***
Всё происходит само собой. Ни лишних вопросов, ни обдумываний. Ничего. Просто однажды, за очередным ленивым просмотром фильма у Юры дома, он оказывается на коленях Отабека. И вроде на экране не происходит ничего, подтолкнувшего к действию, и Отабек не проявляет особого внимания. Но его рука лежит на бедре Юры весь сеанс, словно так и надо. Так правильно. И сам Юра сидит слишком близко, почти прижавшись грудью к плечу, только поверни голову – и уткнёшься носом в тёплое ухо. А когда Юра поворачивается, чтобы что-то спросить по сцене из фильма, оказывается, Отабек давно уже не смотрит на экран. Изучает его, и в голубоватом свечении от ноутбука. Юра будто только сейчас видит растянутый ворот домашней футболки Отабека с выглядывающим шрамом, распоровшим когда-то ему ключицу. Точёную линию скул, ещё сильнее заострившихся в полумраке. Лицо Отабека будто разделено на две части – светлую и тёмную, и та, что не подсвечивается мерцающим экраном, выглядит поистине демонической. Жаль, он не может увидеть себя со стороны. Его взгляд полыхает ледяным адским пламенем. Это завораживает, утягивает на дно. И Юра уже не понимает, как, но тянется поставить на стол бутылку с пивом, которую крутит в руке, и одним движением пересаживается на колени Отабека. Лицом к нему, сложив руки за его шеей. Его тут же обхватывают вокруг поясницы и отклоняют назад, вынуждая сильнее держаться, когда Отабек ставит свою бутылку на пол. А потом он целует его в подбородок, с нажимом гладит по спине, и Юра выгибается, подставляя под мягкие губы шею. Да, вот так. Охуенно. Он смотрит в потолок, прижимаясь грудью ближе. И, прикрыв глаза, улетает, слушая, как громко дышит Отабек, покрывая поцелуями его кожу. Улыбается, чувствуя, как тесно он сжимает его руками, царапает под поясом джинсов. Ладонь ложится на его затылок, требовательно тянет его лицо к губам, и он целует Юру, именно так, как ему хочется. От тёплых пальцев под волосами растекается по позвоночнику тепло, Юра цепляется за чужие губы и трётся бёдрами, так медленно, до дрожи сладко. И в паху нестерпимо ноет, когда Отабек тащит вверх его футболку и дотягивается губами до соска, держа одну руку между лопаток, а второй гладит сквозь тесные джинсы между ягодиц. А потом он вдруг оказывается на спине. И восхищённо смотрит, как Отабек, отвечая на его взгляд, расстёгивает джинсы и стягивает их с него. Юра поднимает задницу, помогая ему. Улыбается, получая такую же улыбку в ответ. А потом шипит и выгибается, когда тот целует его живот, удерживая под поясницей. И Юра смотрит на то, как Отабек, стянув с него бельё, без предупреждения берёт в рот, туго сжимает губы вокруг головки. И всё тело стремится к нему. Во рту так скользко, жарко. Юра сжимает ягодицы и толкается туда. А Отабек держит его бёдра широко раскинутыми и мерно двигает головой. Именно в том самом правильном ритме. Но Юре мало. Он не выдерживает зрелища отсасывающего ему Отабека. Чувствует, что уже на грани и кончит слишком быстро. Он, как заведённый, повторяет его имя, сжимая пальцы в его волосах, и заглядывает в лицо, когда Отабек, наконец, поднимает голову. Юра смотрит на его губы, блестящие сейчас от слюны и его смазки. А потом Отабек облизывает нижнюю, снимая с нее влагу, и он в голос стонет. – Трахни меня, Бек, пожалуйста, – умоляет он, – не могу больше, так хочу твой член, думаю о нём постоянно, как он чувствуется внутри. Юра приподнимается на локтях, вынуждая Отабека отодвинуться, сесть ровно. И снова седлает его, надавливает на плечи, стягивает мешающую футболку. Проводит по плечам вниз, гладит заживающие