***
Солнце, словно наливное яблоко, горя одним боком алым, а другим - ярко-красным, медленно опускалось за город. Там оно наверняка в седьмой раз прокатилось по загородной дороге, осветило лес и спряталось за холмами. Так в представлении Олега наступала ночь. Он бы очень хотел рассказать об этом Роме, что такими красивыми ночами наверняка где-то курил, а окурки лежали здесь, на подоконнике, оставленные около недели назад Сащеко. Сащеко не оставил ничего. Ни номера, ни записки, совершенно н и ч е г о, только пустой угол, холодное одеяло и подушку. Олег не мог понять, в каком месте он промазал, где не так понял Рому, где не столько времени уделил, чем нужно, но у него в распоряжении были всего сутки. Двадцать четыре чертовых часа, проведенных с Сащеко. С парнем, чьи волосы мягко, но приятно кололись под ладонью, с парнем, чей цвет глаз был холодными, а взгляд теплым и добрым, греющим без касаний. Тонкая кожа, под которой паутиной растянулись синие и красные вены, а сверху Создатель посыпал его земными звёздами - милыми родинками, пересчитать которые было невозможно. Ладно сложенный, худощавый, внимательный и серьезный, до невозможности уставший, но слишком хороший, горящий желанием н о р м а л ь н о жить. Таким он запомнился Олегу. Олег это понял вечером, когда Рома слишком сильно сжимал его, не хотя отпускал, а потом ещё около часа держал за руку, пока танцор репетировал, пытаясь заставить и Рому, потому что он не специально, но ему мешал. Старшеклассник не соглашался, называя это детским занятием, потом девчоночьим и вообще идиотизмом. На это Савченко лишь закатывал глаза, продолжая свое занятие. Разговоры с Ромой грели душу. Касания Ромы грели тело. Без Ромы было холодно.***
- как на учебе, сын? - отец небрежно размазывал жёлтое масло по хлебу, добро посолив, - Олег, черт возьми. - а, отлично, пап, - отвечает со вздохом, набирая в ложку кашу и вываливая обратно, никакого желания не имея есть. Он здесь кашу ест, а Роме вдруг голодно? От этого в горле вставал ком. - а танцы как? - в кухню впорхнула мама, поправляя подол платья. Она, целуя любимых мужчин в щеки, у младшего сняла кепку и бросила на стул. - танцы так же хорошо, - Олег поджимает губы, оставив в покое еду, с которой с детства мама не учила играть. - Ромочка как? Давненько не заходил, - женщина вздохнула, грохнув чашкой с чаем по столу и упав рядом. - да, кстати, Олег, где Роман? - полицейский поднял глаза, оторвавшись от газеты. - он заболел, кажется, я сегодня к нему схожу, - Савченко младший редко врал, но приходилось тогда, когда выхода не было совсем, ровно как и сейчас. Он правда не знал, в каком дворе Сащеко лежит пьяный, не знал, в каком из клубов можно было его поискать, не знал ничего абсолютно. - какой кошмар, заболеть летом! Уверена, что ангина. Вот, Савченко, не станешь куртку вечерами, - мать Олег прервал на начавшемся скандале, бросив тихое "я знаю" в коридоре и, наскоро обувшись, даже не завязав шнурки, вылетел в подъезд.***
Сегодня Савченко не торопится на уроки, а торопится на четвертый этаж школы, где обычно проводят свое время старшие классы. Они находят занятия в виде карт, настольного тенниса, девчонки часто пляшут под то, что имелось в телефонах, ведь интернет здесь почему-то не ловил или же старая директорша понятия не имела, что мир шагнул вперёд, что есть связь, что есть телефоны, есть компьютеры, а не миллиарды денег на бумагу. Как говорили сплетницы класса, глазами сжирающие хулиганов, которые круто одевались, вели себя неподобающе, приставали к малолеткам, "потому что вы слаще и моложе, а ещё наивнее, тупее и влюбчивее." - Олег это им говорил постоянно, но никого это не ебало, а его почему-то больше всех. Сам танцор тоже не был обделён вниманием прекрасного пола, да и не прекрасного тоже. Он был классный, потрясно танцевал, очаровательно улыбался, подмигивал всем, кому было не лень, а порой мог и просто обнять. Потому что ему так хотелось, ему доставляло это радость и удовольствие. И вот теперь, словно оказавшись в чужом мире, где окна этажа закрывали черные пыльные шторы, с потолка свисали непонятные розовые ленты, а пол был никем не мыт, в этом кошмаре добавлял ужас факт, что некоторые в углу курили так, что стоял смог. Дышать было тяжело. Здесь школа не создавала впечатления учебного заведения, а больше напоминала душный и потный притон, не было только раздетых девиц, пьяных молодых людей, а лишь тишина. - ам, сорри, брат, - ладонь Олега опускается на плечо левого парня, заставляя того отвлечься от сигарет и беседы с девушкой, что кусала губы и щурила накрашенные глаза. - чего тебе? - старшекласснику явно не нравилось подобное, особенно, когда он только входил во вкус, но любезности ответить ему