Дальше только бескрайняя чернота.       «Заткнись!». «Не кричите!». «С ним всё в порядке». Как через вату слышал я обрывки разговоров. Но открыть глаза или хотя бы двигать рукой я не был в силах. Но через эту суету я ясно слышал обеспокоенный голос Чана, который как на повторе кричал «Беки, очнись». А дальше опять тьма.       Следующее моё пробуждение было уже в белой комнате с пикающими приборами вокруг. На этот раз, кажется, я очнулся окончательно потому, что чётко слышались слова за дверями палаты, которые меня окончательно добили и заставили разочароваться в родителях ещё больше.       — Да заткнись уже, придурок! Сколько можно! Ты с самого дома кричишь и дёргаешься! Прекрати! — отчётливый крик папы из коридора разрывал мне душу.       Он вообще человек? Как можно говорить такое больному? Тем более когда у него приступ. Тем более когда он муж собственного сына.       — Доктор, вколите этому уже что-нибудь! Сделайте что-то с этим! — на этот раз был крик отца.       К несчастью, голос доктора не было слышно. Но, надеюсь, он понимает, что Чан успокоится только когда меня увидит. А пытаясь колоть его, доктор только спугнёт Чана.       — Вы уже проснулись? — со спокойной улыбкой на лице зашёл в палату доктор, как будто это не на него кричали всего пару минут назад       — Как Чан? — единственное, что меня волновало сейчас.       — Если Чан тот высокий рыжик, то можете не волноваться. Я его отвёл в сторону. Обещал, что через пять минут он увидит вас. И он, обняв себя за ноги, стал внимательно всматриваться в часы, — опять спокойно сообщил мне пожилой доктор. И его спокойствие передалось и мне. — А вы не хотите знать, почему потеряли сознание?       Я уже забыл о том, что сейчас в больнице. И только после слов врача почувствовал боль в спине и лёгкое головокружение.       — Если я не умру, то нет, — мне правда было плевать на моё состояние. Мне просто нужно было быстро закончить разговор с врачом и идти к Чану. Нельзя его так долго оставлять в панике. Нельзя.       — Ладно, если не хотите, я вам не скажу, что вы беременный.       — Что? — только смог выдавить из себя, когда доктор наигранно обиделся и медленно пошёл к дверям.       — Поздравляю, молодой человек. Вы беременный, — с доброй улыбкой отозвался он. — Я рассказал о вашем состоянии вашим родителям, а рыжику нет, — опять его одобрительная улыбка, и он уже серьёзно направился к дверям и вышел. А я только сейчас понял, что даже «спасибо» за поздравления не сказал.       После выхода доктора я думал, что сразу сорвусь с места и побегу к Чану. Но все мои силы покинули меня, и единственное, на что я был способен, — лежать на больничной кушетке и смеяться как психованный. Да, интересные сперматозоиды у Чана — не могли сделать меня беременным во время течки, но в остальные разы ещё как справились.       — Не волнуйся, сынок! — опять с криком ворвался в палату папа. — Я договорился с врачом. Всё будет в порядке, и в будущем у тебя не будет никаких проблем с здоровьем…       — Папа, о чём ты говоришь? — из его быстрой болтовни я смог понять только то, что он говорил про врача.       — Об аборте, сынок. Доктор говорил, что уже и завтра можно…       — Папа! Ты сдурел?! Какой нафиг аборт? Ты хоть представляешь, сколько я мечтал о беременности? — уже безудержно кричал я. — Я тут думаю, что с малышом что-то случилось, что вы волнуетесь о нём. А вы говорите о аборте!       — Это ты сдурел, Бэкхён! Мечтал он о беременности. Как же! Что, одного психа и умственно отсталого недостаточно? Хочешь ещё?       — Да! Хочу ещё! И единственные умственно отсталые люди здесь вы. Как вы могли даже обмолвиться об аборте? И после того как я был так счастлив…       Я кричал со слезами на глазах и ничего вокруг не видел. Кричал и выпускал из себя всю обиду на родителей, что скопилась у меня внутри за эти годы. А руку отца заметил только тогда, когда она была в сантиметре от моего лица. И, даже не подумав секунду, немедленно остановил её.       — Не в этот раз, отец! — я даже сам вздрогнул от холодности моих слов. — Тогда я позволил тебе ударить меня потому, что в какой-то степени чувствовал себя виноватым, что не сказал о болезни Чана. Но сейчас ударить вас должен я. И, пап. Три года назад я сказал, что не держу зла. Но с этого момента вспомни, у вас есть только один сын. Не звоните мне. Не хочу из-за вас менять номер.       И, даже не обернувшись, взял свою одежду со стула у кушетки и вышел в коридор. Я даже не хотел плакать. Мне только было ужасно обидно, что мои родители вместо того чтобы радоваться, хотели убить ещё не родившегося внука.       