ID работы: 6747292

Этот город

Джен
PG-13
Завершён
33
Размер:
123 страницы, 25 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
33 Нравится 19 Отзывы 9 В сборник Скачать

Глава 14

Настройки текста
      С самого утра, не успели мы толком проснуться, тётя Зина отправила нас за хлебом в единственный на всё поселение магазин. У меня, к слову говоря, ещё со вчерашнего вечера появилось какое-то странное ощущение, будто бы все мысли мои стали проще, а сам я — радостнее и смелее. Оно то проходило, то настигало вновь, а оттого серьёзных причин для беспокойства не было. Всякое бывает. Сане, кстати, я тоже не сказал.       Мы шли мимо одинаковых домов, заглядывая в каждый укромный уголок, словно пытаясь что-то найти. У меня почему-то дух захватывало от той атмосферы, что гуляла по этим улочкам — здесь было радостно и немного тревожно одновременно, будто здесь всегда была весна. Тут всё словно замерло: даже небо было какое-то… Не такое, застывшее. Жителям этой деревни было некуда торопиться, и мир не торопился вместе с ними.       — А почему Гороховка называется деревней?       — Ну… Тут раньше на полях гороха выращивали столько, что можно было есть всеми биологическими отверстиями. Вот и назвали Гороховкой.       — Да нет! Я про то, почему-то выглядит как город, а написано, что деревня. Вот и дома есть, каменные, в пять этажей, ещё и получше, чем у нас.       — А, — понял Саня, — так эти дома здесь так, для вида, так сказать. В них никто не живёт. В детстве я с ребятами часто туда залезал и играл, а взрослые ругались, мол, не положено. А зачем они тут стоят, кто их построил и почему не снесут — я не знаю. Говорят, примета здесь плохая в камнях жить. Камни мёртвые, а дерево живое, вот и пропитываешься соответствующей энергией.       — А это? — впереди показалось каменное здание, в точности такое же, как и все остальные, только с одним отличием: там горел в окнах свет и были видны человеческие силуэты.       — Это дом культуры. Тут кино показывают. В основном старое, ещё чёрно-белое, там плёночный проектор.       — И как это всё не ломается! — восхищённо произнёс я, задрав голову, заглядывая в окна.       — Местные очень аккуратные, — пояснил Саня, — берегут вещи, ухаживают за ними, любят как живых… А вот с людьми совсем не так. Люди здесь хуже вещей.       Я не уверен был, что имел в виду Саня, но по спине от осознания здесь происходящего пробежался неприятный холодок. Я думал, что неприятнее, чем на Солнцевской, быть не может, но, как оказалось, нет.       — Пойдём зайдём, — Саня кивнул на железные двери, похожие на те, что были на складах и заводах. Судя по всему, город тут лепили из того, что было, особо не заморачиваясь о красоте.       — Может не надо?       Саня состроил укоризненную мину.       — Э, нет, теперь моя очередь таскать тебя по сомнительным заведениям. Пошли!

***

      Саня всем телом навалился на ржавую тяжёлую дверь. Та заскрипела и поддалась.       — Прошу! — рыжий сделал жест рукой, указывая мне на вход. Я кивнул с неестественной усмешкой и ступил на ковёр. Что странно было — этот ковёр был не как в театрах в столице, а как у бабушки в комнате: пушистый, цветастый, и огромный настолько, что занимал собой весь коридор и лестницу.       — Ты ноги вытер? — спросил вдруг Саня строгим тоном.       — А?       — Два, — с Саней тоже, казалось, начинало твориться что-то не то. Он как-то не так говорил, как-то мысли у него стали короче и отрывистее. — Этот ковёр делала вся Гороховка, даже я участие принял. Вон, видишь, в углу слева рыжие ниточки?       — Поздравляю, — захлопал глазами я. — А ноги мои тут при чём?       — Его пачкать нельзя, — заключил Саня, снимая кеды, — разуйся на всякий случай.       Я шёл, а по ступням меня будто щекотало что-то живое. Странный ковёр. На вид — мягкий, по ощущениям — как луговая трава в июле. Но колется, собака. И будто, как эта же самая собака, дышит.       Когда мы вошли в кинозал, на нас уставился человек с фонарём, выглядящий ровно так же, как тот слепой контролёр, который встречал нас на Гранитной.       — Одни? — спросил он, позвякивая ключами в свободной руке.       — Одни.       — Тогда стойте здесь. На вас разрешения ещё нет, — отчеканил фонарщик и ушёл в другой конец зала.       — Может сядем? — шепнул я Сане, — тут мест полным-полно, не убудет.       — Нельзя, сказали же, — недовольно зашипел Санька, — с местными шутки плохи. Сказали «нельзя» — значит нельзя, так уж повелось.       Позади нас заскрипел проектор.       — Давным-давно, — заговорил скрипучий голос за кадром, — в лесах и на лугах жили счастливые люди по деревням и сёлам, как везде, — чёрно-белый экран показывал криво на ходу снятые кадры какого-то коттеджа. Затем оператор прошел по уютной деревеньке, пустой, как… Как деревня, куда я ездил на лето, после случая с Катей и тётей Снежанной.       — Так похоже! — прошептал я, трогая друга за плечо. Мы стояли за зрительскими креслами как неприкаянные, и создавалось такое ощущение, будто всё вокруг хотело того, чтобы мы ушли. Закадровый голос что-то долго рассказывал про деревню, но я не слушал.       — Здесь фильмы особые, для каждого свои, — запоздало ответил Саня с нескрываемой гордостью.       Вдруг свет выключился. Что-то страшно загудело.       — Но потом пришли люди с нечистой совестью, — я тихонько вскрикнул, когда свет снова включился и на экране появились два силуэта на фоне выжженной степи. Это было точно мой родной город, а силуэты — как мы с Саней!       — Смотри, смотри, как похоже… Как ты и я… Что это значит?       — Август, это зеркало.