хватило. - у вас учится здесь Рома, - на непонимающий взгляд чужих глаз, Олег совсем запутался в мыслях, решая, что таким тоном он ничего не добьется, потому начинает грубить, устало окидывая взглядом рослого парня, - Роман Сащеко, он где? - тоже, блять, нашел, что спросить, - блондинчик пожимает плечами, озадаченно цокая языком, - на Первомайской, 16, вроде как. - да, все верно, - шатенка, стоящая перед блондином, аккуратно кладет головку на плечико Олега, мурлыкая куда-то в шею, - могу проводить, если отпросишь с уроков, котёнок. - спасибо, в услугах не нуждаюсь, - Савченко одаривает ее своей чудной улыбкой, пока она бросает кислотное "урод", но танцору было плевать. Он слишком занят другим человеком, его жизнью и заботами, раз обещался помочь. Главное, чтобы все были живы, а с остальным можно было разобраться.***
Первомайская оказалась совсем недалеко. Олег справился за двадцать минут, пока разбирался, в каком порядке построены жилища. Строили их явно не русские и явно очень давно, потому что здания проваливались под землю, бетон крошился, а покрашенный чем-то непонятным оранжевый кирпич просвечивался на солнце. Клеили обозначения домов тоже странно, похоже, в этот момент уже отмечали удачные постройки, потому что сначала шел дом семь, потом одиннадцать, потом пятнадцать, а напротив стояло покошенное здание, обвалившееся с одной стороны. Это был шестнадцатый дом. Общажное здание, в котором давали комнаты молодым специалистам когда-то давно, но, к несчастью, из них ничего не вышло, раз они жили здесь до самой старости. Олег обошел здание вокруг два раза, морщась от того, каким горелым, чёрным и страшным оно было. Он даже видел яркие языки пламени, в лёгких чувствовал едкий дым, оседающий внутри тонкой пленкой. Около здания стояло множество машин, от дорогих до самых дешёвых, словно здесь мог кто-то жить из класса выше. Это было бы интересным, если бы его не интересовал номер комнаты друга. - ну, удачи, Олежа, - подбадривая сам себя, набираясь смелости, всегда ему свойственной, но пропадающий в самый ненужный момент, Савченко пошел к подъезду. - милый, ты куда это? - большая тяжёлая женщина привлекла внимание парня, не решавшегося задеть ручку двери, на который были миллиарды микробов, да и доверия она не внушала. Будто отломится, только ее затронь. - я, бабуль, к Сащеко. Не подскажете комнату? - кудрявый убирает руки в карманы, вжимая голову в плечи, потому что взгляд старухи смотрел сейчас сквозь него. - Сащеко? - голос пожилой женщины странно сломался, а глаза, явно давно не видящие, наполнились слезами. Она махнула дряблой рукой, начиная рыдать в голос, - сгорели они, парень, с мамашей - пьяницей! Такой парень был, о-ой, здоровался всегда! А мать, сволочь, пила как сука, уснула с сигаретой! Олег на секунду потерял под ногами землю, а в голову больно ударили слова. Он присел перед старушкой, сжимая ее колени и пытаясь успокоить. - вы уверены, что это они были? Ну, скажите мне, пожалуйста, скажите! - Савченко готов был кричать, но сил совершенно на это не хватало. - да, точно! Комната до тла выгорела, от тел одни кости обугленные остались! Мать с отцом поругались, Ромка остался ее от него защищать, а она, пьянь законченная, спать с папиросой легла! - женщина зарыдала с новой силой, уткнувшись в макушку кепки Олега, а младший искал утешения в её плече. И наверняка не он один. Савченко искал утешения и в алкоголе, на танцполе, сигаретах, что никогда не курил, но сегодня ужасно хотелось. Искал утешения в поцелуях с милыми девушками, что красили его алой помадой, оставляя свои следы губ на щеках и шее, ластились, пили не меньше любого заправского алкоголика, готовы были раздеваться прямо здесь, но Олег был не готов. Он хотел домой, хотел лечь к Роме, обнять его крепко за плечи, холодными носом уткнуться в теплую шею, но, запнувшись об порог комнаты, уткнулся только в холодную подушку, никаких сил не имея больше сдерживать звериный крик. Летние теплые ночи превратились в Антарктику, холодным ветром обнимая Олега, просвечивая его ледяными огнями звёзд, а ветки клёна бились в окно, тихо шепча о страхе смерти. Сегодня глазницы Смерти горели ярче, чем когда-либо, она пробиралась по комнате змеёй, оборачиваясь вокруг шеи, ведь если ставить памятник Роме, то рядом ставить и ему. Если в комнате больше нет второго человека, то второе место в гробу всегда есть. Это было больше даже теоремой, чем аксиомой, которые Олежа не учил. - Осознание произошедшего обязательно наступит утром, а сегодня ночью надо поспать, - Олег поежился, но успокоил сам себя, удобно устраиваясь на полу, накрываясь одеялом с головой. Утром обязательно станет понятнее и легче, нужно только проснуться. Обязательно нужно проснуться.