Совсем рядом послышался всхлип, и, повернув голову, я увидел Чана. Вот он — самый дорогой мне человек на свете. А другой такой же человечек ещё не родился. Только мысль о малыше могла поднять мне настроение, и я, забыв о родителях, которые всё ещё были в палате, обнял живот и направился к моему альфе.       — Эй, Пак Чанёль, — тихо позвал его, опускаясь перед ним на корточки и поднимая его голову с колен. — А ты скоро станешь отцом!       Конечно же, никакого видео я не снимал. Но лицо Чана не забуду всю свою жизнь. Как его красные от слёз глаза мигом расширились до предела, как в них сначала было непонимание, а потом бескрайное счастье. Как Чан жестом показал мне встать и как он медленно, с опять слезящимися глазами, только на этот раз от счастья, опустился передо мной на колени и обнял живот. Как прижался щекой к ткани больничной рубашки и закрыл глаза, пытаясь сдержать слезы. Их сдержать не помешало бы и мне, потому что я ревел как идиот, и только играл с рыжими прядями Чана.       — Малыш, я люблю тебя. И тебя, Беки, я тоже люблю. Очень-очень сильно, — всхлипнул Чан, ещё больше потираясь о мой живот.       — Я тоже люблю тебя, Чани. И нашего малыша. Очень-очень. Вы самые дорогие мне люди, — Раньше, когда я говорил Чану, что он самый дорогой мне человек, мне было совестно перед родителями. Но сейчас… Сейчас я без единой нотки вины могу сказать, что дороже их у меня никого нет. — Пошли к врачу, Чан.       — Почему? Тебе опять плохо? — взволнованно говорил Чан, вставая на ноги и кружась вокруг меня.       — Мне хорошо, — облегчённо ответил я, радуясь, что хоть Чан дал ту реакцию на моё самочувствие, какую я ждал от родителей. — Просто он покажет нашего малыша на экране.       — А это возможно? — с огромными глазами, полными интереса, уставился на меня альфа.       — Конечно возможно. Правда, он будет чёрно-белым.       К счастью, меня отвезли в ту больницу, где работал мой андролог, к которому я уже привык и с кем со временем мы стали друзьями. И когда Исин узнал причину нашего визита, был рад не меньше меня. И смотрел на экран, на малыша, с таким же восторгом, как мы с Чаном. Он сообщил, что срок моей беременности где-то восемь недель, показал ручки и ножки малыша, и с нами планировал, как много будет их целовать. Вот только со временем его счастливая болтовня закончилась, и с каждым новым движением лицо беты становилось серьёзнее.       — Здесь что-то не так, — наконец-то он подал голос и показал на экране какой-то «шарик», что маленький человечек закрыл своим телом. — Видишь же образование? При обычной беременности такого не должно быть.       — Син, это серьёзно? — я был в ужасе, и это было единственное, что я мог выдавить из себя, перед тем как начать дрожать из-за нарастающей паники.       — Не знаю. Хорошо не видно. Ребёнок своим телом закрывает его. Но не нужно паниковать раньше времени. Возможно, что это что-то несерьёзное…       — А если будет серьёзным, то придётся… — не дал закончить врачу я. Но и сам закончить свою мысль я не смог. Не могу я говорить такие вещи про моего ангелочка.       — Да, Бэкхён. Нам придётся остановить беременность, — даже без слов понял меня Исин и ответил на мой незавершённый вопрос, сжимая моё плечо.       Моя радость, которая была несколько минут назад в коридоре, мигом испарялась с каждым словом доктора. Я только покорно лежал дальше, чтобы Син мог завершить обследование.       — Кроме этого образования других патологий нет. Ребёнок полностью здоров и развивается нормально…       Что говорил Исин дальше я уже не слышал, ведь Чани здесь, и он обязательно запомнит все слова врача. А я только кивал на автомате на всё, что он говорил. Син, наверное, и сам это понял, поэтому сказав приходить через месяц, потому что, вероятно, к этому времени ребёнок задвигается достаточно, чтобы видно было, что за образование, отпустил нас домой.       Чани, конечно же, ничего не понял и не умолкая говорил, как рад, что у меня в животике малыш. И я пытался хоть криво, но улыбаться ему. Ведь врач же сказал, что с малышом всё в порядке, и только это образование его волнует. Может это и не опасно. Какой «может»? Это не опасно. С моим малышом всё будет в порядке!       Я правда хотел сдержать себя до дома и там уже поплакаться вдоволь под струями холодной воды. Но когда у входа больницы увидел родителей, у меня перед глазами встал наш разговор немного ранее и то, как они обращались с Чаном в коридоре. И тут уже сдержать себя я не был в силах.       — Папа! — воскликнул я, чем привлёк внимание обоих родителей. — Ты можешь радоваться. Ведь, кажется, ты всё же добился своего.       — Беки, что ты говоришь? Что случилось, малыш?       