ID работы: 6747292

Этот город

Джен
PG-13
Завершён
33
Размер:
123 страницы, 25 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
33 Нравится 19 Отзывы 9 В сборник Скачать

Глава 24

Настройки текста
      Я проснулся от громкого стука в дверь. Звонок у нас сломался, а починить было особо некому. Вообще, я храбрился, что починю сам, потому что недавно получил пятерку по физике, но как-то руки не доходили.       Тихо подойдя к двери, я вытянулся и посмотрел в глазок, но тут же сел на пол. По ту сторону стоял милиционер. Я был так напуган, что не мог даже двинуться. Вот за мной и пришли. Вот и жизнь закончилась…       Постучали ещё раз.       — Ребёнок, открой дверь, — проворчала тётя Люба, медленно проплывая из комнаты в ванную. Я молчал. Надо же и ей объяснять! Выкрутиться же точно не получится — я пропал. Погиб, исчез, окончательно сломал свою жизнь. Я не хотел! Я не хотел его бить, мне было страшно и плохо! Всё бы отдал, лишь бы вернуться в тот злосчастный день и всё исправить!       За дверью снова раздался стук. Я начал тихо плакать и мысленно прощаться с Саней. Незаметно как, рядом появилась тётя Люба.       — Ничего ты не можешь, — проворчала она, жестом прося меня сгинуть в свою комнату. Я призраком залетел под стол и замер, вслушиваясь в звуки из коридора. Я столько не успел сделать! У меня столько было впереди!       — Здравствуйте, старший лейтенант Козырев, — представился милиционер и показал тёте Любе удостоверение, — Вы — мать пропавшей Татьяны Спичкиной?       — Её двоюродная бабушка. Мать сейчас на другом конце страны, вы ей вряд ли дозвонитесь.       — Расследование по делу о пропаже Тани завершилось. Её останки случайно нашли лыжники в соседней области далеко в лесу. Похитители были пойманы — два иногородних гражданина, совершивших серию похищений.       Тётя Люба с облегчением выдохнула и заулыбалась. Милиционер напрягся. Я истерически захохотал.       — Спасибо, что сообщили, — нам стало легче. Всем. Может, я наконец-то смогу поднять голову и перестать быть тенью. Может, тётя Люба перестанет каждый день ворчать. Может, и мама сейчас вернётся и… Нет. Чудес не бывает. Но есть успокоение.       Тётя Люба и милиционер ещё недолго о чём-то говорили, и наконец хлопнула дверь, а это значило, что я остался жив. Вот только почему-то желание великих свершений, которые я не успел после себя оставить, куда-то мгновенно пропало.       — Слышал? — тётя Люба закуталась в плед и заглянула под стол, где я в сидел в слезах и с сумасшедшей улыбкой.       — Угу, — промычал я и, выбираясь, неудачно ударился головой об стол. Тётя Люба так искренне улыбалась, будто бы выиграла конкурс вязальщиц.       — Ну что, пошли чай пить. Разрешаю сегодня наесться сластни до обеда.       Кивнув и улыбнувшись, я поплёлся в сторону кухни. Наконец-то я чувствовал себя свободным. Даже тот случай с избитым пацаном меня не тревожил — мне просто было хорошо, что всё наконец-то закончилось. Наступил ночь-день. И зима-весна.

