just like starlight

Мари и Сара покидают замок без лишней помпы, кроме еще одного крепкого объятия для Юри от его сестры и бойкого и чрезмерно веселого прощания Сары с Юрием, который в ответ только фыркает и закатывает глаза. Затем они растворяются в дождливой темноте Кингсбери. Остановившись рядом на широкой улице, Мари указывает Саре верное направление. Юри закрывает дверь и медленно вздыхает. Пхичит бросает на него взгляд с дивана, на котором сидит, и похлопывает по нему, приглашая Юри присесть. — Не хотел вмешиваться во все это раньше, — говорит он. — Но… Я хотел бы извиниться. Я должен был узнать вас сразу же. Все в городе сплетничали про пропавшего шляпника. Юри фыркает: — Все в порядке. Я не очень запоминающийся. — Это не так! — восклицает несколько удивленно Пхичит. — Вы были на год старше меня в школе. Всегда выглядели таким серьезным и далеким — казалось, что вы в мыслях где-то глубоко в себе. Я смотрел на вас и думал, что вот идет мечтатель. Его карие глаза серьезны и широко раскрыты. Юри не думает, что он лжет. — Мечтатель, — произносит он вслух, примеряя слово на себя. Звучит немного лучше, чем старший сын. — Я должен был узнать вас, — повторяет Пхичит и качает головой. — Я мог бы помочь. — Немногое могло бы мне помочь, правда, — отвечает ему Юри. — И у вас и без меня проблем хватает, я думаю. — О, в этом я хорош, — говорит Пхичит и ухмыляется, толкая Юри локтем: — Поздравляю, между прочим. — А? — отвечает Юри, моргнув. — Поздравляете? Пхичит кивает на золотое кольцо, поблескивающее на пальце Юри: — Со свадьбой. Я предполагаю, есть какая-то причина, по которой вы не сказали об этом Мари? Юри чувствует, как щеки заливает краска: — Ох… Это… Это не так… Я не… Это просто… Виктор дал его мне! — О, так это помолвочное кольцо? — спрашивает Пхичит, все еще ухмыляясь. — Не могу поверить! Вы заставили Виктора Никифорова, смертельно опасного волшебника, остепениться! — Нет, — беспомощно отвечает Юри, неспособный остановить румянец, ползущий на шею и уши. — Это… Это чтобы позвать его, чтобы дать ему знать, когда безопасно возвращаться домой. Это не то, что вы подумали. Улыбка Пхичита не исчезает, но он перестает поддразнивать. — Когда он возвращается? — Не знаю, — Юри поворачивает кольцо на пальце. — Я не знаю, как сказать, что уже безопасно. Пхичит молча смотрит на него мгновение, а затем со смешком фыркает, откидываясь на спинку дивана и закрывая глаза: — Позовите его. Юри закусывает губу: — Но что, если… — Худшее уже позади, думаю, — замечает Пхичит, не открывая глаз. — Вы боитесь? Сначала Юри не отвечает, только обхватывает руками набалдашник трости и смотрит на Юрия, мерцающего в пепле. Юрий смотрит на него в ответ. Его глаза, танцующее голубое пламя, неожиданно напоминают Юри о Викторе, но они слишком полны движения, чтобы быть не живыми. — Его? — спрашивает Юри, думая о глазах Виктора, похожих на мрамор и ищущих, жадных, пытливых. — Нет, теперь нет. Но вот за него? Постоянно. Пхичит хмыкает, и комната снова погружается в тишину на долгое время и свет, исходящий из маленького тела Юрия, пляшет по стенам. Снаружи Пустошь, холодная и дождливая, а внутри Юри закрывает глаза, омываемый теплом. Здесь безопасно. Это убеждает его сильнее, чем что-либо еще. Если Виктор и должен где-то быть, то здесь. Он поворачивает кольцо на пальце еще раз: — Ну, — говорит он. — Кажется, сейчас твоя очередь, не так ли? Я свою работу сделал, теперь ты должен позвать Виктора и сделать свою. Кольцо нагревается, засияв на половину секунды на пальце. Юри и Пхичит смотрят на него, пока оно темнеет, становясь обычным. — Ну вот и все, мне кажется, — говорит Юри. — Если вы остаетесь, мы должны приготовить для вас ужин. — Вы не возражаете? — Ну, приятно быть в компании кого-то, кроме Юрия. — Я напомню тебе об этом в следующий раз, когда ты захочешь чаю, — отвечает Юрий. — Придурок. Виктор с Маккачином, следующим за ним по пятам, возвращается, запирая за собой дверь, пятнадцатью минутами позже. Его волосы серебряным водопадом спускаются по спине и плечам, и он дрожит без пальто. Его рубашка вся в мокрых пятнах от капель дождя, оставивших странные узоры на его спине и плечах.К одному из ботинок прилипло серебряно-серое перо. Юри заканчивает перекладывать поленья поближе к очагу и улыбается, выпрямляясь. — Добро пожаловать домой. — Юри, — улыбается в ответ Виктор и, кажется, не собирается говорить что-то еще. Он с облегчением отбрасывает мокрые волосы назад, не разрывая зрительного контакта, его взгляд мягок. А затем он опять начинает дрожать, и момент проходит. — Выглядите промерзшим насквозь, — осуждающе говорит Юри. — Проходите внутрь и садитесь. — Я не позволю тебе готовить чай, — рычит Юрий. — Это уже третий раз за сегодня. — Мы переживём, — отвечает ему Юри, подтаскивая стул для Виктора. — Все в порядке? Вас не заметили и не преследовали или… — Так мило, что вы волнуетесь, — говорит Виктор, обхватив запястья Юри и нежно сжав, прежде чем отпустить. — Я был совершенно в безопасности. А затем он разрушает момент, щелкнув Юри по кончику носа. Пхичит хихикает. Виктор, кажется, только сейчас замечает его присутствие. — О, — говорит он. — Вы сын мэра. Пхичит кивает: — Юри сказал, я могу остаться на ночь. Просто чтобы убедиться, что в городе больше никого не осталось. — Это не навредит, я полагаю, — говорит Виктор. — Хотя вам тут и негде спать. — Чушь, здесь есть свободная комната, — говорит Юри, наливая суп в миску и ставя на стол. — Ешьте. — В этой комнате мои книги. — Да ради бога, — отвечает Юри, сердито указывая на суп опять, когда Виктор не делает ни единого движения, чтобы начать есть