***

      — Рыжим всплеском стыла тень, Сердце заходилось — Нету здесь живых людей, Что б не говорилось! — весело распивали дети на какой-то нескладный мотив, прыгая вокруг ржавой железной горки.       — Привет, ребятня! — Саня махнул детям рукой и добро усмехнулся, — чего это вы тут за песни поете, а?       Мой друг исключительно хорошо обращался с детьми. Было ли то влияние Изольды или природный талант, плавно перетекающий в желание стать учителем, я не знал, но факт оставался фактом.       — Привет, рыжик! — весело воскликнула девочка, — ты чей? Тёти Зины? Мы видели тебя и твоего друга, когда Вы речку трогали!       — Было дело, — улыбнулся Саня, присаживаясь на низенькую скамейку. Я же остался стоять, где стоял. Часто я вовсе чувствовал себя просто тенью своего друга, но ничего плохого в этом не видел. Что плохого в том, чтобы быть частью такого хорошего человека? — так что это за песня? Можете повторить?       — Чёрный омут средь дорог — Это признак верный! Я со все-е-ех, — девочка закружилась вокруг себя, раскинув руки, — помчался ног…       — Как же это «помчался»? — возмутился маленький полный мальчик, — помчалась! Ты девочка!       — И что, что девочка? Так в песне поётся! Иначе не в рифму будет!       — Ты и так в такт не попадаешь, — вмешалась их подруга, показав язык.       — Неправда!       Саня вскочил со своего места и встал между спорящими.       — Тихо, тихо. Вы собрались спорить или мне про свои песни рассказывать? А то уеду — и не сможете больше.       — Никуда ты отсюда не уедешь! — усмехнулась девочка, — Симон не уехал — и ты не сможешь. Он эту песню и сочинил, во.       — Кто такой Симон? — спросил Саня.       — А не знаю. Вот сам у него и спроси! — девочка странно засмеялась, и пробежав круг вокруг скамейки, дернула Саню за рукав, — меня Варя зовут. Это так, если что вдруг.       Кажется мы теперь шли не за хлебом, а к какому-то Симону.