***

      — Ты представляешь — Таню нашли, — выдохнул я, смотря умиротворённым взглядом на Саню. Мне почему-то казалось, что снова весна, даже снег под ногами взаправду начал таять. А ведь совсем недавно был новый год.       — Где? Она… Что с ней стало? — осторожно поинтересовался Саня.       — Похитили, увезли в лес где-то далеко. Убили, закопали. Что было в промежутке — не знаю. Ничего необычного короче. Какие-то приезжие серийные маньяки. Тётя завтра пойдёт в отделение какие-то бумажки подписывать.       Саня со странным выражением лица закивал. И он, и я наконец-то поняли, что имела в виду Варя, когда рассказывала о смерти Майи Маршал. Удивительно, но я больше не испытывал к Тане ни неприязни, ни зависти, хоть и всё ещё вообще не горевал. Мир существовал и развивался, без неё, без сотен таких, как она, и ничего не ломалось, никому не делось до смерти плохо. Тоска проходила, обиды забывались: проходило всё. И даже вечная дружба?       — Я снова тебя поздравляю, — улыбнулся Саня. Зря я ему про сестру рассказал — видно было, что ему не по себе.       — А как Изольда?       — Совсем плохо, — Саня никогда не жаловался, встречая беды с улыбкой, но сейчас будто бы был окончательно сломлен. Настолько, что я не узнавал в нём его самого. Будто бы он тоже заболел, — она позабыла простейшие вещи. Целый день играет со шваброй, квартира сверкает как новый рубль. Раньше так любила рисовать… А теперь всё. Даёшь ей в руки карандаш, а она смотрит на тебя, как сумасшедшего, и снова уходит куда-то в себя. Спрашиваю, сколько два плюс два. Отвечает «плюс». Прошло почти полгода, а ей никак не могут поставить диагноз, уже сотню раз в столицу съездили, и там тоже молчат!       — Слушай, а может, — меня вдруг осенило. Всё, что описывал мне Саня, я будто бы видел своими глазами и даже испытывал сам, — я сейчас скажу ужасную вещь, но… Может её отправить на Гранитную?       — Она там будет своей, — подхватил Саня с какой-то безумной печалью. Я бы на его месте зарыдал и спрятался ото всего мира… Хотя нет. Уже — нет.       — Ты сможешь уговорить отца? Если что, я могу посвидетельствовать «за».       — Он и так знает. Знал с самого начала, только мы это всё замалчивали, не хотели её отпускать. Она там будет своей, да… Но уже не будет собой.       Мной овладела какая-то странная решимость, появляющаяся исключительно в безвыходных ситуациях. Я должен был во что бы то ни стало помочь рыжему. Казалось, будто бы мы поменялись ролями. Саня был в беспросветной печали, я — полный уверенности, что завтрашний день будет лучше, чем вчерашний.       Мы молчали минут пять. Только сейчас я заметил в руках друга тот самый саквояж от Вари.       — А ты это… — я кивнул на злосчастную сумку и приподнял бровь, — куда его?       — На помойку.       Я хотел было возразить, но остановил себя. Это его решение, его бумаги. И тот город тоже был его.       Вдруг у меня запищал телефон. «Подкатывай на в.» Я показал сообщение другу.       — Подкатим?       — Подкатим.       — Только на помойку не успеем, электричка совсем скоро.       — Ничего, не тяжелая вроде котомка. Пошли.

