Всё будет после, а пока мы идём...

Мозг Кренника работал так, что, казалось, закипит кровь. Он играл «ва-банк» уже давно, но сейчас ставки были высоки как никогда. «Или грудь в крестах или голова в кустах, — думал он, когда его извлекли из бакта-камеры по приказу Вейдера. — Третьего не дано». Был очень велик шанс, что права рука Императора, перед которым придётся отчитываться за взрыв «Звезды», свершит суд быстро и в своём уникальном стиле. «Что ж, — размышлял Орсон, — быть всю жизнь беглецом, наподобие Галена, и изображать какого-нибудь крестьянина — не моё. Доживать век бесславно куда хуже быстрой гибели». Директор сделал ставку на то, что в отсутствие других возможных кандидатов на роль руководителя проекта его простят и, вынеся самое строгое предупреждение и порицание, доверят повторить его творение. Точка невозвращения была пройдена. Тогда, когда он решил пустить всё на самотёк, воспользовавшись полученным ранением, как отмазкой для неудачи с поиском уязвимости. Он всерьёз рассчитывал, что карающая длань Императора продлит ему жизнь хотя бы до завершения нового проекта. А там… «А там многое может измениться. Если солдафоны наподобие Таркина думают, что смогут сделать то, что сделал я — удачи им этом», — он самодовольно улыбнулся. Израненный Эрсо поправлялся в закрытом комплексе под чужим именем. Верный Матиз спас его с Иду, когда всё летело в тартарары. Когда он сообщил об этом директору, соблюдая всёвозможные предосторожности — подав записку с информацией, чтобы их не могли подслушать, — Кренник почувствовал удвоенный прилив энергии. Почему-то ему больше нравился нынешний Гален — не сломленный обрушившимися на него несчастьями, а упрямый бунтарь, сохранивший свой неукротимый дух, свой неповторимый характер. С таким Галеном и сам Орсон чувстовал себя словно моложе. Своим предательством тогда он сильно ранил Кренника. И тот, летя со «Звезды» на Иду, обдумал свою месть во всех подробностях. Он связался с ИСБ и получил приказ расстрелять предателей, которых он выявит. В Империи закрывали глаза на расправы, которыми грешили все высокопоставленные лица. Убить подчинённого или просто случайного человека было в порядке вещей. Но Кренник почему-то всегда обставлял свои расстрелы так, словно приказ исходил от кого-то другого, от службы безопасности Империи. Если бы директор стал анализировать и признался бы себе до конца, то он делал так именно из-за Эрсо. На тот случай, если однажды Гален бросит ему в лицо обвинение о смерти людей. Тогда Креннику будет что сказать в ответ: что он не хотел, его заставили. Конечно, такая гипотетическая возможность вряд ли когда-нибудь могла состояться, но Орсон упрямо цеплялся за свои принципы. Пожалуй, если бы он стал размышлять и далее, то понял бы, что стал так поступать после бегства учёного. Но он никогда об этом не думал. Он думал о том, что безответственно тратить такой ресурс, как талантливые люди, зря. И необходимость получать приказы о ликвидации через ИСБ предохраняла его самого от увлечения массовыми казнями, к которым слишком легко было привыкнуть. Приказ о зачистке группы на Иду был получен быстро. Когда Орсон получил его на шаттле, он улыбнулся. И его улыбка не предвещала ничего хорошего. Теперь он мог уязвить Галена в самое сердце. Причинить столь же сильную боль, которую причинил тот своим предательством. Приказ имел ещё одну цель — Кренник был готов наказать Галена, но не хотел убивать. Значит, нужен был кто-то на роль предателя вместо него. Если бы не налёт сил Альянса, всё бы удалось, как по нотам. Он расстрелял остальных — не так они были ценны. Хотя каждый раз, тратя ресурсы напрасно, Кренник испытывал сожаления. Но лучше было потерять кучку талантливых инженеров, чем одного гения. Правда, по сути в проекте учёный был уже не нужен: технологии были открыты и отработаны. Да, с его помощью было бы проще и быстрее воссоздать «Звезду» и даже сделать лучше, если бы не опять «но»: доверять Галену теперь возможности не было. Не было