***
Саня, волнуясь больше обычного, шел к уже знакомому белому панельному дому. В руках был букет, в голове — пустота. — Здравствуй, Саша! — у окна уже сидела и ждала Алина, словно она вообще никогда не сходила с этого самого места. — Доброе утро, — улыбнулся рыжий, про себя замечая какую-то необычную тревожность на лице девушки, — это тебе, — он протянул ей букет и отвёл взгляд, смущаясь собственной глупости. — Какие красивые… — тихо произнесла Алина, разглядывая хризантемы, — Спасибо. — она положила букет на подоконник и задумчиво посмотрела на Саню, — Знаешь, я давно хотела извиниться за то, что заставляю тебя тут стоять на ветру и холоде, — Саша частенько задавался вопросом, почему их общение с Алиной проходит в такой, мягко говоря, необычной форме, но спрашивать не решался, — просто… Ты мне стал настолько дорог, что страх заставляет меня пассивно лгать. — Пассивно лгать? — удивлённо спросил Саня. Да, он верно понял, здесь было что-то не так. — Скрывать ключевую истину. Заходи, сам всё увидишь, — казалось, Саня мог слышать, как у неё колотится сердце. — Дверь в подъезд всегда открыта. На негнущихся ногах Санька поднялся на первый этаж и робко постучал в дверь третьей квартиры. Та отворилась. Перед ним сидела Алина. — Ого, ты оказывается такой высокий, — неловко произнесла она с натянутой улыбкой, нервно сжимая обод колеса инвалидной коляски. — К-кто, я? — Саня всеми силами старался не выдавать волнения и откровенного шока. В Алине, такой умной, доброй и красивой не доставало одной важной части. Ног, — Да там во мне всего-то около 175… Повисла неловкая пауза. Алина уперлась взглядом в лицо Сани, он же — рассматривал обстановку в комнате. Очень много картин, не похожих на ту, что она подарила ему неделю назад — они были тяжелые, серьёзные, как у мировых художников. В остальном здесь было мило и уютно, как в гостях у тёти Зины: кругом ковры, покрывала, вышитые салфетки, всё мягкое и уютное, цвета как ранняя осень. Увядание. — Сядь на стул, пожалуйста, и замри, — попросила Алина и, покатившись к столу, достала из ящика большой альбом и карандаш, похожий на ведьмин коготь. Она впервые видела Саню с такого ракурса и была даже немного удивлена, что он, оказывается, выглядит именно так, а не как-то иначе. Рыжий послушно сел, пытаясь уложить в голове происходящее. Под словами «тут что-то неладно» он подразумевал всё, что угодно, но это — в последнюю очередь. Отец всегда говорил, что война честна как Фемида, и калеками никогда не становятся те, кто мыслил и поступал по справедливости. Но что же такого сделала Алина? Быстро делая набросок, точно колдуя, Алина поглядывала то на Саню, то в листок, то куда-то наверх. Саня из любопытства посмотрел тоже. — Сиди смирно, — попросила Алина, — иначе не получишься, а для меня эта картина очень важна. — Скажи, а все картины в доме, они… Их ты сама нарисовала? — Да. Отец очень хотел, чтобы мама рисовала — у него действительно была какая-то навязчивая идея! — и все деньги тратил на краски и инструменты, но у неё не было к этому ни способностей, ни желания. А у меня вот появились на почве беспросветной скуки, — хмыкнула она, — людей, кстати, рисую впервые. В детстве рисовала пейзажи с вокзалами, сейчас — море. Люблю электрички, — добавила Алина, мечтательно улыбнувшись. Саня был уверен, что один её радостный взгляд стоил тысячу таких принадлежащих всем, кого он когда-либо видел. — Я тоже, — растерянно ответил Саня, стараясь не шевелиться, — как сосуды, по которым текут люди. — Ты хочешь стать врачом? — Учителем биологии. Так важно рассказывать детям о том, что происходит с ними и вокруг них. Наша учительница по биологии… Довольно посредственный педагог. Я учусь сам. Атласы там всякие… А про травы и деревья мне тётя Зина рассказывала, сестра отца. Она живёт в небольшой деревне в пригороде, там раньше так хорошо было, не то, что теперь. Лес вырубили, реку засорили. — А у меня отец уехал когда-то на поезде… В Лабытнанги. Давно это было. И далеко, — на лицо Алины легла тень печали. Она отложила альбом, — Уже совсем его забыла, даже фотографии не осталось. Пыталась рисовать, но не выходит… Не похож. Саня замолчал. За что и любил Сашу его товарищ — он как никто другой знал, когда нужно помолчать. — Электричка… Электричка… — забормотала себе под нос Алина на какой-то незамысловатый мотив, повернувшись в коляске чуть боком, чтобы Саша не видел её слёз. — Ты чего? — встревоженно спросил Саня и чуть приподнялся со стула. Он очень боялся, когда