Два часа спустя
Меня начало трясти, я не мог думать. Различные голоса говорили мне о моих грехах, о моей вине. Но это всё прервалось тем, что Исаак снял с меня маску и развязал мои руки и ноги. Я сразу же бросился куда-то в угол, но не мог ничего делать, будто инстинкты сами начали руководить мной. «Отец» кинул мне под ноги пистолет. — Теперь ты тот, кто нам нужен. Но кто я такой, чтобы тебя заставлять? Выбор есть всегда, понимаешь? Перед тобой заряженный пистолет. Ты можешь выбраться из этой запертой комнаты, а можешь свести счёты с жизнью и обрести покой вместе со мной, — договорив это, Исаак Фид поспешил покинуть комнату. В коридоре послышался звук выстрела…Глава 5. Выбор есть всегда
9 мая 2018 г. в 21:25
POV Мориарти Гардер
Бескрайние поля ржи под палящим весенним солнцем. Остроконечные злаки, похожие на небольшие и мягкие ромбические фигуры, висят на стебле и колеблются от дуновения чуть тёплого ветерка. Неподалёку от этого бескрайнего поля стоит многовековой лес, к которому ещё не притронулась рука человека. Рука современной цивилизации, желающей запихивать все леса в рот и поглощать, будто голодное дитя.
Сквозь длинные хвойные макушки чуть виднелся солнечный свет. Весенний лес звучал как-то по-особенному, можно было бы почувствовать, будто чья-то мягкая, но жилистая, как мясо, рука лежит на твоём плече. Весна — это нечто такое, что позволяет оживлять всё то, что ранее казалось мёртвым. Цветущие кусты черники и их крепкий стебель — это всё, что нужно было бы для описания этого чудесного места. Среди невысоких трав затаилось странное, излучающее крайне приятное для уха то ли щебетание, то ли гул, но кто это — мы уже не знаем, оно нервно ускакало куда-то в свою обитель.
Всё живое тянется к плохому, всё живое жаждет свободы, но нужно ли оно нам? Нужно ли оно мне? Мои тяжёлые веки не могли подняться ни с первого, ни со второго раза, но, приложив некие усилия, я в чуть затуманенном рассудке ощутил на себе простой, но тёплый кусок ткани, напоминающий одеяло. Я хотел бы снять его с себя, но стоило мне подвигать руками, как услышал громкий, буквально впивающийся в уши звенящий звук. Подвигал ногами, и прозвучал точно такой же металлический гул. Я был закован. Сильно болела внутренняя сторона руки, на которой отныне поселится шрам от ножа. Я слышал рингтон, который недавно поставил на звонок. Телефон буквально разрывался и гудел, но взять его так и не смог. В момент звонка в дверь вошёл Исаак, в одной его руке была белая миска с клубникой, а в другой стакан с водой.
— Мориарти, а ты слышал про эффект бабочки? Если бабочка взмахнет крыльями в правильном месте и в правильное время, она может вызвать ураган за тысячи километров оттуда.
— Я знаю, но к чему весь этот цирк? — По моему лбу пошли капли пота. Исаак снял с меня одеяло и сел рядом на кровать с необъяснимой улыбкой.
— Зря. Клубника в этом году — это что-то. Ты буквально наполняешь рот сладким соком, который вследствие неспешно, с пережёванными кусочками этого чудесного фрукта, идёт прямо в желудок.
— Отвали ты со своей клубникой, я не голодный. Отпусти меня, я не желаю больше здесь находиться.
Исаак недовольно цыкнул и встал с кровати. Он поставил миску с ягодами на стоявшую неподалёку тумбочку и вытащил деревянный стул, облокотился на него. Он вознёс руки к потолку, будто к небу, как это делал в церкви, и начал говорить что-то похожее на то, что сказал ранее:
— Я слышу, как его имя произносят бескрайние поля ржи и дремучие леса. Я слышу, как водопады шепчут эти буквы и поглощают разум, будто большие глаза сов, жадно смотрящих на жертву. Он не боится смерти, потому что обрёл душевный покой.