никаких гарантий, что он не сумеет саботировать и новую работу. Чего Орсон, естественно, позволить себе не мог. Но об этом не обязательно было знать кому-то ещё. Ибо тогда Галена точно ликвидируют. За предательство и из опасения его окончательного перехода на сторону Альянса уже в качестве разработчика альтернативного проекта. Эрсо был уже фактически мертвец. Но Кренника это не устраивало. Поэтому он не торопился объявлять, что он выжил. Иначе неминуемо встанет вопрос о его ликвидации. При мысли об этом у Орсона противно сосало под ложечкой, и наваливалась тоска. Он решил пока под чужим именем дать Галену какой-нибудь небольшой проект, чтобы просто занять его. Можно было, к примеру, позволить ему разрабатывать его любимый проект энерогостанций для отсталых планет. Не исключено, что и эти разработки пригодятся для чего-нибудь иного. А потом, возможно, снова наступит время для более плодотворного сотрудничества. Кренник виртуозно умел использовать то, что было у него под рукой, добиваясь максимальных результатов. Два-три года в холостом режиме позволят Эрсо остыть. А если паче чаяния инкогнито Галена будет раскрыто, то Кренник скажет, что всего лишь защищал того от Альянса. И учёный продолжит работать, как работал. Пока проект не завершится проект «Звезда Смерти-два». А о том, что будет дальше, он подумает позже. … — Какие жалкие оправдания вы приготовили, директор Кренник? — пророкотал гулкий голос Дарта Вейдера из-под маски. — Мне… нечем оправдаться, — Кренник не играл, сейчас он искренне вжился в роль человека, готового понести заслуженное наказание. Когда играешь в игру по-крупному, надо быть готовым проиграть. И если это случится, принять достойно своё поражение. Орсон заранее настроился на нужные эмоции, зная, что для Вейдера они, как открытая книга. — Я могу лишь надеяться на великодушие императора и просить дать мне шанс исправить ущерб, построив новую, лучшую станцию. Я могу объективно судить, что даже при наличии чертежей кроме меня её построить некому. Я берусь за три года построить всё заново, — Орсон постарался на сей раз, чтобы ни тени самодовольства в его эмоциях не проникло. Он смотрел на себя как бы со стороны, как на актёра на сцене, играющего определённую роль. Сейчас он был не он, а кто-то другой. «В конце концов, я добился своей цели, — мелькало где-то на заднем плане мыслей, — Станция была построена. И если уж смерть, то с гордо поднятой головой». Конечно, директор знал, что три года — срок нереальный, но он мог бы сосредоточиться на боевой части в ущерб комфорту. Жилые помещения можно потом доработать. Главное дать императору оружие, которое интересует его больше всего. — Вы помните, о чём предупреждал вас? Кренник почувствовал хватку на шее. Против воли он вскинул руку. Недостаток воздуха начал ощущаться, мучение от удушья было непереносимо, но длилось недолго: благословенная тьма погасила сознание. … Кренник очнулся, чувствуя, как болит горло. — Жив, — пробилась первая мысль. Второй была мысль, что если он жив, значит, проект его. Иначе незачем оставлять в живых человека, допустившего такой фатальный просчёт. Дальше по мере того, как он приходил в себя, директор обдумывал свои следующие действия. Требовалось снова найти ресурсы для постройки станции, как материальные так и людские. Параллельно потоку мыслей о проекте появились мысли о судьбе его незадачливого протеже. … Когда Эрсо полностью поправился, его перевели на очень удалённую базу на небольшом планетоиде с крайне скудными ресурсами, ограниченной связью и неблагоприятным климатом. Кренник наведался туда лично, объяснив учёному задачу. — Несмотря на твоё предательство, — начал он презрительно-ироничным тоном, — Империя даёт тебе шанс. Здесь будешь разрабатывать то, что всегда хотел — энергостанцию для отсталых миров. Но больше не будет неограниченного финансирования и огромной базы для экспериментов. Придётся обходиться тем, что есть. Отчёты будешь предоставлять раз в месяц мне лично. Он развернулся к