страшные раны на предплечьях, которыми тот недавно закрывался от нападавшего зверя. Вновь целует его. И насаживается на наспех облизанные пальцы, подставленные под его задницу, не вынимая языка изо рта Отабека. Пальцев уже много, слюна подсыхает, и вход жжёт, но он млеет, ожидая, предвкушая, как будет нанизан на этот член. Их члены трутся друг о друга, и Юра вздрагивает от прикосновения нагревшегося металла по чувствительной головке. А потом он отрывается от губ Отабека, снимает со своего затылка его руку и, глядя прямо в глаза, проводит языком по ладони. Медленным движением, всем видом показывая, какое удовольствие от этого получает. Завершив движение у основания среднего пальца, он прижимается разомкнутым ртом к центру ладони, согревая её теплом дыхания и дразня кончиком языка. Отабек смотрит, не отрываясь, прикрытыми от возбуждения глазами. А Юра уже вылизывает его снова, прижав язык к запястью и с нажимом ведя им к большому пальцу. Погружает его полностью в рот, обнимая губами и прижимая языком к нёбу изнутри. Сосёт его, как недавно Отабек сосал его член. И всё это – глаза в глаза. – Господи, Юра… – Это тебе за массаж, – шепчет тот, выпустив пальцы изо рта, – я тогда безумно хотел вылизать твои волшебные пальцы. Он вновь облизывает ладонь и втягивает в рот указательный и средний, и стонет, прикрывая глаза, почувствовав, как глубоко Отабек проникает уже тремя пальцами другой руки в его задницу. Сжимается и ёрзает на них, оба их налитых кровью члена плотно прижаты между животами. Юра слишком увлекается, и Отабек шипит, вынимая пальцы изо рта, когда зубы проезжаются по фалангам. И притягивает к себе для требовательного поцелуя. Юру трясёт. – Давай уже, ну, – шепчет он лихорадочно в губы. Привстаёт, пальцы выскальзывают из него, и он нетерпеливо тычется губами в ухо Отабека, шепча его имя. Замирает, пережидая первые неприятные ощущения от проникновения крупной головки, украшенной металлом. Отабек держит за поясницу, кажется, не дыша вместе с ним. И Юра медленно опускается сам, чувствуя, как стенки насильно раздвигаются под напором. Ощущает каждый сантиметр этого великолепного члена, каждый шарик пирсинга, проскальзывающего внутрь него. Тело словно с ума сходит, рецепторы взбесились, посылая в мозг сигналы, что сейчас отключат его нахрен. А он продвигается дальше, садится ниже, сопровождая низкими стонами. И Отабек опускает руки на его зад, раздвигая анус для себя шире, пока не оказывается внутри весь. Они оба синхронно выдыхают. – Плисецкий, блядь, с ума сведёшь, – шепчет Отабек, тянет Юру за волосы, но отпускает, когда тот издаёт протяжный стон. Словно пугается и убирает руку. Юра не показывает, как он недоволен и хочет ещё, потому что Отабек, наконец, начинает двигаться в нём. Сначала аккуратно, медленно, чтобы не травмировать, едва приподнимая бёдра, но Юра чувствует всё. Каждой клеточкой внутри осознаёт реальность короткими вспышками. Член будто выжигает его изнутри. Но Юра также понимает, что Отабек слишком осторожен с ним. От него идёт волна просто звериной мощи, но он сдерживает её. А Юре хочется ощутить её всю. Чтобы Отабек не церемонился с ним. Чтобы показал, на что он способен, а Юра уверен, что на многое. И, потянувшись к его губам за очередным мокрым поцелуем, кусает его, а потом приподнимается и с силой насаживается на его член. Он не рассчитывает свои силы, и боль пронзает его, кажется, прострелив по всему позвоночнику. Но Юра только теснее прижимается к Отабеку, дышит в губы. Даёт понять, что с ним можно пожёстче. Он хочет пожёстче. И чуть не хнычет, когда тот