***

      Я тщательно пытался не вляпаться в кучи навоза, оставленные по всему полю, судя по всему, лошадьми. Я часто представлял себя скачущим на огромном белом коне по бескрайнему морскому берегу, и многое бы отдал за то, чтобы мечта моя исполнилась, вот только лошадей нигде в округе не было, да и вряд ли я не испугался бы говорить с их хозяевами. Я же даже вообще не знал, что говорить! Вот Саня, он мудрый, наверняка знал, только как-то неловко было его просить.       — Ну и… И где мы?       — Мы — здесь, — гордо ответил Саня, то и дело поглядывая в листок, который дала ему Варя. На нём было накалякано угольком подобие карты — крестиком отмечено место, где живёт этот знахарь, слева — дома, справа — старая водокачка.       Отвлекаясь от разглядывания почвы под ногами, я вдруг обернулся. За мной стояло соломенное чучело где-то метр в высоту с красной стекляшкой вместо единственного глаза.       — Это что? — я дернул Саню за рукав и указал на странный предмет.       — Не знаю, наверное художества местных. Когда я был маленький, здесь что-то сеяли, и с тех времён так и остались эти пугала.       — Почему я не видел его минуту назад? Он появился прямо за моей спиной!       — Больно много ты увидишь, глядя под ноги. Пошли!       Спустя пару минут Саня что-то увидел вдалеке и дернул меня за куртку. Человек сидел возле костра и покачивался из стороны в сторону как былинка на ветру.       — Доброго вам, — Саня поднял руку в приветствии, когда мы подошли ближе. На вид это был обычный мужчина лет пятидесяти, замученный проспиртованный работяга с длинными сальными патлами. Таких было много у нас в городе, и все на одно лицо.       — Доброго, ребятки, — неожиданно приветливо отозвался он, — что-то я не помню вас. Вы с чем и откуда?       — Мы не местные, — неловко улыбнулся Саня, — на каникулы приехали, — нужно было срочно придумать оправдание, насколько нечего делать было на каникулах, чтобы целенаправленно идти в гости к жителю огромного страшного пустыря, — вот это… Фольклор собираем. Я — Саша, это — Август, а вы, наверное…       — Симон я, — хмыкнул мужчина, — живу здесь. Стишки кропаю, а дети их учат и в школе рассказывают.       Вдруг, не успел Саня уточнить, что за стихи, Симон взял пригорошню земли и положил себе в рот. Меня чуть не стошнило.       — А… А как вы здесь оказались? — выпалил Саня, присаживаясь рядом со знахарем.       — Убежать хотел из колонии. Домой, к дочке. Ой и виноват я перед ней! — хмыкнул Симон, — Городишко такой, знаете, Лабытнанги? На этот похож — жуть как. Забрался я в товарный поезд, надеялся в столицу приехать, а там домой, а он возьми и остановись, каналья! Как вышел — так и упал. Платформа — один в один, и небо такое же, неживое… Рыдал, как ребёнок, ногами бил, жрал эту чёртову землю, безумец! А потом очнулся и не помню. Как пусто… Как новый человек. И каждая гнилая травинка здесь родная, и всякий ветерок добрую весть несёт. Очнулся — башка пробита, — Симон повернулся к нам спиной и приподнял прядь засаленных волос. На затылке зияла рана, закреплённая металлическими скобами, — а потом посидел здесь немного, и понял, что ничерта мне уже в жизни не надо. Никуда не надо. Ни к кому. Что я — просто проклятый червь.       — Мы видели… Видели, как это, — неуверенно произнёс я, вспоминая Бебу. Уж больно были похожи они с Симоном: те же обречённые глаза, та же не пойми откуда взявшаяся страшная скоба на затылке. Всё больше и больше казалось, что всё происходящее — один большой запутанный сон.       — Что стало с ней? Ну, с дочкой.       — Не знаю. Я ничего уже не помню. Но земля не прощает. Всё помнит, для всех единая.       — Так из-за чего ты… Из-за чего тебя в колонию отправили? — осторожно спросил Саша.       Симон с десяток минут молчал с воистину жутким выражением лица. Мы сидели, замерев, и ждали.       — Поссорились мы с женой… — наконец-то заговорил он, понимая, что терять нечего, — Ну, обычное бытовое дело, знаете, а тут дочка под руку подвернулась, стала кричать, мол, оба замолчите… И чёрт же меня дёрнул! — Симон почти плакал, всматриваясь в край леса, виднеющегося над горизонтом, — я толкнул её, она упала и… — он всхлипнул и закрыл лицо ладонями, — и больше никогда не встала. Сломал я её, верите?! — Симон повернулся к нам и, схватив с земли сухой стебель, сжал его в руках, — вот так, как прутик! Она так на меня смотрела… Как на чужого. Как на чудовище, — Симон едва заметно шевелил испачканными землёй губами, а под глазами выступили кровавые слёзы, — Я взял с неё обещание, что мы не простимся. Она сидит, ревёт, а я ей говорю, мол, не плачь, будет ещё время. Без меня.       Смущённый тем, что мы насыпали человеку соли в старые раны, я переглянулся с Саней. Он кивнул. Да, так уж мы ничего и не узнали и теперь несчастный едва ли захочет нас видеть ещё раз. Вот так всегда: как захочешь человеку помочь — так навредишь ещё больше.       — А как твою дочку звали? — напряженно спросил Саня, поднявшись на ноги и уже собираясь уходить.       — Алинка.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.