двери, потом повернул голову вполоборота и добавил: — И не пытайся больше удрать. За пределами базы стоит глушитель, никто здесь тебя не услышит. И не найдёт. Улететь ты тоже не сможешь: здесь нет штатного челнока». Произнеся это, он ушёл, не оглядываясь, не желая смотреть Галену в глаза. Это было наказание — ссылка, тюрьма, каменный мешок. Но для Галена, которому никогда не важно было окружение, это могло оказаться даже наградой. Если бы не мысли о том, что он потерпел неудачу. Одна станция уничтожена, но построят новую. Сейчас Кренника не волновало, что думает учёный обо всём этом. Главное, что он жив. Пусть сидит тут, поговорить им двоим ещё придёт время. … Первое время Гален испытывал перепады настроения. То бессильную ярость и боль, то страшную апатию, когда сутками лежал на своей кровати, уставившись в одну точку перед собой. Его помощник, парторанец, был не особо блестящим учёным и скорее выполнял роль няньки при заточённом в карцер гении. У него неплохо получалось уговорить его поесть или заинтересовать работой. Иногда Эрсо думал о дочери. Точнее не так — думал он о ней всегда. Но иногда испытывал подъём и надежду. Он знал, что она жива. Она в сопротивлении. Она один раз нашла его, значит, рано или поздно найдёт снова. Орсон, как обещал, прилетал раз в месяц. Выглядел он при этом неважно. Гален мог себе представить, какие требования предъявляли к его работе на самом верху. Учёный не особо ему сочувствовал, бесстрастно отмечая почерневшее лицо с ввалившимися щеками. По сути живыми у Кренника оставались только глаза, горящие лихорадочным блеском. Они вдвоём играли в игру, у каждого была своя роль. Кренник выслушивал доклад, Эрсо изображая послушного подчинённого, докладывал те не особо впечатляющие результаты, которых он добивался за это время. При этом Орсон никогда не высказывал критики или претензий, что результатов мало, как было в те времена, когда Гален работал над «Звездой Смерти». Похоже, его вообще не волновало, что делает учёный. Он мог не делать ничего, но они оба прекрасно понимали, что для Галена это было немыслимо. Эрсо тихо ненавидел Кренника, растравляя свою ненависть перебором воспоминаний о причинённом им зле. Однажды после монотонного доклада Орсон встал и, посмотрев Галену в глаза произнёс: — Пора с этим разобраться. Идём. Он пошёл в комнату Галена, следом отправился сам Эрсо и парочка штурмовиков смерти. — Все вон, — скомандовал директор, когда они оказались в крошечной каморке, служившей учёному одновременно спальней и кабинетом. Штурмовики вышли, и он сам подошёл к двери и закрыл её. — Кое-что проясним, мой старый «друг», — сказал он, вынимая бластер из кобуры. Эрсо напрягся. Умирать он не хотел, несмотря на жалкое существование в этой всеми забытой дыре. Но Кренник не наставил на него оружие, а положил его на стол рядом с ними. — Возьми, — скомандовал директор. Учёный послушно взял бластер, чувствуя его тяжесть. Бластер выглядел в его руке чужеродн. — Ты же понимаешь, что не будет меня — никто и никогда не сможет построить уже новую «Звезду Смерти», — с улыбкой объявил Орсон, — Ты можешь сейчас это решить — я безоружен. Конечно, тебя тут же убьют, но ты умрёшь героем. Гален поднял бластер и направил Креннику в грудь. Тот шагнул ближе, оказываясь на расстоянии шага. — Вот сюда, — подсказал он, обхватывая левой рукой дуло бластера и приставляя к своей груди, — в сердце. Я даже не буду страдать. Всё произойдёт мгновенно. Они смотрели друг другу в глаза, и проходили миллионы лет, обрушивались ледники, сдвигались континенты. Орсон улыбнулся и мягко забрал своё оружие из рук Галена. Тот послушно выпустил его, позволив убрать Кренику обратно в кобуру. После чего Эрсо обессиленно рухнул на свою кровать и закрыл лицо руками, а директор покинул комнату. Гален пытался понять, почему. Почему он готов был испортить проект, но не готов был отнять жизнь Кренника. Если бы на его месте был кто угодно, он думал, что, наверное, смог бы в конце концов нажать на курок. За