Он потянул руку к моему лицу, но я грубо оттолкнул её. Мне тошно даже от одной мысли о том, что тот, кто хотел убить моего малыша, может трогать меня.       — Что случилось? Рядом с моим малышом развивается какое-то образование, и это может убить ребёнка. Ты же этого желал, чтобы он умер, да? Ну, что пап, ты добился своего.       — Беки, я даже думать не мог…       — Молчи! Сегодня буду говорить я, а вы оба будете слушаться. Вы говорили, что Чанёль больной и от него нужно держаться подальше? Так знайте, единственные больные люди, от которых нужно держаться подальше, — это вы. Какие вы родители, а? Нормальные родители поздравляют сына, когда узнают, что тот в положении. А не говорят, как можно от ребёнка избавиться. Хотя какие родители? Нормальные люди, когда видят, что человеку рядом с ним плохо, помогают, а не говорят врачам сделать что-то, чтобы тот успокоился и не кричал!       — Видишь! Я же говорил, что из этого не может родиться нормальный ребёнок… — уже вышел из себя отец. Но слушать его чушь и дальше я не был намерен.       — Чани, и вообще, никто не может образовать патологии внутри человека, и…       — Беки. Не кричи, — тихо позвал меня Чан, хватая за предплечье, и этим вернул меня в чувство. — Доктор сказал, что нельзя нервничать. Пошли домой.       — Больше кричать не буду, — я просто катастрофически нуждался в тёплых и уютных объятиях Чана. Поэтому, как только он дотронулся до меня, я мигом повернулся и, не желая больше говорить или хотя бы смотреть на лица родителей, уткнулся в грудь Чана. — Пошли домой.       Моё тихое бормотание Чан всё же услышал. И, не оторвавшись друг от друга, мы пошли к такси. Хотя из нас двоих шёл только Чан, а я как кукла висел на его шее, и не упал только потому, что мой альфа держал меня за талию. И только в такси я понял, что серьёзно перегнул палку и был очень жесток к родителям, когда через стекло увидел их застывшими у дверей больницы. О сказанном я не жалею, только нужно было говорить как-то помягче и не кричать. Что бы они ни сделали, они же мои родители, и всё делают из-за заботы обо мне. Хотя они уже больше трёх лет не хотят признать, что самая лучшая их забота — это принимать Чана, а сейчас ещё и нерождённого внука.       Весь мой следующий месяц прошёл на иголках. Прекрасно понимая, что беременность ещё ранняя, и я точно не смог бы чувствовать какие-то толчки, я всё же цеплялся за каждое движение в животе, чтобы точно знать, что с малышом всё в порядке.       Единственным моим утешением за этот месяц была только работа. Я мог писать весь день, только отлучаясь на еду и сон на восемь часов. Малыша нельзя повреждать стрессом и нехваткой сна и еды. И если от первого я его оградить нормально не мог, сколько бы ни пытался, то последние должен был сделать. Хотя ел через силу, а спал только после часа тихого баюканья Чана.       А Чанёль… Чанёль был моим спасательным кругом. Всегда был рядом, обнимал всё время, даже тогда, когда я тупо пялился на экран ноута и не обращал на него внимание. Целовал всё время моё лицо и волосы, говоря, что очень-очень сильно любит меня и нашего малыша. Говорил по ночам с малышом, когда я «спал». Говорил тихо, чтобы не разбудить, и с таким трепетом, что я едва ли сдерживал слёзы. Каждое утро готовил мне вкусные завтраки. И уже он меня силком тянул на улицу, чтобы немного подышать и прогуляться. Ведь доктор говорил, что это полезно. И в эти моменты я всё чаще и чаще стал задумываться, кто из нас больной. Хотя Чана я никогда не воспринимал как больного.       И когда уже была ночь, перед проверкой, я все время ворочался с бока на бок. Не мог найти себе место. Заснул под утро, и с первым же звонком будильника вскочил с места, судорожно будя Чанёля. Весь путь до больницы для меня проходил как в темноте. Я не помнил, как мы выходили из дома, и не был уверен, закрыл ли дверь. Не вспомнил, откуда мы нашли такси и как мы заплатили. И уже в кабинете врача, когда я снимал обувь, чтобы лечь на кушетку для УЗИ, заметил, что был обут в домашние тапочки и что на левой ноге не было носка. Чан тоже выглядел не очень. Хотя был в обуви, но почти к концу осени был в лёгкой майке без рукавов и сжимал в руках мою куртку. Наверное, успел стащить из шкафа в прихожей, когда я в спешке вытолкнул его из дома. А его забыл взять. Моё заботливое солнце.       — Малыш достаточно двигался? — не вытерпел я, после того как Исин уже минут пятнадцать сосредоточенно пялился в черно-белый экран и ничего не говорил, хотя обычно рот этого беты не закроешь.        — Да, достаточно, — серьёзно протянул доктор и посмотрел на меня, как на близкого человека умершего, с огромным сожалением…