мягко целует его, будто извиняясь за боль. И тогда Юра отталкивается от его плеч и упирается руками позади себя в колени Отабека. Выгибается, демонстрируя себя. Тот держит его, и он практически заваливается назад, держась одними бёдрами. Видит, что Отабек смотрит туда, где его член таранит задницу Юры. И Юра трахает себя им, наращивая темп, ускоряясь и уже почти не чувствуя боли, а только приближающийся оргазм. Тянется рукой к собственному члену, но там уже рука Отабека. Он толкается снизу и сжимает его так идеально правильно, и Юра откидывает голову назад, давая разрешение на всё. А потом Отабек притягивает его рывком к себе, не обращая внимания на недовольное нытьё. Оргазм невольно отодвигается на задний план, Отабек двигается в нём слишком медленно, держа Юру под задницей и не давая насаживаться самостоятельно. Дотягивается до его соска и дразнит. Юра мстительно сжимается, потираясь перевозбуждённым членом о его живот. Но Отабек вдруг снимает его с себя и толкает на диван лицом вниз. Юра уже готов вопить, сам не зная, то ли от восторга, то ли от обиды, что опять не дали кончить. А Отабек оттягивает в сторону ягодицу и снова въезжает в растянутый зад. И Юра стонет, почти плачет от накативших ощущений, царапая короткими ногтями обивку дивана. Его кроет от осознания что всё это наяву, что это человек, на которого он дрочит уже столько времени. И который быстро трахает его сейчас, опираясь вытянутыми руками у его головы. Загнанно дышит ему в затылок. Юру возит грудью по дивану, он гладит пальцы Отабека и чувствует, как наваливается он сверху, целуя в шею, а потом с хриплыми стонами начинает кончать внутрь. И это ощущение тёплой спермы, разливающейся сейчас в нём, подталкивает Юру до точки. Он с силой стискивает его пальцы и вжимается задницей в его бёдра, кончая следом так, что темнеет в глазах. Кончает так долго и болезненно, чувствуя жар от тела расслабившегося Отабека, и почти отключается от оргазма невероятной силы. Они лежат в такой позе, и Отабек ещё неторопливо двигается в нём, выталкивая сперму наружу. Диван, считай, испорчен, но на это совершенно плевать. А потом Отабек буквально отлипает от Юры вспотевшей кожей и аккуратно выходит, придерживая член. Трогает припухшие края ануса, и Юре кажется, что его невозможно будет сжать какое-то время. Но ему нравятся эти мысли. Он улыбается, пряча лицо, пока Отабек молча гладит его промежность, собирая вытекающее семя. А потом охает, когда тот входит в него снова, протолкнувшись в раскрытый проход. – Прости, ты нормально? – спрашивает он. – От тебя невозможно оторваться. Ты такой… Он стонет, двинувшись вперёд, и движение отзывается болью в раздражённом сфинктере. Отабек тут же выходит и садится на пятки, а Юра переворачивается на бок, поглядывая на его тяжёлый член, даже наполовину опав, не потерявший твёрдости. И довольно скалится, чувствуя, что сегодня ещё не раз опробует его. И уж точно постарается изъездить так, как ему хочется.***
Отабеку всё ещё не верится, что это не сон. Что это происходит с ним и Юра вовсе не так недосягаем, как казалось целый год. Можно протянуть руку и прикоснуться к нему, увидеть, как он улыбается в ответ. Обнять и не отпускать, ни за что, как не отпустил его Юра, в день, когда руки не слушались и от нестерпимой боли Отабек балансировал на грани обморока. Даже боль отступила, когда он, не дав опомниться, поцеловал. Тёплые обветренные губы, сильные пальцы на затылке и крепкое тело, которое Отабек прижимал к стене, были почти пугающе реальными. И, стоило Юре отстраниться, он отпустил, всё ещё не очень