его. — Вы колдун, Виктор, я уверен, вы сможете наколдовать ему место для сна. — Это так не работает, — возражает Виктор, нерешительно начиная есть суп и продолжая дрожать время от времени. Маккачин скулит и усаживается ему на ноги, как будто пытается согреть. — Вы прожили здесь достаточно, чтобы знать это… — Тогда он может спать в моей кровати, — отвечает Юри, взмахнув рукой. — Я посижу с Юрием. Ешьте, — повторяет он настойчиво; Виктор даже не успевает открыть рот, чтобы возразить. — Вы должны согреться. Я не для того прошел через все это, чтобы вы тут замёрзли насмерть. — Все равно надо идти обратно, — замечает Виктор. — И вам не придется сидеть с Юрием. Он поднимает бровь и ест еще немного супа, а Юрий издает нечто между смешком и фырканьем, так похожим на потрескивание поленьев. Юри раздумывает над тем, чтобы зависнуть на намеке, что Виктор позволяет ему спать в своей кровати, но отбрасывает эту мысль, чтобы застрять на ней позже. — Зачем вам возвращаться? Это звучит несколько более паникующе, чем он хочет, и Виктор останавливается. — Я могу остаться, — говорит он. — Я всего лишь подумал… Если мы собираемся остаться здесь, если мы должны… Мне стоит выйти и осмотреться. На случай, если Лилия нашла нас и отправила шпионов. Пхичит, поедающий суп, смотрит скептически: — Определенно она не будет волноваться об этом сейчас, пока идет война. — Я не знаю, — отвечает Виктор. — Она считает, я такая же угроза, если не больше. И она в Кингсбери. Война ее не касается. Юри присаживается к ним за стол. Маккачин встает с ног Виктора, чтобы ткнуться мордой в бедро Юри, виляя хвостом и ни капельки не заботясь, что бьет им Виктора по ноге. Тот только снисходительно улыбается собаке и не говорит ни слова. — Она должна бы волноваться, — мрачно говорит Пхичит. — Война все еще идет. Весь город был охвачен ей и если бы не вы двое… А она считает вас угрозой! — он сжимает руку в кулак, и Юри сжимает его плечо. — Все выбрались, Пхичит, — говорит он, гадая, отчего тот на самом деле расстроен. — Ты вывел их. Пхичит громко выдыхает: — Я знаю, — отвечает он и пытается улыбнуться. — Я просто… Это такая глупость. Он доедает суп и встает. — Безопасно выходить наружу, в Пустошь? Думаю, мне нужно немного времени проветрить голову. — Оставайтесь в зоне видимости замка, — говорит Виктор. — В таком случае все будет в порядке. — Спасибо, — на автомате отвечает Пхичит, и, переведя взгляд на Юри, повторяет с куда большим чувством: — Спасибо. Юри улыбается ему и возвращается к супу. Пхичит тихо закрывает за собой дверь — он не захлопывает ее и не дает ей захлопнуться самой. Один тихий звук и он уходит, оставляя Виктора и Юри наедине с собакой и огнем заканчивать ужин и обдумывать, что же делать дальше. — Вы хороши в этом, — внезапно говорит Виктор. — Хм? — отзывается Юри, чья голова полна планов и мест, где можно спрятаться и куда сбежать. Он не совсем понимает, что имеет в виду Виктор, пока тот не кивает на дверь, Пустошь и Пхичита. — В разговорах с людьми, — поясняет Виктор. — В понимании. Я — нет. Юри пожимает плечами: — Я не то чтобы мог делать что-то еще, кроме как наблюдать за людьми, прежде чем был проклят. Через какое-то время учишься понимать, что они чувствуют. — Он… Вы наблюдали за ним? Поэтому поняли? Юри снова пожимает плечами: — Мы вращались в разных кругах, — говорит он. — Пхичит — сын мэра, вы же знаете. Гораздо более важный человек, чем какой-то шляпник, который не любил выходить из дома. — Почему вы не любили? — Я не думал, что там, в мире, было что-то для меня, — признается Юри. — Думал, если я попытаюсь, то буду только разочарован. Казалось безопаснее надеть фартук и оставить Мари все приключения, — он съедает еще несколько ложек супа. — Достаточно обо мне, это не очень интересно. Что мы будем делать дальше? — А я думаю, что интересно, — говорит Виктор, но продолжает чесать все части Маккачина, которые попадутся под руку. Маккачин, чья голова все еще покоится на бедре Юри, выглядит довольным таким развитием событий. — Юра, как думаешь, что нам делать? — Валить, — отвечает Юрий. — Мы с тобой с этим не справимся. — Мне кажется, ты нас недооцениваешь, — Виктор выглядит задетым. — Мы могли бы… — Мы — да, — говорит Юрий. — Мы могли бы с этим легко справиться, — он переводит огненный взгляд на Юри и собаку на его бедре. — Но здесь не только мы. — Я могу отправиться к Мари, — говорит Юри. — И я мог бы взять Пхичита с собой… более важно, чтобы вы двое выбрались, верно? Виктор открывает рот, чтобы поспорить, но затем медленно закрывает его: — Я…думаю, да, — говорит он расстроенно. — Но я не хочу просто… уйти. — Если это позволит вам оставаться в безопасности… — начинает Юри, но Виктор качает головой, встает, почесав собаку напоследок, и относит обе тарелки в мойку. Это выглядит так по-домашнему. Они создали здесь такое хорошее место для себя, думает он. Сохранили мыльный пузырь от взрыва. Юри, уходя, просто лопнет его. — Я так с вами не поступлю, — говорит Виктор. Он говорит это с определенностью, с решительностью. Юри чешет Маккачина под подбородком и пытается не улыбнуться: этот разговор слишком серьезный, но хороший. Хорошо быть желанным, нужным. Хорошо быть слишком важным, чтобы тебя просто оставили позади. — Вы должны бы это знать к этому моменту. — Это просто предложение, — говорит Юри. — Но какие еще есть варианты? — Я могу сходить и осмотреться, — отвечает Виктор. — Проверю, нет ли вокруг шпионов — и если никого нет, мы можем передвинуть замок еще раз и сменить соединение. И продолжим какое-то время скрываться, пока она на нас не плюнет. Юри обдумывает это предложение: — «Какое-то