Под ногами скрипел снег. Я зябко ёжился в дырявой дублёнке и прятал руки глубже в карманы.
— Я же говорил тебе — оденься нормально! — проворчал Саня и протянул мне варежку.
— Если я нормально оденусь — пацаны не поймут!
— Поймут, поймут — не глупые. С каких пор ты вообще решил стать криминальным авторитетом?
— Почему это криминальным? — фыркнул я, прижимаясь к Сане. Прошло уже пятнадцать минут, а мимо условленного места проходили только люди с детьми и собаками.
— А ты что думал? В интернате каждый день кашу с вареньем дают и печенье импортное? Они там глотки друг другу за котлеты грызут.
— А ты откуда знаешь? — удивился я. Саня был исключительно воспитанным молодым человеком и маргинальной культурой не интересовался.
— Отец рассказывал. А я ещё чего такой ужаленный ходил… — выдохнул Саня, — Поискал я, о чём Варя говорила — у меня правда сестра была. Изабелла звали.
— Та самая?
— Угу. Удивительно, почему я не узнал об этом раньше. У нас дома даже есть её личные вещи - сумка и в ней аттестат. Но оно и не мудрено, что отец скрывал: его тут же уволят, если узнают, что его падчерица наркоманкой была.
— Тогда ясно всё с тобой… И как она?
— А никак. Мать её в интернат и сдала. Она старше меня была на шесть лет.
— А почему… Отец ничего не сделал? — я спрашивал осторожно, но знал, что, если Саня уже начал рассказывать — не обидится ни на один вопрос.
— Работал много. Ну, и ты помнишь, как на Гранитной к людям относятся. Ну сдала и сдала — чего бубнить, раз дело сделано? Тем более она ему неродная была, может и вообще не знал, когда они с матерью женились.
— Жалко её, — воздохнул я.
— Ну конечно жалко, — Саня огляделся по сторонам, — только уже ничего не сделаешь.
— А что если… Что если Изольде её гены передались, поэтому с ней всё так плохо!
— Да ну вряд ли, — Саня помотал головой, но сам, по лицу было видно, крепко задумался. Вдруг и правда что-то не то и дело было?
— Да. Ты же сам не болеешь, значит ничего такого нет.
— Всё не так просто. Есть наследственность, сцепленная с полом, нам на биологии рассказывали.
— Это что… Надо ей пол поменять?..
— Здоров, пацаны! — раздался за нашими спинами звонкий мальчишечий голос.
— Олежа! — радостно крикнул я и бросился на друга. Мы не виделись с того самого времени, как я перестал ездить к бабушке в деревню, — нифигасе ты вырос!
Саня скрестил руки на груди и покачал головой. Он пришёл сюда только ради меня, сам симпатии к Олеже не питая, а потому я рассчитывал побыстрее управиться, чтобы не мучить моего главного и лучшего друга. После того случая на вечеринке у меня никаких сомнений не оставалось, что Саня — лучший человек на свете.
— А ты, я смотрю, всё ещё по детскому билету на элке ездишь! — рассмеялся Олежа. От него сильно пахло табаком, почти как от Китки, да и в целом он был… Какой-то другой, не как тот Олежа, с которым я раньше дружил, — а эт что… Санёк! Да ладно! — мальчик переключил внимание на моего друга и как-то неестественно, как Варя, рассмеялся.
— Привет, привет… — неловко проворчал Саня, стискиваемый в крепких объятиях. Возможно, он вообще не помнил моего новоприбывшего друга из-за того, что внешность у Олежи была самая заурядная: тёмные волосы ёжиком, вечно чумазое лицо с носом-картошкой и маленькие, но выразительные глаза. Я очень часто встречал его «двойников», особенно на вокзале и в других людных местах, а в какой-то момент это вообще дошло до того, что я начал думать, что у меня едет крыша.
— Ну что, куда пойдём? — спросил я. У меня, конечно, были идеи — мы с Саней ещё осенью присмотрели один заброшенный склад, где можно было бы потусоваться, но я не знал, как на это отреагирует наш друг.
— Обчистим ларёк, — заявил он, даже не думая выслушивать встречные предложения, — Они не обеднеют, последний зуб даю! — усмехнулся Олежа и сделал соответственный красноречивый жест,— Ну? Зассали?! Кто последний — тот Саня! — крикнул пацан и побежал вперёд по пустынной улице. Если нас в принципе заметят военные или полиция в такую поздноту одних — уже будет дурно, а если поймают на воровстве… Я-то ладно, мне хуже уже не будет, но Саня… Его отца уволят с работы, самого Саню посадят в тюрьму, а бедная Изольда попадёт в детский дом! Тем не менее, мы зачем-то бежали следом, даже не оборачиваясь. Нечего терять было.