понимая, что сейчас произошло. Пришло понимание, что они стоят посреди коридора, что, даже несмотря на обезболивающее, ноют руки. Но Юра не отпустил. Это странно. Что Юра так долго не решался подойти, открыться, хотя бы намекнуть на свою заинтересованность. И тихое: – Мы оба оказались идиотами, да? – вызывает только улыбку. Не меняется почти ничего и, вместе с тем, так многое, что голова кругом. Раньше все пожелания удачи перед выступлением, поздний кофе в пит-стопе неподалёку от дома Юры или чай на его кухне, поездки в метро, когда становится слишком холодно для мотоцикла, были омрачены невысказанным, густым, как сироп, напряжением. Словами, на которые никто из них не мог решиться. Теперь можно не таиться. Не отводить взгляд от соблазнительных губ, обхватывающих фильтр сигареты или трубочку в стакане с кофе. Не скрывать желания, когда Юра гнётся и тянется. Целовать его руки перед выступлением гимнастов и слышать: «Не смей мне там сдохнуть» перед своим выходом на манеж. Он, наконец, может пригласить Юру к себе, и тот, как, истинно кошачья натура, тут же изучает каждый угол, разглядывает диски, старенький домашний диджейский пульт, пробует на мягкость кровать и говорит, что Отабек хорошо устроился. Растягивается на тёмном покрывале и с озорством во взгляде задирает футболку, приглашая присоединиться. Отабек даже не пытается изображать равнодушие. Его ведёт от того, какой Юра отзывчивый, от того, что под экстремально узкими джинсами практически никогда нет белья. Плисецкий ненасытен, ему хочется больше, и Отабек даёт столько, сколько может, сдерживая себя лишь от того, чтобы причинить боль. Хотя порой и хочется переступить эту грань, снова потянуть за волосы или прикусить светлую чувствительную кожу чуть сильнее. Удержать на половине движения, когда Юра, опустившись сверху, покачивает бёдрами в неспешном, чувственном ритме, и вбиваться в податливое тело жёстко и быстро, чтобы тихие сладкие стоны сменились вскриками. До сорванного голоса и изнеможения. Его не пугают собственные желания, Отабек давно научился держать их в узде. Ему довольно и расслабленного сонного Юры рядом, повторяющего пальцами рисунки шрамов на коже, старательно минуя следы от судьбоносного инцидента. Мышцы вокруг глубоких следов от клыков отзываются болью до сих пор, хотя в повязках уже нет нужды. Или совместных приёмов душа после тяжёлого дня. В тесной кабинке можно стоять, лишь прижавшись друг к другу, и так приятно целовать широкие плечи, отводя тяжёлые от воды пряди волос, или самому расслабляться в объятиях сильных рук. У Юры обнаруживается почти маниакальная тяга к его пирсингу. Он всегда наблюдает, жадно ловит каждую тень эмоций на лице. И, судя по удовлетворённой улыбке, увиденное ему нравится. Впрочем, Отабеку так хорошо, когда юркий язычок дразнит соски или кружит вокруг шарика, венчающего головку, что трудно сосредоточиться на чём-то, кроме собственных ощущений. Бывают у них и другие вечера, с огромными кружками чая, под тёплым пледом с мурлычущим Пётей в ногах и фильмом, запущенным на ноутбуке. Юра устраивает голову на его плече и выглядит умиротворённым. Таким Отабеку его хочется видеть постоянно. В труппе о чём-то догадываются разве что Бабичевы, как самые близкие люди. Мила, во всяком случае, смотрит с пониманием и старательно прячет улыбку, когда видит их с Юрой вместе. Отабек рад, что даже Слава ничего не говорит. Мила и Ростислав во многом заменили ему семью, поддерживая даже в самые трудные времена. И, наверное, скрывать от них свою ориентацию было не слишком правильно. А может, это и не было