время» — это сколько? — Год, может, больше, — отвечает Виктор, пожимая плечами. — До тех пор, пока она не прекратит искать, я полагаю. До тех пор, пока она не решит, что я мертв. — Или пока ваше проклятье не будет разрушено, — говорит Юри. Виктор моргает: — Что? — Она сказала, что вы слишком могущественны, чтобы жить без сердца, — отвечает Юри. — А не просто жить. Сказала, «жить без сердца». — Вы имеете в виду, что если я верну себе сердце, то она остановится? — Думаю, вы правы, — говорит Юри. — Думаю, она считает, что вы такая же угроза, как и война. Но мне кажется, вы не понимаете, что она так считает только потому, что у вас нет сердца. Если вы разрушите свое проклятье и вернете сердце, она может и передумать, — он почесывает Маккачина. Серьезные разговоры заставляют собаку нервничать. — Она может просто оставить все как есть. Мне не кажется, что она действительно хочет причинить вам вред, и я уверен… Яков же был вашим учителем? Я уверен, что и он не хочет. — О, то есть нам всего-то и нужно, что разрушить проклятье, — говорит Юрий. — Легкотня. Прекрасно, просто щелкнем пальцами — и готово! — он сердито вспыхивает. — Вы же осознаете, что это совсем не просто, правда? — Да знаю я, — огрызается Юри. — Я пытался все это время, я знаю, что это тяжело, но… так нам не придется убегать, вот и все. — Я не знал, что вы пытались, — мягко говорит Виктор. Его взгляд снова нежен, глаза широко открыты и такие голубые. — Серьезно? — спрашивает Юрий. — Хотя я тебя не виню, он в этом ужасе… — Тихо, — говорит ему Юри и резко плещет воду в сторону очага. Юрий взвизгивает и пытается увернуться, но вода прилетает прямо ему в лицо. Виктор смеется, откидываясь на стуле, и Юрий раздраженно плюется искрой.Юри ухмыляется Виктору через плечо, когда тот продолжает хихикать, наблюдает, как Виктор оборачивается и в восторге поднимает брови. Он впитывает этот момент, эту секунду с его несовершенной маленькой семьей. «Я не потеряю это, — думает он. — Лучше умру». Он не произносит это вслух — ну, как можно просто взять и сказать такое вслух? — но он знает это, глубоко внутри, в сердце. Сейчас это дом и всегда будет домом, и кто бы ни пытался его забрать — неважно, Лилия, война, Ведьма Пустоши, как-то воскреснувшая, или кто-то еще — он никогда не сможет. Они не позволят отобрать его и друг друга. — Тогда я пошел, — говорит Виктор. — Осмотрюсь снаружи и вернусь. Юри наблюдает за ним, за его лицом, наполовину освещенным мягким светом очага, и говорит: — Останьтесь еще немного. Хотя бы пока не согреетесь. Виктор смотрит в ответ и встречается с ним глазами на долгий, долгий момент, растянутый и тихий. А затем улыбается. — Хорошо, — отвечает он. — Думаю, это может подождать до утра. Юри этой ночью видит во сне птицу с серебряными перьями и темный лабиринт.Ему снится, что он снова молодой, его проклятье снято, и он гонится за птицей сквозь темноту и все повороты и тупики лабиринта. Ему снится, что он не может — и никогда не сможет — поймать ее. Посреди ночи он наполовину просыпается от руки, убирающей волосы с его лба, но засыпает обратно и немедленно забывает об этом. Пхичит будит его утром, когда оно действительно наступает. — Виктор ушел, — говорит он и быстро добавляет, увидев широко распахнутые глаза Юри: — Он оставил нам записку. Юри берет свои очки со стола, потягивается, разминая застывшую спину, впрочем, он сам виноват, что уснул сидя в кресле, и читает бумажку, которую протягивает ему Пхичит. «Юра — продолжай скрываться. It’ll all be over soon».* Это язык людей с севера, которые — как Юри знает — говорят с тем же акцентом, как Виктор и Юрий. Он не может это разобрать, так что читает дальше. «Юри, я оставил заклинание для вас и сына мэра. Оно не даст кому-либо, даже мне, войти внутрь до тех пока, пока вы не разрешите, так что, надеюсь, вы не злитесь, что я не попрощался, и впустите меня. Заклинание может быть довольно трудным, но у вас есть Юра, и вы такой упрямый и у вас твердая рука, так что я знаю, что в конце концов вы справитесь. Оставайтесь в безопасности. Виктор». Пхичит, который читал через его плечо, хмыкает: — И что это значит? — Это для Юрия, — отвечает Юри. Он переворачивает бумажку и осторожно показывает ее демону, который внимательно читает, фыркает и поджигает ее. — Ну, вам надо заняться заклинанием, — говорит Юрий, хотя его взгляд смягчается. — Думаю, что помогу, если надо будет. Пхичит широко и искренне ухмыляется, как восторженный ребенок. Юри, чувствуя себя старым впервые за долгое время, наблюдает за ним. — Это увлекательно, — говорит Пхичит, балансируя на пятках. — Нет разве? Всегда хотел научиться колдовать. Юри жестоко думает, что Пхичит — младший сын в семье и никто не говорил не мечтать о таком. А затем, уже с меньшей жестокостью, думает, хорошо, что у него был шанс. Ни одну из этих мыслей он не озвучивает. — Почему вы не пытались учиться? — Ох… Я думал, что это будет полезно, ну, знаете, для города, но мой отец сказал, что я должен сосредоточиться на других вещах, — говорит Пхичит отсутствующе. Он бросает взгляд в окно, на полуразрушенный город. — А когда я стал старше, думаю, это просто потеряло значимость, — он разворачивается и снова широко и радостно улыбается. — Вы должны были испытывать нечто подобное. Юри наклоняет голову и ничего не говорит. Взгляд Пхичита отстраненный и грустный — со временем Юри привык к улыбкам Виктора, не достигающим глаз, но такой Пхичит выбивает из колеи. — Да, испытывал, — отвечает Юри, когда понимает, что Пхичит не собирается больше ничего говорить. — Все испытывали, я думаю. Пхичит предлагает ему руку почти бездумно, пока они спускаются в