Вскоре в свете слепящего фонаря мы разглядели палатку с мороженым и газировкой. Что удивительно, она одна-единственная работала зимой, Китка покупал там сигареты и как-то загадочно улыбался продавщице. Аналог «Гастронома»?..
— Вот же… — раздраженно прошипел Олежа. Вокруг шастало слишком много народу, а недалеко была припаркована машина с красноречивой надписью «милиция».
— Ладно, идите… Не знаю, к школе, короче подальше отсюда.
— Почему это? — усмехнулся Саня, — хочешь, чтобы тебе больше всех досталось?
— Как же! Я не крыса какая-нибудь, братишек уважаю. Время неудачное, спалимся, вы ж совсем неопытные в этом деле.
Мы с Саней переглянулись и кивнули. Оно и к лучшему — меньше риска. Нам снова везло, и это настораживало. Мы ведь просто могли не вернуться тогда с Гранитной. Правда я не был уверен, что это не было наоборот наказанием.
— Ладно, до скорого. Под фонарём за школой.
Снег снова громко хрустел под ногами и уже скоро мы стояли в условленном месте между мигающим фонарём и стеной школы.
Я снова топтался на месте, пытаясь согреться, а Саня задумчиво разглядывал медленно падающие снежинки. Вдруг где-то недалеко заиграло пианино. Мы привстали на носочки и заглянули в окно. Дети, лет шести-восьми, пришедшие, судя по всему, на репетицию утренника или на кружок, выстроились в ряд и старательно пели песенку о том, как хорошо в школе. Они выглядели радостными и беззаботными, поэтому и отличались от нас. Там внутри было так тепло, что от внешнего холода зимнего вечера у меня внутренности превращались в ледышки.
Я вспомнил, как я сам стоял в этом зале и, облачившись в костюм зайки, что-то голосил про землянику, и снова чуть ли не ревел. Я всегда ненавидел за это музыку, а потому и сейчас не слушал даже популярные песенки. А вот у Сани был прекрасный музыкальный вкус, он даже сам на гитаре играл. В последнее время я начал всё яснее понимать, насколько мы разные, и насколько разными могут оказаться наши пути. Неизбежность давила, а потому я пытался просто ловить момент, пока он рядом.
А ведь… Гранитная и была нашим шансом вернуться сюда, в этот светлый чуть обшарпанный зал музыкального класса начальной школы номер 71.
— Это был наш шанс, — прошептал я, опираясь на Саню.
— Не наш, раз мы не смогли его осознать. Пойдём. Наш воришка уже наверное весь город обчистил.
Как говорил сам Олежа: «вспомни говно — вот и оно». Уже спустя мгновение мы услышали рядом залихватский свист. Похоже, охота удалась.
— Но почему… Так больно?
— Отпускать прошлое всегда больно. Не думай об этом сейчас.
«Почему дальше будет хуже? Потому что раньше было лучше.» — я вспомнил слова Томы. Её считали странной, но советы, которые она давала, всегда работали. Как жаль, что она ушла в колледж и перестала отвечать на звонки.
— Ничо так вы расфилософствовались! — хмыкнул Олежа и протянул нам по паре пачек леденцов в посыпке.
— А то! — иронично хохотнул Саня, — у нас тут приличное общество, как никак.
— А там чего? — Олежа подтянулся на оконной решетке и уставился на поющих детей. Поняв, что там нет ничего интересного, пацан спустился вниз и, поглубже запрятав в карманы награбленное, вытянулся в струну и заверещал:
— Оправдания писать,
Так чтоб было всем насрать
Учат в школе учат в школе учат в школе!
Капитал свой умножать,
На качков не быковать
Учат в школе учат в школе учат в школе! — Кощунство! Я нахмурился и взглянул на Саню, ища поддержку, но тот был в полном смятении, —
— Тусоваться до утра,
Грохнуть водки литра два
Учат в школе учат в школе учат в школе!