тайной с самого начала. Жизнь идёт своим чередом, от представления к представлению, от тихих посиделок в компании с ребятами из гаража к фееричным шоу и уютным вечерам в компании Юры. Он хочет предложить съехаться, чтобы больше не провожать его по вечерам до метро, чтобы просыпаться рядом каждое утро. Но что-то останавливает. Только иногда Отабеку кажется, что всё-таки остаётся между ними какая-то недосказанность, что-то, что не позволят Юре раскрыться до конца. Это порождает сомнения, в первую очередь, в себе самом. Отабек пытается списать всё на чрезмерно разыгравшуюся фантазию, но червячок сомнений, поселившийся в мыслях, не даёт покоя. И чем дальше, тем отчётливее он осознаёт, что Юре чего-то недостаёт. Он словно отдаляется, не получая желаемого. Но сам Плисецкий в ответ на прямой вопрос ссылается на усталость и прерывает дальнейшие расспросы поцелуем. Доля правды в этом есть: Юра, в самом деле, тренируется до изнеможения, но эта полуправда оседает горечью в горле. Отабек вовсе не слепой, и никакая усталость не может объяснить того, что Юра явно не испытывает того же удовольствия, что и он сам. И чем скорее они выяснят всё до конца, тем легче будет обоим.***
Дверь за ним защёлкивается, и Отабек удовлетворённо вздыхает. Дома поговорить не получается: Юра мастерски уходит от разговора. Может, хоть здесь, когда бежать и скрыться ему негде, они, наконец, всё прояснят. Он висит вниз головой на кольце и лениво раскачивается, почти подметая волосами пол. Хмурится, заметив Отабека, но не торопится сбежать. Опускается на пол и смотрит насуплено. – Юра, нам стоит это обсудить. – Нечего обсуждать. – Тогда просто скажи мне, в чём дело? Ты понял, что я не тот, кто тебе нужен? Наигрался? Нашёл кого-то? – Нет! – он смотрит возмущённо. – Чё ты несёшь вообще?! Какое, нахер, нашёл, если я всё время с тобой! – Тогда что? Юр, я не слепой. Я вижу, что тебе не нравится секс со мной. – Да всё мне, блядь, нравится! Это…Ты… не подумай, это не из-за тебя. Юра мнётся и явно пытается подобрать слова, чтобы объясниться. Отабеку хотелось бы верить, что сбивчивые слова сейчас куда искреннее, чем попытки Плисецкого изображать неземное удовольствие во время секса. Ему не хватает чего-то. Но чего? – Юра. Что происходит?! – он видит, что Юру встряхивает от его голоса. – Я… бля, Отабек, я не очень люблю в этом признаваться, это звучит пиздец странно. – Настолько странно, что тебе проще симулировать удовольствие? – Я не симулирую! Меня просто не удовлетворяет такой секс. Не до конца. Ты потрясающий, серьёзно, и с тобой охуенно хорошо. Но… мне нравится подчинение. Я люблю, когда меня делают зависимым, беспомощным. И делают со мной всё, что вздумается, пусть даже от этого иногда больно. Каждое слово хлещет по нервам. Сильный, смелый, независимый Юра Плисецкий, отважно выступающий на огромной высоте, не признающий авторитетов, матерящийся в ответ на прозвище «принцесса». Сейчас стоит перед ним, опустив плечи и взгляд. И признаётся, что ловит кайф от подчинения и боли в сексе. От этого пересыхает в горле и хочется себя ущипнуть, чтобы удостовериться, что это не сон. Что ему действительно не нужно сдерживать себя, что Юра примет над собой власть и позволит делать, что угодно. – Я пойму, если… – На колени, – Отабек не успевает остановить шальную мысль прежде, чем она оформляется в слова. А может, это и к лучшему. – Чт… – Юра смотрит на него с недоумением. Отабек вопросительно приподнимает бровь, и на лице Плисецкого отражается радостное изумление. А через пару секунд он послушно опускается на колени. И взгляд снизу-вверх