комнату, в которой Виктор занимается магией. — Я вас однажды видел, знаете? — внезапно говорит он. — Вы выскользнули из дома посреди ночи. Я не мог заснуть, вот и увидел вас. — Когда это было? — спрашивает Юри изумленно. — Мне было лет пятнадцать или шестнадцать, думаю, — отвечает Пхичит. Он пожимает плечами и открывает дверь. — Вы были старше меня. Вы… Была середина зимы — а вы ускользнули из дома. После этого, когда я видел вас, мне всегда становилось интересно, что вы делали той ночью. Иногда я думал, что это просто странный сон, — он садится на стол. Комната заклинаний Виктора — это комната, которая принадлежала Юри, когда они с Мари жили здесь вдвоем и отказывались даже заходить в комнату их родителей, оставив ее зарастать пылью и запустевать. Сейчас на месте двух кроватей и шкафов стоят книжные полки и лежат разбросанные клочки бумаги. — Куда вы ходили? — Я ходил на озеро, когда оно замерзало, — признается Юри. — Никогда не говорил об этом Мари. Она бы волновалась. Но мама знала, — он думает о матери, о ее мягком теле и теплых руках. — Она однажды, когда я был очень маленьким, взяла меня с собой и научила ходить по льду. Пхичит хмыкает: — Почему ночью? Люди ходили туда днем развлекаться. Я бы пошел. — Слишком много людей, — говорит Юри. — От этого я задыхался, как от холода, когда ты выходишь на мороз — и не можешь вдохнуть на мгновение. Я никогда не мог дышать, если там было слишком много людей. Я мог лишь ждать, пока они уйдут. — Никогда не смог бы прийти туда ночью, один, — смеется Пхичит, нетерпеливо пролистывая одну из книг, пока Юри садится. — Мне нравилось быть вместе с остальными, слышать, как они разговаривают и смеются. Окруженный людьми, я чувствовал себя в безопасности. Юри мягко улыбается ему: — Вы с моей сестрой были бы лучшими друзьями. — Думаю, мы и с вами были бы лучшими друзьями, — замечает Пхичит. — Не то чтобы мы не друзья сейчас, но… Я бы хотел поговорить с вами тогда. — Я мог и не ответить, — говорит ему Юри. — Многое сейчас изменилось. — Дышать стало легче? — Немного, — отвечает Юри. — Я постарел. Пхичит вопросительно смотрит на него, как будто не понимает, каким образом возраст все меняет, но затем он переводит взгляд на заклинание, которое они должны сделать. - О, он разделил его на части для нас, — говорит он с удивлением. — Мило с его стороны. — С ним такое бывает иногда, — говорит Юри с нежностью, проскальзывающей в голосе, и Пхичит бросает на него странно озорной взгляд. Он прочищает горло. — Давайте начнем. — У нас полно свободного времени, — поддразнивает Пхичит. Он разворачивает стул так, чтобы сидеть прямо напротив Юри. — Вы могли бы мне рассказать, как познакомились с Виктором. Юри думает о полете над крышами, о том, как Виктор бросил его, о том, что это до сих пор немного больно. — Я постучал в его двери, и Юрий нанял меня уборщиком, — отвечает он, и это правда по большей части. — Не особенно интересно. Пхичит фыркает: — Это же не все. — Почему вы так говорите? — Вы не ответили ни на один вопрос, который я вам задал, — ухмыляется Пхичит. — Учитесь рассказывать истории, Юри! Аудитория требует романтики и интриг! — Боюсь, это не то, на что похожа моя жизнь, — отвечает Юри, смеясь. Пхичит такой веселый и искренний. — А вы не хотите рассказать мне историю? — Без проблем, — говорит Пхичит. — Могу рассказать, как у меня появились мои хомячки! Но не думайте, что я так это оставлю. Мы теперь друзья — и скоро я вытяну из вас правду. Он начинает весело трещать, легко вчитываясь в инструкцию к заклинанию и собирая ингредиенты. Юри слушает, но в то же время захвачен картиной Пхичита, наложенной на реальность картиной, в которой Пхичит — талантливый волшебник, легко и, как всегда, с улыбкой колдующий для всего города. История набирает обороты, и Юри наблюдает за ней, случайным образом подавая Пхичиту вещи. — Вы хороши в этом, — говорит ему Юри, когда история подходит к финалу, и кивает на стол, на котором разложено большинство ингредиентов заклинания, а половина уже смешана. — В историях тоже, но и в этом тоже — вы выглядите таким спокойным. Пхичит улыбается, но это более грустная улыбка, чем до этого. — Когда файерболл упал и пострадали люди, и у нас не было целителя, — говорит он. — Я никогда так сильно не боялся, — он смешивает еще часть ингредиентов. Юри молчит, передавая ему те вещи, на которые он кивает. — Я собираюсь научиться исцелять, любым способом, которым только смогу. Не хочу снова оказаться в таком положении, не тогда, когда я действительно мог сделать что-нибудь. Эти люди — мои друзья, и… И я хочу сделать все, что смогу. Не хочу чувствовать себя таким беспомощным. Очередь Юри хмыкать. Он кладет руку Пхичиту на плечо. — Вы не можете защитить всех, — говорит он. — Но я чувствую, что попытаетесь — и сделаете много хорошего. Иногда людям требуется, чтобы кто-нибудь просто попытался. Пхичит улыбается более беззаботно, чем до этого: — Возраст действительно изменил вас, — дразнит он. — Помню вас раньше. Вы не давали таких хороших советов. Юри тоже смеется: — Это побочный эффект седых волос, — шутит он и мягко толкает Пхичита плечом. — Серьезно. Я в вас верю. Пхичит в ответ пихает его локтем: — Спасибо, — он делает шаг назад от стола с почти законченным заклинанием, драматическим жестом указывая на него: — Ваша очередь, прошу! Часть с указаниями для Юри очень коротка и гласит «скажи заклинанию, что нужно делать». Виктор пишет, как будто Юри имеет хотя бы малейшее представление, что это значит. Пхичит заглядывает ему через плечо: — Эта часть более загадочная, чем моя, — замечает он. — Они учили вас колдовать? — Нет, вообще