люди плакали. Его друг всегда держал себя в руках, а Изольда плакала исключительно по пустякам. — Нет, нет, всё хорошо… — Алина закрыла лицо ладонями и горестно всхлипнула. Спустя секунды она снова заулыбалась, — а учитель биологии… Это так необычно. Такая простая и такая светлая мечта. — Очень скучная, правда? — Зато настоящая, — улыбнулась Алина, — а у меня, представляешь, мечта… Стать русалкой! Только не смейся, пожалуйста, мне слишком одиноко, чтобы не тронуться умом! — Почему я должен смеяться? У тебя просто хорошая фантазия, ты творческая личность, — Саня чувствовал себя неловко, но не оттого, что сказанное Алиной действительно звучало как бред сумасшедшего. — Я наловчилась делать настоящее море, — со странной улыбкой хвасталась она, — Хочешь, покажу?***
Я сидел на скамейке и думал. Уже не про Саню — пусть катится на все четыре стороны — а про то, что мы искали и что хотели найти. То, что мы видели на Солнцевской, что слышали про Белку и что читали про адептов культа смерти было похоже на одно странное проклятье, ну или дар, это как посмотреть. Сектанты, кстати, в последнюю неделю начали вызывать у меня особый интерес. Было в их идеологии что-то настолько безоговорочно правильное, что даже сомневаться и критически оценивать не хотелось, хотелось просто идти по их пути. Жалко, что они уже умерли. Я открыл тетрадь храбрых диггеров, верхолазов и так далее, которую незадолго до своего исчезновения передал мне Саня. Ну его, этого Саню. Пускай со своей девочкой гуляет, не очень-то и хотелось. «— Ну что? — спросил Степа, поглядывая то на залаз, то через плечо. В следующий рад дядюшка опер его по головке не погладит за такое. — Я вообще не понимаю, зачем мы сюда лезем. — Ну твою ж болторезом, Димас, — Степа закурил, якобы от скуки, — мы ищем дорогу в Ямантау, неужели не очевидно? — Правда? Степа в ответ хмыкнул и закатил глаза. Ещё раз проверив местность на наличие милиционеров, Дух взял канистру с незамерзайкой и щедро полил покрытый льдом люк. — Ты бы в бронежилете пошел на заброшенную свиноферму, — Степа всегда пытался чуть лучше, чем он есть. Чуть храбрее, чуть умнее, чуть удачливее. — А ты лазаешь так, как будто идешь умирать, — они осторожно ступали по ржавой железной лестницы вентиляционной шахты, Степка первый, и за ним — Дима, — запись обрывалась. Я пролистал тетрадь дальше — какие-то рисунки, вклеенные обрывки листовок… — — Дух! — вскрикнул Дима и резко обернулся, почувствовав запах паленого. Степа сидел на коленях и неистово дергался, раскрыв рот. Дима было подбежал к товарищу и, — снова пустые страницы. Будто кто-то очень торопился, пытаясь ухватить и записать самое важное в этой истории, — Пронзительный грохот. Гул. Удар.» «Жуть какая!» — подумал я. Так если и Дух, и Дима умерли, то кто тогда это записал? И была ли эта история выдумкой? Слишком странно. Слишком страшно. Я захлопнул тетрадь и, насупившись, загрузил весь свой хлам в рюкзак. Уже смеркалось, и пора было бы идти домой, вот только не хотелось — жуть. Слишком я нервный был, чтобы ещё и сверху своего горя слушать тётю Любу. Это и правда было горе: я не мог допустить, чтобы Саня променял меня на кого-то другого, чтобы с кем-то общался лучше, чем со мной… Сначала он скажет, что это другое, что мы с этой девчонкой одинаково важны для него, а потом, стоит мне чуть приболеть — я пропущу всё на свете и его потеряю! Он ей первой будет рассказывать все интересные новости, с ней будет ходить в кино и погулять, а я буду так, запасной вариант, когда она не может! Злой на весь мир, я вдруг увидел прислонённый к дереву обшарпанный скейтборд. Надо же, какая удача! Мне как раз хотелось бы кататься на скейтборде. Я бы проезжал по дворам, делал крутые трюки, и все бы мне завидовали! Все события в моей жизни удивительным образом от меня не зависели и создавались случайно: я случайно встретил Саню, не просил, чтобы бабушка умирала, не искал целенаправленно то граффити от секты суициников, и вот теперь снова подарок. Взять, не взять? Конечно взять! Я огляделся по сторонам и, делая вид, что так и нужно, взял скейтборд и повертел в руках. Хороший. — Ну что, покойник? — Стёпа похлопал брата по плечу и тихо засмеялся. Я, заметив их, тут же бросил доску на асфальт и неуклюже поехал. И ведь получалось! Если бы не наш побитый асфальт — стал бы Тони Хоуком. Только бы не спалили, только бы не спалили, я же взаправду украл! — …С кем ты там тусовался? — презрительно усмехнулся Китка, провожая взглядом фигуру мальчика на