полон такой надежды, такого чистого восторга, что хочется вовсе не причинить ему боль, а обласкать, долго, чувственно, пока Юра не забудет собственное имя. И так тоже можно. С ним, оказывается, всё можно. Например, протянуть руку, чтобы погладить щёку, провести по губам костяшками пальцев и выдохнуть тихо – Целуй. Целует. Пальцы, подставленную ладонь, ласкает губами тонкую кожу на запястье, исступлённо и жадно. – Запомни. Впредь, ты будешь говорить мне всё, чего ты хочешь, – мысли путаются, дыхание срывается только от горячих губ на коже и пьянящей власти над ним. – Даже если это кажется тебе странным, глупым, ненормальным. Только я буду решать, что нормально, а что нет. Ясно? – он сжимает пальцы на подбородке и вынуждает поднять голову, смотреть себе в глаза. – Да, – взгляд у Юры поплывший. – Я не буду придумывать тебе прозвищ, статусов и не хочу, чтобы это делал ты. Мне нужно только твоё послушание, – Отабек невесомо гладит щёку, ухо, нежную кожу за ним, зарывается пальцами в светлые волосы. Юра шумно выдыхает, но взгляда не отводит. – Ясно? – Да-а… – Вот и молодец, – Отабек убирает руку и делает шаг назад, любуясь им. – Чего-то хочешь? - Да. Тебя. - Тогда иди и возьми. Он позволяет Юре делать что вздумается. Только в этот раз. Одно дело – слова о жёстком трахе, и совсем другое – реальная в нём потребность. Именно поэтому он не сопротивляется, когда Юра быстро сбрасывает с себя одежду и тянется к его ширинке. Трётся о грубую ткань щекой, нетерпеливо расстёгивает пуговицу и молнию и начинает буквально вылизывать уже твёрдый член сквозь тонкий трикотаж белья, оставляя влажные следы. Дразнит языком серёжки, с тихим стоном прихватывает верхний шарик в головке и легонько тянет. И опускает свободную руку между разведённых ног, обвивая пальцами собственный. – Не прикасайся к себе, – тихо командует Отабек. Юра повинуется беспрекословно, и это неожиданно сильно заводит. Даже больше, чем пальцы, стягивающие с бёдер джинсы и подцепляющие резинку трусов. Юра жадный, он не разменивается на прелюдии и сомнения. И, едва устранив преграду из ткани, обхватывает влажную головку губами, вбирает решительно и так глубоко, что у Отабека на мгновение темнеет в глазах. Словно рот Юры просто создан для его члена. Но, если он продолжит отсасывать ему с таким вкусом, с тихими стонами и едва не урчанием от удовольствия, когда он прерывается на глоток воздуха, Отабека надолго не хватит. Вся ситуация кажется нереальной. Особенно когда Юра смотрит снизу-вверх умоляющими глазами и облизывает яркие губы. – Бека… – Если хочешь чего-то, скажи. – Хочу, чтобы ты трахнул меня. Взял за волосы, намотал их на кулак. И использовал, как дешёвую шлюху, – откуда в нём всё это? Эти игривые интонации, грязные словечки, это ёрзанье по истёртому ногами ковру и призывное виляние бёдрами. С таким Юрой и впрямь хочется сделать всё и даже больше, проверить предел его раскованности и заставить кричать. Но не так – не на полу. Отабек оглядывается по сторонам, но в репетиционном зале нет даже стульев. Зато есть кое-что другое. – Тогда будь хорошим мальчиком и сделай для меня кое-что. – Что? – Отабека встряхивает от того, как он опаляет жарким выдохом головку. Он не отвечает, подходит к системе управления и поднимает чуть повыше ремни. Юра следит за ним с настороженностью. – Сделай для меня поперечный шпагат. Юра удивлён, но послушно поднимается на ноги и идёт к петлям, словно завороженный. Отабеку нравится наблюдать за ним на репетициях, за тем, как он примеряется к кольцу или ремням, как сосредоточен на каждом элементе. Вот и