***
За чаем разговорились мы легко и как-то очень быстро. Про школу, про город, даже Солнцевскую вспомнили. Толковый оказался наш попутчик, хоть он мне поначалу и не понравился, но… Он много спрашивал о нас, но ничего не уточнял о себе самом. Сказал только, что зовут его Николаем и едет он в экспедицию. — А где, говорите, эта бесова пустынь? — заинтересованно спросил Саня, наливая себе ещё чая. Он обернулся ко мне и указал пальцем на чайник. Я отрицательно помотал головой, натягивая одеяло на плечи. — Не поверите, но это пустынь и она расположена на координатах, полностью состоящих из шестёрок. Вернее, пустынью называют всё это место в радиусе километра, а само место в реке — по этим координатам. — А где это конкретно? — не унимался Саня, — возле какого города? — Лабытнанги, вряд ли слышали. Там ничего интересного, тюрьмы да посёлки. Саня нервно сглотнул. Уж он-то слышал. — А почему бесова? — спросил я. — Говорят там целебные источники. Местные в это верят, а заключенные мечтают использовать, чтобы спастись. — Спастись от чего? И чем так целебны эти источники, что помогают сбежать из тюрьмы? — Разум просветляют. Правда, не божественными силами, а химическими соединениями, которые туда скидывают. Недавно наши туда экспедицию отправляли, да только никого, кто пил эту воду, не нашли. Видать такого просветления достигли, что стали прозрачными, — Николай хитро улыбнулся, так, что у меня мурашки по коже побежали. — И такое в жизни бывает… — пробубнил Саня, дуя на чашку с чаем. — А ещё кстати про это дело, была одна занятная история. Я тогда ночью на станции дежурил, за Песчаным бором. Вокруг глухой лес, ни одной живой души. И что-то то ли машина у меня сломалась, то ли автобусы служебные отменили, но я шёл пешком по трассе с объекта на объект. Идти было долго, до самого утра, и я решил попытать удачу, остановить попутку. Шансы были крайне малы: режимный объект, глушь, машин нет, но уже через полчаса напротив меня остановились какие-то ребята на побитой копейке, до смерти перепуганные. Я сел к ним, начали говорить. Как сейчас помню: один был Никита, щуплый, горбатый, сам чернявый, а борода рыжая, другой — Лёша, машину вёл, весь такой неприметный, такие обычно оказываются преступниками. Только вот я просчитался и они Никиту от властей спасали, что-то он там натворил страшное, будучи лаборантом в Песчаном бору. И чудные были — ей-богу! Я выходить собрался, говорю мол спасибо, бывайте, а они как завизжат, Лёша аж сцепление сжег. И пришлось им со мной до бункера. — А что было дальше? — спросил Саня, — вы сдали Никиту? — Нет, зачем мне это, — пожал плечами Николай, — не в моих полномочиях это. Они мне весь бункер перерыли, а когда я спросил у них, что они ищут, как умалишенные бегали от меня. — Что с ними случилось? Почему они себя так вели? — тревожно поинтересовался я. — Дурные были, или заразу какую подхватили. Я поёжился. Почему-то мне жутко не хотелось дослушивать эту историю. — А расскажите… Ещё про пустынь!***
Открыв утром глаза, мы не обнаружили рядом с собой ни нашего попутчика, ни его вещей. — Стало быть, отошёл, — заключил я, вздыхая спросонья и потирая кулаком глаза. — Да что-то не похоже, — буркнул Саня, вставая со своего места, — кстати собирайся, нам уже скоро выходить. — А почему? — не понимал я, лениво упаковывая свою рубашку в рюкзак. Здесь было очень тепло по сравнению с Восток-южной. — Мы Край проехали? — Угу. Вчера ещё, когда Николай с нами был. — Так между Краем и Гранитной нет станций, ему негде было выйти. — Странно… — пробурчал я и спрыгнул с полки, почти на Саню. Тот, испугавшись, дал мне шутливого щелбана, — так что, пойдём? Саня выглянул в проход и снова закрыл дверь. Я ринулся было открывать, как-никак, нам скоро выходить. — Ты куда помчал? — усмехнулся Санька, — сиди, нам ещё… Не знаю, сколько, но сиди пока. Мне отец рассказывал, что город начинается за водонапорной башней. Я, не снимая со спины рюкзака, послушно сел рядом с товарищем. Вдруг в вагоне резко потемнело. — Что это?! — я по привычке схватился за Саню. Тот завертел головой в поисках фонарика, который оставлял где-то на столике. — Не знаю. Но точно ничего страшного. Тоннель наверное. Отец про такое не рассказывал. Недавно построили скорее всего. Тут тюрьму планировали делать, когда я совсем маленький был, наверное теперь все поезда досматривают. И вправду, похоже на тоннель. — И что