нет, — отвечает Юри и еще мгновение пялится на заклинание. — Мы можем спросить у Юрия. — Просто попытайтесь сделать так, как написано, — предлагает Пхичит. — Если не сработает, тогда можем сходить и спросить. — Хорошо, — говорит Юри и прочищает горло. — Заклинание, — начинает он, чувствуя себя немного глупо. — Я знаю, что очень бесит, когда тебе надоедают и надоедают, но Пхичит только лишь подготовил тебя. А теперь появилась работа, которую тебе нужно сделать, — он бросает взгляд на Пхичита, который ободряюще кивает. — Твоя работа — заставить все держаться подальше от этого дома. Людям разрешается войти, только если Пхичит или я позволим. Хорошо? Ингредиенты светятся секунду, а затем растворяются в воздухе. — Отлично! — радуется Пхичит. — Мы это сделали! — Вы закончили? — кричит Юрий из гостиной. Маккачин громко лает, как будто тоже что-то почувствовал. — Думаю, да, — отвечает Пхичит. — Сработало? — Кажется, да, — орет Юрий. — Идите сюда. Ненавижу орать. Пхичит и Юри обмениваются веселыми взглядами. Орать — одно из самых любимых занятий Юрия. Когда они возвращаются, Юри потрясен тем, каким ослабленным выглядит огненный демон: он меньше и сияет не так ярко, как обычно. Юрий зло смотрит на него, как будто бросает вызов, так что он подавляет беспокойство и ничего не говорит. — Ну, дело сделано, — рассеянно говорит Пхичит и поглаживает Маккачина по голове. — Теперь просто надо дождаться Виктора и впустить его. — Он должен скоро вернуться, — бормочет Юри, и Пхичит понимающе смотрит на него, но ничего не говорит. Как будто в подтверждение его слов, раздается сильный стук в дверь, быстрый и отчаянный, и Юри поднимает взгляд на Пхичита. — Ну, теперь мы можем узнать, действительно ли работает заклинание, — говорит тот. Юри кивает и так быстро, как только может, идет к двери с Пхичитом, который поддерживает его за локоть. Вместе они рывком открывают дверь, и их приветствует… Ну, не Виктор, что почти достаточно для Юри, чтобы захлопнуть дверь, но Пхичит останавливает его. — Я его не узнаю, но он может быть из города. Может, ему нужно пройти. Юри косится на незнакомца. Тот высокий и темноволосый, у него широкие плечи и простое, но доброе лицо. Он выглядит вызывающим доверие. Конечно, Юри не может знать наверняка. Но он и правда верит Пхичиту, так что готов дать незнакомцу шанс. — Пожалуйста, — говорит мужчина и поднимает руки. У него сильный акцент, который Юри не узнает, но узнает Пхичит и сглатывает, сжимая пальцы на двери, как будто собирается ее захлопнуть. Мужчина поднимает руки выше. — Пожалуйста, я здесь не чтобы сражаться. Я пришел спросить… Может, вы знаете, где принц Кристоф. — Почему мы? — напряженно и задушенно спрашивает Пхичит. — Почему вы вообще пришли в этот город? Зачем нужны все эти сражения? — то, что Пхичит зол, Юри понимает одновременно с незнакомцем, который делает шаг назад.  — Пожалуйста, я ничего об этом не знаю, я только… Пхичит все это время был таким добродушным, мягким и веселым, что легко забыть, как он страдает. Но Юри видел его боль прошлой ночью, его злость на Лилию и короля, и видит ее сейчас в его сжатых до дрожи кулаках и лице, искаженном сдерживаемыми слезами. — Пхичит… — начинает Юри, но его прерывает незнакомец. — Мне нужна небольшая помощь, мне нужно… — Зачем вы вообще сюда пришли?! — рычит Пхичит. — Мы ничего не знаем про пропавшего принца! Вы все… просто разрушили сотни домов, могли бы убить много людей, и я был там, собирался… — Пхичит, — говорит Юри, кладя руку ему на плечо. Он и сам ничего не может поделать со злостью, вот только направлена она не на этого человека с добрыми глазами, а на солдат, вражеских колдунов, которые заставляют мир пылать. — Это не его вина. Пхичит как будто сдувается, на мгновение уставившись на пустые, разрушенные дома Хасецу, и злые слезы собираются в его глазах. Прежде, чем Юри успевает сказать что-либо, он закрывает глаза, стискивая зубы, отворачивается в сторону, пряча всхлип, а затем скрывается в магазинчике. — Пожалуйста, — повторяет мужчина, его акцент слышен сильнее, когда он расстроен. — Я столько прошел. Я просто хочу найти его. — Пропавший принц, — тихо говорит Юри. — Он все это начал? — Его зовут Крис, — отвечает иноземец. — Он блондин с зелеными глазами, а иногда носит круглые очки. Юри качает головой. — Я должен найти его, — говорит незнакомец, и в его глазах видны печаль и отчаяние. Юри знает, что он должен провести этого человека в Кингсбери и отпустить на все четыре стороны — и это будет логичный, безопасный поступок — но есть что-то такое в том, как он говорит он принце, что жаждущее, испуганное и тоскующее. Что-то вроде любви. — Я, может быть, знаю способ найти его, — говорит Юри. — Входите, — его пробирает дрожь: заклинание, наложенное на замок, подчиняется. Незнакомец делает шаг вперед, затем снова отступает. — Я… — начинает он и умолкает почти беспомощно. — Я не знаю. Юри пожимает плечами и поворачивается в магазинчик. — Так уходите, — добавляет он через плечо. — Я определенно не собираюсь вас останавливать. Он позволяет себе тихую, довольную улыбку, когда мужчина заламывает руки и следует за ним. — Виктору это не понравится, — предупреждает Юрий из очага, а иноземец открывает рот в изумлении. — Тогда он просто на меня накричит, разве нет? — отвечает Юри. — Заходите, присаживайтесь. И скажите, как вас зовут. Иностранец садится: — Джозеф, — говорит он. — Меня зовут Джозеф. Я… Я работаю в библиотеках замка. — Здесь? — спрашивает Пхичит, скрестив руки на груди, на его лице — злое и напряженное выражение. — Нет, — говорит Джозеф. — За морем, в Норландии. Я знаю, вы, возможно, ничего не знаете, но… Он