прошедшие души и его душа огрубела. Может быть он бы смог, кто знает? Но Орсон… За прошедшие пятнадцать лет Кренник ему стал доверять настолько, что не раз оставался один на один. У Галена были десятки способов убить его гораздо раньше, ведь он всегда знал, что никто не сможет построить станцию, кроме него. К примеру перепрограммировать одного из дроидов, чтобы тот свернул директору шею. И всё-таки он не сделал ничего. Ни тогда, ни сейчас. Руки Галена дрожали, он всё ещё ощущал в ладони холод бластера. Его ненависть была сокрушена, оставив его один на один с уважением и даже восхищением, которое он испытывал к этому человеку. Когда они смотрели друг другу в глаза, он увидел в холодных голубых глазах директора отражение собственных чувств. И Гален не знал, что ему теперь со всем этим делать. … Директор превзошёл самого себя. За два года титанической работы боевые части станции были полностью смонтированы и пущены в работу. То, что произошло на Эндоре застало Кренника врасплох. Он находился на орбитальном горноплавильном комплексе далеко от места событий, когда произошла атака сил Альянса, которая уничтожила станцию. Кренник чувствовал, как будто он из жуткого шума, бурлящего и кипящего котла очутился в полной тишине. Его оглушило. Требовалось всё обдумать. Осознать. Он сразу же подумал о планетоиде, где держали Галена, всё под тем же вымышленным именем. … Увидев Кренника, Эрсо сразу понял: что-то случилось. Тот был не похож сам на себя, ничего не говорил. Гален никогда не начинал первым разговор и сегодня ему это хотелось меньше, чем когда-либо. Сперва директор прошёлся из угла в угол. Потом сел и какое-то время сидел, уставившись в одну точку. Потом глянул на Галена и пошёл в жилые отсеки. Учёный, переглянувшись с единственным помощником, отправился следом. Панторанец остался за компьютером следить за ходом расчётов. Орсон дошёл до спальни Галена, сел на кровать и, опять же ничего не говоря, начал стаскивать сапоги, сперва один, потом другой. Он швырнул их на пол и завалился на кровать. Заснул он, похоже, ещё до того, как голова коснулась подушки. Эрсо посмотрел на него, потом пожал плечами и отправился в лабораторию. Поздно вечером он вернулся в свою комнату. Кренник ещё спал, причём в той же позе. Решив не будить его, Гален, поразмыслив, пошёл на склад, там собрал из ящиков подобие походной кровати, постелил сверху лист изоляции и устроился на ночлег. Проснувшись утром, он пошёл к себе, думая, что Орсон уже должен проснуться. Но тот по-прежнему дрых, правда перекатился на другой бок. Решив, что пора его будить, учёный слегка тряхнул директора за плечо. Но это не возымело результата. Тогда он тряхнул ещё раз и окликнул. Орсон слегка приоткрыл красные от лопнувших сосудов глаза, но потом закрыл их снова. В животе у Галена пробежал холодок беспокойства. Ведь если очень долго жить в напряжении, а потом резко расслабиться, может не выдержать сердце. Тут же вылезла мысль, что тогда бы все проблемы решились сами собой. Из-за того, что мысль была недостойной, он почувствовал себя не в своей тарелке. Гален из-за этой мысли сам себе был противен. У него было много времени на размышления, пока он был заперт на этом затерянном в пространстве планетоида. Когда ему приелось пережёвывать по кругу свои обычные рассуждения, он, подойдя к своей жизни, как к очередному эксперименту, который необходимо проанализировать со всех сторон, попробовал разобрать их отношения с Орсоном как бы со стороны. Простое упражнение — на одной стороне пишутся плюсы, на другой минусы. Минус нашёлся сразу: разрушитель планет. Многие факты были сомнительные, так как не понятно было, куда их относить. Скажем, его готовность обеспечить их комфортом и почётом — это доброе дело или исключительно ради улучшения эффективности работы? Взглянув ещё раз на спящего Кренника, Гален решил оставить его в покое. Прошло меньше суток с момента его появления, а при большом недосыпе можно спать и двое-трое. Он заглянул ещё в середине