***

      «Уважаемые пассажиры! Мы прибываем на конечную станцию «Октябристская». При выходе из вагона не забывайте свои вещи. О вещах, забытых другими…»       — Приехали, — я толкнул спящего Саню под локоток. Мы встали в очередь на выход. Ещё минут пятнадцать назад Китка написал мне «жду в курилке», а электричка как нарочно не ехала быстрее. Я почему-то даже не думал, что это какая-то засада или ещё чего, просто следовал за судьбой. Она всегда подкидывала мне что-то интересное: лимонные деревья я буду выращивать на пенсии, а сейчас — нужно просто радоваться тому, что у меня есть возможность делать ошибки.       Недолго побродив по привокзальной площади, мы не нашли ровным счётом никого, кто был бы хоть немного похож на Никиту. С десяток Олежей — пожалуйста! Бывшие одноклассники — тут как тут! Время шло, а нам всё не везло, и мы решили разделиться.       Спустя минуту я увидел знакомую фигуру. Китка. Я помахал ему рукой, он мне — тоже, однако стоило мне подойти чуть ближе, как он бросился бежать.       — Стой! Стой!!! — я со всех ног бросился за Никитой. Он через забор — я за ним. Вдалеке что-то кричал Саня, не успевая за нами, — ты… Что б тебя… Китка! — я уже задыхался, но Меченый похоже тоже, — я… Август, помнишь?! Ты писал мне! Стой!!!       Чёрт бы побрал этого героя девяностых! Чтобы срезать путь, я перескочил через заборчик и пробежал по невысокому парапету, скользкому от снега, но Китка резко пригнулся и рванулся в другую сторону, стоило мне почти схватить его за капюшон. Впереди было только несколько километров тротуара, и, если этому безумцу не придёт в голову выскочить на автостраду — дело только за усталостью. Кто кого.       Я резко обернулся и увидел, что за нами бежит Санька в руках с какими-то бумагами. Не всё потерянно.       — Да мы тебя не ментам сдавать хотим! — отчаянно заорал я, — нам нужна помощь! Мы всё знаем! — я, понимая, что другого шанса не будет, старался бежать ещё быстрее, даже не понимая, что я кричу, и, что удивительно, получалось. Хотя нет. Это Китка тормозил.       Я хотел было остановиться и махнуть Сане рукой, но ноги сами собой подкосились и я упал спиной на снег, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось, а голова пульсировала так, будто у меня у самого была в затылке железная скоба.       Я прикрыл глаза, но уже спустя пару минут увидел над собой две тени.       — Малой, ты нормально? — произнёс чуть гнусавый голос, и ко мне потянулась тощая жилистая рука. Я поднялся и удивлённо посмотрел на Китку.       — Жив. Куда ты так рванулся?       — Уводил вас от гнезда стражей порядка.       — А по-человечески нельзя было сказать?! — возмутился Саня.       — Не хотел лишний раз соваться на площадь. Нас бы быстро взяли на мушку.       Ещё примерно с минуту мы молчали. Всем нужно было перевести дыхание.       — Вот, — разорвал тишину Саша, протягивая Китке бумаги, — записки мёртвого электромонтёра Николая.       — Откуда?! — воскликнул я, даже не понимая, о чём он говорит, и вдруг вспомнил нашего попутчика. Какое-то безумие, где время застыло и перепуталось. Пока я прятался под столом от правосудия, Саня изучил все бумаги в саквояже. Запретные записи — вот почему он решил его выбросить!       — Варя подложила их нам, пока мы были без сознания на Гранитной, — Саня с напряженным видом кашлянул и строго посмотрел на Китку, — здесь ясно сказано, что помешательство пришло в Гранитную из Песчаного бора и с отдалённых тюрем севера. Мы знаем, что ты работал там лаборантом и сидел за раскрытие военной тайны.       — Нет никакого помешательства, — как ни в чём не бывало, Китка достал из кармана сигару и закурил. Я закашлялся и отошел подальше, — и… Ты бы выбросил эти бумажки, а лучше бы сжег. Я думал, ты совсем правду знаешь… Передаётся она через старую бумагу. Кто покрепче — просто переносит её, кто послабее — болеют и с концами, — Меченый махнул рукой, стряхивая пепел на асфальт, — эдакий план Даллеса местного разлива.       — Алина… Симон же её отец, — вспомнил Саня и опустил голову, — она дарила мне картину с морем, — он посмотрел на меня, — может помнишь… Её Изольда трогала. И все люди, в которых мы искали какие-то потусторонние силы, были просто больны, — он на мгновения замолчал, затем грозно посмотрел на Китку, — как это лечить? Есть какое-то лекарство, хоть что-нибудь?       — Не-а, — он стряхнул пепел и тихо кашлянул, — там уже дегенеративные процессы в мозге начинаются. Человек буквально превращается в живую машину.       Я крепко обнял Саню, уткнувшись носом ему в плечо. Хотелось плакать и кричать от радости одновременно — теперь всё ясно. Страшно и больно до жути, но ясно. Нет никакой тайны. Нет больше этого города.       Незаметно как, мы остались вдвоём посреди улицы. Я сунул было руку в карман, но вдруг обнаружил там пачку сигарет, которой там точно было быть не должно. Меня встречала живописная картина с некрозом, занудное предупреждение о вреде здоровью и краешек пожелтевшей бумажки. Саня инстинктивно отшатнулся. Хватит с нас эха прошлого.       Я бросил пачку прямо на дорогу и вгляделся в записку. «Записка, предсмертная, — гласила кривая надпись на сложенной конвертиком бумажке, — СОВСЕМ.»       Я испуганно посмотрел на Саню. Тот, поняв, что дело дрянь, метнулся ко мне и выхватил бумажку. Несомненно, подложил дымящий как паровоз Китка.       Саша быстро развернул бумажку. Вдалеке, со стороны моста, послышался отчаянный вскрик и секундой позже — плеск воды.       — Что?! — почти кричал я, понимая, что только что произошло, — Саня!!! Дай сюда!       Вырывая друг у друга записку, мы дрожащими руками, боясь того, что может нас там встретить, чётче вгляделись в написанное. Что мог сказать нам Китка своими последними словами? Он же так много знал, так много всего помнил!..       «ЖОПА.»       Я со странным безразличием взглянул в сторону моста.       — Вот нам и сакральный смысл, — с пафосом произнёс Саня, выкидывая записку в урну.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.