глубоко, судорожно вздыхает и выглядит готовым заплакать. Юри садится напротив. — Расскажите нам, — просит он. Джозеф в замешательстве поднимает глаза и с надеждой спрашивает: — Вы выслушаете меня? — Да, — отвечает Юри. — Расскажите все, что знаете. Если мы сможем вам помочь, то поможем. Пхичит, выглядя невпечатленным, прислоняется к стене и обменивается взглядом с Юрием. — Они думает, я старый сумасшедший, — говорит Юри, успокаивающе улыбаясь Пхичиту. — Не обращайте внимания. Он не навредит нам. Пхичит смотрит на Юри в ответ и еле заметно пожимает плечами. Ладно. Джозеф еще раз глубоко вздыхает и пялится на свои руки, сложенные на столе. — Я работал в библиотеках замка в Норландии все свою жизнь, — говорит он. — Я вырос там. Моя мать была библиотекарем передо мной, а мой дед — перед ней. Я всегда был окружён книгами и не хотел ничего другого. Юри размышляет, что он говорит как рассказчик даже с его акцентом и этими его чрезмерно формальными предложениями — показателями, что он выучил этот язык, а не говорит на нем с рождения. Он разговаривает как кто-то, кто был окружён словами долгое-долгое время. Пхичит и Юри, кажется, узнают его и все они настраиваются послушать.- Впервые я встретил принца, когда мне было шесть лет, — продолжает Джозеф, скрещивая пальцы. — Он был на год старше и хотел послушать какие-нибудь истории. Моя мать передавала книги его нянечкам, те книги, которые нравились мне. В конце концов он попросился в библиотеку, чтобы узнать, откуда появляются все эти книги — ребенком он всегда был таким любопытным, всегда хотел объяснений. Его отец всегда говорил, что это сделает его хорошим правителем. Для меня это было… Он был моим другом. Я и не знал, что мне нужен друг, пока не встретил его. — Он потерял интерес к книгам, когда мы стали старше, но не перестал быть моим другом. Он приходил ко мне после обеда, прогуливая уроки верховой езды или прячась от учителей истории. И он всегда смеялся надо мной… Думаю, половина его жизни состояла из насмешек надо мной. «Джозеф, — говорил он. — Джозеф, когда ты собираешься выбраться из этой старой, душной библиотеки и начнёшь веселиться со мной?»  А я говорил: «Я уже веселюсь, Крис. А ты нет?» — и он смеялся надо мной еще больше. Когда он выходил из библиотеки, он обнимал меня и целовал в щеку, как одного из этих аристократов, которые приезжали с визитами. «Джозеф, — говорил он. — Джозеф, не потеряйся в книгах, иначе завтра у меня не будет оправдания, чтобы оставить монсеньора Лоуренса одного». Затем он снова смеялся надо мной и уходил.Принц Кристоф был таким жизнерадостным. Он мог все превратить в огромную шутку, став старше, он научился превращать все в повод для флирта. Он был тем, кто видит мир полным радости. Он хотел получить от жизни все до последней капли. Никогда не боялся смеяться, танцевать и жить. Я привык представлять, что он ничего не боится.  А четыре месяца назад он исчез. Он не пришел повидаться со мной однажды, и сначала я не беспокоился. Я подумал, может быть, монсеньор Лоуренс наконец-то поймал его, и приготовился посмеяться над принцем, когда увижу в следующий раз. Но и на следующий день, и через день, и после он не пришел. Впервые за, как мне казалось, долгие годы, я закрыл двери и вышел. Я передвигал ноги, пересекая замок, который знал так хорошо, который был игровой площадкой для меня и Криса с того времени, как мы были детьми. Я прошел в тронный зал, преклонил колена перед его родителями и умолял их рассказать мне, где он. В то мгновение, прежде, чем я склонился перед ними, я уже знал, что моя преданность больше не принадлежит им. Это было почти ужасающее осознание — но только почти, потому что я знал, что она теперь принадлежит Крису. Моему дорогому другу, — Джозеф замолкает на секунду, потерявшись в мыслях и уставившись на свои руки. — Что они ответили? — спрашивает Пхичит мягким и сдержанным голосом. — Его мать сказала мне встать и уйти. Сказала: «Сейчас нет ничего, что ты бы мог для него сделать. Королевство за морем забрало его и он скорее всего уже мертв». Слезы дрожали в ее голосе, когда она говорила, и я поднял взгляд на нее и короля и увидел горе, столь ужасное и огромное, лежащее на их плечах, словно плащ. Но я не был опечален, так как знал, что он жив.  — Как ты мог знать? — спрашивает Юрий. Он потрескивает, что выдает его интерес, но очень сильно старается не показывать этого.  — Я знал, — просто говорит Джозеф и кладет руку на сердце. — Я знал. — Вы влюблены, — говорит Юри, и это утверждение, а не вопрос.Джозеф только склоняет голову: — Это так очевидно? Юри накрывает его руку, лежащую на столе, своей, и, конечно, именно в этот момент Виктор распахивает дверь как весьма привлекательный ураган. — Не думаю, что мы можем передвинуть замок, — говорит он, мрачно ухмыляясь. — Шпионы Лилии… — он застывает, пялясь на руку Юри, затем переводит взгляд на руку Джозефа и на самого Джозефа. — Закрой рот, муху поймаешь, — говорит Юрий.  — Это библиотекарь из-за моря. И он влюблен. Губы Виктора дергаются. Юри не может сказать, от злости или от счастья. — В Юри? — Будьте посерьезнее, — говорит Юри, закатывая глаза и похлопав мужчину по руке еще раз прежде, чем встать. — Как будто кто-то может влюбиться в кого-то, вроде меня. А теперь заходите и… Что там насчет того, что нельзя передвинуть замок? — О, — говорит Виктор, выглядя чуточку счастливее от того, что он снова в центре внимания, без сомнения, или, может быть, от того, что его впустили внутрь. — Да. Ну, Яков и Лилия окружили замок в Кингсбери — я сумел спрятать его, заставив их думать, что разрушил соединение, но сейчас они знают, что все вы находитесь здесь. За исключением Юрио. — Не называй меня так. — Юрио — единственный, кто не может уйти физически, — объясняет Виктор, игнорируя демона. — Он вынужден оставаться в очаге, это то, что приводит замок в движение. И не в любом очаге, это должен быть тот, что находится внутри замка. Так что этот вариант не сработает. Мы не сможем вынести его через дверь. — Так что?.. — говорит Пхичит. — Так что что? — отвечает Виктор, отбрасывая волосы с глаз. — Какой план? — Да, — говорит Виктор. — План. Да. — Ты абсолютный придурок, — пренебрежительно говорит Юрий. — У тебя ведь нет никакого плана. — Я в процессе, — с достоинством отвечает Виктор. — Что более важно, так это необходимость отослать шпионов Лилии подальше от замка и обдурить, заставив думать, что это — настоящий очаг. — И как мы это сделаем? — спрашивает Юри, пытаясь спрятать нарастающую панику. Все стало гораздо серьезнее, и намного ближе к его дому. По крайне мере раньше, под угрозой бомб, огня и войны, было что-то, что он мог сделать, дверь, которую он мог открыть, и люди, которым мог помочь. Теперь он охвачен всепоглощающим чувством, что все, что он будет делать — это сидеть и ждать, а это не поможет бороться со страхом, когда тот захватит его. Виктор, тем не менее, никакой паники не испытывает и подмигивает Юри. — Например, так, — говорит он, распахивая дверь и превращаясь в огромную гигантскую серебряную птицу, улетает. — Это не ответ на мой вопрос, — бормочет Юри, но подходит к дверному проему и поднимает взгляд. И почти зарабатывает сердечный приступ. Те бесформенные существа вернулись, но в этот раз они меньше, смертоноснее, могут летать и Виктор окружен ими, они вырывают ему перья, а он отбивается. Юри не может смотреть, но знает, что должен. Его рука слишком сильно сжимает дверной косяк, и он смотрит вверх в ужасе и потрясении, наблюдая как человека, человека, которого он, возможно, любит, разрывают на куски. Он бросает единственный взгляд на огонь, на Юрия, и тот встречает его взгляд с мрачной, усталой решимостью, которая так ему не свойственна. Он, кажется, уменьшается прямо на глазах Юри. — Ты должен… — начинает он, но затем не может придумать, что Юрий должен сделать. Но его сердце воет, колотится, словно ураган в венах, запястьях, шее и груди. Паника, впервые за недели. — Он убивает себя, — говорит Юри, и это звучит как полузадушенный, безумный шепот. Юрий наклоняет голову. Хватка Юри на косяке становится только крепче, он инстинктивно и безумно бормочет себе под нос. Это единственное, что приносит ему хоть какое-то подобие спокойствия, и он вспоминает Мари в ее семнадцать лет, когда она с серьезным лицом держала его запястья и бормотала: «Дыши вместе со мной, Юри». — Они не смогут навредить тебе, — бездумно, беспомощно говорит он, пытаясь вдохнуть слишком много воздуха разом, воздуха, который ощущается как вода, тяжелая и способная утопить его. Он цепляется за косяк, как когда-то цеплялся за Мари. — Они не смогут навредить тебе, с тобой все будет в порядке, с тобой все будет в порядке, с тобой все будет в порядке… — Юри, — зовет его демон. Когда он поворачивается, тот горит неярко, остывший и уставший. — Не беспокойся. Юри горько ругается, пока последнее существо взрывается и Виктор несется к двери. Через мгновение он внутри, ухмыляется, как будто ждет похвалы, Юри зло смотрит на него. Виктор немедленно реагирует, складывая руки на груди и глядя оборонительно. — Что? — спрашивает он. — Ты придурочный, безрассудный волшебник. — огрызается Юри, его руки все еще трясутся, в легких все еще слишком много воздуха. Слишком, слишком много. Его сердце, колотящееся в груди, убийственная улыбка Виктора — всего слишком много. — Ты что, решил, что цель всей твоей жизни — доводить меня до ужаса? — С чего бы вам пугаться? — спрашивает Виктор, наклонив голову и сузив глаза. — Я все это делаю только для того, чтобы защитить вас и Юру! Если они увидят, что это место я защищаю слишком сильно, они подумают, что здесь и находится очаг, и вы все сможете сбежать в Пустошь или Кингсбери… — А ты? — Юри хочет разозлиться, но страх поглощает его, поглощают мысли о Викторе, бездыханном, неподвижном. Лежащем на земле в водопаде серебряных перьев. Это была бы довольно драматичная смерть, Виктору бы понравилось, Юри тошнит от этой мысли. — Что случится с тобой? — Ой, я как-нибудь выберусь, думаю, — говорит Виктор, отмахнувшись. — Почему вас вообще это волнует? — Потому что я беспокоюсь за тебя! — слова вырываются у Юри непроизвольно. Виктор изумленно смотрит на него. Пхичит за кухонным столом обменивается взглядом с молодым иностранцем, прежде, чем быстро отвести глаза. Юри сердито стучит тростью по полу. — Ох, черт побери, вы не должны быть этого узнать. — Вы беспокоитесь за меня? Голос Виктора шокирует его. Он слабый, открытый и в его глазах отражается что-то отчаянно надеющееся. Голос Юри смягчается: — Конечно, — говорит он. — Вот почему вы не должны сражаться с соотечественниками этого парня, — он указывает рукой на Джозефа-библиотекаря, — Не говоря уж о мадам Лилии, как огромный магический идиот. Виктор сияет, и прежде, чем Юри успевает осознать, что происходит, тот уже сжимает его в объятиях. — Вы заботитесь обо мне, — говорит он. — Я так рад. Я о вас тоже. Юрий делает вид, что его тошнит, так хорошо, как только умеет. Юри ничего не замечает, потому что Виктор обнимает его. Он думает, что в какой-нибудь старой, глупой истории это бы утихомирило его панику, его все еще беснующееся, почти расколовшееся сердце. Но в истории, думает он, он бы не паниковал в самую первую очередь. Герои непоколебимы, без единой слезинки в глазу. У героев не бывает стеклянных сердец и трясущихся рук.       — Я стар, — говорит он, крепко зажмурив глаза и стоя напряженно. Он не будет притворяться, что Виктор и правда может волноваться за него. Он отказывается подвергать свое сердце большим испытаниям, чем необходимо.- Я старый и обыкновенный, а вы… — его голос дает слабину. — И вы должны отпустить меня.       Виктор убирает руки, но не отодвигается: — Юри, — говорит он, устраивая руки на его лице, и сердце Юри бьется быстрее от любви к нему, жадное до вида его серебряных волос и движения рук, когда он говорит, его улыбки и того, как он произносит имя Юри. Он любит каждый дюйм Виктора. Он больше не сможет притворяться, что это не так, но притворится, что его сердце не колотится, как сумасшедшее, потому что прямо сейчас любовь превращется во что-то отвратительное и стучит в венах, как паника. Юри отчаянно желает знать, как можно не дышать, не останавливаясь, как позволить себе любить, не боясь окончательно разрушить то близкое будущее, когда Виктор больше не захочет его.       Виктор ласково проводит большими пальцами по его щекам. Это чудесно и ужасно в одно и то же время, и Юри не может, не может, не может больше обманываться.       — Я проклят, — говорит Юри. Он забыл их разговор, забыл их спор, все, что осталось — это Виктор прямо перед ним. Он не может оттолкнуть его, но отказывается притянуть ближе. Он закрывает глаза и пытается отвернуться, чтобы не видеть лицо Виктора, такое близкое, что можно поцеловать.       — Я знаю, что вы прокляты, — нетерпеливо говорит Виктор. — И что это должно значить? Я тоже. Как и половина людей в этом замке, если мое магическое чутье работает. Мы можем их разрушить.       — И что тогда? — его голос снова звучит слабо, безумно, истерично и уродливо.- Я знаю вас, Виктор. И Юрия тоже. Я буду вам не нужен, когда все слова будут сказаны и все закончится. Когда я… Когда я больше не буду загадкой или проклятьем, которое вы не можете снять, когда я просто… когда я снова буду обычным шляпником. Когда моя старость не будет оправданием тому, насколько я некрасив и неинтересен.       Как будто трещина закрывается в глазах Виктора, и Юри чувствует жестокую радость из-за того, что сказал это, сказал в тот правильный момент, когда даже Виктор, со всем его талантом к уклонению, не сможет ходить вокруг да около.       — Это же правда, верно? –говорит Юри жестоко посреди безмолвия в комнате. — Вы можете быть с тем, кто вам нравится. Вы уже наполовину влюблены в кого-то, в любом случае. Я интересен вам — вам обоим — потому что проклят и проклятье не снять, а вы пытаетесь понять, почему. Я не позволю… Я не позволю вам жалеть меня! — это вырывается из него как заклинание. — Я отказываюсь. Виктор, я… Я беспокоюсь о тебе так сильно, а ты… Ты и я, мы оба знаем, что не можешь любить меня, и я не буду притвориться. И тебе не позволю. — Вы не знаете этого, — говорит Виктор низким и настойчивым голосом, тем самым, который использовал, когда убеждал Юри пойти к королю. Тем самым голосом, который использует, когда хочет чего-то. Юри находит в себе силы, чтобы рывком освободить руки. — Я мог бы. Я мог бы попытаться. Вы были тем, кто сказал, что у меня все еще есть сердце… Он отворачивается со слезами, жгущими глаза, и его руки дрожат, они дрожат, дрожат. Мари в его голове говорит: «Дыши, Юри».Мари в его голове говорит: «Это пройдет». И Виктор тоже пройдет, думает Юри, Виктор пройдет и Виктор однажды влюбится в другого незнакомца, который сможет пообещать ему частичку своего сердца без того, чтобы расколоть собственное на части в процессе. — Пожалуйста, Виктор. Я не смогу говорить нет каждый раз. Не… Не делайте мне больно, — он поднимает трость и делает несколько дрожащих шагов назад. Лицо Виктора каменеет: — Юра, — говорит он. — Защищай их. Быстро, как молния, Виктор оказывается за дверью, оставив после себя только серебряные перья. Юри вытирает глаза и делает глубокий вдох: — Идиот, — говорит он в окно нерешительно. Юрий из огня фыркает: — Он действительно это имел в виду, знаешь ли, — говорит он. — Вы оба тупицы. Юри вздыхает: — Он не это имел в виду, — мягко поправляет он. — У него нет сердца, Юрий. — И он все еще заботится, — говорит Юрий — Он заботится обо мне. И о тебе. И об этой собаке. Она отвратительна, кстати. Юри стучит тростью и ничего не отвечает.Это все не то, как он хотел бы, чтобы Виктор заботился о нем, не то, чего он так глупо и эгоистично хочет.Когда тема спора исчерпана Юрий закапывается обратно в очаг, а Юри поворачивается к Пхичиту и иностранцу. Он надеется, что они не будут задавать слишком много вопросов. Если будут, он определенно разрыдается. — Я прощу прощения за все это, — говорит он, прочищая горло, чтобы спрятать свое потрясение, и Пхичит нервно улыбается. — Это должно быть хорошей историей, — говорит иностранец почти мечтательно. — Как вы оказались прокляты? — Ну, — говорит Пхичит. — Расскажите нам. Мы не можем прямо сейчас уйти, — его улыбка все еще нервная, но так же теплая и понимающая, и Юри чувствует наплыв признательности к нему под слоем смущенного сожаления, он хотел бы встретить его перед всем этим, когда он был просто шляпником, а Пхичит — просто сыном мэра. Было бы здорово иметь друга. — Я сделаю чаю, — говорит Юри, и прокладывает путь к раковине, стуча тростью. Это свидетельство новоприобретенной способности Юрия определять эмоциональное состояние Юри, так как тот даже не жалуется насчет подогревания и так горячей воды. * Cкоро все закончится. В оригинальном тексте эта фраза была написана по-русски, так что я перевела ее на английский . \_О_/