дня. Потом пришёл вечером, решив, что стоит попытаться разбудить директора снова. Он присел на кровать и толкнул его в плечо, окликнув по имени. Кренник заворочался и открыл глаза, поймав взгляд Галена. Голубые глаза директора были подёрнуты мутной пеленой. Он глубоко вздохнул, потянулся и кое-как, прилагая видимые усилия, придал своему телу сидячее положение. Эрсо ему не мешал, но и не помогал, просто смотрел с некоторым удивлением, ожидая, что будет дальше. Кренник потёр ладонью глаза, стараясь окончательно проснуться. Оглянув свой мятый после сна китель, он, кряхтя, спустил ноги с кровати, подобрал сапоги, натянул, и куда-то пошёл. Как выяснилось — в туалет. Приведя себя в порядок он с неудовольствием провёл кончиками пальцев по начавшей отрастать щетине. Впрочем, это была самая меньшая из его проблем. Выйдя в зал, он принялся расхаживать взад-вперёд, скрестив правую руку на груди, а левую сжав в кулак и поднеся к губам. Гален знал, что это любимая поза Кренника для неприятных размышлений, когда тот старается держать себя в руках. Когда они учились в Программе, других смешила такая некоторая театральность Орсона. Как это давно было. Несколько жизней назад… «Что же всё-таки случилось? — думал Гален, глядя Кренника, вышагивающего из угла в угол, словно маятник. — Вероятно, какая-то крупная неприятность. Авария на строительстве? Что-то подобное». Дальше учёный почувствовал снова неприятный холодок. За последние месяцы, после того памятного раза, когда Гален держал в руках оружие, направленное Креннику в грудь, их отношения стали ближе. В следующий свой прилёт Орсон вёл себя естественнее. Спровоцировал дискуссию между ними тремя: собой, Галеном и его синекожим помощником. Очень скоро они вдвоём объединились против панторанца, который явно не мог угнаться за их мыслями. В конце концов они разговаривали вдвоём, а помощник Галена заворожённо следил за разговором гениев. Это стало регулярным. Каждый прилёт Орсон привозил новые мысли, которыми обменивался с Галеном. Тот не мог сопротивляться искушению снова разговаривать свободно, на равных, не пряча никаких камней за пазухой. Несмотря на окружающую тесноту он чувствовал так, словно впервые за долгое время вылез из тесной дыры на волю и дышал полной грудью. Один раз он спросил Кренника о дочери. Тот ответил, что не знает, где она и что с ней. И выяснить это сложно, поскольку у него уже нет тех возможностей, что раньше. Не произнесённым осталось, что оба думают, что она жива. Гален оставил себе эту надежду, и стал жить «здесь и сейчас», одним днём. Почти так же, как тогда, на Ла’Му. Эрсо не знал, что стало с проектом. После взрыва «Звезды Смерти» он не знал, как изменилась расстановка сил в Галактике. Кренник был совершенно непроницаем и ничего не говорил о том, чем он сейчас занимается. Учёному оставалось теряться в догадках. Возможно, второй разрушитель планет никогда не построят. Вспоминая, сколько усилий было направлено на создание первого, сколько ресурсов. Если даже начнут, то теперь вся Галактика в курсе этого проекта, который за все двадцать лет удавалось хранить в строжайшей тайне. Это было необходимым условием. Теперь секретности нет. Что будет? Было слишком много переменных и никакой информации. Эрсо даже позволил себе задать пару наводящих вопросов о том, чем сейчас занят Кренник. Получив непроницаемое: — Всё ещё работаю. Капля едкой иронии в голосе подсказала Галену, что положение Орсона пошатнулось, и он всё ещё зол на учёного за его саботаж. По тому, каким измочаленным выглядел директор, Эрсо догадывался, что он работает над чем-то крупным. Но всё ли ещё это разрушитель или что другое? Свершившаяся месть, изоляция, человеческое общение с бывшим другом понемногу делали своё дело. Когда Гален подумал, что Кренник может исчезнуть из его жизни, он забеспокоился. А зная, что за просчёты в Империи обычно спрашивают по высшей мере, Орсону могла грозить и физическая расправа. Если бы Гален не был так занят своим беспокойством за