сейчас Юра садится в шпагат так, словно перед ним полный зрительный зал, а не только отражение Отабека в зеркалах. Тело напряжено, Юра дышит глубоко и часто, удерживаясь в сумасшедшей растяжке, и костяшки пальцев белеют от того, с какой силой он стискивает грубое полотно ремней. Встречает его взгляд в отражении и смотрит вопросительно, но молчит. Юра понимает правила игры и принимает их. Отабек не спешит. Он не хочет мучить, но сам не раз видел, как, целиком погрузившись в мысли, Юра может просидеть вот так не один десяток минут. А значит, есть время потянуть с его волос резинку, освобождая солнечные пряди, прочесать их пальцами от корней, заставляя Юру жмуриться и ловить губами воздух. Насладиться зрелищем сведённых лопаток, крутостью изгиба поясницы, погладить твёрдые от напряжения, плотно сжатые ягодицы и с силой провести пальцами между ними, срывая с губ Юры тихий стон, когда подушечки пальцев дразнят анус. Он не даёт насладиться лаской сполна, лишь раззадоривает и усмехается, когда Юра разочарованно вздыхает. Пока он висит так, пусть совсем невысоко над землёй, он не может даже двинуть бёдрами навстречу. И, судя по тому, как обильно сочится смазкой его член, как он прикрывает глаза и кусает губы, как трепещет от прикосновений напряжённое, как туго натянутая струна тело, Юре нравится это беспомощное состояние. Ему наверняка и сладко, и мучительно от того, как Отабек пощипывает соски, проводит тыльной стороной ладони по бокам, любуясь, как красиво напрягаются мышцы и проступают рёбра от лёгкой щекотки. Целует за ухом, отводя волосы, прижимается, к нему, позволяя почувствовать, как головка трётся о ягодицы. Он удерживает Юру за бёдра, лишь имитируя проникновение, но терпения, чтобы дразнить долго, держать в узде свои желания, слишком мало. К тому же, они всё-таки не дома, и кто знает, кому под вечер захочется потренироваться. Как хорошо, что в бумажнике всё ещё лежит наготове презерватив, а Юра достаточно растянут с утра, чтобы не тратить на это драгоценное время. Юра всхлипывает, когда он входит. Медленно, преодолевая сумасшедшее сопротивление мышц, с силой раздвигая упругие ягодицы. Едва слышно шепчет что-то под нос и, прислушавшись, Отабек с удовлетворением слышит отчаянное: – Бля… Бека… ещё… не могу… – и новый всхлип, когда он коротким движением бёдер толкается в неподатливое тело до упора. Отабек прижимается к болезненно напряжённой спине, целует и прикусывает кожу на его загривке, вызывая волну дрожи и тихий стон. Юру трясёт. От перенапряжения, от возбуждения. Его стоны, вторящие неспешному ритму движений – услада для ушей. Отабек движется коротко, резковато и с силой стискивает пальцами его бёдра, наверняка оставляя синяки на чувствительной коже. Их не увидят посторонние, а для Отабека это знак Юриной принадлежности. Тот никогда не спорит. Он и сейчас не спорит, склонив голову, завесив лицо волосами и пытаясь слабо покачиваться навстречу толчкам Отабека. Просторный зал полон его стонов, шумного дыхания, шлепков кожи о кожу и поскрипывания ремней. А в зеркалах отражаются десятки их копий. Раскрасневшихся, с поехавшим взглядом и вздыбленным членом Юр и столько же Отабеков, раз за разом вторгающихся в него. Это придаёт ситуации особую остроту. – Только взгляни на себя, – шепчет Отабек, замирая и обхватывает его член, размеренно водит ладонью, размазывает большим пальцем по головке прозрачные капли смазки. Юра смотрит. И беззвучно шепчет: «Пожалуйста». – Чего ты хочешь? – Чтобы ты… чёрт… дал мне кончить, – он задыхается, когда Отабек сильно сжимает пальцы у основания члена. Шипит