Сижки добрые любить,
Невоспитанными быть
Учат в школе учат в школе учат в школе! — Олежа едва сдерживал смех и приплясывал, как в первом классе на утреннике. Казалось, пару куплетов назад я готов был дать ему в глаз, а сейчас… Просто слушал, какой каламбур он выдаст через секунду, —
— Как спасаться от бандюг,
Рисовать квадратный круг
Учат в школе учат в школе учат в школе!
И не путать никогда
С мусорами берега
Учат в школе учат в школе учат в школе!.. — Олежа выкрикивал на мотив известной песенки что-то совсем непотребное, и вдруг я как рассмеялся! За мной — Саня, вместе с нами — сам Олежа. Это ведь и правда было так смешно! Смешное прошлое, смешные надежды его вернуть — казалось, с каждым издаваемым мной звуком из меня уходило что-то очень важное, тихо, неизбежно, правильно.
***
Мы снова куда-то шли.
— А ща я вас с моими братанами познакомлю, — объявил Олежа, когда мы перешли железную дорогу и свернули к гаражам. Спустя пять минут мы увидели компанию из четырёх человек. «Братаны» не внушали абсолютно никакого доверия. Типичное дворовое хулиганьё, к которому мне запрещала подходить бабушка. Но бабушке больше не было, а я так вырос, что мог сам решать, с кем стоит общаться. В конце концов, мне с ними не жить, а просто поболтать пару минут. Пожав всем руки, Олежа принялся показывать по очереди на каждого из его банды.
— Знакомьтесь — это Лёня, Шприц, Андрюха и Вася Кривой. Пацаны, — он повернулся к нам лицом, — это Санёк и…
— А это что за шуруп? В школе не дразнят? — усмехнулся какой-то парень, на вид семиклассник. Я хотел было придумать в ответ остроумную шутку, чтобы это быдло узнало своё место и постыдилось, но вырвалось совершенно другое.
— Ты кого шурупом назвал, дерьмо собачье? — я толкнул его — не помогло, второй раз — сильнее. Обидчик пошатнулся, — ублюдок, мать твою, а ну иди сюда!!!
На единственной кассете с боевиком, которую мне удалось спрятать от тёти Любы, говорили именно так.
— Жлоб вонючий!!! — все были в таком шоке, включая Саню, что даже не пытались нас растащить. Я со всей дури ударил обидчика в глаз, пока тот ничего не соображал, и в тот же момент ловко увернулся от удара. Похоже здесь правило о неприкосновенности очкариков не работало.
— Андрюха, вали его! — крикнул кто-то из ребят. Я схватил пригоршню снега, швырнул в лицо Андрюхе и ударил его под локоть, когда тот потянулся отряхнуться.
Мне прилетел удар в печень. Я никогда прежде не дрался, только в деревне с Олежей в шутку, но мной овладела такая ярость, что даже страшно не было. Обидчик попытался схватить меня, но я вывернулся, оставив его со своей дублёнкой в руках и смачно пнул ногой под зад. Тот не удержал равновесие и упал.
Казалось бы, всё — я победил, заработал авторитет, потому что противник лежит, но я ни с того ни с сего рванулся вперёд на успевшего перевернуться на спину Андрюху и со всей силы наступил ему ногой на живот. Он закричал. Мне показалось, что он хочет ударить, и я резко упал на колени, опережая его, и ударил по лицу. И ещё раз. И ещё. Я бил со всей силы. Ребята вокруг отошли на шаг назад.
Мимо пронёсся поезд, выводя всех из ступора, и уже в следующую секунду на меня летела толпа вместе с поднявшимся на ноги Андрюхой, и где-то чуть позади неё — Саня, снова предусмотрительно прихвативший мою куртку. Меня хотели разорвать, я чувствовал это и летел со всех ног. Саня за мной.
Пока мы бежали, Олежа куда-то пропал. Вот же чёрт, и ведь нам даже рукой не махнул! Спустя сотню метров впереди показался забор с колючей проволокой. Нас прижали. Спасительный собачий лаз оказался куда меньше, чем я о нём думал, и, если даже я в зимней куртке не мог пролезть, Саня — тем более.
— Давайте просто разойдёмся! — прорычал рыжий, бегая глазами по стайке малолетних бандитов. Он сделал шаг назад, закрывая собой часть меня.
Я громко закричал, услышав хлопок. Пистолет? У одного из низ был пистолет?! Не разбираясь, в чём дело, мы с Саней дёрнули в сторону путей прямо по сугробам, со всех сил прорвавшись сквозь ряд озлобленной шпаны. Мне снова захотелось быть хорошим мальчиком, который в восемь вечера сидит дома и готовится ко сну.