скейтборде, — с детсадовцами? — А что, дети — цветы жизни! Только они мне и верят. — Я никак не могу понять — у тебя реально чердак течёт или ты прикидываешься? Вон, смотри, цветок жизни поехал. Так, трава в поле… Сейчас не модно за детьми следить. Да и десять лет назад ситуация не сильно лучше была. — Да ну тебя. Бери свою колымагу и пойдём. Сам чуть не присел далеко и надолго, а на меня что-то бормочешь. — Это ж надо! — усмехнулся Китка, со всех сторон оглядывая берёзу, — н-да, это видно там мой скейт уехал… Сходили в продуктовый… — от досады он закурил и посмотрел на небо. — Хорошо не в «Гастроном». Чёрт с ним, — хмыкнул Дух, — ты же, надеюсь, в ментовку не пойдёшь на мелкого шкета писать заявление? — Я, в отличии от тебя, хотя бы не самоубийца, — Китка тихо засмеялся и выпустил клуб дыма в лицо брату, — докурю и пошли.***
— Если очень хотеть, если очень хотеть — можно в школу не успеть! — распевала Изольда, с наигранной уверенность идя через дворы в поисках брата, — Если сильно упасть, если сильно упасть — можно в школу не попасть! — Август не приходил с того дня, как узнал, что у Саши появилась девочка, а одной дома было откровенно скучно. Отец не разрешал ей ходить гулять одной и даже с подружками, но именно сегодня обычно послушная и скромная Оля посчитала своим святым долгом ослушаться. Он, кстати, очень сильно ругался бы, если бы узнал, что Сашка вместо того, чтобы сидеть с сестрой, шастает непонятно где и непонятно с кем. Изольда не держала на него обиды и даже не думала сдавать с поличным — она сама водила домой гостей, что так же более чем не понравилось бы майору Калистову. Добрые полчаса безрезультатно разыскивая брата, Оля села на качели в одном из дворов возле детского сада. Если здесь был детский сад — значит рядом просто не могло быть плохих людей. — Если мимо идти, если мимо идти… — бубнила Изольда, болтая ногами, и вдруг ощутила, что кто-то её качнул. Девочка вскрикнула и обернулась. Возле неё стоял высокий парень на вид лет на пять старше Сашки, с длинными, как у эльфа, волосами и очень худой. Он был одет во всё черное: чёрный плащ с капюшоном, черные грубые штаны с десятками карманов, чёрный ошейник с шипами, черные перчатки без пальцев. — Привет. — З-здравствуйте… — пропищала Изольда, прижимаясь к железной трубе. — Не бойся, — с улыбкой произнёс незнакомец, — я Дух. Оля удивлённо посмотрела на Духа. — Как это? — осмелев, спросила Оля. — Ну… — задумался Дух, и качнул девочку, — меня зовут Стёпа. Но я Дух. Я пришел из осиротевшего Космоса. — А кто его… Осиротил? — вкрадчиво спросила Изольда. — Люди, — ответил Дух и вдруг, оказавшись по ту сторону качелей, схватил Олю за руку. Та вскрикнула, оказавшись в воздухе, и в следующую секунду уже стояла на земле, — они злые. Я знаю, ты знаешь. — А Вы? — А я — Дух, — хохотнул Степа и, сев на скамейку, прихлебнул из оставленной там кем-то бутылки с пивом. Только сейчас Оля заметила, что у него за спиной был чехол с гитарой. И папа, и Саша наказывали ей не разговаривать с незнакомцами, но любопытство всё-таки брало верх. — Посидишь со мной? — спросил он, снимая со спины чехол, заметив, что его новая знакомая заинтересовалась. — А как Вы стали Духом? — ей действительно было интересно, а слова этого человека воспринимались как чистая правда. Тот выдержал театральную паузу и, достав гитару, коснулся тощими пальцами струн. — Я умер. А потом сбежал из Космоса. Совет очень долго не давал мне разрешения на побывку на Землю, потому я взял его сам. По сути, я просто угнал ракету, и после этого меня выгнали. Пока был там — столько интересного видел: люди были одновременно во всех возрастах, в каждом мгновении — как киноплёнка! И ты смотришь на них, и знаешь их в прошлом, настоящем и будущем. Ты знала, что настоящего не существует, потому что оно слишком маленькое? Дух, не дожидаясь ответа, заиграл какую-то приятную незатейливую мелодию. — Как Вы играете! — выдохнула девочка, забираясь на скамейку с ногами и детальнее разглядывая Духа. — Прошу прощения? — услышав знакомый голос, Изольда подскочила на месте. — Степан Ксенофонтов, — представился Дух, поднимаясь на ноги, бросая гитару и раздраженно-напугано глядя на Саню, — доброй ночи-дня Вам. Не успели Саня и Оля глазом моргнуть, как подозрительный тип скрылся за поворотом. — Что он тебе говорил? — встревоженно спросил Саня, беря Изольду за плечи. — Ничего особенного, — девочка вскинула брови и замотала головой, — Он очень понравился мне. Но Август всё равно веселее.