Кренника, он бы очень удивился, осознав его. Он не мог больше оставаться в неведении, поэтому спросил прямо: — Что случилось? Кренник, услышав голос Галена, остановился и повернул голову. Набрав воздуха в грудь, он выдохнул, словно удивляясь собственным словам: — Что случилось?.. Финал… истории… Эрсо почувствовал сильную тревогу. «Значит, я был прав. Случился какой-то серьёзный прокол, он потерял доверие. Угрожает ли ему потеря жизни или только полномочий?» Что будет с ним самим после разжалования, а особенно смерти Кренника, как ни странно, Галена не волновало. «Если он подозревает, что его могут убить, думает ли он бежать? — всплыла ещё одна мысль. И он сам себе ответил, — Это утопия. У Альянса ему не спрятаться, и у Империи длинные руки. Его найдут». — Императора нет, — неожиданно нарушил тишину Орсон. Гален сбился с мысли: «Что значит нет императора? Он что — умер? Своей смертью?». Учёный чувствовал растерянность и ещё какое-то неясное ещё ощущение, которое пока боялось проявиться в полную силу. — Вейдера — тоже, — услышал Гален. Это больше походило на покушение. Удачная атака агентов Альянса? Они сумели подобраться к двум самым могущественным людям, нет, чудовищам в Галактике? Гален не смел надеяться на такую радость. — Силы Альянса атаковали строящуюся станцию возле Эндора. Она уничтожена, император с Вейдером погибли, — произнёс наконец Кренник, проливая свет на случившееся. «Значит, всё-таки строили новую «Звезду Смерти», — сделал вывод Эрсо. — И они снова потерпели неудачу». Радость начала подниматься внутри, словно волна цунами. Гален не смог сдержать улыбки. Она выползла на лицо, выдавая его ликование. Он забыл о своих страхах за жизнь Кренника. Теперь он вспомнил о дочери. С гибелью новой станции и обоих вдохновителей Империи в мире всё изменится. Отныне у всех появляется Надежда. Ему страстно захотелось на волю. На какую-нибудь планету с растительностью, постоять под небом, вдохнуть свежий воздух. Но тут новая мысль пригасила несколько его радость. «Кренник прилетел, чтобы меня убить?» — такое было вполне вероятно. Иногда проигравшая сторона уничтожала принадлежащие ей ценности в порыве злобы. А уникальный ум Эрсо — это огромная ценность, что он мог признать без ложной скромности. Гален не думал, что Кренник сам захочет его убить. Но ему могли приказать… «Как же мои исследования по энергетике для развивающихся миров?» — подумал он о том, чем занимался последние два года. Конечно, у его разработок было не тот размах, но они добились многого. Уже сейчас имелась технология на кристаллах рейнита, которая превосходила на порядок всё, что имелось в Галактике, кроме кайбер-кристаллов, которые так и не удалось обуздать. Поскольку такой цели никогда не ставилось изначально. К тому же они были слишком редки и дороги для создания энергостанций на их основе. Вот если бы получилось научиться выращивать их искусственно… — Что ты намерен делать со мной? — спросил Гален спокойно. Ему только было интересно что ответит бывший друг. — С тобой? — словно очнувшись от своих мыслей спросил Орсон, — А что с тобой? Гален понял, что в его жизни ничего не поменяется. В нём вдруг всколыхнулась ярость, замешанная на отчаянье: «Неужели я до конца жизни обречён провести здесь?» Он готов был решить это как угодно, включая самоубийство. Похоже, что Орсон это понял, во всяком случае, посмотрев на Галена, он сказал: — Думаю, через пару месяцев тебя можно будет перевести в лабораторию на какой-нибудь планете. Дай мне подумать недели две. Вспышка гнева Эрсо угасла. Он поверил Креннику и кивнул. Странным образом они почувствовали себя ещё ближе друг к другу. Потом Кренник улетел, а Гален остался размышлять о произошедшем и робко мечтать о том, что может быть дальше. С новой силой ему захотелось увидеть Джин. Она так была похоже на Лиру. Почти одно лицо. Но в то же время она была другая. Сколько они всего скажут друг другу при встрече. Эти мысли помогли пережить следующие две недели до нового прилёта директора.