и обречённо роняет голову на грудь под тихий смешок. – Не так быстро, Юра, – ещё немного. Он знает, что надолго не хватит выдержки, а потому движения становятся быстрее, стоны громче, и кажется, что ещё немного, всего секунда, один звонкий звук шлепка – и мир прекратит существовать. Ласки всё хаотичнее, на тонкой грани с грубостью, и Юра уже не стонет, а хрипит, когда Отабек, чувствуя приближающийся оргазм, быстро ласкает его член, доводя до разрядки, и его самого уносит следом за ним, от шумного с присвистом дыхания, от того, как сильно Юра сжимается вокруг члена, от ощущения пульсации и тёплой влаги, выплёскивающейся на пальцы. Ему требуется не меньше минуты, чтобы прийти в себя. И лишь после он мягко выскальзывает из расслабленного в послеоргазменной истоме тела. На негнущихся ногах доходит до пульта и опускает Юру на пол, позволяя свести ноги и растянуться на ковре. – Чёрт, я же не встану, – но улыбка у него слишком довольная, чтобы поверить в возмущение. Отабек целует его в висок и впервые за прошедшие пару недель чувствует себя по-настоящему удовлетворённым. Даже если Юру придётся нести до раздевалки и парковки на руках, оно того стоило. И, в первую очередь, потому, что между ними больше нет секретов. Во всяком случае, Отабеку очень хочется в это верить.***
Ему сложно поверить, что в жизни бывают такие совпадения. Какова вообще была вероятность, что Отабек не просто ответит на его чувства, но поймёт и примет его пристрастия? Юру не покидает желание ущипнуть себя побольнее, чтобы проверить, не спит ли он. Потому что Алтын, стоит узнать его ближе, всё больше становится похожим на воплощение фантазий. И сладкая тянущая боль, которая сопровождает Юру ещё несколько дней после фантастического секса в репетиционном зале, оказывается, была столь желанной, что голова кругом. Подчиняться ему так просто: стоит только в голосе появиться повелительным интонациям, таким знакомым, но теперь отдающим приказы не только огромным полосатым хищникам, как внутри всё замирает и Юра послушно опускается на колени или выгибается для него. Позволяет завязать себе глаза, полностью доверяя сильным рукам. Отабек не стремится причинить боль намерено, но сколько ярости и страсти, оказывается, крылось за его осторожностью и предупредительностью всё это время. А сейчас не только Юра, но и он отпустил себя, позволив быть самим собой до конца. Повязка на глазах, плотно обхватывающий горло ошейник, который вымолил сам под насмешливым взглядом тёмных глаз. Связанные мягкой лентой запястья, призванные лишь обозначить готовность к послушанию, а не сковать на самом деле, лишь добавляют ситуации пикантности, придают оттенок сладостной муки тому, как Отабек берёт его, то едва ощутимо покачивая бёдрами, то неистово вбиваясь в покорное тело. Вне стен их квартир Отабек ведёт себя как ни в чём не бывало. Всё так же поит кофе, согревает озябшие пальцы в своих ладонях, когда никто не видит, соблюдает дистанцию и присылает смайлики в ответ на вопрос о перекуре. Пугает зрелищем объятий с тиграми и тем, как Фантина вылизывает бритые виски, закрывая огромными лапами лицо. – Бля… Бека, ты меня заикой оставишь. – Фантина не выпустит когти, не бойся. – Как я могу за тебя не бояться, ты, идиота кусок? – Юра пихает его в плечо. – Ты же не с котятами домашними возишься! Отабек смеётся, тихо и весело. Юра искренне пытается удержать на лице выражение праведного возмущения, но губы предательски разъезжаются в улыбку. – Хорош ржать. – Я тоже люблю тебя, Юра, – Плисецкий раздражённо дёргает плечом, не отвечая. Пусть тоже помучается.