— Мне нужно поговорить, пожалуйста, дай телефон. Прошу тебя, — умоляя, я надеялся на снисхождение.
— Я чувствую его имя где-то внутри себя, оно греет мою душу, греет тебя и всех, с кем ты знаком, ведь оно — часть любого мира. Любой мир обречен на самоуничтожение, мы создали его, и нам самим не комфортно жить в нём. Что же нас ожидает дальше, скажи мне.
Исаак взял телефон и отчаянно пытался дозвониться до Стива Скотта. На моём лице проскользнула мимолётная улыбка, схожая на слёт мух на что-то сладкое. Он вытащил из телефона батарейку, а сам корпус разбил молотком.
— Неужели ты, Мориарти, не понимаешь всей сути? Кевин, Стив, Тич — они все использовали тебя, им плевать на твои проблемы. Когда они в последний раз помогали? Если бы они заботились о тебе , ты бы не пришёл вновь ко мне, ведь в этом нет логики, понимаешь? Ты пришёл туда, где тебе могли бы помочь, и я помогу тебе. Мы так стремимся быть любимыми, что часто отдаём своё сердце в недобрые и неумелые руки. Так стараемся избавиться от скопившейся в душе нежности, что дарим её тем, кто и не собирался с нами оставаться навсегда, а только лишь зашёл на короткое время, чтобы обогреться чуть-чуть, поднабраться возле нас сил и двинуться дальше. Без нас. И ты этот самый костёр, который обогрел всех, но сам ты беспощадно тухнешь.
— Откуда ты знаешь про Кевина? — чуть не надрываясь, спросил я.
— Я многое знаю про тебя, очень многое. Чем-то ты напоминаешь меня в молодости.
— Ты не выглядишь старым, — ответил ему я.
— Пью кровь девственниц, — пошутил Исаак, и впервые я заметил его человечность без всяких поклонений Богу. — А знаешь что? Я не буду тебя пытать и мучить. Кто я такой, чтобы причинять тебе боль, ты и так много настрадался. У меня лишь два слова для тебя: сенсорная депривация.
— Что это за хрень?
В комнате погасли все источники света, и вошёл один из мужчин, держа в руках автомат. Он освободил меня из железных оков и посадил на железный стул, который нёс за собой.
— Сенсорная депривация — очень интересная вещица, с помощью неё мы сможем излечить от всех внутренних переживаний. Суть лечения заключаются в том, что мы заключим тебя в комнату без лишних раздражителей. В ней нет ни света, ни звуков.
Мужчина, чьи глаза полностью состояли из белков, без зрачков, принялся меня связывать. Я не мог и шевельнуться, так как отлежал буквально всё тело. Они засунули в уши затычки, затем перевязали глаза.
— Мы не оставим тебя одного надолго, это ради тебя же самого. Отныне я твой отец, а ты мой ребёнок, — брякнул Исаак.
Я остался один. В кромешной темноте и полной звукоизоляции. Пару минут я не делал буквально ничего, обдумывая план действий, но в мою голову лезло лишь прошлое и то, как раз за разом меня все бросали и предавали. Мне хотелось заплакать, но вместо этого на всю комнату разразился мой дикий крик. После чего я попытался раскачаться на стуле, но тот был привязан, чтобы не издать лишнего звука. Это не позволяло выбраться. Я чувствовал, как каждую клеточку моего тела что-то трогает, будто в этом помещении был ещё кто-то. Меня не покидало чувство необъяснимого страха и вины. Я начал буквально сходить с ума. Слышал звуки, но затычки в ушах опровергали мои теории. Я начал видеть лица, но мои закрытые глаза говорили мне «нет». Кричал, а звука будто не было. Я начал считать до ста и обратно, но всё время сбивался, доходя до цифры семь. Чувствовалась каждая минута и каждая секунда.