***
Мы только что чуть не умерли. Снова. Только вокруг не было ни степных чучел, ни лимонных деревьев — только страх и пустота.
Саня нащупал мою руку и сжал дрожащие пальцы. Бетонный столб, удерживающий провода для электричек, был нашей единственной опорой. На город опустилась кромешная ночь.
— Ещё посидим?
— Ещё… — еле промямлил я.
— И домой пойдём?
— Пойдём…
В какой-то момент страх сковал меня до такой степени, что показалось, что и небо над нами замерло, как на Гранитной, и сам я не мог пошевелиться. Я, барахтаясь в приступе паники, как рыба на суше, перевернулся на живот и случайно заехал Сане по лицу.
— Ты чего?! — ответил от как-то с опозданием. Пока он молчал, я сидел, затаив дыхание. Как стрелять тебе в голову: выйдет — не выйдет пуля.
— Ничего… Холодно. Пошли.
Ноги уже окоченели. Из-за темноты и тумана я плохо держал равновесие, ещё и фонарь слепил глаза. Мы перешагивали рельсы, месили ногами снег — тяжело, но надо. Ещё рывок. Надо…
Саня снял ушанку и взял меня под руку.
— Зачем? Холодно же!
— Надо слушать. Вдруг поезд. Давай-давай, идём, пока совсем не простыл.
— А ты?! — я вцепился в Санин рукав, наблюдая, как на рыжую челку сединой ложатся снежные хлопья.
— А я ничего, — он странно улыбнулся.
Мне становилось страшнее с каждым шагом. Меня тошнило, кружилась голова, ноги не слушались, руки дрожали — со мной никогда такого не было. Саня вдруг был очень похож на моего отца, которого я не помнил. Добрый, заботливый… Ненастоящий.
Чем дальше мы шли на ватных ногах по липкому снегу, тем меньше мне хотелось уходить. Здесь было плохо, но так не хотелось уходить!
— Но мы же… Мы же ещё много чего не доделали! — я попытался остановиться и дернул друга за рукав, — Мы же ещё хотели и то, и это, и рассвет встретить! Са-а-ня!
— Без нас обойдётся, — печально вздохнул он.
Саня был прав — пора идти уже, но до того не хотелось, до того страшно было!..
— Обойдётся… — я пригнулся, чтобы влезть в дырку в заборе, но вдруг обернулся и со слезами посмотрел на одинокий пустой полигон, — без нас…
Мимо, не стуча колёсами, промчался поезд.
***
— Пап! — позвал Саня прямо с порога, отряхивая куртку. Ответа не последовало, — пап, ты дома?
Тишина. Саня быстро сбросил ботинки и, прямо не снимая шапки, бросился на кухню. В ванную. В комнату. Почти со слезами, представляя самые худшие исходы, он носился туда-сюда по квартире, пытаясь хоть как-то разогнать страшную тишину.
«Где они, где они, где?!» — в очередной раз ничего не найдя, Саня вернулся в коридор и в тот же момент чуть не получил по лицу входной дверью.
— Саша, ты чего? — майор выглядел уставшим и очень печальным. Волосы взмокли от снега, глаза потухли, и сам он будто бы на десяток лет постарел.
— Тебя искал, — Саня только сейчас обратил внимание на большой свёрток в руках отца и с любопытством и непониманием посмотрел на майора.
— Давно пришёл? — он отряхнул ботинки и прошёл в комнату.
— Пару минут назад. Думал ты уже давно вернулся из больницы.
— Пришлось возвращаться два раза. Оля то погулять хотела, то ей снова плохо становилось… Иди раздевайся и руки мой, есть будем, там сырники в холодильнике.
— И… И что в итоге? — Саня упорно не признавал в этом свёртке свою сестру.
— Руками разводят, ничего не знают. Ну может хоть ты чего хорошего скажешь?
— Я думаю, — выдохнул Саня, снимая куртку и направляясь в ванную.
— Думает он… — проворчал майор, — тут не думать надо, а действовать. Хоть что-то, хоть знать, куда бежать! Ты же у нас будущий врач, ну!
— Учитель биологии, — печально поправил Саня и выключил воду.
— Учитель… — повторил Сашин отец, — тьфу на тебя. Весь в сестру.
Саня покачал головой. Последнее, о чём он хотел говорить сейчас — это о Белке.