нам теперь делать? — встревожено спросил я. — Есть идеи? — усмехнулся Санька, посветив найденным фонариком в окно. Сбоку — серая плита. Точно тоннель. Вдруг купейная дверь со скрипом отворилась и на пороге появился странно и старомодно одетый мужчина с керосиновой лампой в руках. — Свои? — скрипучим голосом спросил он. Я вжался в стену и вытаращился на мужчину с керосинкой. Был он какой-то… Не такой. Не как все, кого я видел в нашем городе: широколицый, с прямым, словно рубленным топором, носом и огромными распахнутыми глазами, казавшимися в темноте полностью серыми, без зрачков и радужки. — Свои, — отозвался Саня, — к тётке приехали на каникулы. — Голосок-то у тебя… Ребяческий ещё. Ладно, идите. Я пристальнее вгляделся в человека с лампой. Мне не показалось — он, кажется, действительно был слеп. По спине пробежали мурашки. Саня осторожно выглянул в коридор, наблюдая за тем, как мужчина ходил из одного купе в другое, проверяя, нет ли больше кого. Никого не было, и нашего попутчика тоже, судя по тому, что ни в одном из помещений он не задерживался. Когда обход закончился, состав снова тронулся. Мы проехали ещё немного, минут пять, прежде чем поезд с характерным грохотом остановился. «Гранитная. Конечная.» — объявил скрипучий голос машиниста. Эта глухомань была настольно глухоманью, что станции даже не объявлялись диктором. Да и, похоже, мы были единственными, кто выходил здесь. То место, где мы оказались, на всех картах обозначалось как деревня. Странно было, что в районе Песчаного Бора вообще что-то обозначалось, хотя по ощущениям это было намного, намного дальше. Как-никак, сутки с лишним ехали. Я задрал голову и посмотрел на ржавый указатель, приветствующий всех путников, затем на узенькую речушку, протекавшую вдоль каменистой тропинки от платформы к центру города… Или не города… Вдалеке виднелись деревянные хибары и наставленные квадратами трёхэтажные дома из алого, как кровь кирпича. — Гороховка? Серьёзно? — я сделал пару осторожных шагов вниз по скользкой глине. Да, река по цвету и консистенции действительно напоминала гороховый суп. — Мне кажется, это что-то, связанное с местными традициями, — Саня дёрнул плечом, вешая сумку поудобнее. Надо ещё было добраться до тёти Зины, и желательно пока не стемнело. — Судя по тому, что мы видели в Солнцевской, я ожидал увидеть как минимум «Нетленку». — Вылезай. Упадёшь ещё, кто тебя потом отмывать будет от этой дряни, — Саня поморщился. У него было на редкость хорошее обоняние, как у пса. Только я собрался возвращаться, как увидел краем глаза, как по реке неспешно проплывало что-то белое. — Там человеческая кость! — я снова подбежал к самому краю бережка и присел на корточки. Да, пахло здесь как на самой захламлённой помойке нашего города. — Почему ты решил, что человеческая? — то ли мой товарищ слишком устал, чтобы ввязываться ещё в приключения, то ли я пропустил момент, когда он резко повзрослел. — Ну… — я встал с колен и задумчиво почесал затылок, — иначе было бы не интересно. Саня покачал головой и грустно улыбнулся. — Пойдём.***
Дома здесь были настолько одинаковые, что я, обладая неплохими, объективно говоря, навыками ориентирования совершенно не мог понять, где мы. Голова здесь вообще плохо соображала: воздух был тяжёлым, липким, зловонным. Всё тонуло в странном запахе, напоминавшим собой смесь аромата каких-то диких трав, гниющих овощей и затхлости душных подвалов. — Кажется здесь, — Саня развернул замызганную бумажку с адресом, которую ему перед самым отправлением дал отец и сверил написанное с табличкой на деревянном доме, очень выгодно отличавшимся от кирпичных двухэтажек. Стоило Сане занести руку, чтобы постучать, как дверь отворилась и на порог вышла темноволосая полноватая женщина лет пятидесяти в домашнем халате почти до пят. — Здрасте, тёть Зин. — Шурик? Ты что ли? — произнесла она то ли устало, то ли безразлично, — ничего себе вырос, отец гляди тебя прокормить уже не может, вот и сослал ко мне, — она усмехнулась и перевела взгляд на меня, — И вам здравствуйте, молодой человек, — произнесла она с укором. Я съёжился от резкого приступа стыда. Я не поздоровался вовремя, хотя должен был. — З-здравствуйте, — проблеял я, — меня зовут Август, я друг Саши. Он сказал, что я могу у вас погостить вместе с ним. — Нет, я Шурика чаем с пирогами напою, а тебя на мороз выгоню, — цокнула языком женщина, — заходите уже.